7
7
Ютеборг. 4 октября — Берлин. 14 октября 1862 г.
«30 сентября король отправился на день рождения своей супруги в Баден-Баден, а я поехал в первых числах октября навстречу ему до Ютеборга — я искал случая увидеть его величество с намерением как можно быстрее успокоить его насчет заявления, сделанного мною 30 сентября и наделавшего столько шума…»
В Ютеборге, что в сорока километрах от Берлина, Бисмарк, сидя в темноте на опрокинутой тачке и поглядывая на часы с брелоком от Кэтти, ожидал короля на недостроенном вокзале, переполненном ремесленниками и пассажирами третьего класса.
Какое все-таки воздействие оказывает на нас, мужчин, даже мелкая вещица, напоминающая о возлюбленной! Бисмарк держал маленький агатовый брелок с надписью «Kathi», ощупывал его пальцами, мысленно представлял Кэтти под виадуком Понт-дю-Гар и тепло ее губ, и чувствовал, как замирает от этого дыхание, как горячится кровь и как все тело наполняется молодым огнем и силой. Какие сорок семь лет? Кто сказал? Чушь!..
«Подошел поезд, но мне не сразу удалось узнать у неразговорчивых кондукторов, в каком вагоне находится король; он сидел совершенно один в просторном купе первого класса».
Под влиянием свидания с супругой, уже, конечно, застращавшей мужа бедами, которые обрушит на него этот Бисмарк, король был явно в подавленном настроении.
— Ваше величество… — сказал Бисмарк, входя в купе.
— Садитесь, — хмуро распорядился король.
Поезд тронулся, Бисмарк сел напротив короля.
— Ваше величество, позвольте мне изложить…
Но король перебил, показав на стопку газет:
— Эти ваши речи про «железом и кровью»? Я предвижу, чем это кончится. На Оперной площади, прямо перед окнами моего дворца, они отрежут вам голову. Ну, а чуть позднее — и мне.
Не требовалось большой проницательности, чтобы угадать, чьи пророчества цитировал король.
Но Бисмарк спокойно ответил:
— Ваше величество, мы все умрем рано или поздно. Так разве может быть более достойная смерть? Я умру за дело моего короля, а ваше величество запечатлеет своей кровью ваши Божьей милостью королевские права, дарованные вам самим Господом Богом!
И такая уверенная сила и мощь исходила от этого гиганта, что король снова, как две недели назад в Бабельсберге, выпрямился и одернул на себе мундир.
— Н-да? Гм… Ну, говорите, говорите…
— Ваше величество, как первый офицер Пруссии, вы не можете капитулировать перед социалистами, даже если это сопряжено с опасностью для жизни. Больше того: я считаю, что нам с вами выпала великая миссия рано или поздно соединить всех немцев под вашей властью, под властью Пруссии…
«Поезд набирал ход; и чем долее я говорил в этом духе, тем более оживлялся король, тем больше входил он в роль первого офицера Прусской монархии, борющегося за королевскую власть и Отечество… Да, король, которого обрабатывали в Баден-Бадене и которого я застал в Ютеборге утомленным, угнетенным и обескураженным, подъезжая к Берлину, пришел в бодрое, можно сказать, боевое настроение».
И Бисмарк не преминул этим воспользоваться.
13 октября он пришел на заседание ландтага и объявил опешившим депутатам:
— Господа депутаты! Прусская монархия еще не исполнила свое предназначение и не готова предстать перед вами в качестве украшения на вашем конституционном полотнище. Только сильное и вполне сложившееся государство может позволить себе такую роскошь, как либеральное правительство. Германия достигнет этого, но пока… Именем короля я объявляю ландтаг временно распущенным!
И мир не рухнул, никакой революции не случилось, а Бисмарк получил передышку в борьбе с парламентом, возможность спокойно заниматься правительственными делами и начать подготовку к осуществлению своей заветной цели.
Кэттин брелок на часах и портсигар с ее оливковой веточкой грели его душу и холостяцкие, до приезда в Берлин Иоганны, сны.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.