Жизнь в Чартвелле

Жизнь в Чартвелле

За те два года, пока Тилден реконструировал Чартвелл, политическая жизнь Англии сильно изменилась. Долгий период правления либералов подошел к концу. На смену правительства Ллойд Джорджа придет консервативный кабинет, сначала во главе с Эндрю Бонар Лоу, а затем со Стэнли Болдуином. Последний предложит Уинстону второй по величине пост в английской политической иерархии — портфель министра финансов. Черчилль вспоминает об этом так: во время разговора с Болдуином настала длительная пауза, вдруг премьер произнес:

— Вы согласны взять казначейство?

Пораженный подобным предложением, Уинстон на время замер. Затем, собравшись с мыслями, ответил:

— Это соответствует моим амбициям. Я до сих пор храню казначейскую форму своего отца. [406]

В течение следующих пяти лет Черчилль с присущей ему энергией погрузится в финансовые проблемы Британской империи. Им будет проведена крупная социальная реформа, в апреле 1925 года возвращен «золотой стандарт», во время майской забастовки 1926 года основан правительственный орган печати «The British Gazette». Согласно английским политическим традициям резиденция министра финансов находится неподалеку от главы государства — в доме номер 10 по Даунинг-стрит. Чартвелл же из обычного дома превратится в загородную резиденцию канцлера казначейства. Один из очевидцев вспоминает:

— Дом Уинстона стал местом проведения многочисленных конференций и финансовых коллоквиумов. За обеденным столом обсуждались достоинства и недостатки фискальной политики. Ванная комната использовалась для диктовки финансового бюджета страны — барахтаясь и булькая, включая и выключая пальцами ног водопроводные краны, уходя под воду и выплывая на поверхность с приподнятым носом, словно кит, выпускающий фонтан, Черчилль диктовал финансовый план на будущий год. [407]

Политика была не единственным, чем жил Чартвелл во второй половине 1920-х годов. Изначально покупая кентский особняк, Уинстон видел в нем домашний очаг для своей семьи — дом, в котором вырастут четверо его детей. Неудивительно, что перестройка Чартвелла была начата с детских комнат. Черчилль не хотел, чтобы его чада стали жертвами сдержанного викторианского воспитания. Он станет для них внимательным и любящим отцом. Уинстон требовал тишины, только работая в кабинете, выходя же за пределы своей «фабрики», он принимал участие во всевозможных розыгрышах и шумном веселье. Он очень любил изображать гориллу или медведя. Столовая превратится в место для многочисленных шарад и театральных этюдов. К тому же Уинстон построит для своих детей три коттеджа, самым известным из которых станет отдельный кирпичный домик для младшей дочери — «кроватка для Мэри».

Со временем Черчилль также станет все больше интересоваться сельским хозяйством, решив посвятить себя фермерству. В мае 1923 года он купит хрюшек средней белой породы и в течение двух лет будет держать молочную ферму. На протяжении всей своей жизни Уинстон питал слабость к свиноводству.

— Собака смотрит на нас снизу вверх, кошки смотрят на нас сверху вниз, и только свинья смотрят на нас как на равных, — часто повторял хозяин Чартвелла.

Среди многих животных, которых любил Черчилль, наибольшей популярностью у него пользовался попугай Тобби — умная услада последних тридцати лет его жизни. Однажды лорд Моран застанет Уинстона сидящим на кровати с Тобби на плече.

— Вы должны научить его произносить ваш номер телефона. Чтобы его было легко найти, когда он вздумает потеряться, — посоветует лорд Моран.

— Уух, уух, уух. Да я и сам-то его не знаю, — раздастся в ответ. [408]

Черчилль научит его гораздо более практичным вещам — ненормативной лексике для быстрого избавления от надоевших почитателей.

