ГЛАВА 3. ДРЭД И ДРУГИЕ ПОУЧИТЕЛЬНЫЕ ОПЫТЫ
ГЛАВА 3. ДРЭД И ДРУГИЕ ПОУЧИТЕЛЬНЫЕ ОПЫТЫ
(Рассказывает Алиса)
Мы с Шурой — люди совершенно разные. У нас непохожие таланты и навыки, непохожие реакции на некоторые психотропные препараты, разный образ мысли и восприятия. Но мы сходимся в одном: мы оба не получаем никакого удовольствия от марихуаны. (Мы также ненавидим Вагнера, но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз.) Мы признаем, что конопля обладает неоценимыми достоинствами, как для технического, так и для медицинского использования. Для миллионов людей во всем мире это лучший способ снять стресс и расслабиться. Мы также понимаем, что у некоторых марихуана может вызывать привыкание, не физическое, конечно, а психологическое, что тоже плохо. Но когда я говорю, что нам она не нравится, я имею в виду что-то сугубо личное: ее действие нам неприятно, и как говорит Шура, она нас ничему не может научить.
Ах, да… Одно исключение из последнего правила: марихуана, как никакой другой препарат, может замедлять время, и это порой служит источником увлекательного личного опыта.
В первый раз я попробовала марихуану лет в двадцать, и это было ужасно: каждые десять секунд мое сознание начинало отключаться, после чего приходилось заново вспоминать, кто я и почему я здесь. Через некоторое время процесс самоидентификации повторялся.
БАХ!
— Кто я?
— Я Алиса.
— Ага, вспомнила. Так… Где я нахожусь?
— Сижу на диване у себя дома.
— Что я делаю?
— Только что покурила траву, и теперь пытаюсь понять, что со мной происходит.
БАХ!
— Кто я?
— Я Алиса…
И так несколько часов… Когда я, наконец, вышла из этого состояния, я поклялась никогда больше не употреблять траву.
Но, конечно, мы никогда не учимся на ошибках. Когда мне было около тридцати, у меня был друг по имени Стив — великолепный и крайне уверенный в себе парень. Когда я рассказала ему о своем первом опыте с марихуаной, он решил, что тогда у меня, наверное, было не то настроение, и что теперь я должна повторить, на сей раз вместе с ним. Он обещал, что мне очень понравится, и что он будет полностью контролировать ситуацию.
Мы вышли на улицу, сели на скамейку во дворе, он протянул мне косяк, и я затянулась, как всегда, закашлявшись. Он требовал, чтобы я затягивалась еще и еще. «Давай, давай, Алиса, на этот раз все будет ништяк! Еще одну затяжку».
Вдруг у меня сильно закружилась голова. Я сказала, что с меня хватит; Стив одобрительно похлопал меня по плечу и докурил косяк сам. Вдруг я почувствовала, как мой мир распадается на два, на три, потом на четыре уровня реальности, четыре разных восприятия, четыре разных сидящих по деревом Алисы, пристально разглядывающих узор осенних листьев на земле. Я с ужасом чувствовала, как ощущения проходят сквозь меня волна за волной. Расслабиться было невозможно: все время приходится концентрироваться, чтобы встретить следующую волну. Мне не очень нравились эти чувства. Не то что бы я считала их враждебными или опасными — они были просто очень сильны и из-за этого неприятны.
Неожиданно уровней стало пять, потом шесть. «Пойдем домой, со мной что-то неладно», — сказала я Стиву.
Дома, лежа на диване, я заметила, что миров стало уже восемь. Больше всего меня интересовало, в каком же из них я находилась до того, как покурила.
Это было что-то вроде восьмиэтажного дома в разрезе. Одна из квартир была моим обычным миром. Остальные выглядели почти так же, но в каждой бросалась в глаза либо дверь неправильной формы, либо странная мебель; все предметы меняли свои очертания. Мне пришлось сильно сконцентрироваться, чтобы разобраться во всей этой мешанине неправильных образов и попытаться найти выход.
Мой друг сидел напротив меня в кресле, глаза его были закрыты, он улыбался. Я неожиданно поняла, что это он все подстроил — расслоение реальности и прочую гадость.
Наверное, это и есть мания преследования. Чувствуешь, что за всеми событиями стоит чья-то злая воля. Тебя обманывают, предают. Нужно срочно выбираться. Где-то должен быть выход.
