Глава 3 СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3 СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Здесь я прерву плавное течение экономико-военно-политической струи своего повествования и обращусь к личности Наполеона, а не к его деяниям. Потому что иногда Наполеона сравнивают с Гитлером и Сталиным по чисто внешнему, поверхностному признаку — полноте власти. Мол, все трое были диктаторы, и потому одним миром мазаны… Но это все равно что сказать: Чикатило и Песталоцци — одно и то же, потому что оба педагоги.

Немного о личностных качествах товарища Сталина — хамоватого восточного деспота и беспредельного садиста-параноика я писал в книге «Бей первым!». О Гитлере гражданам и без меня все известно. Поэтому переходим к Наполеону, благородство души которого не идет ни в какое сравнение с вышеперечисленными диктаторами и педагогами.

Еще одна причина прерывания плавного повествования состоит в том, что в общественной жизни нашего героя мы добрались уже до 1801 года, а личную упустили практически всю. Придется наверстывать. Возвращаемся в прошлое.

В голодное, худое, длинноволосое прошлое, в котором главной проблемой Наполеона было не как поднять Францию, а где бы найти кусок хлеба. Перенесемся в те годы, когда тощие ноги сублейтенанта Бонапарта торчали из огромных ботинок, как пестики из ступок.

Мы помним — Наполеон из многодетной корсиканской семьи. И этим все сказано. Южный темперамент… Любовь к близким… Настроенность на семью… Когда в 1794 году женился его брат Жозеф, Наполеон воскликнул: «Какой счастливчик этот шельмец Жозеф!»

Он с юности очень хотел жениться. Но все как-то не получалось. Мешала бедность. Между прочим, Наполеон ухаживал за младшей сестрой новоиспеченной жены Жозефа. Но ее состоятельный отец Наполеону отказал, заявив, что «одного нищего корсиканца в его семье более чем достаточно». Ах, как этот папашка, должно быть, кусал локти всего через несколько лет!..

Однако тогда юный Наполеон очень переживал этот отказ. Опять бедность подставила ему ножку! И такое случалось потом не раз и не два. Никому не нужен был нищий офицер в худой шинели.

Чтобы понять отношение Наполеона к женщинам, нужно знать следующее. По своей ментальной конструкции Наполеон был практически идеальным мужем и отцом: он любил детей и жен. Удивительно благодарный в этом смысле человек — какая бы женщина ни ответила ему благосклонностью, он сразу включался и совершенно искренне начинал любить ее, изливая на нее бездонные океаны нерастраченной нежности (а когда ему было их растрачивать в постоянных походах и работе?). Он был хорошим мужем, обожал играть с детьми… Да, собственно говоря, по тому, как он заботился о своих братьях и сестрах, как голодал сам, помогая матери вырастить их, как практически заменил им отца, можно сделать выводы о том, насколько он был «заточен» на самое обычное, пошлое семейное счастье. И семейный уют. Это был человек, с которым любая баба прожила бы жизнь, как за каменной стеной, в атмосфере любви, заботы и нежности.

А Жозефина была сукой…

Она была совершенно недостойна того приза, который выбросила ей судьба. Поначалу. И только ближе к концу жизни Жозефина наконец поняла, что именно досталось ей в брачной лотерее. Но было уже поздно.

Впрочем, по порядку… Дамы начали обращать маломальское внимание на Наполеона лишь после того, как он расстрелял из пушек мятеж роялистов и вознесся до командующего парижским гарнизоном, приблизился к самому Баррасу, стал вхож в светские салоны. А буквально за несколько дней до этого знаменательного события Наполеон — скромный служащий топографического отдела в военном ведомстве — пытался выбить себе отрез сукна с армейского склада, чтобы пошить новую форму, потому как уже несколько лет ходил в прожженной под Тулоном шинели и потертом мундире. И ему отказали!

Чтобы добиться выделения сукна, Наполеон, по совету приятелей, предпринимает целую операцию! Несмотря на жуткое состояние своего мундира, длинноволосый, худой и бледный от недоедания корсиканец идет на светский раут, чтобы развлечь там некую госпожу Тальен. Она может замолвить словечко знакомым в военном ведомстве, и Наполеону выделят со склада отрез сукна.