Не меньшей страстью кентского землевладельца станет разведение бабочек. В своих мемуарах «Мои ранние годы» Уинстон писал, сочетая одновременно свое художественное мировоззрение со взглядом философа:

«Я всегда обожал бабочек. В Уганде я наблюдал за великолепными бабочками, расцветка которых менялась от насыщенного красновато-коричневого до ярчайшего синего цвета — в зависимости от угла зрения. Трудно себе представить более яркую противоположность игры цвета у одной и той же бабочки. Бабочка — это Факт, блестящий, порхающий, замирающий на мгновение с расправленными под ослепительными солнечными лучами крыльями, а затем исчезающий в тени деревьев. Верите ли вы в судьбу или предопределение, зависит от мелькнувшей на мгновение перед вами окраски ее крыльев, являющейся по крайней мере двумя цветами одновременно». [409]

Опасаясь, что послевоенная политика британского Министерства сельского хозяйства приведет к исчезновению этих животных, Черчилль обратится за помощью к американскому эксперту Хью Ньюману, с тем чтобы переоборудовать небольшой летний домик в инкубатор для разведения личинок черепаховых бабочек. Сэр Уинстон с детским восхищением будет наблюдать, как молодые особи, покидая его «дом для бабочек», вылетали на свободу. Вайолет Бонем Картер вспоминает, с каким чувством наслаждения и нескрываемого восхищения он следил за красными адмиралами, садящимися на бутоны будлей. Он с восторгом скажет:

— Это первые бабочки, которых я увидел этим летом. Ты знаешь, я хочу пожертвовать часть утвержденного в честь моего восьмидесятилетия фонда на разведение этих прекрасных животных. [410]

К несчастью для чартвеллских питомцев, Уинстон не обладал ни фермерскими навыками, ни свободным временем для их разведения. Активная политическая и общественная жизнь хозяина дома оставляла мало возможностей для занятия животноводством. Описывая отношения Черчилля с его любимой собакой Руфусом, которого назвали в честь сына Вильгельма Завоевателя, Клементина признавалась:

— Приобретение Руфуса стало большой ошибкой. Уинстону нельзя иметь собак. У него просто нет на них времени. Он говорит Руфусу «Доброе утро» и, когда Роуз приносит ему обед, кормит его своей пищей, но не более того. Вы должны любить и тратить время на свою собаку, пытаясь сделать ее счастливей. [411]

Как это ни грустно, но большинство животных, обитающих в Чартвелле, умирали от болезней либо становились жертвами более хищных соседей. [412]

В отличие от неудач с питомцами, с цветоводством у четы Черчиллей сложатся гораздо более плодотворные отношения. Еще в юные годы Уинстон любил цветы. Так, находясь в Индии, помимо поло, военной службы и написания книг, он посвятит немало свободного времени разведению роз и орхидей. Прежний владелец бунгало, где остановился Черчилль, оставит своим преемникам огромную коллекцию цветов. Рассказывая об этом леди Рандолф, Уинстон признается:

— У нас сейчас 50 различных сортов роз, включая La France, Gloire de Dijon и Marechal Niel. У меня огромный интерес к их дальнейшему разведению. Через год или около того у нас будет великолепно. [413]

Черчиллем будут посажены 250 роз 70 различных сортов. Он еще займется разведением орхидей и попросит у своей матери прислать из Англии семена тюльпанов.

Со временем имя Черчилля станет культовым в цветочной индустрии. В его честь будут названы десятки новых сортов хризантем, маргариток, фуксий, гладиолусов, гиацинтов и конечно же роз. [414]

Неудивительно, что, став владельцем Чартвеллского замка, Уинстон потратит немало сил на озеленение принадлежащих ему территорий. В северной стороне сада будут посажены сохранившиеся до наших дней бамбук, кизильник, а также мальпигия и гортензия. Особой достопримечательностью этого уголка стала магнолия суланжа, посаженная на задней стороне пруда, рядом с тем местом, где любил сидеть сэр Уинстон.

К югу от пруда находится известняковая стена, обрамленная специальным сортом кальмии, названной в честь жены Уинстона «Клементина Черчилль». Рядом со стеной небольшие ступеньки ведут посетителей к так называемой входной лужайке, получившей название из-за своей близости к парадному входу. Уинстон никогда не закрывал ворота своего дома, считая, что так он ближе к обычным людям. Клементина вспоминала:

— Когда он видел людей около своих ворот, он всегда шел к ним навстречу — махал, приветствовал, беседовал.

Иногда он приглашал их к себе и показывал своих рыбок. Однажды Клемми его спросит:

— Уинстон, неужели ты счастлив?

