«Моя фактическая специальность — разведчик»
«Моя фактическая специальность — разведчик»
В декабре 1940 года приказом народного комиссара обороны майор Патрахальцев был назначен секретарем военного атташе в Румынии. В Бухарест ему предписывалось убыть после соответствующей подготовки 1 мая 1941 года.
К тому времени Николаю Кирилловичу исполнилось 32 года. Он был уже майором, заместителем начальника отдела, прошел две войны, да еще боевые действия на Халхин-Голе. Словом, опытный фронтовик, разведчик, подготовивший не одну сотню диверсантов. И тем не менее Патрахальцев хотел… учиться. За спиной у него была школа да одногодичный коммунистический университет, пехотное училище. А он мечтал о серьезном военном образовании.
В феврале 1941 года на стол начальника разведуправления Генерального штаба Красной армии генерал-лейтенанта Голикова лег рапорт.
«За период в Красной армии я всегда хотел получить военное образование, и потому несколько раз пытался поступить в академию. Мне никогда не отказывали, но поступление откладывали, говоря: "Поработайте еще год-два и тогда пойдете на учебу".
Так было в 1938 году, когда я прибыл из командировки (Испания) и имел возможность быть зачисленным слушателем Академии имени М. Фрунзе на льготных условиях, но был оставлен на работе в разведуправлении. Тогда же мне было обещано, что через два года я смогу пойти на учебу.
Работая в разведке фактически с 1933 года (включая командировку в Испанию), моя фактическая специальность, приобретенная опытом, — "разведчик". Однако недостаточная теоретическая подготовка не дает мне возможности быть полноценным разведчиком, каковым я желаю стать.
Посему прошу Вас рассмотреть мой рапорт и, если вы найдете возможным, зачислить меня слушателем Высшей специальной школы (ВСШ). При этом прошу учесть, что, находясь часто в командировках (с 1937 г. Испания, Халхин-Гол, война с белофиннами и ряд других), я не имел возможности подготовиться к сдаче испытаний в высшее учебное заведение. Но заверяю Вас, что, упорно работая над собой, я буду в первых рядах слушателей.
Майор Патрахальцев».
На рапорте есть резолюция одного из руководителей военной разведки: «После командировки не возражаю». И дата — 21 февраля 1941 года.
А через четыре месяца наступило 22 июня. И командировку Николаю Патрахальцеву выписала война на все четыре года, считай до самой победы.
Так он и не осуществил свою давнюю мечту, не поступил в военную академию. После войны успел поучиться на Высших академических курсах, да и то всего лишь восемь месяцев. И, судя по всему, остался недоволен, поскольку курсы эти мало что дали ему.
В рапорте на имя начальника управления ГРУ, где он просил перед очередной командировкой короткосрочный отпуск 10 суток, чтобы навестить родных, которых не видел три года, Патрахальцев сетовал: «На ВАКе в настоящее время я никакой подготовки не получаю, т. к. по моей стране преподавателей по языку, страноведению и вооруженным силам нет».
Но все это будет потом, после долгой, тяжелой, страшной войны.
А на третий день после ее начала руководитель военной разведки генерал Голиков своим приказом создаст оперативную группу, которую возглавит полковник Хаджи-Умар Мамсуров. Заместителем у него станет майор Николай Патрахальцев.
В нее войдут уже знакомые нам по Испании, Финской войне майоры Николай Щелоков, Алексей Мельников, Александр Трусов, капитан Василий Троян.
Как воздух нужны были разведчики-диверсанты. Следовало срочно развертывать партизанское движение.
Откровенно говоря, развертывать его следовало значительно раньше. Так оно, в сущности, и было до 1937 года, когда Народный комиссариат внутренних дел раскрыл «предательскую, контрреволюционную военную организацию РКК».
Высшие военачальники были обвинены в том, что «пытались подорвать мощь Красной армии и подготовить ее поражение в случае войны».
Следом за М. Тухачевским, И. Уборевичем, И. Якиром, В. Примаковым и другими были репрессированы тысячи командиров. Попали в эту мясорубку и кадровые разведчики-диверсанты. А поскольку мы собирались воевать только на чужой территории и официальная система взглядов на ведение войны больше не допускала мысли о возможности прорыва противника на нашу территорию, то и партизанские действия не рассматривались как боевая задача Вооруженных сил.