Видимо, это был самый непрезентабельный гость в салоне. Самый бедный и жалкий. Но зато, обладая незаурядным чувством юмора, Наполеон весь вечер развлекал госпожу Тальен, взялся даже погадать ей по руке, наговорив при этом кучу смешных глупостей. Именно на этом светском рауте Наполеон впервые увидел Жозефину Марию-Розу де Богарне. И наверняка даже был ей представлен. Но не обратил на нее никакого внимания, потому что перед ним стояла совсем другая задача — во что бы то ни стало получить сукно! Да и мадам Богарне вряд ли обратила внимание на незаметную фигуру. Тем более что она была старше Наполеона на пять лет и слыла светской львицей, а Наполеон, в силу дурного вида своей одежды, старался светские рауты не посещать. Да и не приглашали его особенно.

Впрочем, говоря по чести, Жозефина Мария-Роза де Богарне по своему социальному статусу не слишком далеко ушла от неизвестного офицерика. Да, у нее имелись кое-какие деньги, но она была вдовой с двумя детьми. Ее судьба типична для революционной Франции. Жозефина — из «репрессированных». Ее муж, революционный генерал Александр Богарне, воевавший с австрийскими и прусскими интервентами, был казнен по время робеспьеровского террора по ложному доносу как враг народа, а Жозефину арестовали, но казнить не успели — самим робеспьеровским палачам посносили головы. Чудом выскользнув из красной мясорубки, она через некоторое время пришла в себя, решила жить дальше и стала искать утешения в загулах, к коим и раньше была весьма склонна.

Нечто вроде романа между Наполеоном и мадам де Богарне разгорелось уже после стремительного взлета Наполеона из топографического отдела до командующего парижским гарнизоном.

Как выглядел худой и смуглый голубоглазый Наполеон с черной пиратской косой за плечами, мы знаем. А для того, чтобы вы представили себе его любовь, я просто приведу описание современников:

«Жозефина была среднего роста, великолепно сложена. Все ее движения, небрежно гибкие, явственно подчеркивались непринужденными позами, которые она принимала, и придавали всей ее фигуре экзотическую томность. Матовый цвет ее лица оттенка слоновой кости нежно оживлялся бархатным отблеском больших темно-синих глаз с длинными, слегка загнутыми ресницами».

В общем, стоило Жозефине проявить к Наполеону малейший интерес, как внутри у него включилось, взорвалось, и наружу выплеснулась вся нерастраченная потребность любить и быть любимым, которая накопилась к 27 годам.

Сейчас эпистолярный жанр умер, а тогда он составлял огромный пласт культуры, вполне сравнимый по объему с книгоизданием. Люди писали друг другу часто, много и красиво. Писал и Наполеон: «Я просыпаюсь, полный тобой. Твой образ и пьянящий вчерашний вечер не дали отдыха моим чувствам, необходимая и несравненная Жозефина! Какое страшное впечатление производишь ты на мое сердце! Сердишься ли ты, вижу ли я тебя спокойной, душа моя разрывается от горести, и я не имею покоя. Но лучше ли для меня, когда, отдаваясь глубокому чувству, владеющему мной, я пью с твоих губ, из твоего сердца то пламя, которое сжигает меня?.. Ты приедешь в полдень — я увижу тебя через три часа. В ожидании, mio dolce amor, посылаю тебе тысячу поцелуев, но не возвращай их мне — они жгут мою кровь».

Как известно, через день после свадьбы Наполеон уехал на войну. И ежедневно писал Жозефине.

«…Каждая минута удаляет меня от тебя, обожаемый друг, и с каждой минутой я все сильнее чувствую невозможность быть вдали от тебя. Ты — постоянный предмет моих мыслей: я напрягаю воображение, стараясь представить себе, что ты делаешь… Пиши мне, мой нежный друг, почаще…»

27-летний командующий армией, который вскоре завоюет Италию, был похож на 17-летнего юношу, чью голову вскружила первая любовь. Он все время говорил о Жозефине, о том, как он ее любит и как она любит его. Переживал, что она не хочет ехать к нему в Италию, пугался, что в Париже, полном соблазнов, она может ему изменить.