— Да! Настолько, насколько это вообще возможно, — раздастся в ответ. [415]

Позади небольшой лужайки за северным крылом здания Клементина и ее кузина Венета Монтагю оборудуют розарий. Две дороги, мощенные плиткой, разделят его на четыре части, каждая из которых будет засажена гибридными чайными розами бордового и розового цветов. В месте пересечения дорог посадят четыре глицинии, окружающие же розарий стены будут обрамлены растениями преимущественно мягких тонов — гелиотропом, котовником кошачьим и фуксиями. В юго-восточной части Чартвеллского сада создадут великолепную аллею из двадцати семи сортов золотых роз, посаженных детьми Уинстона в сентябре 1958 года в качестве подарка к золотой свадьбе своих родителей.

24 октября 1929 года спокойную и состоятельную жизнь в Чартвелле нарушит финансовый крах на Уолл-стрит. В момент кризиса Черчилль находился неподалеку от эпицентра событий в доме Перси Рокфеллера в Нью-Йорке. Вечером на праздничном банкете, устроенном в честь Уинстона, Бернард Барух поприветствует пятьдесят наиболее влиятельных членов Нью-йоркской фондовой биржи горьким:

— Друзья и бывшие миллионеры!

Тогда это воспринималось как шутка. В тот вечер, похоже, никто из собравшихся так и не понял масштаба произошедшей катастрофы. Отплывая 30 октября домой, Уинстон скажет журналистам:

— Этот биржевой крах является лишь проходящим эпизодом в жизни отважных и работоспособных людей и никак не скажется на их финансовом благосостоянии. [416]

Для самого же Черчилля «проходящий эпизод» закончится падением консервативного правительства Болдуина, лишением высокого поста и всех своих сбережений, составляющих на тот момент свыше полумиллиона фунтов в современном эквиваленте. В новом кабинете под руководством лейбориста Рамсея Макдональда места для экс-канцлера казначейства не найдется. Не считая заседаний в палате общин, Уинстон превратится в безработного почти на десять лет.

В 1931 году Черчилля постигнет новый удар. Поездка в лекционное турне на заработки в США едва не закончится трагедией. Оказавшись снова в Нью-Йорке, Уинстон захочет навестить своего друга Бернарда Баруха, проживающего в то время на небезызвестной Пятой авеню. Ситуация осложнялась тем, что ни Черчилль, ни его водитель не только не помнили номера дома, но также не имели представления, как он выглядит.

После часа безрезультатных поисков раздраженный Уинстон попросит шофера остановить машину, решив подойти к одному зданию. Выйдя из машины, Черчилль станет переходить на другую сторону дороги. Успешно дойдя до центра проезжей части, он, как и любой нормальный англичанин, посмотрит налево и, не увидев машин, направится в сторону тротуара. В этот момент с правой стороны в него врежется автомобиль, мчащийся на большой по тем временам скорости — 50 километров в час. Несмотря на ужасную боль, Уинстон, еще некоторое время находясь в сознании, смог ответить на вопросы полицейского и подтвердить, что водитель ни в чем не виноват. Когда же у пострадавшего спросили имя и профессию, он с аристократической гордостью вымолвит:

— Я — Уинстон Черчилль, британский государственный деятель. [417]

Ни найдя ни одной свободной машины «скорой помощи», Черчилля доставят в больницу на обычном такси. Когда Уинстон придет в себя, у его кровати уже будут стоять Клементина, старшая дочь Диана и Бернард Барух, дом которого он так и не нашел.

В результате несчастного случая у Черчилля будут сломаны два ребра, а также, чего и следовало ожидать, вывихнуто правое плечо; шрам на переносице останется с ним до конца его дней.

Легенда гласит, что Черчилля сбил водитель такси. На самом деле это был частный шофер итальянец Марио Констансино. Обеспокоенный здоровьем своей жертвы, он навестит Черчилля в больничной палате. Уинстон предложит ему денег, но, несмотря на бедность, Марио откажется. В конечном итоге Черчилль подпишет ему последний том своих мемуаров «Мировой кризис». [418]

Вечером Клементина напишет в письме Рандольфу, что очень боится за Уинстона. После трех ударов судьбы — лишения должности, экономического краха и этой аварии — он мог так и не восстановиться. Что и говорить, 1930-е годы станут суровыми испытанием для семьи Черчилля. В качестве экстренных мер даже зайдет разговор о продаже Чартвелла. Дом будет закрыт, а Уинстон вместе со своей семьей переедет в более скромный коттедж Уэлл Стрит, расположенный на юге сада.

