ПЕРЕСЕКАЮ ЛИНИЮ ФРОНТА

ПЕРЕСЕКАЮ ЛИНИЮ ФРОНТА

Первые числа апреля 1943 года. На фронте затишье. Однако нам по-прежнему приходится отражать внезапные налеты и вести воздушную разведку. Вылет на разведку — сложная и ответственная задача. Главное — своевременно добыть и доставить сведения. Это было нелегко: враг тщательно соблюдал маскировку и мог внезапно открыть зенитный огонь и атаковать в воздухе. Приходилось все время менять тактику, методы и способы ведения разведки.

В полку идет напряженная боевая работа и учеба. Начали готовиться к сопровождению штурмовиков и бомбардировщиков.

Майор Солдатенко сказал:

— Перед полком поставлена задача: надежно прикрыть «ИЛы». Они будут наносить бомбо-штурмовой удар по скоплению войск противника в районе южнее Белгорода. На сопровождение полетим всем полком. Для нас эта задача новая, а времени на подготовку мало. Но договориться обо всем со штурмовиками на земле успеем.

Вот мы с Габунией и дождались своей очереди: будем выполнять ответственное задание.

Во всех деталях изучаем маршрут. Штурман полка капитан Подорожный инструктирует и придирчиво проверяет нас.

Солдатенко напутствует:

— Помните главное: вовремя взлететь, не спускать с «ИЛов» глаз до самой посадки, строго соблюдать радиодисциплину.

Все спешат к самолетам. Габуния кричит мне:

— Смотри в оба, Вано!

Иванов в последний раз проверяет машину.

— Ну, Витя, — говорю я, — лечу! Скорей, скорей парашют!

Он быстро достает парашют из кабины, расправляет лямки, помогает его надеть. Волнуюсь, спешу и никак не могу застегнуть лямку. Заглянув в лицо, Виктор спрашивает:

— Что, на задание?

— Да-да, летим всем полком!

Он добродушно усмехается, говоря свое обычное:

— Аппарат готов к полету! — И добавляет: — Не волнуйтесь: сядете в машину — порядок будет.

И правда, как только я сел в самолет, сразу появилась уверенность и я стал спокойнее.

Проверяю кабину. Слежу за тем, чтобы вовремя запустить мотор и по сигналу подняться в воздух одновременно с летчиками нашей эскадрильи.

Приближаемся к линии фронта. Не выпускаю из виду самолет Габунии, осматриваю воздушное пространство. Мельком поглядываю на штурмовиков, на землю.

Под нами — однообразная степь. Боевой порядок ничем не нарушен: значит, обстановка спокойная.

Вдруг перед глазами появились клубы черного дыма, огненные разрывы. Сразу я не понял, что это такое. Но тут же догадался: перелетаем линию фронта — стреляют немецкие зенитки. Мелькнула мысль: «Вот оно — пекло!»

Нет ли вражеских самолетов? Нужно быть готовым к любой неожиданности. И я все время верчу головой, внимательно оглядывая воздушное пространство.

Но вертеть головой надо с толком, а я в этом сложном для меня тогда вылете делал много лишних движений. Да и вниз любопытно было посмотреть: что же на земле происходит? Ведь я впервые перелетал линию фронта.

Наши истребители стали делать сложные перестроения. Все пришло в движение. «Как наши заметались!» — подумал я. Только потом я понял, что они выполняли противозенитный маневр. А в ту минуту по неопытности решил, что появились истребители противника, и стал делать то же, что и остальные летчики, думая только об одном — как бы не оторваться от Габунии, не потерять его. Закрутился так, что уже не представлял себе, где мы находимся. Но твердо помнил одно: если оторвешься от группы и останешься один, держи курс на восток и уже вне района боя восстанови ориентировку.

Еще больше стало разрывов зенитных снарядов. Да тут им и числа нет… Вероятно, внизу цель. Так оно и было. «Ильюшины» начали снижаться. Не успел я оглянуться, как штурмовики развернулись и взяли курс домой. Я даже не разглядел цель, только видел взрывы и клубы черного дыма.

Снова пересекаем линию фронта. В голове у меня сумбур. Суечусь: то туда посмотрю, то сюда. Даже за приборами, контролирующими работу мотора, некогда следить. На слух чувствую, что мотор работает хорошо. Все заслоняет одна мысль — прикрыть ведущего, вовремя помочь.

Наконец замечаю наш аэродром. Мы уже дома. Но враг и на посадке может сбить — увязаться незамеченным «в хвосте». И я не ослабляю внимания до тех пор, пока не заруливаю на стоянку.

Наша группа истребителей вместе со штурмовиками благополучно вернулась домой, выполнив боевое задание.

Подбежал Иванов:

— Ну как, что видели? Все в порядке?

— Все в порядке, — отвечаю, ощупывая шею: я так много зря вертел головой, что шея горит.

Спешу к Габунии поделиться впечатлениями.

— Молодец, Вано, — сказал он, — не оторвался. А я ведь тоже подумал, что нас вражеские истребители атакуют.

Вечером с напряженным вниманием вслушиваемся в слова командира во время разбора нашего вылета: короткие разборы во фронтовых условиях были хорошей учебой.

Он говорил:

— Надо хорошо знать район действий и в любой момент мысленно отдавать себе отчет, где ты находишься, чтобы больше времени уделить поиску противника. И своевременно его заметить. Воздушного врага надо искать не только рядом. Больше выдержки! Суета, лишние перестроения ни к чему! Они снижают осмотрительность, делают обстановку более нервной, хотя в первых вылетах это и бывает. Ведь истребителей противника не было по чистой случайности!

После первого вылета на сопровождение «ИЛов» я почувствовал еще большую привязанность к ведущему, ответственность за его жизнь.

Затем мы стали сопровождать бомбардировщики «ПЕ-2». Они с большой высоты бомбили скопление войск и аэродромы противника в районе Белгород — Харьков.

Немцы прикрывали аэродромы зенитными средствами, усилили дежурство истребителей. Нужно было умело делать противозенитный маневр: при сопровождении штурмовиков — от мелкокалиберной, при сопровождении бомбардировщиков — от крупнокалиберной зенитной артиллерии противника.

В этих сложных боевых вылетах (мы уже считали их обыденными) крепла наша дружба.