«…Посылаю к тебе курьера. Он пробудет в Париже четыре часа и привезет мне твой ответ. Прости меня, милый друг, любовь, которую ты мне внушила, затмила мой рассудок, он уже никогда не вернется ко мне. От этой болезни не выздоравливают. Меня мучают такие тяжелые предчувствия, что я согласен был бы увидеть тебя, прижать на два часа к сердцу и умереть вместе с тобой. Кто заботится о тебе?.. Милый друг, не забудь написать мне, что ты уверена в том, что я люблю тебя так, как нельзя себе и вообразить; что убеждена — нет часа, в который я не думал бы о тебе; что я никогда не подумал о другой женщине, все они кажутся мне неграциозными, некрасивыми и глупыми; только ты, какою я тебя вижу, могла мне понравиться и всецело завладеть моей душой. Мои силы, мои руки, мой ум принадлежат тебе; моя душа живет в твоем теле, и день, в который ты умерла бы, станет днем моей смерти… Я уверен в твоей любви и горжусь ею…»

Пустая уверенность! Она не любила его.

Незадолго перед свадьбой Жозефина писала в письме друзьям: «Вы видели у меня генерала Бонапарта. И вот! Он хочет стать отцом сирот Александра Богарне, а также мужем его вдовы. Вы спросите меня, люблю ли я его? Нет. Я чувствую к нему отвращение? Нет. Но я нахожусь в состоянии равнодушия, которое мне не нравится и которое люди набожные с точки зрения религии считают хуже всего».

Жозефину отговаривали от этого брака. Она колебалась. С одной стороны, хитрая баба нутром чувствовала в тщедушном бедном генерале невероятную внутреннюю силу и огромный потенциал. Что обещало ей и ее детям уверенность в будущем, славу, блеск светских раутов. То самое письмо Жозефины, которое я процитировал, заканчивается так: «Я не знаю, но иногда эта глупая уверенность захватывает меня, и я считаю возможным верить, что этот страшный человек поставит меня во главе всех его дел, а кто может, зная его воображение, понять, что он предпримет?»

С другой стороны, она была к Наполеону абсолютно равнодушна. И потому как-то перед свадьбой (уже объявленной!) она все-таки пошла посоветоваться к знакомому юристу, которого звали Регидо. Причем пошла вместе с Наполеоном, оставив того в приемной. Юрист сказал Жозефине буквально следующее: «Зачем выходить замуж за генерала, у которого имеется только шпага и плащ? Все, что у него будет в жизни, — маленький домишко, и это максимум! Мелкий генерал без имени и будущего, стоящий ниже всех генералов республики. Лучше уж выйти замуж за поставщика!»

Это был очень хороший совет — выйти замуж за поставщика. А самое главное, через приоткрытую дверь Наполеон все слышал. Слышал отзыв Регидо о своей персоне. И понял, что его любимая женщина накануне свадьбы пришла советоваться, выходить ли ей вообще замуж или воздержаться.

Сложно сказать, что он переживал тогда. Ведь в этот момент, как во все предыдущие моменты жизни, его бедность опять ставила ему подножку! Ему, 27-летнему, много лет безуспешно стремившемуся к семейному счастью, несколько раз не достигавшему его. И вот теперь, когда, казалось, оно так близко, так ощутимо, он слышит, как некий Регидо своими уничижительными словами пытается разрушить надежды всей его жизни и отнять у него любимую женщину, за которую он был готов умереть!

Как вы думаете, что сделал Наполеон с этим Регидо, придя к абсолютной власти?

Он никогда не напоминал Жозефине об этом ее поступке и вообще не говорил об этом. Но во время коронации, когда Наполеона провозглашали императором, он сделал так, что в первом ряду, откуда процедура была видна наилучшим образом, сидел мелкий парижский юрист Регидо и наблюдал, как «генерал без имени и будущего» опускает на голову Жозефины корону императрицы.

…Сталин на месте Наполеона поступил бы несколько иначе.

Впрочем, до коронации нам еще далеко. А пока молодой генерал каждый день строчит из Италии жене большие письма. Все более открывая для себя (и боясь этого открытия) равнодушие Жозефины.

«…Тысячу поцелуев в твои глаза, губы. Очаровательная женщина, как велика твоя власть! Не задерживай курьера больше, чем на шесть часов, и пусть он немедленно возвратится с дорогим письмом моей повелительницы».

«Если меня спросят, хорошо ли я спал, то, прежде чем ответить, мне нужно дождаться почты с сообщением, что ты хорошо отдохнула. Болезни и безумства людей пугают меня лишь при мысли, что они могут быть опасны для тебя. Пусть мой ангел-хранитель, покровительствовавший мне в самые опасные моменты, оберегает тебя, пусть лучше я останусь без его защиты».

