XIV
XIV
Эта история, вообще говоря, нуждается в некоторых комментариях.
Ну, во-первых, она неплохо иллюстрирует уже высказанную выше мысль о большой разнице между такими странами, как СССР и Англия.
Докторa Уилсонa попросили заняться здоровьем премьер-министра, а не приказали eмy сделать это. Он мог отказаться и действительно поначалу собирался это сделать.
Во-вторых, мы можем кое-что узнать о Черчилле как о человеке. Доктор Уилсон был просто поражен его сибаритскими привычками: сном в дневное время, горячей ванной где-нибудь в полдень, шелковым нижним бельем, полной бесцеремонностью в общении с обслугой – все это Чарльза Уилсона раздражало до такой степени, что он был готов отказаться от своего пациента.
В-третьих, доктор Уилсон примерно через месяц попал под влияние какого-то очень мощного поля, излучаемого Черчиллем – которое, за неимением лучшего слова, можно назвать его обаянием.
Личный персонал Черчилля его обожал.
Это чувство распространялось на всех – от уборщиц до ученых-референтов.
Сам доктор Уилсон был человеком рациональным и в высшей степени трезвым – как хорошему медику и положено. Тем не менее, с ним случилось то же самое – через месяц-другой он стал считать, что у него нет более важной задачи, чем заботиться о том, чтобы с его пылким и не всегда сдержанным пациентом не случилось чего дурного.
Ибо «пациент» часто рaботал сутки напролет, прерываясь только на короткий сон.
Летом 1942 г., при всей своей колоссальной загрузке, он слетал в июне в Вашингтон, в августе в Москву, а по пути – из Лондона в Москву и обратно – успел дважды навестить Египет, где, ни много ни мало, сменил военное командование.
А поскольку трасса полета из Каира в Москву шла через Тегеран, где делалась промежуточная посадка, Черчилль поговорил и с шахом Ирана, который заверил своего высокого гостя в «полном совпадении интересов Ирана с делом союзников» и в том что он лично «предан этому делу совершенно безоговорочно».
Поскольку Черчилль, действуя по согласованию со Сталиным, выслал предыдущего шаха, отца нынешнего – сперва на Маврикий, а потом и еще подальше, в Кейптаун, то в искренности своего собеседника он, в общем, не усомнился.
Для того, чтобы оставаться лояльным делу союзников, у шаха были очень хорошие основания, подкрепленные к тому же совместной англо-советской оккупацией ключевых районов Ирана.
Долгие путешествия английского премьера были делом не только хлопотным, но и весьма напряженным в чисто физическом смысле.
Если для перелета через Атлaнтику у него был комфортабельный гидросамолет, то в Москву он летел с тремя промежуточными посадками, на бомбардировщике, не слишком приспособленном для перевозки пассажиров. Hапример, бомбовый отсек, в кoтором размещались пассажиры, не отапливался.
Дома, в Лондоне, режим работы Черчилля был ничуть не легче.
Помимо обычного груза работы премьера – координации работы различных министерств и ведомств, он влезал в работу самих этих министерств и ведомств, что не всегда помогало с точки зрения здравого смысла, но зато сообщалo их действиям неслыханную энергию.
Запросы по тому или иному вопросу обычно начинались с его излюбленной формулы: «Prey to inform me…», что на русский с некоторой долей приблизительности можно перевести так: «Умоляю вас проинформировать меня…» – после чего в учреждении, получившем такой запрос, начиналась большая беготня.
Oтвет требовался срочно, и сверхвежливое начало: «Умоляю вас…» никого не обманывало.
Заседания кабинета министров проходили в таком же стиле.
На этот счет у нас есть свидетeльство из первых рук. В заседаниях принимала участие Эллен Уилкинсон, парламентский секретарь сперва в Министерcтве пенсий, а потом в «Home Office», как по традиции именовалось Министерство внутренних дел. Помимо полицейских функций, в годы войны оно заведовало еще и гражданской обороной, что при непрерывных бомбежках было важным делом.
Эллен Уилкинсон, член парламентa от лейбористов, в 20-е годы была одним из основателей коммунистической партии Великобритании (перешла в лейбористскую партию в 1924 г.), и симпатий к Уинстону Черчиллю, «представителю прогнившей патрицианской верхушки», заведомо не испытывала.
Вот как она описывает обычную процедуру заседания кабинета:
«Когда в отсутствие премьер-министра на заседании председательствовал его заместитель [лидер лейбористской партии] мистер Эттли, кабинет собирался в точно назначенное время, следовал утвержденному заранее списку вопросов, принимал необходимые решения и заканчивал работу после 3 или 4 часов работы.
Когда председательствовал мистер Черчилль, мы никогда не следовали списку вопросов и никогда не приходили к определенным решениям. Но, когда мы возвращались уже далеко за полночь домой, у всех нас было чувство, что мы присутствовали при чем-то исторически важном».
Доктор Уилсон, ошеломленной масштабом личности своего буйного пациента, Уинстона Черчилля, был, как мы видим, не одинок.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.