ГЛАВА 4 ИЗ БЕЗДНЫ ДЕПРЕССИИ НА ВЕРШИНУ МАНИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 4

ИЗ БЕЗДНЫ ДЕПРЕССИИ НА ВЕРШИНУ МАНИИ

Аффективные расстройства психотического уровня со времён немецкого психиатра Эмиля Крепелина назывались «маниакально-депрессивным психозом» (МДП). В 1957 г. его коллега и соотечественник Карл Леонгард на основании генетических различий подразделил МДП на два типа: биполярный (протекающий с маниакальными и депрессивными приступами) и монополярный (протекающий только с одним видом приступов). Этот подход и лёг в основу описания заболевания, называемого ныне биполярным расстройством.

Заболеваемость биполярным аффективным расстройством составляет 0,6–0,9 % с преобладанием женщин (1:1,2), причём эти различия сохраняются в большинстве стран. Биполярное аффективное расстройство начинается чаще в позднем подростковом возрасте, пик приходится на 20–30 лет. Причина и механизмы, лежащие в основе заболевания, до сих пор недостаточно изучены.

Клиническая картина основного нарушения заключается в изменении аффекта или настроения в сторону его угнетения (чаще) или подъёма. Аффективные расстройства имеют тенденцию к повторяемости, а начало отдельных эпизодов часто связано со стрессовыми ситуациями.

Мания, маниакальный синдром — психопатологический синдром, характеризующийся повышенным настроением с двигательным суетливым возбуждением, отвлекаемостью и беззаботной весёлостью. Маниакальные больные возбуждены, многоречивы и гиперактивны, иногда нелепо и пёстро одеты. Поведение, как правило, дезорганизованное, и требуется применение силы, чтобы удержать пациентов от совершения тех или иных неадекватных поступков. Больные переживают ощущение бодрости, прилива энергии, физической силы, здоровья и перестают воспринимать реально существующие и беспокоившие их ранее болезненные ощущения, что может ввести в заблуждение врача, не специализирующегося по психиатрии. Повышенная двигательная активность проявляется в неусидчивости, вмешательстве в дела медперсонала, уклонении от медицинской помощи. Быстрая речь переходит в речевую спутанность, появляются бредовые идеи величия и мегаломании. Бредовая симптоматика созвучна аффекту и отмечается у 75 % больных. Задавать больному вопросы, которые помогли бы выяснить причину повышенного настроения, не имеет смысла. Так же безрезультатны попытки объяснить неуместность его поведения, что может вызвать только раздражение и неприязнь. Ориентировка в месте и времени, как правило, не нарушена, но сознание болезни отсутствует. Больные в общении очень трудны в силу их стремления оспаривать рамки общепринятых норм поведения и правил лечебного режима, перекладывать на других ответственность за свои поступки.

Гипомания — лёгкая степень мании, когда изменения настроения и поведения слишком долговременны и выражены, чтобы можно было включить это состояние в циклотимию[14], но не сопровождаются бредом или галлюцинациями. При гипомании отмечается постоянный лёгким подъём настроения, повышенная энергичность и активность, чувство благополучия, физической и психической продуктивности, разговорчивость, чрезмерная фамильярность, повышенная сексуальная активность и сниженная потребность во сне. Однако эти нарушения не приводят к серьёзным проблемам в работе или социальному неприятию больных. Несмотря на снижение сосредоточенности и внимания, возможно появление новых интересов и развитие активной деятельности, часто сопряжённой с чрезмерными денежными тратами.

Биполярное аффективное расстройство — эндогенное психическое заболевание; характеризуется повторными эпизодами, при которых происходит смена депрессивного состояния маниакальным (или наоборот). Между приступами отмечается полное выздоровление. У 75 % женщин и 67 % мужчин первым приступом является депрессия. В большинстве случаев приступы чередуются, хотя иногда может наблюдаться «униполярное» течение (только маниакальные или только депрессивные эпизоды). По мере прогрессирования заболевания фазы становятся более частыми, длительность ремиссий между ними постепенно устанавливается в 6–9 месяцев. Даже при длительном течении заболевания существенные изменения в личности или признаки психического дефекта не обнаруживаются.

Если гипомания встречается у многих великих людей и оказывает непосредственное влияние на интенсивность их творческой деятельности, то биполярное аффективное расстройство — заболевание само по себе более тяжёлое, не очень распространённое, но также оказывающее своё влияние на творческий процесс.

Депрессия — психическое расстройство, характеризующееся сочетанием тоскливого настроения со снижением психической и физической активности. Больные с тяжёлой эндогенной депрессией редко обозначают свои переживания словом «тоска», а чаще жалуются на апатию, бессилие, отсутствие всяких желаний. Оценка тяжести депрессии находится в компетенции врача-психиатра, так как её внешние признаки не всегда отражают объективную тяжесть состояния и риск возможного самоубийства. Если учесть, что для этих больных характерны мысли о собственной ущербности и ненужности, становится понятным, почему у них риск суицида в 30 раз выше, чем у населения в целом. Суицидальные попытки, отказ от еды, тревожное двигательное возбуждение больного требуют неотложной госпитализации в психиатрический стационар.