«Ссылка» Черчиллей продлиться недолго. Уинстон всегда отличался безграничной энергией и большим оптимизмом. Быстро восстановившись после утраты власти, Черчилль примет беспрецедентные меры по улучшению финансового положения семьи. Из обычного загородного дома Чартвелл превратится в настоящую литературную фабрику — бесконечные статьи и многотомные издания станут с четкой периодичностью выходить из-под пера Черчилля. С 1929 по 1939 год им будут написаны: четвертый том «Мирового кризиса» (1929), «Мои ранние годы» (1930), пятый том «Мирового кризиса» (1931), «Мысли и приключения» (1932), первый том «Мальборо: его жизнь и время» (1933), второй том «Мальборо» (1934), третий том «Мальборо» (1936), «Великие современники» (1937), четвертый том «Мальборо» (1938), «Вооружение и договоры» (1938), а также «Шаг за шагом» (1939). Кроме того, в течение двух лет, в 1938 и 1939 годах, Уинстоном будет подготовлена большая часть его новой четырехтомной книги «История англоговорящих народов». Поражает способность Черчилля переключаться с древних времен на современность. Например, в день присоединения Гитлером Богемии в марте 1939 года Уинстон будет поглощен историей XVII века. Вечером он признается своему сыну Рандольфу:

— Очень трудно быть в курсе сегодняшних событий и одновременно работать над эпохой правления короля Джеймса Второго — но я справлюсь с этим! [419]

При работе над своими книгами Черчилль проявлял завидное трудолюбие. Один из его помощников вспоминает:

— Я никогда не видел его усталым. Он всегда был организован словно часовой механизм. Он знал, как правильно сублимировать жизненную энергию и как ее правильно расходовать. В процессе работы Уинстон превращался в настоящего диктатора. Он сам устанавливал для себя безжалостные временные рамки и выходил из себя, если кто-то ломал его график. [420]

Секретарь Черчилля Грейс Хэмблин добавляет:

— Без сомнения, Уинстон строгий начальник. Он постоянно подгонял нас, редко балуя похвалой. Погружаясь глубоко в работу, он требовал от других подобной же самоотдачи, считая это своим правом. Со временем мы стали осознавать, что нам, работающим с ним в условиях стресса и перегрузок, представилась уникальная возможность наблюдать красоту его динамичной натуры и испытывать на себе проявления его благородного характера. [421]

В свободное от политики и литературы время Уинстон снова примется модернизировать местный ландшафт. В северо-восточной части сада будут созданы так называемые водные сады — целая цепочка небольших озер, покрытых мхом и папоротниками. Как вспоминает племянник Уинстона:

— Из глубины Уэлльса на огромных грузовиках были привезены гигантские горные склоны и скаты. [422]

Для соединения озер Черчиллем будет разработана специальная система небольших водопадов. Задний план Клементина усеет бело-голубым ковром наперстянок и румянок. Водный сад станет любимым местом, сначала для детей, а впоследствии и внуков сэра Уинстона. Дети считали эти озера идеальным местом для игры в шпионов и прятки. В небольшом пруду, расположенном на северо-западной стороне сада, разведут золотых рыбок, ставших на закате жизни великого британца одним из его любимых увлечений. Около пруда будут стоять стул и деревянный ящик с кормом. Сэр Уинстон садился на стул, звал рыбок нежным «Дорогие, плывите сюда» и принимался кормить своих любимцев.

В других чартвеллских прудах будут заселены черные австралийские лебеди и мандариновые утки. Лебеди и утки станут предметом многих черчиллевских картин, посвященных его любимому поместью. Кроме Уинстона, они еще были предметом вожделения для лисиц, обитавших в местных лесах. Несмотря на все меры предосторожности, число лебедей со временем все сокращалось и сокращалось, что доставляло хозяину дома немало беспокойства.

Специально для Клементины, которая в течение долгих лет была страстной поклонницей большого тенниса, в южной стороне сада будет устроена теннисная площадка. За ней Уинстон построит огромную стену из красного кирпича. В течение нескольких десятилетий кирпичная кладка превратится в одно из любимейших черчиллевских хобби. Он очень гордился своим умением строить — 90 кирпичей в час, и это еще не предел. Вскоре увлечение Уинстона станет известно широкой публике. В 1928 году Объединенный союз строительных рабочих пришлет министру финансов приглашение на вступление в свои члены. Черчилль с радостью примет приглашение этой организации.