И вот поочередно на разных уровнях сознания я приходила к одной и той же мысли: хватит с меня этих странных отношений со Стивом, хватит быть слабой беззащитной жертвой, я выросла из этого человека, пора двигаться дальше.
Через несколько часов сознание прояснилось, привычная реальность потихоньку победила все остальные уровни, и вот, наконец, я пришла в нормальное состояние, и непонятная тревога сменилась приятной злостью.
Третий раз я пробовала марихуану через много-много лет. На этот раз рядом со мной был Шура Бородин.
Мы были знакомы уже полгода, и Шура пригласил меня в гости к своим друзьям. Он позвонил в четверг вечером и после обмена новостями спросил:
— Кстати, не хочешь в субботу съездить в гости к моим друзьям? У них домик в лесу недалеко от Санта-Круз, там будет много интересных людей. Тебе понравится.
— Я бы с радостью, но ведь мы с тобой идем в театр с Рут и Джорджем. Ты разве забыл?
— Мы успеем. Нас зовут к полудню, часов на пять. Как раз успеем на «Иоланту».
— Отлично, тогда поехали.
— Я заеду за тобой в одиннадцать.
— Хорошо, буду ждать.
Мы ехали долго. Солнце на удивление ярко освещало прибрежное шоссе: обычно летом холмы застилает туман с моря. Машина круто повернула, и у нас захватило дух при виде красивейшего утеса, который подымался из ярко-синего моря.
— Я не рассказывал тебе о моих друзьях, к которым мы едем — Аароне и Грейс?
— Нет, я их не помню.
— Это мои старые друзья. Я очень их люблю. Очень умные, образованные люди, с хорошим чувством юмора. Написали отличную книгу о психоделических грибах в древней Скандинавии, особенно про использование мухоморов берсерками. Слышала когда-нибудь про берсерков?
— Да, но не знала, что они употребляли мухоморы. Это ведь мухоморы называют волшебными грибами?
— Да-да, те самые грибы с рождественских открыток.
Мы свернули на проселочную дорогу наверх, в горы. Тут и там на склонах лесистых холмов мелькали крыши коттеджей. Наконец Шура припарковал машину рядом с двумя другими и сказал, что дальше мы пойдем пешком.
Через несколько минут мы были у калитки, и нас встречал сам хозяин дома. Шура представил меня. Аарон, невысокий, кудрявый человек, заулыбался в ответ: «Очень рад вас видеть, Алиса, идите познакомьтесь с Грейс: она командует парадом на кухне». По заросшей папоротниками лестнице мы спустились к дому: в большой гостиной сидело уже достаточно много гостей, некоторые расположились на полу на громадных подушках.
Аарон проводил меня на кухню, где познакомил с Грейс — стройной женщиной немного повыше меня, с длинными каштановыми волосами, заплетенными в толстую косу. У нее было симпатичное, живое лицо. Она наклонилась ко мне, чтобы перекричать общий шум: «Привет, Алиса, чувствуй себя как дома! Что будешь пить?»
Красивые проницательные глаза. Видно, что она часто смеется. А какая фигура!
Я взяла стакан сока и вышла на веранду с Аароном и еще одним гостем. Посреди открытой веранды, прямо из пола рос громадный дуб, его крона образовывала нечто вроде потолка. Вокруг сидели, стояли, смеялись и разговаривали люди. Я села на скамейку за большой стол, покрытый белой, в красную клетку скатертью, и, набрав себе закусок, повернулась лицом к дверям, чтобы увидеть Шуру, когда тот выйдет на веранду.
Шура появился через несколько минут, сразу нашел меня в толпе и улыбнулся — я была уже безумно влюблена в эту улыбку. Он присел рядом с бокалом красного вина в руке и, как обычно, спросил: «Ну, как дела?»
Я отвечала, что отлично, и что Аарон и Грейс, кажется, очень приятные люди. «Конечно, конечно», — заулыбался Шура.
Примерно через час мы с Шурой весело болтали о живописи с высоким блондином, который представился «самым гениальным из непризнанных художников Калифорнии». Мы обсуждали выставку в оклендском музее, куда Шура водил меня за неделю до этого, и хором ругали одного из выставлявшихся художников, который показался нам всем крайним профаном. Я легко запомнила его имя: его звали так же, как моего любимого пианиста.
Вдруг раздался громкий низкий голос: «Кто хочет — присоединяйтесь». В углу веранды немолодой человек в джинсовом костюме держал в руке что-то, издалека похожее на большую черную сигару.