Доминирующий аффект при депрессии — грусть, тоскливость; типичны также психомоторная заторможенность, чувство тяжести за грудиной, замедленная речь, односложность ответов, хотя иногда отмечается обстоятельность при описании своих жалоб. Обычная поза депрессивного больного: опущенная голова, безучастный взгляд, сгорбленность; в постели — «поза эмбриона». Ориентировка, как правило, не нарушена. Почти все депрессивные больные ощущают снижение энергетики и умственной продуктивности. Им трудно начать какое-то дело, закончить начатое; снижается производительность труда и успеваемость. Характерны нарушения сна (раннее пробуждение с невозможностью заснуть) и суточные колебания настроения (усиление депрессии в утренние часы с её уменьшением к вечеру). Аппетит чаще снижен, в некоторых случаях человек, страдающий депрессией, может начать злоупотреблять алкоголем или иными психотропными веществами. Для депрессивных больных характерны небрежность в одежде, предпочтение серых и тёмных тонов, отсутствие причёски, косметики и украшений у женщин, скудость мимики и скованность движений.

Психотические проявления созвучны основному аффекту: появляются бредовые идеи вины, греховности, самоуничижения, преследования, наличия смертельных соматических заболеваний. Галлюцинации встречаются редко.

В современной психиатрической практике часто встречается скрытая, или «маскированная» депрессия, при которой на первый план выходят стойкие соматовегетативные компоненты, а психопатологические расстройства отходят на задний план. Жалобы пациентов могут указывать на отдельные стойкие соматические симптомы, основными из которых являются постоянное чувство усталости, повышенная раздражительность и хроническая боль. Эта форма депрессии чаще отмечается в пожилом возрасте и у женщин (соотношение мужчин и женщин — 1:8); при ней также высок риск суицида. Считают, что у 68 % больных, обратившихся в поликлинику к терапевту, обнаруживаются те или иные проявления скрытой депрессии.

Рекуррентное депрессивное расстройство — расстройство, характеризующееся повторными эпизодами депрессии разной степени тяжести без указаний на маниакальные эпизоды. Течение заболевания циклическое, с восстановлением психического здоровья в период ремиссии. У женщин заболевание отмечается в два раза чаще, чем у мужчин. В ходе заболевания может сформироваться тенденция к учащению эпизодов и их удлинению. Риск рецидива усиливают злоупотребление психоактивными веществами, тревога, позднее начало заболевания; отдельные эпизоды могут провоцироваться стрессовой ситуацией.

Ажитированная депрессия — психическое расстройство, при котором тоскливость сочетается не с заторможенностью, а с возбуждением двигательной сферы и тревогой: больные мечутся, не находят себе места, доходя до неистовства, наносят себе повреждения, совершают попытки самоубийства (т. н. меланхолический раптус).

Инволюционная депрессия — психическое расстройство, свойственное людям пожилого и престарелого возраста, для которого характерны выраженная тревога, страх, бредовые идеи самообвинения, самоуничижения, ущерба, обкрадывания, ипохондрический бред.

Соматогенная депрессия возникает в связи с каким-либо заболеванием внутренних органов и в большинстве случаев сочетается с астенией. В её происхождении играет роль реакция личности на соматическую болезнь и привнесённые ею изменения в социальный статус больного; протекает она обычно на непсихотическом уровне, в рамках неврозоподобных состояний.

Шизоаффективное расстройство относится к другой группе психических заболеваний, но симптомы аффективных нарушений и шизофрении переплетены в нём настолько тесно, что зачастую трудно установить истинный диагноз. Поэтому мы включили в данную главу и несколько случаев шизоаффективного расстройства, в которых явно преобладали депрессивные нарушения.

Елизавета I Тюдор (1533–1603) — королева Англии с 1558 г., дочь Генриха VIII и Анны Болейн, одна из самых выдающихся женщин и государственных деятелей эпохи Ренессанса. Её личные пристрастия способствовали расцвету английской культуры.

Прежде чем Елизавета достигла своего трёхлетия, отец казнил её мать по обвинениям в прелюбодеянии и измене. Как это событие отразилось на психике маленькой девочки, неизвестно. Отметили только раннее развитие: в шестилетнем возрасте она «обладала такой серьёзностью, как будто ей было сорок лет».

В 1536 г. парламент объявил Елизавету вне закона, но через восемь лет, в период правления её сводного брата Эдуарда VI, ей удалось восстановить свои права на власть. После смерти Эдуарда на трон вступила Мария I Тюдор, сводная сестра Елизаветы, также дочь Генриха VIII. Сама же Елизавета оказалась в тюрьме по обвинению в деятельности, направленной против протестантизма.

Очень интересные сведения сообщает об английской королеве Стефан Цвейг. «Елизавета… никогда не была способна так беззаветно отдаваться любви — и это по особой, интимной причине. Как выражается Мария Стюарт[15] в своём знаменитом обличительном письме, она физически „не такая, как все женщины“. Елизавете было отказано не только в материнстве; очевидно, и тот естественный акт любви, в котором женщина отдаётся на волю мужчины, был ей недоступен. Не так уж добровольно, как ей хочется представить, осталась она вековечной virgin Queen — королевой-девственницей, и хотя некоторые сообщения современников относительно физического уродства Елизаветы и вызывают сомнения, всё же известно, что какое-то физиологическое или душевное торможение нарушало её интимную женскую жизнь. Подобная ненормальность должна весьма серьёзно сказаться на всём существе женщины».