Летом 1935 года, во время круиза Клементины по Тихому океану, Уинстон вновь примется за расширение озера. Согласно его планам в центре водоема следовало построить небольшой островок, для этого пришлось нанять растонский экскаватор № 4. В своих «Чартвеллских бюллетенях» Уинстон подробно рассказывал Клементине обо всех хлопотах, связанных с этим чудом техники.

Другим крупным проектом станет строительство в начале 1930-х годов плавательного бассейна. Еще учась в Хэрроу, Уинстон восторгался огромным бассейном, расположенным на открытом воздухе. Пройдут годы, и плавание войдет в число любимейших средств релаксации для британского политика. Для поддержания в бассейне постоянной температуры 24,2 градуса по Цельсию Черчилль разместит под бассейном два нагреваемых при помощи кокса бойлера, благодаря которым он и зимой сможет наслаждаться водными процедурами под открытым небом.

Одной из реликвий сегодняшнего Чартвелла является книга посетителей, содержащая имена многих знаменитостей и просто близких друзей Уинстона. С годами число последних станет сокращаться. В 1930 году скончается один из его близких друзей Ф. Е. Смит. Вспоминая его, Уинстон со слезами на глазах говорил:

— Это единственный человек, после беседы с которым начинаешь чувствовать, что вещи выглядят проще, проблемы решаются легче и лишь Британия по-прежнему остается великой и сильной, невзирая на все кризисы и невзгоды. [423]

Через четыре года скончается двоюродный брат Уинстона, девятый герцог Мальборо. Место старых друзей займут новые — Брэкен, Барух, Бивербрук и Линдеманн. К чете Черчиллей также часто станут ездить их родственники — младший брат Джек, сестра Клементины Нелли со своим мужем Бертрамом Ромилем. Кроме друзей и родственников в 1930-х годах Чартвелл будут посещать многие известные люди — Лоуренс Аравийский, Альберт Эйнштейн, Чарли Чаплин и другие.

В 1938 году в жизни Черчилля произойдет очередной финансовый кризис. В результате неудачных инвестиций на американском фондовом рынке Уинстон влезет в долги на сумму в 18 тысяч фунтов стерлингов. [424] Для выхода из финансового тупика ему ничего не останется, как во второй раз выставить свой любимый Чартвелл на продажу. Как и девять лет назад, и на этот раз все обойдется. На помощь к Черчиллю придут его друзья — Брендан Брэкен и банкир сэр Генри Стракош.

Несмотря на скудное финансовое положение, Черчилль и не думал затягивать ремни, сокращая свои гастрономические пристрастия. Последние всегда занимали важное место в его насыщенной жизни. Свой день хозяин Чартвелла начинал с плотного завтрака, проходившего, как правило, в гордом одиночестве.

— Совместные завтраки — это испытание, которые не может выдержать ни один семейный союз, — любил повторять сэр Уинстон.

Дыня, омлет, яичница с беконом, отбивная котлета или ножка цыпленка, тосты с джемом и кофе с молоком — так обычно выглядело его утреннее меню. Далее шел обед, представлявший собой целый ритуал. О главной трапезе дня Черчилль говорил:

— Вот что я думаю о достойном обеде. Во-первых, это хорошо поесть, затем обсудить хорошую еду и после того, как хорошая еда будет тщательно обсуждена, поговорить на приятную тему. Главным условием при этом должно быть следующее — беседу буду вести я! [425]

В последней ремарке нет ничего удивительного. Болтливость всегда была для Черчилля признаком не глупости, а силы. Незадолго до своего восьмидесятилетия он хвастался личному врачу:

— Вчера, во время заседания кабинета, я был в ударе. Я говорил больше всех. Прошло три часа, но я был свежее многих из присутствующих. [426]

На обед Черчилль заказывал суп по-савойски и устрицы. За ними следовали закуски. Потом подавалось филе камбалы, завернутое в копченую лососину, с гарниром из креветок под чесночным соусом. Далее шло жаркое из оленины, фаршированное паштетом из гусиной печенки, под соусом из трюфелей. И наконец, сыр «Стилтон», пирожное или мороженое и кофе с бренди. На десерт сэр Уинстон особенно предпочитал сливки. Осушив очередной кувшинчик жирного лакомства, он воинственно осведомлялся у окружающих:

— Кто-нибудь еще хочет сливок?