Все тайники с оружием, боеприпасами, продовольствием — ликвидированы. Слово «диверсант» стало чуть ли не ругательным и весьма опасным. Так теперь характеризовали только врагов.
Ничему не научил нас опыт Финской войны.
А вот Великая Отечественная война с первых же часов показала, что военно-теоретические взгляды руководства СССР на роль и место вооруженной борьбы в тылу врага не выдержали проверки практикой. Наш противник — немецко-фашистская армия — начала свои действия с нанесения диверсионных ударов.
В ночь с 21 на 22 июня 1941 года, тайно перейдя государственную границу Советского Союза, диверсионная группа полка «Бранденбург» во главе с лейтенантом Каттовицем вторглась на 20 километров в глубину нашей территории с задачей овладеть стратегическим мостом в селе Бобры и удержать его до подхода передовых танковых частей.
Диверсанты были одеты в форму солдат и офицеров Красной армии. Они уничтожили несколько советских пограничников и открыли путь другим группам «Бранденбурга».
Вскоре немецкие диверсанты напали на красноармейцев в районах Гродно, Голынок, Сувалок, Августово.
28 июня диверсанты-бранденбуржцы, опять же переодетые в советское военное обмундирование, захватили мост через Западную Двину в районе Даугавпилса. Они не дали нашим саперам взорвать мост и удерживали его до подхода своих войск.
В Главное разведывательное управление постоянно приходят сведения о дерзких действиях групп немецких диверсантов в тылу советских войск.
…Колонну отходящих войск догоняет мотоциклист-красноармеец. Естественно, он черен от дорожной пыли, в коляске у него раненый офицер. Они только что вырвались из лап фашистов. Офицер, превозмогая боль, рассказывает командиру, что оборона прорвана и что с минуты на минуту здесь будут немецкие танки.
Единственный шанс спастись — изменить маршрут движения и спешить в другом направлении. Маршрут меняется, и через некоторое время колонна попадает в хорошо подготовленную засаду.
На другом участке фронта почти та же картина. Мотоциклисты догоняют колонну, выясняют маршрут движения, запас горючего в баках танков и автомашин, а остальное — дело техники. Рассчитан пункт привала, и туда наводятся фашистские самолеты.
Таких примеров множество — взорванные столбы телефонной связи, переведенные железнодорожные стрелки, сломанные семафоры, переставленные дорожные указатели.
В ГРУ хорошо понимали, что за этими «беспорядками» в тылу советских войск стояли немецкие диверсионные подразделения.
А нам предстояло, по сути, все начинать сначала.
Исполняющий должность начальника ГРУ генерал-майор танковых войск Панфилов в июле 1941 года напишет в приказе по военной разведке:
«На спецгруппу возлагаю:
— подготовку по подрывному, зажигательному, парашютному и стрелковому делу;
— комплектование, вооружение и снаряжение мелких диверсионно-партизанских групп, отрядов для разведывательных отделов штабов фронтов и оперативных отделов разведуправлении, снабжение их оружием и боеприпасами;
— вести насаждение организаторов-руководителей диверсионно-партизанских отрядов на территории, временно занятой противником, руководимых непосредственно разведуправлением Генштаба Красной армии».
В январе 1942 года полковник Хаджи-Умар Мамсуров был назначен командиром 114-й кавалерийской дивизии и убыл в распоряжение Военного Совета Северо-Кавказского военного округа. Дела у него принял майор Николай Патрахальцев. В феврале того же года, накануне дня Красной армии, он стал подполковником.
В характеристике, написанной Мамсуровым, есть такие слова: «Тов. Патрахальцев смелый и боевой товарищ. За время Отечественной войны с немецко-фашистскими мерзавцами он много сделал для развития и усиления движений народных мстителей-партизан в тылу у врага».
Примечательно, что в предвоенные и военные годы Николай Кириллович готовил также разведчиков-нелегалов, отправлял их на работу в Италию, Югославию и в дальнейшем руководил их деятельностью.
Многих Патрахальцев знал еще по Испании. Так, вместе с агентом-нелегалом Пепе он воевал в Испании. Пепе был радистом на линии «Барселона-Валенсия».