Елизавета никогда не выходила замуж, но возможно, что её показное мужененавистничество было обусловлено нежеланием делиться властью. Повод для постоянного беспокойства у Елизаветы был достаточно веским. Обстоятельства рождения (в своё время при английском дворе серьёзно обсуждался вопрос, был ли Генрих VIII её настоящим отцом) и тот факт, что король, разведясь с матерью, фактически лишил Елизавету права на престол, делали её положение крайне сложным. Все 45 лет царствования находились желающие оспорить у королевы её право на власть.

Переписка королевских министров того периода сообщает много любопытного. Некоторые из них жалуются, каким невыносимым занятием является служение женщине и необходимость исполнять все её капризы. Основным поводом для недовольства была нерешительность Её Величества. Издав очередной указ, королева была способна отменить своё решение через день, а то и через час, внося таким образом сумятицу в работу государственного аппарата.

Сообщают, как нередко во время бала Елизавета давала придворным знак покинуть зал и увлекала партнёра по танцам в спальню. «О том, что творилось под балдахином королевской кровати, избранник хранил молчание до скончания дней. Только Рэли[16], неукротимый конкистадор, поэт и искатель Эльдорадо, процедил однажды сквозь зубы, что измучили его эти ласки без облегчающего финала и ароматно-зловонный запах разгорячённого тела. Но слышать его могли только глухие стены Тауэра и тюремщик, заткнувший от страха уши»[17].

После казни своего фаворита графа Эссекса[18] Елизавета впала в меланхолию, беспрестанно вспоминая возлюбленного, образ которого преследовал её повсюду. Она часто упрекала себя в жестокости, а его — в неблагодарности. Годовщины казни графа Эссекса Елизавета проводила в совершенном уединении. Наконец угрызения совести довели её до такой степени, что она решилась умереть. Королева проводила целые дни, лёжа на подушках, устилавших пол её комнаты, в глубоком молчании, отказывалась от лекарств. Смерть Елизаветы, вернее, доведение себя до смерти, говорит о том, что она была способна к искренней привязанности. Добровольно умирая, она надеялась искупить вину перед своим покойным возлюбленным.

Нельзя не учитывать и дополнительное интоксикационное воздействие ртутных препаратов на психическую сферу королевы. В то время «придворные дамы наносили на лица толстый слой свинцовых белил, беря пример с самой королевы. Стареющая Елизавета штукатурилась так, что напоминала деревянную фигуру на носу корабля со следами штормов и сражений: макияж с неё буквально отваливался пластами. Французский посол отметил в своих записях ужасное состояние её зубов — результат воздействия свинца. Кроме того, Елизавета румянила щёки охрой и киноварью (сульфидом ртути)»[19]. Состояние Елизаветы усугублялось также бессонницей. С начала марта она вовсе потеряла сон, только в течение дня в сидячем положении на некоторое время погружалась в дрёму. Королева отказывается от лечения, и 22 марта 1603 г., назвав имя своего преемника, погружается в беспамятство и теряет дар речи.

Таким образом, помимо малопонятной сексуальной аномалии мы видим, что у Елизаветы I в последние годы жизни развилась затяжная реактивная депрессия, которая характеризовалась выраженным аффектом тоски и общей психомоторной заторможенностью. В переживаниях английской королевы отчётливо прослеживается психогенно-травмирующая ситуация.

Джордж Элиот (псевдоним; наст. имя — Мэри Анн Эванс) (1819–1880) — английская писательница, считающаяся самой образованной романисткой Англии в XIX столетии.

В детстве Элиот часто болела и обладала повышенной впечатлительностью, пугающей её по ночам. Согласно биографу, «вся её душа была подвержена трепетному страху», оставшемуся на всю жизнь. В зрелом возрасте у писательницы начались приступы депрессии.

В 1851 г. Элиот познакомилась с Д. Льюисом, вскоре став его гражданской женой. Этот союз длился 22 года и был образцом семейного счастья. В 1878 г. умер Льюис. Элиот очень сильно переживала потерю мужа, но через год после его смерти вторично вышла замуж за своего друга Кросса, который был моложе её на 30 лет. Что послужило поводом для такого поступка 60-летней писательницы, останется тайной. Возможно, причина скрывалась в боязни одиночества, так как при всей своей духовной силе и мужском складе ума она всегда нуждалась в поддержке. Элиот была счастлива в этом браке, но он продлился недолго. Через полтора года Элиот скончалась.

Замкнутая, чуткая до болезненности ко всякому диссонансу, Мэри всегда жила в своём, ею созданном мире. Закомплексованная, мучительно переживающая собственное несовершенство, она, возможно, никогда не поднялась бы над боязнью ошибок, не сложись обстоятельства второй половины её жизни столь удачно.

При всей своей «болезненной чуткости» и «закомплексованности» Элиот смогла совершить ряд весьма незаурядных поступков, во многом определивших её судьбу. Так, в 1842 г. она перестала посещать церковь; 22 года прожила в гражданском браке; после смерти мужа вступила в открытую связь с молодым мужчиной, разведённым и имеющим детей, вызвав громкий скандал в чопорном английском обществе. А в 60-летнем возрасте Элиот вышла за него замуж. Биографы подчёркивают, что во всех своих браках писательница была неизменно счастлива. Можно предположить, что Элиот из-за своих депрессий и невротических страхов боялась одиночества, всегда нуждалась в мужской поддержке и умела находить её.