— Что это, Чак?
— Это анаша из Африки. Очень, очень сильная вещь, называется «дрэд» — не знаю почему, просто так называется. (((«Дрэд» — по-английски «ужас»))). Клянусь, вы никогда такую не пробовали.
Шура обратился ко мне:
— Говорят, хорошая африканская марихуана. Хочешь попробовать?
— Может быть, только одну затяжку: ты знаешь, мне с ней не везло.
— Я тоже не особенно ее люблю. Но пара затяжек, пожалуй, не повредит.
— Возможно.
— Хотя, знаешь, у меня есть правило — никогда не употреблять незнакомые препараты вне дома.
— Ну, если ты считаешь…
— Да ладно, можно иногда себе позволить… Но только пару затяжек. А то кто его знает, вдруг эта любопытная сигарка соответствует названию? Интересно, как пишется: «дрэд» или «дред»?
Я засмеялась, и мы подошли к компании, которая собиралась попробовать. Когда сигара дошла до меня, я постаралась сделать совсем неглубокий вдох: мне не хотелось кашлять перед всеми. Несмотря на то, что я курю табак, я почему-то всегда очень сильно кашляю после затяжки марихуаной.
На этот раз все было точно так же. Я побежала на другой конец веранды, останавливаясь через каждые два шага, чтобы прокашляться. Шура шел за мной.
— Прости, со мной всегда так.
— Ничего страшного. Сейчас прошло? — спросил Шура.
Я осторожно вздохнула и сказала, что мне уже лучше.
Мы разглядывали дом и сад. Наш приятель-художник куда-то исчез, и, пытаясь отыскать его взглядом, я заметила, что человек с сигарой обходит гостей, предлагая еще по затяжке. Он подошел к нам, и Шура сделал еще одну глубокую затяжку. Я последовала его примеру. На этот раз я вдыхала очень плавно и не спеша, так что почти не закашлялась.
После этого Шура сказал Чаку: «Спасибо, я думаю, мы на этом остановимся».
Чак отошел, и Шура сказал мне: «Ты не возражаешь, если я отойду на пару минут, я заметил старого друга. Я бы познакомил тебя с ним, но боюсь, сейчас не вполне подходящее время».
Я засмеялась: «Ага, воображаю, что будет, если во время разговора у меня начнется приход».
«Я вот тоже так думаю», — заулыбался Шура.
«Иди-иди, я буду либо здесь, либо поближе к столу — если вдруг захочу есть».
На этот раз я села лицом к блюдам с пучками зелени, чипсами, оливками и прочими закусками. Я уставилась на клетчатую скатерть и стала ждать, когда все начнется. Насколько я помнила, после обычной травы эффект наступал через десять-пятнадцать минут.
Вдруг на меня словно опустилась тонкая, но звуконепроницаемая оболочка: я перестала слышать голоса людей на веранде, перестала слышать вообще. Это ощущение обволакивающей тишины достаточно хорошо знакомо всем, кто употреблял психоактивные вещества, но обычно оно ассоциируется с состоянием глубокого покоя, мне же казалось, что меня заперли, отрезали от внешнего мира. Вдруг я почувствовала, что меня хотят отравить. В моей энергетической оболочке проделали дыру, и теперь сквозь нее на меня льется ядовитая зеленая жидкость.
Я не могла пошевелиться и беспомощно замерла, чувствуя, что сейчас потеряю сознание или умру. Странно, но я даже не испугалась по-настоящему: мои чувства были парализованы вместе с телом. Но думать я еще могла…
Если я прямо сейчас упаду на бок, то до смерти испугаю гостей, Шура может запаниковать, и потом мне будет очень стыдно перед всеми этими прекрасными людьми. Надо облокотиться на стол — тогда я, может быть, не упаду. Это пройдет, если я не умру, обязательно пройдет.
Я почувствовала, как кто-то положил мне руку на плечо, и услышала далеко-далеко голос Шуры: «С тобой все в порядке?»
Ответить я не могла. Пока я с огромным трудом сохраняла вертикальное положение.
В моем поле зрения появились очертания Шуриного лица. Он опять задал вопрос; слова едва доносились внутрь зеленоватой оболочки: «Ты можешь говорить?»
Я умудрилась слегка покачать головой из стороны в сторону.
«Тогда слушай меня внимательно. Сейчас я донесу тебя до места, где ты сможешь лечь, и выведу тебя из этого состояния. Понимаешь?»
