1

1

Брюссель, май 1867 г.

Крик грудного ребенка был слышен даже на улице дэ Фрэ, но князь Орлов не слышал или, точнее, не слушал его. Он читал письмо Бисмарка, только что пришедшее из Берлина дипломатической почтой.

«1 мая 1867 года

Дорогая Катарина,

я от всего сердца поздравляю Вас и спешу сказать, как я рад Вашему счастью, что Вы стали матерью. А, кроме того, я с удовольствием узнал, что Вы сами кормите своего малыша. Я слышал, что Алексис уже сейчас большая лакомка и бывает гневлив, что кажется мне совершенно невозможным у ребенка такой матери, как Вы, чьи невозмутимое хладнокровие и отвращение к светским завтракам мне хорошо знакомы.

Бельгийской король Леопольд показался мне очень симпатичным, возможно потому, что нашу первую беседу он начал с разговора о Вас и в выражениях, которые нашли отклик в моем сердце. Он пригласил меня к себе в гости, в Брюссель, и если мне представится случай воспользоваться этим приглашением, то публика будет так же заблуждаться относительно причин этого визита, как и в тех случаях, когда толкуют о политическом характере моих поездок в Биарриц, а это каждый раз заставляет меня мысленно смеяться, — ведь я бы никогда не возвращался туда, если бы не моя любимая племянница! Бедные! Они ничего не знают ни о существовании Кэтти, ни об „Утесе Чаек“, они ищут не в том месте и полагают, что это политика влекла меня за две сотни миль от Парижа. О, эти ротозеи от политики! Они не видели ни маяка, ни грота…

6 мая

С тех пор, как я улучил минуту во время одного из заседаний написать на скверной казенной бумаге эти строки, дела совершенно захлестнули меня. Лишь сегодня выдалось небольшое затишье, и первая моя мысль была о моей любезной племяннице и любимом внучатом племяннике Алексисе. Я твердо верю, что этим летом вновь увижу Вас.

Если Богу будет угодно и наша война с Францией все же случится, то начнется она недалеко от границы с Бельгией, и я смогу навестить Вас, чтобы насладиться ненадолго бельгийским нейтралитетом… У нас нет причин испытывать неприязнь к Франции, и нападать первыми мы не станем, но, разумеется, будем защищаться и уверен, что отважно.

Приготовления, которые велись во Франции последний год, делают войну неизбежной. Мы пока не пустили в ход ничего — ни одного человека и ни одну лошадь, но поскольку Франция удвоила усилия по подготовке к войне, нам необходимо будет наверстать все за раз…

Но хватит о политике. Целую Ваши прекрасные руки, и передавайте мой привет Николаю.

Будьте уверены, что в Берлине мое рвение исполнять приказания Кэтти столь же горячо, как и в гроте у маяка.

Ваш ф. Бисмарк».

Князь Орлов сел за стол, положил перед собой письмо Бисмарка и чистый лист бумаги и стал писать здоровой левой рукой:

«3 мая 1867 года

Князю Александру Михайловичу Горчакову. Имею честь сообщить, что Бисмарк усиленно готовится к войне с Францией. По моим сведениям, железные дороги Пруссии экстренно ремонтируются для обеспечения доставки солдат к западным и южным границам. Из письма Бисмарка к Катарине следует, что война начнется недалеко от бельгийской границы…»

Между тем в детской комнате Кэтти, обливаясь слезами, отнимает от груди плачущего ребенка и кладет его в люльку. Минуту спустя входит Орлов с письмом от Бисмарка и видит, как Кэтти, рыдая, усиленно качает люльку.

— У меня молоко пропало!!! — говорит она в отчаянии. — Совсем!..

Он целует ее в затылок.

— Я уже распорядился. Утром будет шесть кормилиц, ты выберешь любую.

Затем он склоняется к сыну, улыбается ему, и малыш, заинтересованный черной повязкой на лице отца, тут же замолкает.

Со слезами на глазах, Кэтти благодарно смотрит на мужа.

Малыш закрывает глаза и засыпает.

Орлов оставляет ей письмо и уходит.

Убедившись, что ребенок спит, Кэтти читает письмо, затем садится к столу и пишет медленно, обдумывая каждое слово:

«Мой милый друг! Тысячу раз спасибо за Ваше письмо…»

Спазм в горле прерывает ее, она прикладывает к губам платок, на платке кровь. Новый приступ рвоты, Кэтти хватается за шею и выбегает из детской. Но, вернувшись через минуту, смотрит на спящего сына и снова садится за письмо. Поглядывая на люльку, пишет, часто останавливаясь и обдумывая каждое слово:

«Я очень тронута тем, что Вы принимаете такое участие в моем счастье, спасибо за Ваши добрые пожелания моему драгоценному маленькому Алексею. Сумасшедшая Кэтти теперь стала почтенной матерью семейства, она усвоила хорошие манеры — спокойна и благоразумна, и думает только о том, чтобы кормить своего малыша и быть хорошей матерью! Другие времена, другие нравы!..»

Кажется, она сказала все, чтобы он понял — с прошлым покончено, их роман завершен, той, прежней Кэтти больше нет. И теперь она может, наконец, написать ему то, что чувствует:

«…Я так счастлива, когда смотрю на очаровательную крошку, я так мечтала о нем!..»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.