Кадмина Евлалия Павловна (1852–1881) — русская актриса и певица, обладательница красивейшего контральто.

Образ Клары Милич был списан И.С. Тургеневым с Кадминой. Имя актрисы Большого театра Кадминой было овеяно легендами и буквально не сходило со страниц столичных и провинциальных газет. Это предвещало ей блестящее будущее на сценических подмостках.

Но была у Евлалии Кадминой и другая жизнь, беспокойная и неудачная, скрытая от глаз большинства. Причина этому была простая: Кадмина обладала неуживчивым, взбалмошным и прямолинейным характером. Она пела в Большом театре Москвы, но была вынуждена уйти из него, потому что всегда говорила только то, что думала, — непростительная дерзость, за которую многие платили гораздо большим, чем карьера. Видно, совсем не случайно называла она себя «сумасшедшей Евлалией», с горькой самоиронией подписывая так свои письма. Поэтому биографы не зря характеризовали Кадмину как «странную, беспокойную, болезненно-самолюбивую натуру».

4 ноября 1881 г. актриса исполняла заглавную роль в драме Островского «Василиса Мелентьева». Перед началом спектакля, когда увидела в ложе театра возлюбленного с другой женщиной, она решила отравиться «фосфорными спичками». Во время третьего акта Кадмина почувствовала себя совсем плохо и её отвезли домой. Она мучилась шесть дней, отказываясь принимать лекарства. 10 ноября певица скончалась. Самоубийц, как известно, церковь не разрешает хоронить на кладбище. Врачам пришлось дать свидетельство о душевном расстройстве, и лишь благодаря этому похороны состоялись как положено.

Вероятно, врачи не очень-то и слукавили. Вот строчки из письма Кадминой, которые ясно дают понять, что депрессивные фазы и суицидальные попытки случались у неё и раньше: «…Ко всему горю прибавлялось невыносимое мучение — сознание всеобщего отчуждения. Это сознание, пересилив всё горе, доводило меня до такого ярого отчаянья, что, боясь лишиться рассудка, я не один раз пыталась действительно стереть с земли самую память о моём существовании; но яд не подействовал, а из реки вытащили полицейские…»

Самоубийство как следствие депрессии — не частый, но вполне закономерный путь развития этого психического расстройства. Варианты зависят от типа личности и обстоятельств. У Кадминой, которая представляла собой, как и полагается талантливой актрисе, яркую истерическую личность, произошла цепь эмоционально-стрессовых негативных событий: «потеря голоса» и ощущение уходящей молодости. На этом, самом по себе трагическом фоне «измена» возлюбленного послужила не только пусковым механизмом совершения суицидальной попытки (обычное дело), но и причиной доведения её до летального исхода («отказывалась принимать лекарства»), что уже случается гораздо реже при нарастании и утяжелении депрессивного приступа.

Бардина Софья Илларионовна (1852–1883) — участница революционного движения в России в 1870-х гг., народница. Одна из лидеров революционного женского кружка «Фричей», работала наборщицей в типографии журнала «Вперёд!».

Бардина происходила из дворянской семьи, окончила институт и отправилась для дальнейшего обучения в Цюрих, где примкнула к тому женскому кружку, который в 1877 г. предстал почти в полном составе перед судом во время московского «процесса пятидесяти». После возвращения в Россию Бардина поступила работницей на фабрику Лазарева в Москве, где занялась пропагандой революционных идей. Снова была осуждена и после двухлетнего предварительного тюремного заключения предана суду «особого присутствия правительствующего Сената». Приговорена к девяти годам каторги, заменённой ссылкой в Сибирь. В 1880 г. Бардина совершила побег, жила нелегально в Казани и Москве, затем эмигрировала в Швейцарию.

За обстоятельность и рациональность мышления подруги в шутку звали её «тёткой». Один из современников вспоминал Бардину как женщину, «в которой преобладала умственность и которая лишена была внешнего обаяния и не обладала избытком сердечности, кротости, скромности и женственности», что, вероятно, соответствовало действительности.

На тридцать первом году жизни Бардина, видимо, уже осознав, что прожила не «свою» жизнь, пошла не «своей» дорогой, находясь в состоянии депрессии, покончила жизнь самоубийством. Ни тюрьма, ни ссылка причиной самоубийства стать не могли, так как Бардина уже несколько лет находилась в эмиграции в Европе.

Комиссаржевская Вера Фёдоровна (1864–1910) по праву считается одной из величайших русских актрис конца XIX — начала XX в. В 1904 г. организовала свой театр. Валерий Брюсов писал о ней:

Во вселенной, страшной и огромной,

Ты была — как листик в водопаде

И блуждала странницей бездомной

С изумленьем горестным во взгляде!