«Я беспрестанно вспоминаю твои поцелуи, твои слезы. Еще недавно мне казалось, что я люблю тебя; но теперь я чувствую, что люблю тебя в тысячу раз сильнее. С тех пор, как я тебя узнал, мое обожание растет с каждым днем…»

«Два дня нет от тебя писем. Я думал об этом сегодня раз тридцать, как это грустно. Я призвал курьера, он сказал, что был у тебя и что ты ничего не передавала ему. Фу! Злая, противная, жестокая, тиран, милое хорошенькое чудовище! Ты смеешься над моими угрозами и глупостями. Ах, если бы я мог закрыть тебя в своем сердце, оно стало бы твоей тюрьмой».

«Тысячу поцелуев, настолько жгучих, насколько ты сама холодна».

Она была не просто холодна. Ей был смешон этот пыл. «Чудак этот Бонапарт!» — посмеивалась Жозефина. Муж просил ее приехать в Италию; она отмахивалась и продолжала стрекозой плясать в Париже, порхая из салона в салон и наслаждаясь той славой и восторгами, которые вызывали у парижан известия о победах Наполеона в Италии. Ее называли в Париже «богородицей побед»! Могла ли она покинуть Париж?..

Ее полное равнодушие к мужу было видно в столице всем. Когда один из друзей Жозефины прямо спросил ее об отношении к мужу, Жозефина только и ответила: «Я думаю, Бонапарт — честный человек». Согласитесь, эта сухая деловая констатация никак не напоминает бурю эмоций, выплескивающихся в письмах Наполеона. Но и на том спасибо. Не о многих людях той поры можно было сказать даже это.

Жозефина обещала писать, но отделывалась лишь парой строк, обещала приехать к мужу, но обманула его, сказавшись больной.

Она больна?!. Наполеон в ужасе пишет брату: «Я в отчаянии, что моя жена больна, прошу тебя позаботиться о ней… успокой меня, ты знаешь, как страстна моя любовь, знаешь, что я никогда не любил, что Жозефина — первая женщина, которую я обожаю, ее болезнь приводит меня в отчаяние… Если она здорова настолько, чтобы вынести путешествие, я хочу, чтобы она приехала, мне надо видеть, обнять ее, я люблю ее безумно и не могу быть вдали от нее. Если бы она разлюбила меня, мне нечего было бы делать на земле…»

Однако не стоит думать, что эти страдания хоть сколько-нибудь мешали Наполеону делать дело. В тот же день, в который им было написано это письмо брату, Наполеон написал и надиктовал следующие документы:

— приказ Бертье занять очередной город;

— отчет в Париж о состоянии дел с просьбой о подкреплениях (оставшейся, как и прочие подобные просьбы, без ответа);

— ультиматум генуэзскому сенату с требованием прекратить нападения на французских солдат;

— решение о том, что делать с пушками, оставленными возле Генуи;

— приказ Массене пополнить боезапас в арсеналах Венеции;

— приказ Ланну оставаться на занятых позициях;

— приказ Боле выслать в Тортону всех подозреваемых в преступлениях;

— приказ Пюже послать небольшой отряд в Тулон;

— уведомление Келлерману о посланном ему подкреплении.

Часть его существа воевала, а другая часть страстно любила и звала. Наконец, когда дальше отбрехиваться было уже просто неудобно, Жозефина решилась отправиться к мужу в Италию. Ее подтолкнул к этому приезд Жюно в Париж. (Он привез в столицу взятые в боях австрийские флаги, посмотреть на которые сбежался весь город.) Жозефина поняла, что если она не отправится вместе с Жюно, тот расскажет Наполеону все о ее разгульном поведении. Надо сказать, решение ехать к «любимому» мужу далось Жозефине нелегко. Как потом писал в воспоминаниях один из ее знакомых: «Бедная женщина рыдала так, будто отправлялась на казнь!»

И вот она в Милане. Наполеон был совершенно счастлив. Однако судьба не дала ему долго радоваться. Война опять сорвала его с места, и вскоре Наполеон был уже в Вероне. Куда позвал приехать Жозефину: «Я побил неприятеля. Кильмен вышлет тебе копию описания. Я до смерти устал. Прошу тебя тотчас же выехать в Верону, ты нужна мне… Целую тебя тысячу раз».

Но Милан крупный город, со светской жизнью, а Верона — дыра. Поэтому Жозефина опять сказалась больной. И опять закружилась в вихре светских раутов, забывая даже писать ему.

А он снова сочувствует болящей: «Пользуйся отдыхом. Постарайся поскорее поправиться и тогда приезжай ко мне для того, чтобы, умирая, мы могли, по крайней мере, сказать: мы так долго были счастливы!»