Пепе и Эрна переправлены в Италию, Дана, Роман, Стефан — в Югославию. Кроме них, также подготовлены и боролись с врагом агенты Мрамор, Карло, Док, Гудзон, Кун, Декке, Чок.
В начале 1944 года — Николай Патрахальцев в Югославии. Что он знал о Югославии? Какова была политическая и разведывательная обстановка в этой стране?
…В феврале 1941 года премьер-министра Цветковича и министра иностранных дел Марковича пригласил к себе Гитлер.
Фюрер знал, что имеет дело с верными сателлитами, и особо не утруждал себя «переговорами» с руководителями Югославии. Он заставил их с дороги выслушать полуторачасовую речь о непобедимости рейха, потом, угостив чаем, распрощался с ними, не дав вымолвить ни слова.
После столь теплого приема Гитлером югославов судьба страны была решена.
25 марта 1941 года в Вене подписан Пакт о присоединении Югославии к странам фашистского Пакта. Казалось, закончился третий, и последний, «дипломатический удар» по Балканам. Германия еще раз продемонстрировала свою силу.
Но Гитлер просчитался. Через два дня после заключения пакта, в ночь на 27 марта, югославские военные совершили государственный переворот.
Регент Югославии Павел был арестован. К власти пришел молодой король Петр III Карагеоргиевич.
30-31 марта Югославию покидают все германские подданные, большая часть официальных лиц.
Таким образом, угроза военного нападения на Югославию стала очевидным фактом уже в марте 1941 года.
Наша военная разведка до 1940 года практически не имела источников на территории Югославии. Некоторые отрывочные данные об этой стране поступали через резидентуры в Болгарии, но они были редкими и большой ценности не представляли.
Только в 1940 году в связи с восстановлением дипломатических отношений между СССР и Югославией предоставилась возможность засылки разведчиков.
Почти вся вторая половина 1940 года была занята изучением страны, местных условий, агентурной обстановки. Конкретная разведработа началась по существу с 1941 года
Времени до немецкого вторжения оставалось очень мало. И тем не менее за столь короткий срок нашими агентурными работниками была создана сеть источников в главных центрах страны.
В Центр пошла ценная военно-политическая информация и, что особенно важно, — документация: разведсводки югославского Генштаба, карты дислокации соединений и частей германской, итальянской, румынской, венгерской, болгарской армий.
В марте 1941-го в Москву была передана фотокопия оперативного плана югославской армии.
Надо отдать должное нашей военной разведке, сумевшей за несколько месяцев завербовать ценнейших агентов в Генеральном штабе, в Министерствах иностранных дел, почт и телеграфа.
К началу немецкого вторжения в стране действовало несколько нелегальных резидентур, таких как «Антон», «Джина», «Роман».
Кстати, резидент Роман, он же Роман Занючковский, воевал вместе с Патрахальцевым в Испании, в интербригаде. В 1939-м он был подготовлен их отделом и заброшен на нелегальную работу в Югославию.
В июле 1941 года от другого агента — Вальтера — пришло сообщение, что при совершении диверсионного акта Роман был тяжело ранен и схвачен гестапо. Из последующих донесений Вальтера стало ясно, что Роману вырваться из рук гестапо не удалось и он, вероятно, повешен.
Трагическая судьба постигла многих агентов. Созданная нашими разведчиками еще очень молодая, неокрепшая организация, не подготовленная к работе в военное время, оставшаяся практически без руководства была быстро раскрыта и разгромлена опытнейшими немецко-фашистскими спецслужбами.
Некоторые агенты были уличены в шпионаже и арестованы, другие пропали без вести, некоторые эмигрировали или взяты в плен в ходе боевых действий на фронте.
Таким образом, после вторжения Германии уже в мае 1941 года наша агентурная сеть, по существу, прекратила свое существование.
Надо все было начинать сначала. Николай Патрахальцев отправлялся в Югославию, чтобы начать, вернее продолжить, свою борьбу с фашистами.
Он возглавил резидентуру Патрас. Резидентура располагалась в Словении, сначала в районе Дрвара, позже — в Черномеле. Официально он являлся помощником начальника Военной миссии СССР в Югославии.
«Совершенно секретно»
Из оперативной переписки
Сообщение Патраса от 20.03.1944 г.