Вера не отличалась в детстве прилежанием и усидчивостью, но у неё была поразительная память. Стихи она запоминала с первого прочтения. Однако не признавала никакой дисциплины, никакой систематичности. Поэтому неудивительно, что уже в 19 лет Вера Фёдоровна вышла замуж по «пламенной любви», но муж оказался «пьяницей и подлецом». Скандалы, угрозы, вымогательство, измена — таков был итог семейных отношений. Когда произошёл разрыв, Комиссаржевская пыталась отравиться, затем перенесла тяжёлый психический недуг и целый месяц находилась в «сумасшедшем доме». Затем началось медленное и ненужное, как ей казалось, возвращение к жизни. Прошло восемь глухих лет безнадёжности, отчаяния, томительного ничегонеделания. В письме от 12 декабря 1888 г. она писала: «У меня сделалось то же, что было в Липецке, но только хуже, потому что поражены были не ноги, а голова, у меня были невыносимые припадки головной боли (в одном месте темени), что я ничего не помнила, что делала и говорила; целую неделю не знала, что такое сон, и как ночь, так галлюцинации мучили меня до рассвета».

Комиссаржевская впала в депрессию. Потребовалось много времени для того, чтобы после пережитой травмы Комиссаржевская смогла вернуться к полнокровной жизни, но совершенно это душевное потрясение никогда не забудется и во многом станет лейтмотивом её пронзительного актёрского творчества. Скрытый трагизм, так притягивавший зрителя, берёт своё начало из неудавшейся семейной жизни Веры Фёдоровны.

Театральный критик Н.Е. Эфрос писал: «Артистка изведала всю глубину женского горя и много лет спустя, преобразив его, одев очарованием искусства, принесла в театр».

Посттравматическое стрессовое расстройство обладает чёткой экзогенной природой и представляет собой затянувшуюся реакцию на стрессовое событие (в нашем случае — разрыв Комиссаржевской с мужем). Но оно редко длится более шести месяцев (а у актрисы «восемь глухих лет безнадёжности»). Можно предположить, что так долго мог тянуться без лечения депрессивный эпизод, который сменил посттравматическое стрессовое расстройство. В защиту этой гипотезы свидетельствует также суицидальная попытка и стойкая бессонница с субпсихотическими переживаниями. Не последнюю роль в неблагополучном течении депрессии сыграла и тонкая, чувствительная натура актрисы.

Голубкина Анна Семёновна (1864–1927) — русский скульптор, творившая преимущественно в духе импрессионизма и стиля модерн.

По воспоминаниям современников, Голубкину отличали «полнейшая непрактичность и неумение устраивать свои дела» и «мрачность характера». Отметим попутно и некоторые сексуальные аномалии. Так, Голубкина не выходила замуж и не имела семьи. К мужчинам и женщинам она относилась без различий. Все для неё были просто людьми. Никаких увлечений у неё ни в школьный период, ни в зрелом возрасте не отмечали. В сексуальном отношении «она была совершенный младенец».

В 1895 г. Голубкина поехала в Париж, но её пребывание там из-за развившегося состояния ажитированной депрессии оказалось кратковременным. После возвращения она была сразу помещена в психиатрическую клинику профессора С.С. Корсакова.

Лев Николаевич Толстой в разговоре с художником Н.П. Ульяновым[20] о Голубкиной сказал: «Я слышал, что она хотела покончить самоубийством в Париже. Как это было?» И Ульянов сообщил известные ему подробности: «Сначала она бросилась в Сену. Её спасли. Потом — отравилась». — «Чем?» — спросил Толстой. — «Серниками…»[21]

У Голубкиной и в последующем часто случались приступы необъяснимой тоски, которой она заражала окружающих. Тогда друзья переставали приходить к ней, и она оставалась одна со своей страшной тоской, длившейся иногда месяцами. Во время революции 1905 г. Голубкина бросалась навстречу казакам, повисала на сбруе коней, умоляла не стрелять в людей. Именно эти безумные поступки Голубкиной заставили признать её психически ненормальной, когда она была привлечена к суду. Её отпустили.

В марте 1907 г. за распространение революционной литературы Голубкина была заключена в зарайскую тюрьму, где в знак протеста объявила голодовку. Через несколько дней по болезни её выпустили на поруки. Состоявшийся в Рязани в сентябре 1907 г. суд приговорил Голубкину к годичному заключению в крепость, но кассация, поданная адвокатом, была удовлетворена: из-за психического состояния обвиняемой дело было снова прекращено.

Иногда она чувствовала, что заболевает, — задумывалась, тосковала, «как-то темнела вся» — и жаловалась на своё душевное состояние. Говорила, что в такие дни боится работать: «Можно испортить всё», — и уходила из мастерской.

Летом 1915 г. депрессивное расстройство повторилось: она тосковала, всё рисовалось ей в мрачном свете, мучила бессонница. Голубкину вновь поместили в частную психиатрическую клинику. В связи с участившимися колебаниями аффективного состояния работать Голубкиной становилось всё труднее. Только по временам появлялась возможность что-нибудь выполнить. Но планы крупных работ так и остались неосуществлёнными.

Один из биографов описывает, как отражалось психическое расстройство скульптора на её творчестве: «Повышенная эмоциональность, даже одержимость художницы приводила подчас к очень субъективным спорным решениям образа, превышающим меру экспрессии и деформации. Но те же самые эмоциональность и страстность давали возможность художнице пробиться к истине, которая никогда не лежит на поверхности явлений и которая дороже всего».