До чего же замечательна эта последняя фраза! Всю глубину ее можно полностью осознать только ближе к концу жизни.

Наполеон сказал ее в двадцать семь. Жозефине было тридцать два, и она этого еще не понимала. Мадам Бонапарт вела в Милане такой же великосветский образ жизни, как и в Париже. Ее окружала толпа молодых офицеров, с которыми она пила шампанское и крутила шашни.

Он рисковал жизнью на Аркольском мосту, по две недели не снимал сапоги, а она предавалась распутству. В конце концов у Наполеона постепенно-постепенно начинают открываться глаза. Но ему так не хочется их открывать!..

«Три дня от тебя нет писем, а я, между прочим, писал тебе несколько раз…»

«От тебя нет писем, это серьезно беспокоит меня, меня уверяют, что ты здорова и даже катаешься на озере Комо. Каждый день я с нетерпением ожидаю письма с известиями от тебя; ты знаешь, как они мне дороги…»

«Я часто пишу тебе, мой друг, а ты мне — мало…»

«Что же вы делаете весь день, сударыня? какие важные дела мешают вам написать бедному влюбленному?.…»

«Твои письма холодны, как пятидесятилетние старики, как будто они написаны через пятнадцать лет после брака. Они дышат дружбой и чувствами, свойственными зиме жизни. Что вам остается сделать, чтобы заставить окружающих жалеть меня? Разлюбить меня? Но это уже сделано. Возненавидеть меня? Что же! Я желаю этого: не ненависть унижает, но равнодушие со спокойным пульсом, неподвижным взглядом, ровной походкой!.…»

И вот, давно и нервно ждущий встречи со своей любимой, которой достаточно бросить на него один взгляд, чтобы он все простил, Наполеон приезжает в Милан. Он вбегает в дом. Тот пуст — Жозефина укатила развлекаться в Геную.

Это был очень тяжелый удар. После которого Наполеон, который доселе вел себя как 15-летний юнец… Да-да, именно так! И он не мог вести себя иначе, поскольку в смысле взаимоотношений между мужчиной и женщиной сильно опаздывал в развитии: в то время, когда его более благополучные в финансовом отношении ровесники вовсю крутили амуры, Наполеон ходил в поношенном мундире, высылал последние деньги матери на прокорм, стеснялся выходить в общество и заполнял время не амурами, а чтением. Он один знал больше, чем целое поколение, но отнюдь не в чувственной сфере, где все постигается только через опыт.

Так вот, после этого миланского удара Наполеон пишет Жозефине пронзительные строки: «Требуя от тебя любви, подобной моей, я был не прав: разве может кружево весить столько же, сколько золото?»

…Если кто и вбил первый клин в их отношения, то явно не Наполеон.

«Я прибыл в Милан, спешу к тебе, я бросил все, чтобы обнять тебя. Тебя нет! Ты путешествуешь и веселишься. Я пробуду здесь до девятого. Не беспокойся: пользуйся удовольствиями, счастье создано для тебя…»

«Я принял курьера, присланного из Генуи. У тебя, конечно, не нашлось времени написать мне. Твоя жизнь, полная наслаждений, не позволяет тебе пожертвовать для меня хотя бы пустяком. Я не хочу расстраивать твои планы и мешать тебе развлекаться, я не стою этого, а счастье или несчастье нелюбимого тобой человека не может интересовать тебя…»

Потом он узнал и о ее изменах. И не только он. О том, что покоритель Египта и Италии — рогоносец, писали даже английские газеты. Но Жозефина того периода была настолько «не в материале», что умудрилась изменить Наполеону даже с учителем танцев Ипполитом Шарлем, который, пока Бонапарт воевал, просто нагло поселился у нее в доме.

Парижские друзья Наполеона предупреждали его потерявшую последний разум жену, что она слишком заигралась. Один из директоров Директории говорил этой шалаве: «Вы утверждаете, что между вами и господином Шарлем нет ничего, кроме дружбы; но если эта дружба так исключительна, что заставляет вас пренебрегать светскими приличиями, то я скажу вам, как если бы это была любовь: разводитесь с Наполеоном, потому что такая самоотверженная дружба заменит вам все! Поверьте, у вас будут неприятности».