Среди напитков Клементина предпочитала красное вино, Уинстон — шампанское. Его любимой маркой была «Pol Roger». Холодильник, подаренный чете Черчиллей их близким другом лордом Бивербруком, позволял охлаждать шампанское до необходимой температуры. Кроме того, на столе всегда имелись портвейн, бренди и конечно же виски. На ужин Уинстон ограничивался консоме — крепким бульоном из мяса или дичи. Перед сном он съедал несколько сэндвичей, запивая их при этом любимым шампанским.

Все разговоры за обедом обычно крутились вокруг какого-нибудь очередного политического кризиса. Председательствовал за столом Черчилль. Однажды Уинстон, прерывая своего сына Рандольфа, закричал:

— Не перебивай меня, когда я пытаюсь перебить тебя.

Близко знавший Черчилля лорд Моран вспоминает:

— Уинстон всегда говорит так, чтобы позабавить и развлечь самого себя. У него и в мыслях не было производить на кого-то впечатление. Ему никогда не нужна была помощь от собеседников, тем более, если это — женщины. Все его темы в основном касаются прошлого, некоторые описывают мирные времена, другие же Англо-бурскую войну или атаку 21-го уланского полка под Омдурманом. В ходе беседы он наслаждается собственными прилагательными, Уинстон обожает использовать в одном контексте четыре или пять слов одинакового значения. Он, как старик, показывает вам свои орхидеи не потому, что они прекрасны, а потому, что он их сам любит. Неудивительно, что все его слушатели, утомленные долгим днем, только и ждут, когда представится шанс, чтобы они смогли быстро улизнуть в постель, оставив Уинстона наедине с теми, кто так и не решился прервать его монолог. [427]

Зная болтливость мужа, Клементина советовала его друзьям и коллегам по работе:

— Все, что хотите сказать, давайте ему в письменном виде. Он совершенно не слушает или не хочет слушать, когда думает о чем-то своем. Зато Уинстон всегда рассмотрит все, что написано на бумаге. [428]

Если в Чартвелле Черчилля и слушали, то в консервативной партии и палате общин для нашего главного героя настанут тяжелые времена. После безуспешных речей по вопросам отделения Индии Уинстон превратится в вестминстерского изгоя. Ирония же истории заключалась в том, что, когда Черчилль начнет предупреждать о нацистской Германии, на его речах будут присутствовать лишь несколько верных друзей и пустые зеленые скамейки палаты общин.

После подписания Мюнхенского соглашения в сентябре 1938 года Чартвелл превратится в оплот свободы. Гарольд Макмиллан, посетивший загородную резиденцию Черчилля в апреле 1939 года, так описывает беспрецедентное оживление, царившее в кентском особняке:

— Повсюду были разбросаны карты, секретари бегали туда-сюда, бесконечно звонили телефоны. А Черчилля волновал лишь один вопрос: «Где, черт возьми, Британский флот?» Я навсегда запомню тот весенний день и то чувство власти, энергии и непрерывного потока действий, исходивших от Уинстона, не занимавшего в то время никакой официальной должности. [429]

Черчилль недолго оставался не у дел. 3 сентября 1939 года в четверть двенадцатого все, кто был в Чартвелле, собрались около радио, передававшее обращение премьер-министра Невилла Чемберлена:

— Официально заявляю вам, что никакого ответа не последовало. С этой минуты наша страна находится в состоянии войны с Германией.

Спустя всего несколько часов в кабинете Уинстона зазвонил телефон. Это был премьер-министр, он предложил Черчиллю пост, который тот занимал четверть века назад, — первый лорд Адмиралтейства. По всем кораблям флота тут же прошел радиосигнал: «Уинстон вернулся!»

После начала войны Чартвелла постигнет судьба большинства английских поместий — его закроют. Кроме того, будут предприняты дополнительные меры конспирации — замаскированы знаменитые чартвеллские озера под ничем не примечательные заросли кустарников. После назначения Черчилля на должность премьер-министра 10 мая 1940 года его новой загородной резиденцией станет Чекерс. Но даже здесь глава государства не мог чувствовать себя спокойно. Во время полнолуния Чекерс великолепно просматривался с воздуха, превращаясь в идеальную мишень для люфтваффе.