Перенесённый Голубкиной в 1896 г. психотический эпизод можно рассматривать как манифестацию шизоаффективного расстройства по смешанному типу с повторными суицидальными попытками, которые потребовали срочного возвращения на родину и госпитализации в психиатрический стационар. В последующие годы её эмоциональная и поведенческая неадекватность (приступы возбуждения и депрессии) проявлялась ещё неоднократно. Страстное увлечение искусством носило характер моноидеи, а весьма заметную «экспрессию и деформацию» её скульптурных композиций, о которой говорят критики, можно отнести на счёт психической патологии (возможное бредовое восприятие объекта). Вместе с тем именно это своеобразное решение скульптурного образа и придаёт работам Голубкиной неповторимый и легко узнаваемый облик — основную черту любого талантливого произведения. Отметим также, что в данном случае речь идёт о «мужской» профессии, и сексуальная аномалия Голубкиной, по-видимому, сыграла в её выборе не последнюю роль.

Кете Кольвиц (1867–1945) — немецкая художница, график и скульптор; в 1919 г. первой из женщин стала профессором Берлинской академии художеств. Для творчества Кольвиц характерна драматическая напряжённость и психологическая насыщенность; всё её творчество окрашено в мрачные, трагические тона.

Кольвиц отмечала в своих воспоминаниях, что, хотя главной у неё всегда была склонность к лицам мужского пола, «несколько раз мне приходилось испытывать такую же склонность и к женщинам. Я сумела это правильно понять лишь много позднее. Я уверена, что для художественной деятельности такая бисексуальность является почти непременным условием».

В сентябре 1913 г. Кольвиц перенесла тяжёлый приступ депрессии, связанный с гибелью сына. Она находилась в очень тяжёлом моральном состоянии. Биограф пишет: «Ею овладело какое-то оцепенение, равнодушие ко всему на свете, её посещали видения. Казалось, она сломлена навсегда».

В последующем приступы депрессии неоднократно повторялись. «Вижу лишь безрадостную сторону… во мне нет ничего — ни чувства, ни мыслей, никакого побуждения к действию: мне нечего сказать», — писала Кете Кольвиц.

В случае Кольвиц можно отметить два патологических радикала. В разное время, по различным поводам и без них у художницы возникали депрессивные состояния, которые могут свидетельствовать о рекуррентном депрессивном расстройстве. Бисексуальность, которую в строгом смысле слова труднее отнести к патологии, и которая вообще не редкость у людей искусства, тем не менее можно рассматривать как нарушение сексуального предпочтения.

Чеботаревская Анастасия Николаевна (1876–1921) — русская писательница, переводчица.

Мать и сестра Чеботаревской покончили жизнь самоубийством (сестра утопилась в речке). Муж Чеботаревской, писатель Ф.К. Сологуб, замечал странную неуравновешенность в характере жены. Её душевная болезнь стала особенно очевидной после революции. Осенью, когда чаще всего происходят психических расстройств, болезнь Анастасии Николаевны приняла острый характер. 23 сентября, воспользовавшись недосмотром служанки и тем, что супруг вышел в аптеку за бромом, Чеботаревская убежала из дома и бросилась с дамбы Тучкова моста в реку Ждановку.

Следование «семейному сценарию», отягощённость аффективными расстройствами (самоубийство сестры) и клиническая картина болезни (смена «приподнятого настроения» приступом ажитированной депрессии) позволяют предполагать, что Чеботаревская страдала биполярным аффективным расстройством. Видимых причин для самоубийства не было: разрешение на выезд за границу, которого так долго добивались супруги, уже было получено. Впрочем, в своих воспоминаниях А.А. Ахматова писала о безответной любви Чеботаревской к своему мужу. Последнему принадлежит написанная вскоре после самоубийства его супруги «Колыбельная Насте»:

В мире нет желанной цели,

Тяжки цепи бытия.

Спи в подводной колыбели,

Настя бедная моя.

Вирджиния Вулф (1882–1941) — английская писательница и литературный критик. Её литературный стиль близок к «потоку сознания». Редкой начитанности и эрудиции Вирджинии, не посещавшей ни школу, ни университет, не стоило удивляться, так как её детской стала гигантская библиотека отца.

Сильную психическую травму Вирджиния перенесла в возрасте 13 лет. В то лето в Лондон приехали двое племянников её матери: молодые люди поступали в университет и остановились погостить у тётушки. Как-то поздно вечером, вернувшись с очередной прогулки по барам, они застали в библиотеке Вирджинию: ей не спалось, и она спустилась, чтобы выбрать себе книгу. Облик Вирджинии в одной ночной рубашке показался пьяным кузенам настолько возбуждающим, что они напали на девочку и попытались её изнасиловать. На крики Вирджинии прибежали слуги и спугнули несостоявшихся преступников. Но ущерб психике был уже нанесён: Вирджиния впала в тяжёлую депрессию. А когда той же осенью, простудившись в театре, умерла от воспаления лёгких её мать, Вирджиния в первый раз пыталась покончить с собой.

Эти детские впечатления принесли в мир нашей героини болезненный страх к физической любви. Во всяком случае, когда один из близких друзей Вирджинии по литературному братству сделал ей предложение, то она не посмотрела на то, что он слыл гомосексуалистом, и согласилась. Правда, на следующий день новоявленный жених с ужасом отказался от свадьбы, но сама идея вступить в брак с человеком, который нравился ей лишь своим остроумием и интеллектом, выдавала подлинное отношение Вулф к сексуальным отношениям с мужчинами.

