III

III

Лорд Моран серьезно опасался за жизнь своего пациента, но он выжил. Более того, несмотря ни на что, попытался вернуться к работе. В конце концов, его все-таки убедили, что ему нужен некоторый отдых. Однако уже 4 июля он сумел пройти сотню метров без посторонней помощи. Еще через два дня он принял первого посетителя – конечно же, не частное лицо, а дипломата из Foreign Office.

17 июля он отправил Эйзенхауэру телеграмму, в которой настаивал на встрече – он считал необходимым скоординировать заранее позиции США, Англии и Франции перед возможной встречей в верхах – мысль о необходимости снижения напряжения в их отношениях с СССР не давала ему покоя. Секретарь Черчилля Джон Колвилл записал в дневнике:

«…[Черчилль] сильно озабочен идеей добиться чего-нибудь в делах с русскими, хотел бы встретиться с Маленковым лично. Очень разочарован в Эйзенхауэре, считает, что он и слаб, и неумен».

27 июля вернувшийся из бостонской клиники Иден встретился с Черчиллем. Черчилль сказал, что тот «плохо выглядит, и ему надо бы отдохнуть». Энтони Иден родился в 1897 году, следовательно, был на поколение моложе Черчилля, который – совершенно буквально – годился ему в отцы.

Через восемь недель после инсульта он вернулся к работе. И дружески заметил лорду Морану, что думает подготовить к печати свой труд «История англоязычных народов».

Конечно, книга выйдет многотомной, но не беда: «я буду сносить по яйцу в год – один том, написанный за 12 месяцев, не составит много труда».

8 сентября Черчилль обсуждал с кабинетом ситуацию вокруг Суэцкого канала. Предлагалось военное решение, но премьер был против:

«Не следует горячиться – есть и другие меры. Например, мы можем заморозить египетские стерлинговые вклады».

16 октября 1953 года он получил известие о том, что его мемуары о временах Второй мировой войны получили Нобелевскую премию по литературе. Это было отличие еще более редкое, чем даже Орден Подвязки – Черчилль был вторым историком после Теодора Моммзена, получившим его, и первым и единственным политиком, награжденным самой высокой в мире литературной премией.

Через четыре дня он даже отправился в парламент, после долгого отсутствия отвечая депутатам в освященный традицией «час вопросов к премьер-министру». Как правило, принимая во внимание его возраст и занятость, его кто-нибудь замещал, но 20 октября Черчилль решил сделать это лично. Возможно, хотел продемонстрировать парламенту, что он все еще вполне дееспособен.

Все прошло замечательно. 3 ноября он произнес в парламенте речь, поистине блестящую. По крайней мере, Генри Чэннон, парламентарий с 1935 г., говорил, что он «за 18 лет ничего подобного не слышал».

Впрочем, надо сделать скидку на то, что Чэннон, родившийся в Америке, но осевший в Англии, был, во-первых, страстным англофилом, во-вторых, к Черчиллю относился как к национальному сокровищу.

Однако и Черчилль остался доволен своим выступлением. Во всяком случае, он сказал лорду Морану:

«Ну что же, Чарльз, теперь мы можем подумать и о поездке в Москву».

И эта идея не осталась просто идеей – Черчилль начал предпринимать практические шаги по ее осуществлению. Прежде чем начинать московскую инициативу, он собирался согласовать позиции западных держав.

Эйзенхауэру было послано предложение – встретиться в декабре на Бермудах. Французский премьер был приглашен тоже.

Oтпраздновав 30 ноября 1953 года свой 79-й день рождения, 1 декабря Черчилль полетел на Бермуды.

Bстреча с Эйзенхауэром был назначена на 4 декабря, и он, как хозяин, хотел убедиться, что все подготовлено так, как должно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.