«Патрас сообщает, что 17.03.1944 г. прибыл на место. Принят хорошо, все ждут немедленной помощи вооружением. Места для приема готовы.
Электричества для радио нет, необходим движок и бензин. Из-за этого подготовка радистов невозможна».
Еще через два дня Патрахальцев вновь напоминает о себе. Он не может сидеть сложа руки, рвется в бой. Очень показательна его телеграмма в Центр.
Сообщение Патраса от 22.03.1944 г.
«Находимся в Словении, в районе Черномеля, людей для заброски в Германию нет. Нужен движок.
В Клагенфурт хотел послать Бура, лучше пойду сам.».
Из Центра следует срочный ответ: «Категорически запрещаю Патрасу ходить за границу Словении и отрываться от штаба».
Через неделю еще одна телеграмма.
Сообщение Патраса от 30.03.1944 года.
«Патрас сообщает данные на радиста, которого впредь будем называть Гудзон. 1920 г.р., словенец».
Далее в сообщении еще интересней: «Немцы с танками нас гоняют. Убедительно прошу выслать 10 противотанковых ружей (ПТР) с патронами и автоматами. Не откажите в просьбе».
Центр одергивает Николая Кирилловича. Он теперь резидент: за границу не ходить, от штаба не отрываться. А он просит 10 ПТР. Все-таки в нем неистребим дух диверсанта.
Уже 03.04. он вновь настаивает: «Первым самолетом прошу движок, бензин, противотанковые ружья».
Однако, это только кажется, что, получив ПТР, резидент Патрахальцев собирается гоняться за немецкими танками. Хотя, видимо, случись такое, он бы не упустил возможности поквитаться с фашистами
У него сейчас более важные, но менее громкие дела. И дела эти сугубо агентурного свойства — вербовка, подготовка и засылка агентуры в Германию.
Центром они сформулированы так: «Используя имеющиеся разведданные Верховного штаба, военнопленных и немецкое население в северной Словении, а также югославов, имеющих связи с Германией и Австрией, проводить вербовку, подготовку и заброску агентуры:
— на территорию Германии в районы: Мюнхен-Аусберг-Нюрнберг; Лейпциг-Дрезден-Берлин; Бреслау-Познань-Грюнберг, с целью к концу 1944 года обеспечить три радиофицированные точки (резидент, радист);
— на территорию Австрии в районы Вены, Граца, Линца-Зальцбурга, с тем, чтобы к августу 1944 года в этих районах иметь три радиофицированные точки;
— до июля 1944 года подобрать и подготовить двух курьеров и трех проводников на Германию и Австрию;
— разработать вариант засылки человека Центра из Югославии в Швейцарию;
— систематически подбирать документы об агентурной обстановке в Германии и Австрии».
Таковы были задачи. Как они выполнялись?
Говорят, что дипломатия искусство возможного. Это определение можно отнести и к разведке. Вот выписка из доклада об итогах работы военной разведки по Югославии за 1944 год.
«В течение 1944 года основная часть работы по укреплению и расширению агентурной сети была проведена через опергруппы наших работников, находящихся в составе Военной миссии СССР в Югославии и, в первую очередь, Патрасом и Гераклом».
Что же конкретно сделано Патрахальцевым-Патрасом? Ну, например, как отмечено в докладе о состоянии агентурной сети в Югославии: «Сплитская резидентура (резидент Судак) — работает слабо, информацию дает малоценную. Обладает ограниченными возможностями. Информация выше роты не идет. Загребская резидентура — в организационном плане дело плохо, люди знают друг друга. Нужна реорганизация».
А вот резидентура 4-й зоны: «Гудзон готовился Патрасом. Держит связь Бура с Патрасом, занимается обучением агентов радиоделу.
Резидент для работы в Австрии (Каро) — завербован Патрасом, направлен к месту работы. Для германской резидентуры агент Эрно — подобран Патрасом для использования в Германии, задерживается за отсутствием документов. Резидент Герберт для работы в Германии — находится на подготовке у Патраса».
Нельзя сказать, что у Патраса все шло гладко. Подготовленный им резидент Декке для австрийской резидентуры при добывании документов был захвачен немцами.
В Центре по поводу этого провала было сделано следующее заключение: «В течение 1944 года имел место провал австрийской резидентуры Декке.