Я медленно кивнула, уставившись в одну точку: я смотрела на свои пальцы, вцепившиеся в край стола.
Я почувствовала, как Шурины большие руки осторожно поднимают меня под мышки, и с удивлением поняла, что стою. Шура медленно подвел меня к шезлонгу на солнечной стороне веранды, аккуратно посадил и сам сел рядом на табуретку, облокотившись на стол.
Он видит, что я не могу повернуть голову, и поэтому старается держаться в моем поле зрения.
«Так, теперь постарайся сосредоточиться на том, что делает моя рука. Смотри, я кладу большой палец на край стола сверху, а указательный прижимаю снизу. Теперь скажи, сколько сантиметров между пальцами, какова толщина крышки стола?»
О чем он? Я почти парализована, а он спрашивает про крышку стола! ЧТО ОН ДЕЛАЕТ?
«Я знаю, это смешно, но, пожалуйста, забудь об этом на секундочку, просто сосредоточься на моих пальцах, и попробуй определить расстояние между ними».
О Боже, неужели мне придется играть в эту абсурдную игру? Кажется, он не оставит меня в покое. Ну что же, попробуем сосредоточиться. Сколько сантиметров между пальцами? Похоже, что пять. Теперь надо открыть рот и сказать ответ.
«Пять, пять сантиметров», — услышала я свой голос.
Шура наклонился ко мне и взял меня за руки: «Отлично, ты сделала это! Теперь ты можешь двигаться. С тобой все в порядке».
Я недоверчиво посмотрела на него, но вдруг заметила, что мои руки уже загораживают глаза от солнца, и что весь паралич прошел. Я встала и нервно заулыбалась.
— Как тебе это удалось? Что это была за чушь про толщину стола?
— Старый фокус. Если можешь заставить себя сильно на чем-то сосредоточиться, то вырываешься из оцепенения. Скорее всего, просто возвращаешь себе контроль над эго. Не знаю как, но это работает.
Мое раздражение потихоньку ушло, но некое неприятное чувство оставалось.
Похоже, придется просто сказать спасибо. Нет причин для раздражения. Шура спас меня, он знал, что делать, и я теперь вне опасности. Но все равно чувствую себя немного на грани.
Я улыбнулась, встряхнулась и сказала: «Ничего себе!»
«Давай уйдем с солнца», — сказал мой добрый волшебник, и когда я поняла, что голова не кружится и я смогу идти без проблем, Шура повел меня сквозь толпу гостей. Мы не привлекали особого внимания; некоторые говорили: «Привет!» Мы добрались до уголка сада, где между большим деревом и деревянным столбом висел гамак, я села на стул под деревом, а Шура лег в гамак. Он наклонился ко мне, собираясь что-то сказать.
Вдруг его лицо исказилось, он на секунду потерял равновесие, потом вдруг вскочил из гамака и неуверенно побежал в сторону дома.
Он вернулся примерно через пятнадцать минут, но под марихуаной время течет очень долго, и мне показалось, что он отсутствовал по крайней мере час. Но я не возражала — я все это время рассматривала гостей. Один из них замер, обхватив ствол дерева посреди веранды, и по его лицу я поняла, что он сейчас чувствует.
Бедняга — еще одна жертва черной сигары.
В другой раз я бы подошла к нему, но здесь ситуация была явно неподходящая, притом мне совсем не хотелось слезать со стула.
Как ощущения? Тело под контролем, раздражение ушло. Почему я была такая злая? Почему вместо благодарности Шуре за спасение я чуть было не наорала на него? А-а-а, конечно! Ощущение полной беспомощности — вот главная причина злости. Пока мои эмоции подавлены, я чувствую только легкое раздражение, но, может быть, скоро оно перерастет в настоящую ярость. Даже наверняка.
Вернулся Шура. Он больше не улыбался. Я пыталась спросить, что случилось, но Шура только сказал: «Пошли отсюда».
Мы прошли через дом, даже не стараясь найти хозяев, чтобы попрощаться.
Мы медленно и молча дошли до машины.
С ним что-то произошло. Что-то, о чем он даже не хочет рассказывать. Я не буду спрашивать.