В интересах государственной безопасности будет выбрана еще одна загородная резиденция — Дитчли Парк, имение Рональда и Нэнси Три. В этом особняке Черчилль создаст привычный для себя образ жизни. Тот же дневной сон, те же застолья с «Pol Roger», сигарами и бренди. Были, правда, и нововведения. Уинстон все чаще будет обращаться к своему любимому фильму «Леди Гамильтон» с Вивьен Ли и Лоуренсом Оливье в главных ролях. Единственное, что напоминало о военном времени и той должности, которую занимал Черчилль, будут красные коробки с секретной информацией и люди в военной форме, сидевшие за столом среди прочих гостей.

Несмотря на все заботы о Британской империи, Уинстон не забывал и о своем любимом Чартвелле, откуда каждый понедельник в дом номер 10 по Даунинг-стрит присылались фрукты и овощи. После падения Франции 19 мая 1940 года он приедет в любимый замок, чтобы пробыть там несколько часов и насладиться привычным пейзажем. Возвращение в кентский особняк легко объяснимо. Черчилль отлично понимал, что после падения Франции начнется битва за Британию и для того, чтобы выстоять, потребуются нечеловеческие усилия. И где их брать, как не в родном доме.

Следующий визит состоится в мае 1942 года. Делясь своими впечатлениями с Рандольфом, Уинстон вспоминал:

— На прошлой неделе я был в Чартвелле, где нашел весну во всем ее великолепии. Гуси, которых я прозвал флотскими адъютантами, и черные лебеди — все пали жертвами лисиц. Правда, меня приятно удивил рыжий кот, который продолжил со мной дружеские отношения, несмотря на столь длительное отсутствие. [430]

В июне 1943 года Черчилль приедет навестить своих любимых золотых рыбок. Во время одной из встреч с товарищем Сталиным Уинстон признается, что обожает этих животных.

— Вы их едите на завтрак? — прозвучит вопрос советского диктатора. [431]

Вернувшись в Чартвелл в апреле 1945 года, Черчилль с ужасом обнаружит, что часть его любимцев были украдены, другие умерли. Уинстон плакал, делясь с женой своим несчастьем:

— Дорогая, я обратился за помощью в Скотланд-Ярд, с тем чтобы они поймали вора. Хотя я боюсь, что мы больше никогда не увидим наших бедных малюток. [432]

8 мая 1945 года Англия праздновала День Победы. После шести лет бесконечных трудов и Клементина, и Уинстон были истощены. Черчиллю шел семьдесят первый год. Его жена втайне надеялась, что после поражения на июльских выборах 1945 года Уинстон подаст в отставку и оставит общественную и политическую жизнь. Среди прочего открытым оставался вопрос о возвращении в Чартвелл, содержание которого стало слишком дорогостоящим. Да и дети уже давно выросли, свив себе собственные семейные гнезда. В октябре 1945 года Клементина признавалась своей кузине:

— После шести лет Чартвелл освобожден! Это очень печально, но мы ездим туда каждые выходные и бродим среди груд пыли и заплесневевших книг. Садовник сказал нам, что вернуть сад в прежнее состояние никогда не удастся. [433]

Для того чтобы облегчить управление домом будет уменьшена кухня, закрыты кладовая и комната для мытья посуды. Столовая станет использоваться в качестве кинозала, а гостиная преобразована в студию. Последнее нововведение продержится недолго, и спустя несколько лет гостиной будет возвращена ее прежняя роль.

Несмотря на предпринятую Клементиной реорганизацию хозяйства, Уинстон по-прежнему сомневался, стоит ли им продолжать жить в кентском особняке. Так и не найдя лучшего выхода, Черчилль в очередной раз выставил Чартвелл на продажу. Узнав об этом, его старый друг лорд Камроуз решил спасти детище Уинстона. Позже он признавался:

— Я подумал — если Англия смогла подарить первому герцогу Мальборо за его победы Бленхеймский дворец, неужели она лишит своего главного спасителя собственного дома?