Резидент Декке и радистка Гитана были завербованы Патрасом и готовились для работы в Австрии. Для полной легализации недоставало некоторых документов. С целью приобретения он отправился в партизанский отряд к австрийской границе, где в августе 1944 года ему была назначена встреча с его радисткой Гитаной.
При попытке достать документы Декке был арестован немцами и судьба его неизвестна. Он разыскивается.
Причиной провала Декке явилось недостаточное изучение обстановки и условий легализации. Не только на месте но и в Центре при известном стремлении и желании, надежные документы для Декке можно было изготовить и переслать резиденту».
И тем не менее из двух десятков резидентов, радистов, отдельных источников восемь агентов подготовил именно Николай Патрахальцев. Кроме того, агентура Центра, забрасываемая через Югославию в Германию, Австрию, Италию, Францию, Грецию, Албанию, шла в основном через Патрахальцева-Патраса, или помощника резидента майора Коваленко (Ковчег).
Были, разумеется, вводные и такого свойства:
Сообщение Центра Патрасу от 27.11.1944 г.
«По имеющимся у нас данным, немецкое командование сосредотачивает в г. Удин подвижной состав и паровозы для переброски войск.
Срочно установите количество перебрасываемых дивизий и направлений перевозок».
Или наоборот.
Сообщение Патраса от 17.08.1944 г.
«Сюда прибывают на днях для формирования итальянские бригады. После формирования идут в Италию. Можем ли мы прислать в эти бригады в качестве командиров, комиссаров, врачей итальянцев, которые были у нас на фронте, и соответствовали этим должностям.
Интересует ли вас этот канал?»
Оказывается, интересует. И вот уже Москва телеграфирует:
Сообщение Центра Патрасу от 23.08.1944 г.
«Сообщите, когда будут формироваться итальянские бригады из какого состава. Неофициально выясните, могут ли быть приняты в бригаду находящиеся у нас офицеры-военнопленные, проявившие себя в лагерях как активные антифашисты. Большинство из которых закончили специальные школы антифашистов при лагерях».
Оказывается, не все так просто. Личный состав бригад в основном формируется из рабочих (города Триест, Трзык), а также из крестьян-фурландцев. Но прежних, старых офицеров сюда не возьмут, отвечает Патрахальцев. И тут же предлагает свое решение проблемы засылки агентов разведки в итальянскую армию.
Сообщение Патраса от 25.08.1944 г.
«Я могу подработать другой вариант засылки предлагаемых вами офицеров в итальянские партизаны. Оттуда они переходят в итальянские бригады».
Вот так работал резидент полковник Патрахальцев. Однако, он не один решал все эти сложные разведывательные задачи.
Вместе с Патрахальцевым в Словении, в резидентуре Патрас, работали помощник резидента Борис Богомолов (Бур), радист Георгий Лихо (Лам), шифровальщик Павел Корнеенков (Петя).
О Борисе Богомолове мало что известно, а вот о Петре Корнеенкове можно сказать несколько слов.
Перед войной он закончил два курса исторического факультета Московского историко-философского института. В 1939 году был призван в армию, служил в батальоне связи в Краснодаре. Потом его направили на курсы военных переводчиков.
В 1.941-м он в разведотделе штаба Закавказского военного округа, в Тбилиси. На следующий год его переводят в штаб 45-й армии в Ереван, начальником спецрадиосвязи.
Петр Корнеенков хорошо образован, владеет иностранными языками, знает специальную агентурную радиосвязь, шифровальное дело.
В 1943 году его как опытного специалиста забирают в Москву в центральный аппарат ГРУ. Здесь он заканчивает Высшие академические курсы, а там и командировка в Югославию.
Вот как описывает прибытие в Словению шифровальщика Петра Корнеенкова уже работавший там радист Георгий Лихо.
«Площадка для сброса груза использовалась и для десантирования людей. Прыгали по 3-5 человек, а однажды — 20. В этой группе была девушка-радистка. Ее парашют накрыл дерево, и она зависла в полуметре от земли. Увидев, что земля близко, она торопливо отстегнула привязные ремни парашюта, юркнула вниз, нога скользнула по пеньку, который она не заметила, подвернулась и треснула. Перелом ноги у девушки-радистки задержал всю группу разведчиков до прибытия другого радиста.