Шура очень осторожно выехал со стоянки — несколько раз мотор глох и слышался скрип тормозов. На проселочной дороге мне показалось, что Шура едет чуть быстрее, чем нужно, но не успела я ему об этом сказать, как он сбавил скорость. Я попыталась расслабиться. Через несколько минут Шура сказал:
— Ты не могла бы… ты не могла бы смотреть назад на дорогу? Я не вижу… зеркало заднего вида… Я не вижу… куда мы едем… Зеркало заднего вида…
(Он потом объяснил мне, что то, что он видел в зеркале заднего обзора, смешивалось в его сознании с тем, что он видел перед собой, и он не мог сосредоточиться на дороге.)
— О, господи. Ничего страшного, я буду следить за тем, что сзади, а ты смотри только вперед.
Ой-ой-ой! Не стоило садиться за руль в таком состоянии. Надеюсь, наши ангелы-хранители не спят.
Я повернулась и приготовилась сообщать Шуре о появляющихся сзади машинах, но нам повезло: мы были на дороге одни.
Примерно через десять минут, показавшихся мне вечностью, Шура припарковался возле небольшого кафе.
— Пойдем выпьем кофе.
— Будем сидеть на улице?
— Ага, на улице.
В его голосе все еще было что-то странное.
Мы сели за столик. Не было ни одного посетителя. Шура взял меня за руку, пожал ее и отпустил. Подошел официант и положил перед нами меню — он был явно разочарован, когда мы оба заказали кофе. Шура повторил еще раз: «Просто кофе». Официант удалился.
— Я бы с удовольствием порадовал бы его, но в данный момент не могу смотреть на еду.
— И я тоже. — Я без всякого энтузиазма представила себе местные сэндвичи.
Возникла неловкая пауза, в течение которой я внимательно изучала лицо Шуры — он все еще хмурился. Наконец я решилась:
— Так что с тобой случилось?
— Видишь ли, я очень радовался, что смог вывести тебя из ужасного состояния, и на меня трава не действовала, но когда я лег в этот проклятый гамак…
Наконец-то Шура улыбнулся.
— Ну, в общем, как бы сказать… Наверное, это из-за того, что я стал качаться… Я вдруг почувствовал, что меня прямо сейчас вырвет. И при этом… как бы сказать… ну, в общем, с другого конца пищевода тоже не все в порядке. Побежал в туалет — едва успел, просто взрыв какой-то. Пришлось убирать за собой, поэтому я и задержался.
— А сейчас как ты себя чувствуешь?
— Сказать по правде, страшно злюсь. Прежде всего на себя. Я ведь нарушил основное правило!
— Какое?
— Я, по-моему, тебе уже рассказывал: никогда не принимать неизвестные вещества в чужом доме. Я нарушил правило, и мне пришлось за это ответить. Какой же я идиот!
Недовольный официант вернулся с двумя чашечками кофе; Шура достал бумажник и расплатился.
Когда мы снова остались одни, мы продолжали обсуждать, чем могла быть пропитана эта сигара. Шура называл возможные варианты: от Пи-Си-Пи до экзотических растений, о которых я даже не слышала. Шура даже сомневался, была ли вообще в сигаре марихуана.
Мы молча пили кофе. Вдруг на меня нахлынула странная смесь противоречивых чувств: с одной стороны, мне было хорошо с Шурой; с другой, я чувствовала все растущую злость.
Ну что ж, если это все-таки была марихуана, то, значит, я пробую ее в третий раз, и в третий же раз потом злюсь. Очень интересно.
Шура хлопнул себя по лбу и проворчал: «Почему я не обратил внимание на название этой сигары?»
В первый раз после роковой затяжки я искренне рассмеялась. Я совсем забыла, что здесь имел место уникальный случай правдивой рекламы.
Шура криво улыбнулся.
Потихоньку мы успокоились, и Шура начал вспоминать другие случаи передозировки, которые происходили с ним — он называл их «игрой со смертью». Я снова смеялась, и мы заказали еще кофе. Наконец, внимательно посмотрев друг другу в глаза, мы в последний раз спросили: «Как ощущения?», и обнаружили, что вернулись в нормальное состояние — как раз вовремя, чтобы успеть на спектакль в Сан-Франциско.
Мы посмотрели «Иоланту». По крайней мере, все нам говорили, что мы посмотрели «Иоланту» — лично я не помню ничего. Полная амнезия. Единственное, что осталось у меня в памяти — это образ блондинки в розовом платье с блестками.