Лорд Камроуз найдет шестнадцать богатых людей, согласившихся выкупить Чартвелл, превратив Черчилля в пожизненного арендатора за небольшую плату 350 фунтов в год. После смерти Уинстона Чартвелл передавался фонду «Национальное доверие». Имена всех благодетелей, согласившихся пожертвовать свои деньги, будут высечены на специальной мемориальной доске, размещенной на восточной стене дома. Благодаря лорда Камроузу, Уинстон скажет:

— Я много думаю над твоим по-королевски благородным замыслом — превратить Чартвелл в национальное достояние. Могу тебя заверить, Клемми и я предпримем все возможное, чтобы сделать этот дом и сад интересным для будущих поколений. [434]

После награждения Черчилля в 1946 году орденом «За заслуги» [435] одна из комнат будет отведена под музей. Начиная с этого момента, Чартвелл перестанет быть обыкновенным семейным домом, превратившись в своеобразную святыню с многочисленными паломниками — от школьников до монархов, желавших засвидетельствовать свое уважение великому человеку. Безусловно, Черчиллю льстило подобное отношение, но «старый лев Британской империи» еще не собирался сходить с мировой арены. 5 марта 1946 года в Фултоне им будет прочитана знаменитая речь «Мускулы мира», положившая начало «холодной войне». Во время выступления в Гааге в 1948 году Уинстон предложит создать Соединенные Штаты Европы, прообраз современного Евросоюза. В 1951 году Черчилль приведет тори к долгожданной победе на всеобщих выборах, вновь став первым министром короля.

Второе премьерство окажется гораздо спокойнее первого. Как вспоминал личный врач Уинстона лорд Моран:

— В эти четыре года он боролся с двумя главными проблемами — с плохой экономикой и плохим здоровьем. И в первом и во втором Уинстон был бессилен. [436]

В 1953 году у Черчилля случился инсульт. Парализованными оказались левая рука и нога, на время пропала речь. Несмотря на тяжелое состояние, Уинстон не переставал удивлять близких своей жаждой к жизни. Через несколько недель после удара секретарь кабинета [437] лорд Норманбрук, навестивший своего босса, вспоминает:

«Джон Колвилл и я обедали с премьером, сидевшим в инвалидной коляске. После обеда Уинстон сказал:

— А теперь я хочу самостоятельно встать на ноги.

Мы стали его разубеждать, но Уинстон даже не хотел нас слушать. Он только и продолжал повторять:

— Я хочу встать и сделаю это!

Поняв, что переубедить Уинстона не удастся, мы решили встать позади коляски, чтобы подхватить его в случае падения. Заметив это, он отмахнулся от нас тростью и резко произнес:

— Отойдите подальше, если я и встану, то только самостоятельно!

Затем он спустил ноги на пол, схватил ручки коляски и гигантским усилием, так что даже капли пота выступили на его лбу, поднял себя. Продемонстрировав нам, что он в состоянии сделать это, Уинстон сел обратно в коляску, улыбнулся и закурил сигару». [438]

Ему потребуется шесть месяцев, чтобы восстановить здоровье. 30 ноября 1954 года Уинстон отметит свое восьмидесятилетие. Меньше чем через полгода, в апреле 1955 года, Черчилль подал прошение об отставке. Вспоминая о прощальной церемонии в Букингемском дворце, сэр Уинстон скажет своему секретарю Джоку Колвиллу:

— Знаешь, во время моего разговора с королевой Елизаветой случилось невероятное. Она предложила мне стать герцогом. [439]

— И что же вы ответили? — удивленно спросил Джон.

— Я уже готов был согласиться. Меня так тронули ее красота, очарование и доброта, что сначала я решил принять данное предложение. Но затем я понял, что должен умереть таким как есть — Уинстоном Черчиллем. [440]

Еще девять с половиной лет патриарх мировой политики будет наслаждаться любимым поместьем. В конце октября 1964 года, незадолго до своего девяностолетнего юбилея, он уедет из Чартвелла в Лондон. Как потом окажется, это будет его последний визит сюда.

Уже после смерти Уинстона, в двадцать пятую годовщину нападения фашистских войск на Советский Союз, 22 июня 1966 года, Чартвелл откроется для широкой публики. При содействии Клементины и младшей дочери Мэри будет немного изменен внутренний интерьер дома, что придаст замку его прежний довоенный вид, когда он был символом борьбы за свободу и одним из самых известных семейных домов в Западной Европе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.