После этого случая, встречая парашютистов, всегда кричал: "Если кто повис на дереве, не отстегивайся! Опасно! Жди помощи".
Вскоре такую помощь мне пришлось оказывать прыгнувшему к нам с парашютом шифровальщику Петру Корнеенкову. Рост у него был 195 см, вес за 100 кг, да и снаряжение с оружием. В общем не менее 140 кг. Он выпрыгнул из самолета третьим (ночь была лунной, и это хорошо было видно) и так энергично пошел вниз, что со свистом обошел первых двух парашютистов, вес которых вряд ли составлял вес Петра.
С тревогой наблюдал я стремительное приближение парашютиста к земле. Его парашют накрыл крону большого дуба, и Петр, скользнув между ветвей, завис у самой земли. Это избавило его от жесткого удара.
Когда он благополучно встал на ноги, я посоветовал ему бить земные поклоны, каждому встречному дубу за спасение».
Так шифровальщик Петр Корнеенков оказался в Югославии под командой Николая Патрахальцева.
Как он работал? Об этом говорят документы, хранящиеся в спецархиве ГРУ. «Петр Корнеенков все время обеспечивал бесперебойную шифропереписку с Центром. Во время выполнения оперативного задания участвовал в бою на реке Сава, показал себя храбро».
Надо пояснить, что участие в бою шифровальщика — это большая редкость. Его берегут пуще глаза, ведь он важнейший секретоноситель. За рубежом, даже в мирное время, шифровальщик за пределы резидентуры один практически не выходит. Его всегда кто-то сопровождает, страхует.
Однако война диктует свои законы. И Петру Корнеенкову пришлось участвовать в боевых действиях.
За время пребывания в Югославии он «подготовил несколько агентов, которые показали хорошее качество в отработке документов».
Павел Корнеенков удостоился высокой награды Родины — ордена Отечественной войны I степени.
Радист резидентуры Патрас Георгий Лихо, воспоминания которого мы уже приводили, был родом из Ташкента. Он закончил 7 классов школы, поступил на рабфак при Средне-Азиатском железнодорожном институте, а потом на 1-й курс этого же вуза. Однако вскоре из института ушел, уехал в Ленинград и стал курсантом военного училища связи.
В январе 1939 года окончил училище по первому разряду, получил звание лейтенанта и назначение командиром роты центрального радиоузла разведуправления. Потом стал дежурным техником на передающем центре.
В 1940-м прошел курсы усовершенствования командного состава разведуправления, где получил подготовку радиста-оператора в военной разведке, изучил агентурную радиоаппаратуру и был направлен в Китай начальником радиоузла в Ланчжоу, что в провинции Ганьсу.
Радиоузел работал круглые сутки, обслуживая связью 15 корреспондентов, причем с некоторыми из них осуществлял по три-четыре сеанса ежедневно.
Там Георгий Лихо встретил начало войны. Рвался на фронт, но получил приказ быть на своем месте.
Только летом 1943 года он возвратился из Китая, а вскоре — новая командировка.
Вот как о том времени вспоминал Георгий Леонидович Лихо: «После тяжелого ночного дежурства я с трудом был разбужен посыльным из штаба. Посыльный — сержант, рослая, белобрысая девица, с необъятным бюстом и икрами, распиравшими до блеска начищенные широченные голенища коротких кирзовых сапог, переминалась рядом и укоризненно выговаривала: "Ну, и спите вы! Как каменный. Собирайтесь. Срочно вызывают в штаб".
Кляня от всего сердца неурочный вызов, шагал из городка.
Начальник службы радиосвязи ГРУ В. Рябов, извинившись за прерванный отдых, сразу перешел к делу. Предложил выехать в ответственную командировку.
Я, всего пять месяцев назад вернувшийся из Китая, испугался. Не пришлось бы уехать в те же районы.
Спросил у Рябова: "В какую страну предстоит командировка? Если на Восток, и спрашиваете мое согласие, то его нет". Рябов с трудом подавил улыбку и ответил: "На Запад. Но почему не хотите узнать, с кем поедете?" С кем — было для меня совсем не важно, и я тут же согласился. Рябов далее пояснил, что меня вместе с А. Долговым и А. Карагашиным включили в состав Советской военной миссии, направляемой к партизанам Югославии».