Только через несколько месяцев мы рассказали Аарону и Грейс, что же заставило нас так поспешно уехать. Мы прямо спросили их, что было в сигаре кроме травы, и они заверили нас, что там была только африканская марихуана, правда, очень сильная. Только одному гостю стало плохо — я сразу вспомнила того беднягу на веранде. Аарон и Грейс были весьма расстроены.
Мы заверили их, что они ни в чем не виноваты. «Ничего страшного не случилось, — улыбнулся Шура, — зато я получил отличный урок: надо обращать больше внимания на названия».
Когда я пробовала марихуану в четвертый и последний раз, я, наконец, смогла извлечь из этого что-то полезное. Прошло много лет после неудачного опыта с «дрэдом», но опять рядом со мной был Шура. Мы съели так называемые «печенья Элис Токлас», получившие название в честь подруги и любовницы Гертруды Стайн. Такой способ употребления марихуаны был весьма популярен, но нам не знаком, поэтому мы решили, что обязаны выяснить, отличается ли действие такого печенья от действия обычного косяка.
В субботу вечером мы приняли ванну и уселись в гостиной в халатах. На столе уже стояло блюдечко с печеньями. Мы переглянулись, и, поймав Шурин взгляд, я засмеялась:
— Мы, что, боимся? Или сомневаемся? Нет, только не это!
— Не забывай, что основное свойство разума — делать выводы из собственных ошибок, не правда ли?
— О, да, верное замечание. Но мы ведь раньше только курили ее. Не можем же мы выражать свое мнение о том, чего не пробовали.
В ответ Шура протянул мне печенье, и мы чокнулись ими, как бокалами вина.
После этого мы пошли в спальню и включили радио — Шура вскоре нашел наш любимый концерт Брамса. Мы легли на кровать, взявшись за руки.
Примерно через полчаса я почувствовала знакомое ощущение замедления времени, мыслей и всего течения жизни. Как и в прошлый раз, ощущения были не очень приятные, так как приходилось справляться с неослабевающим потоком эмоций, но теперь меня успокаивало присутствие Шуры.
— Ну, как дела, киска?
— Сильные ощущения, но я в порядке.
— Прямо захлестывает тебя целиком…
— А ты как?
— Нормально, но все-таки я не очень люблю это вещество.
Я свернулась калачиком и положила голову ему на плечо. Через некоторое время я пошла в туалет, и Шура решил проводить меня. Пошатываясь, я пробралась через гостиную на кухню и, наконец, в ванную. Я прокричала Шуре через закрытую дверь: «Такое впечатление, что я шла сюда пять лет».
После недолгой паузы за дверью раздался голос:
— Хочешь, проведем эксперимент?
— Давай. Что ты там придумал?
— Подожди меня здесь, я схожу за часами.
— Только приходи побыстрее.
Я разглядывала себя в зеркале уже несколько минут, когда Шура снова позвал меня из-за закрытой двери:
— Ты еще здесь?
— По-моему, да.
Я не подумала, что мой ответ мог звучать глупо, но это было все равно: он тоже не очень осознал свой вопрос.
Открылась дверь, и Шурино бородатое лицо, обрамленное седыми волосами, появилось в поле моего зрения.
— Привет, — сказала я, перестав расчесывать волосы.
— Ты готова к эксперименту?
— Так точно. Что мне делать?
— Сейчас я закрою дверь и скажу «Старт!», после этого ты стоишь здесь, и когда я говорю «Стоп!», ты говоришь, сколько прошло времени со старта. Поняла?
Слова долго блуждали у меня в голове, пока я, наконец, не решила, что начинаю понимать.
— Хорошо. Приступай.
Я опять уставилась в зеркало и услышала за спиной: «Старт!» Глядя на свое отражение, я вспомнила, что под действием психоделика нельзя смотреть себе в глаза в зеркале — можно войти в состояние гипноза.
И что тогда? Буду стоять здесь несколько часов или просто засну? Надо будет попробовать, если, конечно, Шура будет рядом, чтобы спасти меня в нужный момент.
Сквозь мое сознание проносились странные образы: планеты, реки, кричащие дрозды…
Ага, это Англия, там их полно.
Я вдруг вспомнила наше с Шурой первое утро в Англии — как мы проснулись в маленькой гостинице в деревне Чарлбери, и за окном я увидела маленький садик, каменную ограду и стайку дроздов на поле. Я вглядывалась в рассеивающийся туман, и ждала, что сейчас передо мной появится сказочный кролик Питер в синей курточке с блестящими пуговицами. Такой я себе и представляла Англию: как на акварели Беатрисы Поттер. Усталость предыдущего дня мгновенно улетучилась.