Но Жозефина разводиться не хотела: Наполеон был герой. И все то сияние, в лучах которого она грелась в парижских салонах, было только и исключительно отражением его сияния. Без него она была бы никем. Почему же она вела себя столь нагло? Просто, начитавшись пылких писем Наполеона, она была абсолютно уверена в своей власти над ним. Но Наполеон быстро учился.

Поэтому, вернувшись из Египта в Париж, он запретил пускать к нему Жозефину и объявил о разводе. Его не столько беспокоило общественное мнение (во Франции оно довольно легко относилось к изменам), сколько терзала обида. Да и не видел он более смысла в этом браке. У него была масса других, во сто крат более важных дел — решалась судьба Франции.

Только в этот момент Жозефина поняла глубину той пропасти между ними, которую выкопала собственными руками! И пришла в ужас. И перешла к осаде. Она понимала: если ей только удастся проникнуть к Наполеону, добиться с ним личной аудиенции, броситься в ноги, пустить слезу, загородиться детьми, которых Наполеон успел полюбить, она сломает эту стену. Наполеон это тоже знал, именно поэтому и запретил пускать к нему жену. Все-таки под толстым слоем горького серого пепла в его сердце еще теплились искорки того чувства, которое. Да что я вам говорю! Просто перечитайте его письма!..

Поэтому первыми к нему в ноги со слезами бросились посланные Жозефиной дети — Евгений и его сестра Ортанс, которые умоляли не оставлять их снова сиротами. Ну, это уже ниже пояса! Наполеон, который всю жизнь любил детей, разволновался и разрешил запустить к себе Жозефину, которая, как это водится у путан, кинулась в ноги и была прощена.

И вот с этого момента, друзья мои, у них началась совершенно другая жизнь! Чтобы понять перемену, которая стала происходить с Жозефиной, нужно вспомнить некоторые детали. Во-первых, она была старше Наполеона на пять лет. А это известная проблема: если в браке женщина старше, то со временем ее начинают терзать муки ревности, поскольку женщины стареют и дурнеют гораздо быстрее мужчин. У них начинается паника, что их вот-вот бросят и все такое… Это во-первых.

А во-вторых, Жозефина раннего периода Наполеона почти и не знала. Он был нужен ей как паровоз в великосветскую жизнь. Она чувствовала в молодом генерале огромный потенциал. Вот и все. Через два дня после свадьбы он уехал на войну, и она его почти не видела. И только потом, когда они начали плотно жить вместе, Жозефина, приближаясь к этому утесу все ближе и ближе, с каждым шагом все больше и больше поражалась масштабу личности, который начал перед ней открываться. И постепенно, к своему, быть может, удивлению, начала все больше и больше влюбляться в него.

Их отношения наладились, они не вспоминали о былом, но Наполеон никогда уже не горел тем огнем, который сжигал его в Италии. Он стал обычным мужем-мещанином. Он перегорел. И это особенно ярко видно в его последующих письмах к Жозефине. Они так спокойны.

«Я получил для тебя из Лондона растения, которые послал твоему садовнику. Если в Пломбьере так же скверно, как здесь, то пребывание на водах не понравится тебе. Тысяча любезностей матушке и Ортанс…» (Вместо тысячи прежних поцелуев. — А. Н)

«Я получил твое письмо, милая Жозефина. Вчера я был на охоте в Марли и, стреляя в вепря, слегка поранил себе палец. Кажется, сегодня играют „Севильского цирюльника“…»

«Всю неделю, милая Жозефина, я утомлялся больше, чем следовало, по целым дням с окоченевшими ногами мокнул под дождем, но сегодня я отдохнул, так как никуда не выходил…»

Любил ли он ее тогда? Конечно. Он был семейный человек, ценил очаг. Годы, которые они прожили вместе, затянули ту трещину, которую проделала Жозефина в фундаменте их брака в самом его начале. Но когда Наполеону нужно было для спасения дела всей его жизни развестись с Жозефиной (политика!), он долго колебался, но все-таки решившись, сломал брак.

А Жозефина? К концу жизни она уже совсем не любила шум светских раутов, а любила только его. И когда Наполеона сослали на остров, когда Бонапарта быстро позабыла его вторая молодая жена, Жозефина настойчиво просилась к нему, чтобы вдвоем встретить старость и смерть. Это было именно то, о чем когда-то, будучи 27-летним мальчишкой, он писал ей: «Приезжай ко мне хотя бы для того, чтобы, умирая, мы могли сказать: мы так долго были счастливы!»

Увы, не сбылось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.