Потом у радиста Георгия Лихо были беседы в Центральном Комитете партии, полет до Астрахани, оттуда в Баку и Тегеран. Далее путь лежал на английскую военную базу Хаббания, что располагалась в 90 км от Багдада, в Каир, в Тунис и, наконец, в город Бари. Там началась подготовка к броску через Адриатику в Югославию.
22 февраля 1944 года группа разведчиков, в которую входил и Лихо, приземлилась на планерах в районе Босанского Петроваца. Утром разведчики отправились в город Дрвар, где располагался Верховный штаб Народно-освободительной армии Югославии.
Дальнейшая служба Георгия Лихо уже проходила под руководством Николая Патрахальцева, и поэтому его воспоминания о резиденте Патрасе особенно ценны.
«Работы у меня было много, с раннего утра до глубокой ночи шел радиообмен, при этом 4/5 радиограмм предназначались на передачу. Связь держалась очень устойчивая, с отменной слышимостью. Так прошла неделя.
Как-то заходит ко мне в радиорубку-сарай Николай Кириллович Патрахальцев. Понаблюдав за работой минут тридцать, он спросил, скоро ли будет перевыв? Отвечаю: вот передам последнюю радиограмму и, пока не принесут очередную порцию, будет перерыв.
Патрахальцев предложил мне пойти с его группой на север Югославии в Словению. Моя задача обеспечить группу радиосвязью с Москвой и главной миссией при штабе Тито, готовить разведчиков-радистов, и, разумеется, поддерживать связь, когда они уйдут на задание в тыл противника.
Я согласился, заметив только, что я единственный радист у Леонида Долгова, и он вряд ли согласится меня отпустить. На это Николай Кириллович ответил, что он все устроит. И действительно устроил», — вспоминал Георгий Лихо.
В первых числах марта группа разведчиков — Патрахальцев, Богомолов, Лихо и переводчик Кульков двинулись из Дрвара на север, в Словению.
В ту зиму в Динарских Альпах выпал большой снег. Приходилось идти где по колено, а где пробираться и по пояс в снегу.
На пятый день пути, когда разведчики решили сделать привал в одной из босанских деревень, произошел случай, который потом долго со смехом вспоминали офицеры.
Группа Патрахальцева сидела у стены какого-то разрушенного дома. К ним с опаской подошла старая женщина — селянка и спросила, правда ли что среди них есть русские большевики? Кульков перевел вопрос, и Николай Кириллович с улыбкой указал на радиста Лихо, мол, он и есть русский большевик.
Старушка подошла к Георгию, сняла пилотку и стала ощупывать его голову. Переводчик спросил, что она ищет? «Рога, — ответила босанка, — ведь все большевики с рогами. Нам так говорили».
Весьма показательный случай. Такова была пропаганда в довоенной Югославии и отношение властей к Советскому Союзу.
По пути в Словению группа разведчиков побывала в Главном штабе в Хорватии, и потом через железную и шоссейную дороги Загреб-Карловец вышла к реке Куна. Закончился полуторасуточный переход, и разведчики были у цели — в Словении, в городке Метлика.
Резидентура расположилась в Черномеле. Георгий Лихо установил связь с Москвой и Верховным югославским штабом.
«Дней через десять, — вспоминал Георгий Леонидович, — я приступил к подготовке первых двух разведчиков-радистов. Опыта в их обучении у меня не было, поэтому все приходилось делать на ходу.
Готовность разведчика-радиста к самостоятельной работе полковник Патрахальцев определял просто: когда я докладывал о завершении подготовки, он давал радиограмму в Центр. В ней говорилось, что в обусловленный сеанс на радиосвязь выйдет ученик, которого надо проверить и дать заключение о его готовности.
Моя обязанность заключалась в выдаче радиостанции и необходимых радиоданных. Обучаемый самостоятельно разворачивал радиостанцию, вступал в связь, вел радиообмен, переговоры. Из 14 подготовленных мною разведчиков-радистов все были проверены, подобным образом и ни один из них не получил отрицательную характеристику».
Через некоторое время в резидентуре осталось всего два человека — сам Патрахальцев и радист Лихо.
Богомолов ушел на север к австрийской границе, переводчик Кульков возвратился в главную миссию.