Вирджиния производила впечатление человека не от мира сего, что часто становилось причиной её отчуждения от людей. Общение с Вирджинией, женщиной с весьма сложным характером, становилось невыносимым, когда у неё развивались психотические состояния. Вирджиния начинала слышать «голоса», у неё появлялись галлюцинации. Иногда по несколько месяцев подряд Вирджиния проводила в психиатрических лечебницах.

Писательница стала влюбляться в женщин, хотя и не отказывалась иногда от флирта с мужчинами. О себе она однажды сказала так: «Я ни то ни другое. Я не женщина и не мужчина». После замужества Вирджиния полностью посвятила свою жизнь литературной деятельности. В 40-летнюю писательницу влюбилась 30-летняя Вита Сэквил-Уэст. Это чувство вскоре стало взаимным. Этот роман с женщиной, продолжавшийся пять лет, стал единственной в жизни Вирджинии Вулф любовной связью, в которой присутствовал элемент физической близости.

Клинически выраженные приступы депрессии и тревожности у Вирджинии Вулф отмечались в 1895, 1904 и 1910 гг. Во время одного такого приступа Вулф приняла смертельную дозу веронала, но была спасена благодаря быстрому медицинскому вмешательству. К концу 1914 г. наметилось значительное улучшение, но уже в марте 1915 г. имел место приступ мании, с бессвязной и непрерывной речью. Поскольку Вирджиния происходила из весьма знатной и состоятельной семьи, после лечения в стационаре её выписали домой под наблюдение четырёх медсестёр.

Наконец, будучи уже не в силах страдать больше от своих депрессивных припадков, она наполнила карманы камнями и бросилась в реку. В своей предсмертной записке она написала: «У меня чувство, что я сошла с ума. Я не могу больше этого выносить. Я слышу голоса и не в состоянии сконцентрироваться на работе. Я пыталась бороться с этим, но ничего не помогает». Многие авторы сходятся в том, что английская писательница, помимо сексуальной аномалии, страдала маниакально-депрессивным психозом (по современной терминологии — биполярным аффективным расстройством).

Литературное творчество Вирджинии Вулф обусловлено развитием её психического расстройства. Она достаточно поздно опубликовала свой первый роман, после написания которого впала в тяжелейшую многомесячную депрессию со слуховыми галлюцинациями и попыткой самоубийства. Находясь в глубокой депрессии от переживаний, связанных со Второй мировой войной, и будучи психически истощённой работой над романом «Между действиями» (1941 г.), Вулф вновь стала слышать «голоса птиц, поющих на оливах Древней Греции». То же самое она ощущала перед психическим срывом 1915 г., но она уже научилась использовать свои галлюцинации как «топливо для творчества».

Из приведённого патографического материала следует, что Вирджиния Вулф страдала биполярным аффективным расстройством, причём выраженность депрессивных эпизодов достигала психотического уровня. Гомосексуальность писательницы могла быть обусловлена как генетическими, так и ситуационными причинами. Самоубийству, совершённому путём утопления, любопытное толкование дают психоаналитики: стремясь уйти из непереносимо тяжёлой жизни, человек желает вернуться «к безмятежному внутриутробному существованию», когда он спокойно плавал в утробе матери, окружённый околоплодными водами.

Львова Надежда Григорьевна (1891–1913) — русская поэтесса. В 15 лет стала подпольщицей, в 16 лет — первый арест, в 19 лет она начала писать стихи.

Имя Львовой, начиная с её первых шагов в литературе и кончая последним днём её короткой жизни, неразрывно связано с именем поэта-символиста В.Я. Брюсова. Сложившиеся у них отношения не удовлетворяли Львову. Прямая, открытая натура, она хотела большего. Тайные встречи становились всё более редкими, в письмах проскальзывали упрёки. Чем дальше, тем тяжелее становилось молодой девушке. Ей хотелось владеть сердцем поэта безраздельно, хотелось, чтобы кроме неё для него не существовала ни одна женщина. Всё чаще стали посещать Львову мысли о самоубийстве. В одном из последних писем она пишет Брюсову: «Я очень устала… Всему есть предел… Всё во мне умерло». И в состоянии душевной депрессии Львова (в возрасте 22 лет) кончает с собой выстрелом из револьвера.

Широкий интерес к её произведению «Старая сказка» пробудился именно после гибели Львовой, которая наложила особый отпечаток на восприятие книги. «Жёсткий» тип самоубийства (использование огнестрельного оружия) не характерен для молодых женщин в случаях истеро-аффективных расстройств, а именно психическое нарушение подобного типа представляется на первый взгляд наиболее вероятным у Львовой. Вспоминается ещё один аналогичный пример: самоубийство возлюбленной Есенина Галины Бениславской, застрелившейся на могиле поэта в годовщину его смерти. В случае Львовой можно говорить о развитии депрессивного эпизода тяжёлой степени.

Цветаева Марина Ивановна (1892–1941) — русская поэтесса и прозаик. С 1922 г. находилась в эмиграции, в 1939 г. вернулась на родину. Эпиграфом ко всей жизни Цветаевой могли бы послужить её собственные строки: «Не умереть хочу, а умирать».

