16

Скорой почтой:

Samois-sur-Seine, шато Бельфонтен,

княгине Анне Трубецкой-Гудович

«Дорогая маменька, в числе наших развлечений появилось еще одно — мсье Гардер, хозяин „Hotel d’Europe“, пригласил в свой ресторан новую певичку. Теперь за ужином эта певичка с легкомысленным пером в шляпке, переходя от столика к столику, поет песенки Беранже — каждому столику на языке, соответствующем национальности отдыхающих:

Хотел бы я вино с любовью

Мешать, чтоб жизнь была полна;

Но, говорят, вредит здоровью

Избыток страсти и вина.

Советам мудрости внимая,

Я рассудил без дальних слов:

Прощай вино — в начале мая,

А в октябре — прощай любовь!..

Спев это французам по-французски, она переходит к следующему столику, к англичанам, и поет им по-английски:

В весенний день моя свобода

Была Жаннетте отдана;

Я ей поддался — и полгода

Меня дурачила она!..

Все хохочут, а у мужчин, судя по Бисмарку, даже прибавляется аппетит. Он снова заказал себе тройную порцию блюд и бутыль красного бургундского. Ты просто не представляешь, сколько он может съесть и выпить!

Держа в руке депешу, только что полученную из Берлина, Николя сказал ему:

— Барон, а вы знаете, что творится в Берлине?

Но Бисмарк, увлеченный едой и певичкой, лишь отмахнулся:

— Нет, я совершенно забыл о политике и не читаю газет.

А певичка тем временем продолжала:

Кокетке все припоминая,

Я в сентябре уж был готов…

Прощай вино — в начале мая,

А в октябре — прощай любовь!

— А зря! — сказал Николя Бисмарку. — Конфликт вашего короля и социалистов в парламенте дошел до кризиса.

Бисмарк посмотрел на меня:

— Надеюсь, меня не затребуют в Берлин. Тут певичка перешла к немцам и запела по-немецки:

Так я дошел бы до могилы…

Но есть волшебница: она

Крепчайший спирт лишает силы

И охмеляет без вина.

Захочет — я могу забыться;

Смешать все дни в календаре:

Весной — бесчувственно напиться

И быть влюбленным в декабре!

— Напрасно надеетесь, — заметил Бисмарку Николя. — Наша миссия в Берлине сообщила князю Горчакову… Вы же знаете князя?

— Еще бы! — усмехнулся этот Гаргантюа, ломая хрустящего омара. — Я знаю вашего канцлера еще по Франкфурту, где он был русским посланником, а я прусским. Да и в России мы с ним часами беседовали у карты Европы. Он остроумный оратор и любит блеснуть перед иностранными дипломатами. Я многократно часами и с удовольствием слушал его назидательные речи.

Я с трудом сдержала улыбку, а Николя спросил:

— Это ирония? Не забывайте, что Горчаков мой шеф…

— Я помню, — ответил Бисмарк. — Именно потому я и рассыпаю ему комплименты.

Но Николя оказался на высоте и парировал:

— Насколько я знаю, он к вам тоже очень хорошо относится.

Они расхохотались, и я тоже невольно улыбнулась.

Понизив голос, Николя сказал Бисмарку:

— Наша миссия в Берлине сообщает: советники вашего короля твердят ему, что только вы способны укротить ваших разгулявшихся либералов и социалистов. Я уверен, что не сегодня завтра вас вызовут в Берлин и назначат министром-президентом.

Бисмарк кивнул на письмо в его руках:

— Это Горчаков вам написал?

Тут певица подошла к нашему столику и запела по-русски, причем совершенно чисто и без акцента:

Что мне модницы-кокетки,

Повторенье знатных дам?

Я за всех одной лоретки,

Я Жанетты не отдам!

— Ой! — удивился Николя. — Так вы русская! А певица продолжала, почему-то глядя на меня:

Красотой одной богата,

Чем Жанетта виновата,

Что не нужны ей шелка?

У нее в одной рубашке

Грудь свежа и высока.

Взбить все локоны бедняжки

Так и тянется рука…

Я покраснела, а Бисмарк положил певице за пояс целых два талера! Я жду не дождусь, когда он наконец, оставит нас в покое и уедет в свою Пруссию…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.