Теперь всю работу приходилось делать вдвоем: принимать самолеты с грузом для словенских партизан, подбирать площадки для десантирования, готовить посадочные полосы для самолетов.
Случалось всякое. Как-то на площадке для сброса грузов услышали звук приближающегося самолета, зажгли костры и получили две бомбы. Немцы неоднократно пытались бомбить площадку, но вражеские самолеты удавалось отгонять огнем зенитных установок.
В ноябрьские праздники 1944 года радиостанция резидентуры «Патрас» замолчала на три дня. Стало известно, что фашисты спланировали карательную операцию на территории Словении.
И действительно, 7 ноября они начали наступление на освобожденную словенскую территорию, бросив против партизан пехотную дивизию. Фашисты быстро продвигались к Черномелю, и партизаны были вынуждены уйти в горы. Вместе с ними ушли и наши разведчики.
Двое суток немецкие каратели упорно преследовали партизанские подразделения. И только умелые действия батальона, состоявшего из бывших советских военнопленных, которые устроили фашистам засаду и уничтожили 250 человек, заставили немцев остановиться и отступить.
Партизаны, а вместе с ними и резидентура «Патрас», возвратилась в Черномель, радиосвязь была восстановлена, работа продолжена.
Война есть война, и задачи у резидентуры «Патрас» были самые разные. Вот как об одной из них вспоминал сам Николай Патрахальцев: «Начальник 2-го управления ГРУ "потерял" танковую армию. Немецкая танковая армия не иголка в стогу сена, но тем не менее это случилось.
Мне была поставлена задача найти эту армию. Видимо, руководство предполагало, что ее могли передислоцировать на мое направление — в Италию, например, или в Австрию.
Таков приказ. Надо выполнять. Осторожно провентилировали вопрос через американцев. Те ничего не знают.
Начал раскручивать своих информаторов среди югославов. Один партизан доложил, что видел, как 26 немецких грузовиков проехали в направлении Австрии. Это уже кое-что. Доложил в Центр. Но сам понимаю, а вдруг это какие-то другие грузовики.
Послал своего человека в Австрию, посмотри, мол, как дела в Вене, приглядись к немецким солдатам. По форме видно — с фронта они или тыловики, новенькие, чистенькие.
Вернулся мой человек. Да, действительно, говорят что танковая часть прибыла с фронта. Солдаты и офицеры бродят по бардакам. По обмундированию видно — фронтовики. Потертые, поношенные…
Так-то оно так, а как проверить, правду ли докладывает информатор? Может, он и вовсе не был в Австрии? Ну, что ж, говорю, хорошо, ты принеси мне трамвайный или автобусный билет, австрийский.
Билет он не принес, а вот газету австрийскую мне подарил. Интересная газета оказалась. Я ее внимательно, до мелкой заметки изучил. А в газете той было написано, что в ближайшее время в городском парке играет военный оркестр.
Запросил Центр: хочу съездить на праздник в Вену, послушать военный оркестр. Центр выезд запретил и попросил сообщить фамилию дирижера оркестра.
Проверили по картотеке информационного управления ГРУ и оказалось… маэстро был дирижером одной из дивизий той самой пропавшей армии.
Вот такое не совсем обычное задание пришлось выполнять моей резидентуре».
Командировка Николая Патрахальцева закончилась в апреле 1945 года. Закончилась неожиданно. Он был вызван в Москву для нового назначения — помощником главного резидента в Югославии. 12 апреля новое задание утвердил заместитель начальника 1-го управления ГРУ полковник Мильштейн, и Патрахальцев был готов возвратиться обратно.
Однако в это время произошел провал нашего оперативного работника Сульта, и на задании Патрахальцева начальник 5-го отдела генерал-майор Мельников сделал надпись: «В связи с провалом Сульта поездка Патраса в Югославию решением начальника ГРУ отменена 25.04 1945 года».
В Югославию на имя резидента ушла телеграмма:
Сообщение Центра Канту. 26.04. 1945 г.
«Провал, возможные последствия и перспективы работы вы оцениваете в основном правильно, хотя провал явился результатом недопустимого просчета.
Патрас к вам не приедет».
За успешное выполнение задания командования в Югославии полковник Патрахальцев Николай Кириллович будет награжден высшей наградой страны — орденом Ленина и югославским орденом Партизанская звезда I степени.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.