Вдруг за дверью раздался голос: «Стоп!»
Я открыла дверь.
— Ну и сколько прошло времени?
Немного подумав, я ответила:
— Минут двадцать, не меньше.
— Один к четырем! Великолепно.
— Ну а сколько прошло на самом деле? Ты же мне не сказал.
— Извини. На самом деле прошло пять минут.
— Не может быть!
— Ровно пять минут.
Шура улыбался, глядя на часы.
— Просто невероятно. Всего пять минут!
На этот раз неприятных ощущений почти не было.
Похоже, я привыкаю к этому делу. Но все равно, это не мой союзник, как сказал бы Шура. Нет, явно не союзник.
Я уже собиралась разогревать суп, когда Шура позвал меня:
— Посмотри-ка сюда, радость.
Я обернулась и увидела, что Шура стоит перед громадными настенными часами. Он прошептал:
— Смотри на секундную стрелку.
— Смотрю, — ответила я обычным голосом.
— Ты ничего не замечаешь?
Я вдруг поняла, что стрелка бежит до смешного медленно. Я сказала об этом Шуре.
— Давай оба сосредоточимся и попробуем еще ее замедлить.
Мы стали пристально смотреть на часы, стараясь остановить секундную стрелку, и вдруг случилась совершенно волшебная вещь. Мы одновременно увидели между собой и циферблатом прозрачную завесу из блестящих шариков. Сквозь нее я отчетливо видела стрелку, но что-то говорило мне, что, проникая сквозь эту энергетическую стену, мы попадаем — по крайней мере наше сознание попадает — в другую реальность, которую даже невозможно себе представить. На сей раз перешла на шепот я:
— Ты видишь это?
— Конечно, вижу! — нетерпеливо ответил Шура.
Секундная стрелка почти не двигалась. Я затаила дыхание, осознав, что сейчас она совсем остановится. Вдруг громкий голос Шуры разрушил все очарование:
— Отлично! Теперь мы знаем, что можем это, и нам необязательно идти до конца.
— О чем ты? Зачем ты остановился?
Я увидела на его лице выражение, которое не смогла расшифровать. До тех пор, пока он не сказал сам:
— Стыдно признаться, но я просто испугался.
— Чего, дорогой?
— Ну, просто — ты можешь сказать, что будет, если стрелка остановится?
— Скорее всего, остановится время.
— Именно. А что бы с нами было, если бы мы попали в реальность, где время остановилось?
— Ты имеешь в виду, что мы могли бы в ней застрять?
— Ну, просто если там нет времени, то нет и последовательных действий, а как тогда мы сможем хотя бы захотеть выбраться?
— Должна признаться, реальность за этой стеной меня сильно притягивает. Может быть, попробуем в следующий раз — попросим, чтобы кто-нибудь присутствовал, хотя и не представляю, как он сможет нас спасти.
— Я тоже. Ты простишь меня, радость?
Шура поцеловал меня.
— Конечно, родной. Даже не извиняйся. Ты, может быть, спас нас от того, что страшнее…
Я вдруг поняла, что и вправду бывают вещи пострашнее смерти, и что застрять в пространстве, где нет времени — одна из таких вещей.
Мы вернулись в спальню, и я сказала, что больше всего меня потрясло появление энергетической стены. Дело в том, что я видела точно такую же стену двадцать лет назад в тот знаменательный день, когда я в первый раз попробовала пейотль. Это было в музее естественных наук, и рядом со мной был Сэм Голдинг.
— Помнишь, я рассказывала тебе, как мы вошли в этот зал с большими диорамами, вокруг ни души, только металл и стекло, и меня начало отпускать, как вдруг…
— Да, помню. Ты увидела стену.
— Сегодня была такая же. Тогда она была больше и разделяла два мира: тот, в который я попала после пейотля, и мой старый, обычный, в который я возвращалась. Что это были за стены?
Шура затащил меня в постель.
— Обычные стены — разделители миров. Я таких насмотрелся сколько угодно. Слушай, а что если снять лишнюю одежду?
Первый раз опыт с марихуаной кончается смехом, а не злостью. Больше не будем, чтобы не испортить впечатление. Найдем другие способы управлять временем.
Так все и было. Мы больше никогда не пробовали марихуану — это явно не наша вещь.