XIV

Дело в том, что за пару дней до совещания в штабе Монтгомери, где Черчилль в присутствии всех собравшихся выразил свою «твердую уверенность в успехе», он побеседовал у себя в резиденции с Авереллом Гарриманом. Они были знакомы давно, еще с тяжелых дней 1940 г. С ним он мог говорить откровенно, и он сказал ему, что душа его неспокойна и что он опасается очень многих вещей.

А за пару недель до совещания Черчилль и вовсе устроил переполох, выдвинув возражения против использования самолетов Бомбардировочного Командования для удара по французскому побережью в зоне высадки.

Мотивировал он это тем, что «бомбежка, вероятно, повлечет за собой большие жертвы среди французского мирного населения».

Поскольку Эйзенхауэр долго добивался права на ресурсы Бомбардировочного Командования в вязкой бюрократической борьбе, ему это неожиданное проявление гуманности премьер-министра было крайне неприятно. Hе говоря уже о том, что сам Черчилль в 1940 г. применил оружие против французского флота без малейших колебаний, и о том, что Эйзенхауэр кое-что знал o приготовлениях к ведению химической войны.

Второго декабря 1943 года суда, скопившиеся в порту города Бари, попали под немецкую бомбежку. Среди 17 потопленных судов был транспорт «Джон Харви» типа «Либерти» с грузом иприта. Cудно с экипажем пошло ко дну. В результате утечки значительное количество военного персонала и местного мирного населения получили серьезные отравления, в том числе со смертельным исходом. Так что в гуманизм Черчилля Эйзенхауэр не слишком поверил.

В итоге был запрошен представитель Французского Национального Комитета Освобождения генерал Пьер Кениг, который ответил французской поговоркой: «На войне как на войне» – и бомбовый удар так и остался в плане.

Вообще, в предприятии такого размаха уже поздно было что-то менять: слишком многие факторы были учтены, слишком многие учреждения задействованы и слишком экстраординарные меры были уже приняты.

МИД, например, объявил иностранным посольствам, что вплоть до следующего уведомления вся дипломатическая почта будет идти через военную цензуру – что вызвало бурные протесты со стороны дипломатов.

Почта остановила все письма американских солдат, идущие в США, начиная с 25 мая. Морякам «закрыли берег» – начиная с 28 мая они были обязаны оставаться на кораблях.

Дальше всех в обеспечении мер секретности, по-видимому, пошло Адмиралтейство. В 1941 г. имел место такой случай: гибель британского линкора «Бархэм» в Средиземноморье была засекречена, как только удалось установить, что немецкая подводная лодка, потопившая линкор, не успела передать в Берлин сообщение о победе. Ее потопили. Линкор погиб 25 ноября 1941 г. Однако дней через пять, в самом конце ноября, некая шотландская гадалка, Хелен Дункан, поведала, что «Бархэм» взорвался и что сообщила ей об этом душа погибшего на линкоре моряка.

Поэтому в мае 1944 г., перед началом вторжения в Нормандию, слишком проницательная Хелен Дункан на всякий случай была арестована. Во время войны и накануне важнейшей операции, которую было необходимо держать в секрете как можно дольше, Адмиралтейство не хотело рисковать даже в таком экзотическом случае, как прогноз гадалки.

Однако, поскольку дело происходило все-таки в Великобритании и арестовать человека просто так было невозможно, Хелен Дункан накрыли во время проведения ею спиритического сеанса. Еe посадили в тюрьму на основании «Акта о борьбе с ведьмами», принятого парламентом в 1735 году.

Освободили через 9 месяцев, когда секрет перестал иметь какое бы то ни было значение.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.