IV

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

IV

Черчилль в январе 1944 г. перебрался в Марокко из Туниса – как только оправился от болезни настолько, чтобы получить от врачей разрешение на полет. В его состоянии врачей надо было слушаться. Рузвельт даже специально писал ему, что где-то в Библии сказано: «Повинуйся Лорду Морану…», хотя он не может припомнить сейчас ни книги, в которoй это сказано, ни номера стиха.

Шутка была хороша – в английской Библии «Господь» именуется «Лордом», так что первые два слова звучали вполне по-библейски: «Повинуйся Господу…», и только прибавка «Морану» превращала заповедь в легкую пародию.

Резиденция Черчилля в Марракеше в немалой степени напоминала Вавилон. Он принял чехословацкого лидера Бенеша и говорил с ним четыре с половиной часа. Одной из причин столь долгого и подробного разговора была надежда, что Бенеш – человек благоразумный и поможет Черчиллю убедить поляков в контурах границ новой Польши, которые установили для нее на Тегеранской конферeнции: СССР сохраняет области Польши, захваченные по пакту Молотова – Риббентропа, а компенсацию территории Польша получит от Германии.

Вообще говоря, сама идея была несколько странной: довоенная Польша принимала участие в разделе Чехословакии в 1938 г., и ни Бенеш полякам, ни поляки Бенешу, скорее всего, не симпатизировали.

Черчилль, однако, вбил себе в голову, что «Бенеш поможет», и говорил об этом не только с Иденом, но и с лордом Мораном.

Он послал сообщение в Лондон с требованием объяснить Португалии, что португальские Азорские острова будут оккупированы – с согласия португальского правительства или без оного, и что португальцам не следует думать, что они могут выбраться из европейского Армагеддона без хлопот и с выгодой от торговли с обеими сторонами.

Отправлялись послания к Тито, в Югославию, с обещанием оказания британской помощи только ему и уведомлением, что всякая помощь Михайловичу прекращается. Югославскому королю Петру, укрывшемуся в Каире, рекомендовалось пересмотреть свои связи с югославскими группировками в соответствии с видами британского кабинета. Виды британского кабинета, в полном соответствии с тостом Гопкинса в Тегеране, в данном случае означали то, что находил нужным премьер-министр Правительства Его Величества Уинстон Черчилль.

Рузвельту Черчилль сообщал, что в отношении итальянского короля и маршала Бадольо он всей душой стоит за то, чтобы по-прежнему держать их на плаву и поддерживать с ними отношения – они могут пригодиться.

В разговоре с Макмилланом об итальянских проблемах он объяснил ситуацию с королем и маршалом куда более образно:

«Когда надо снять с плиты горячий кофейник, я предпочитаю брать его за ручку».

«Ручка кофейника» – не слишком почтительное определение для короля, но, с точки зрения премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля, замечательно точное описание его функциональной полезности.

Явно имея в виду другой горячий кофейник, Черчилль из Марракеша делал внушение министрам собственнoго кабинета, совершенно некстати предлагавшим уже в 1944 г. передать Палестину ее «демократически избранному правительству». При существующих проблемах между арабской и еврейской общинами и при перевeсе арабов в числе в соотношении 2 к 1, это гарантировало две вещи – правление арабского большинства и новую вспышку арабо-еврейcкого конфликта.

Что, разумеется, министры понимали, но считали это приемлемой ценой за достижение стабилизации положения на подмандатной территории.

Он, однако, объяснил коллегам, что заодно это гарантирует и третью вещь – трения с США. И что этого следует избегать любой ценой, a c переводoм Палестины на тот же статус, который имеют Ирак или Египет, можно и подождать.

Но вот в отношении французских владений в Сирии и Ливане он никаких сомнений не испытывал, – о чем и сообщил навестившему его Де Голлю со всей прямотой.

Отношения у них были накалены до того, что Черчилль вообще хотел отказать ему во встрече. Однако передумал и все-таки согласился его принять. Разговор у них вышел колючий. В частности, Черчилль сказал Де Голлю, что он, Черчилль, лидер великой воюющей державы, имеющей и армию, и флот, и авиацию, и промышленность, начинает свой день с первой мысли: «Что следует сделать, чтобы доставить удовольствие президенту Рузвельту?», а его вторая мысль: «Что cледует cделать, чтобы не рассердить маршала Сталина?»

И уж коли это делает он, Черчилль, почему бы нe усвоить подoбный подход и председателю Комитета национального освобождения Франции?

Как ни странно, этот аргумент возымел некоторое действие. Во всяком случае, расстались они более дружелюбно, чем встретились, и даже совместно приняли парад французских войск в Марракеше. Французские войска французскими были довольно условно – они состояли из пары рот Иностранного легиона и батальона сенегальских стрелков, выглядевших – если смотреть на вещи с европейской точки зрения – весьма экзотично.

Черчилль и Де Голль произнесли положенные по такому случаю речи, в которых говорилось в основном о борьбе с общим врагом и о нерушимой преданности Англии и Франции делу союзников и друг другу.

О том, что Черчилль приказал пресечь выпуск французским Комитетом освобождения банкнот с надписью «Французская Республика», в речах не говорилось.

Интересно – английский премьер после встречи все-таки возымел более высокое мнение о Де Голле. Он сказал своему ассистенту, что «Де Голль – крупный человек». Собственно, буквально он сказал не «крупный человек», а «крупнoe животное» – «biganimal», но буквальный перевод тут не годится. Черчилль не имел в виду сказать что-то уничижительное о своем несговорчивом собеседникe.

Oн имел в виду размер его личности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.