С подросткового возраста Марина была недовольна своей наружностью: форма лица казалась ей слишком круглой, а румянец слишком ярким. В связи с этим Цветаева одно время ходила стриженная наголо, в чёрном чепце и чёрных очках. Пытаясь изменить себя, она голодала, изнуряла себя ходьбой, стремилась придать аскетичность своему облику. Носила причёску, наполовину закрывавшую лицо, много курила, и папироса вскоре стала неотъемлемым штрихом её портрета.

Это пример типично депрессивного отношения к себе человека, находящегося на грани самоуничтожения. Более решительный поступок не заставил себя ждать. В 17 лет Цветаева попыталась покончить с собой. Суицидальная попытка произошла на представлении «Орлёнка» любимого ею французского поэта Ростана. Но револьвер дал осечку.

О, дай мне умереть, покуда

Вся жизнь как книга для меня…

И дай мне смерть — в семнадцать лет!

Почти неизменным состоянием Цветаевой была тоска. Тоска — и чувство протеста: против всех. Выходя замуж, она не удосужилась поставить отца в известность, так как «не признавала формальностей брака». Всё это было крайне не похоже на общепринятые нормы семейной жизни. Цветаева была плохой матерью всем своим детям. Возможно, поэтический дар и внутренняя одержимость не оставляли места для терпеливого спокойствия и уравновешенности, так необходимых в повседневном общении с детьми.

Психиатр М.И. Буянов пишет: «Цветаева была изломанной от рождения, дисгармоничной, аномальной личностью: нечёсанная, немытая, одетая чёрт знает как, погружённая в свои поэтические образы, она была не от мира сего. Не умела готовить, не могла заставить себя стирать, шить, заметать и т. д., т. е. делать то, что от природы положено делать женщине. Бесчисленные любовные письма, адресованные первым попавшимся людям, вызывают тоску. Она не останавливалась ни перед лесбийством, ни перед другими извращениями. И именно такой никчёмной, не приспособленной к жизни психопатке был дан божественный поэтический дар».

Пока в реальной жизни влечения Танатоса уравновешивались влечениями Эроса (любовь к семье), на долю влечений к смерти оставалось содержание её сочинений. По этой причине они были пронизаны или призывами к смерти, или её описаниями, и нет возможности перечислить все примеры, подтверждающие это наблюдение. Для многих стихотворений Цветаевой характерен мотив обращению к читателю «из-под земли», то есть после своей смерти:

Посвящаю эти строки

Тем, кто мне устроит гроб.

Приоткроют мой высокий

Ненавистный лоб.

Изменённая без нужды,

С венчиком на лбу,

Собственному сердцу чуждой

Буду я в гробу.

Вырвавшись в 1922 г. из Совдепии, попав в свою любимую Германию, воссоединяясь с давно не виденным мужем, казалось, можно было бы и порадоваться, глядя с балкона гостиницы на чистенькую берлинскую улицу. Но и в этот момент взгляд Цветаевой — взгляд потенциального самоубийцы:

Ах, с откровенного отвеса —

Вниз — чтобы в прах и в смоль!

«Некрофильные» метафоры Цветаевой пронизаны смертью: не стихи, а прямо-таки рифмованная суицидомания. На произошедшее в это время самоубийство Сергея Есенина она откликается с естественным сочувствием и неестественно скрываемой завистью:

Помереть в отдельной комнате! —

Скольких лет моих? Лет ста?

Каждодневная мечта.

Парадоксально, но личное счастье отнимало у Цветаевой поэтический дар. 1927 г. был, по разным причинам, временем наитяжелейшей тоски. Из великого страдания, душившего Цветаеву, и возникла одна из самых странных и загадочных её поэм — «Поэма Воздуха». Но Цветаева была не одинока в своей «парадоксальности». Вспомним пушкинское: «Прошла любовь, явилась муза, и прояснился тёмный ум». Поэтесса была убеждена, что беда углубляет творчество, она вообще считала несчастье необходимым компонентом творчества.

В 1920-х гг. творчество Марины Ивановны достигло небывалого расцвета, а любовные увлечения сменяются одно другим. И каждый раз они заканчиваются драматически, а сама Цветаева «разбивается вдребезги». «Я всегда разбивалась вдребезги, и все мои стихи — те самые серебряные, сердечные дребезги…» Но если бы она не разбивалась, то не было бы и стихов.

На основании анализа стихотворного и эпистолярного наследия Цветаевой можно сделать вывод, что влечение к смерти у неё могло явиться одним из подсознательных источников творческого процесса. Тема смерти пронизывает большую часть поэтического наследия Цветаевой, своеобразно окрашивая его в депрессивные тона.

Карин Бойе (1900–1941) — шведская писательница и поэтесса.

Путь к осознанию своей гомосексуальности для неё был долгим. Однополая любовь несомненно давала Бойе мощный заряд творческой энергии. Этой же теме посвящены многие её произведения. Конечно, круг интересов Бойе, как у любого выдающегося литератора-гомосексуалиста, не сводился только к однополой любви. Страстная и увлекающаяся, она не раз меняла убеждения и взгляды: сначала это был буддизм, потом христианство, потом социализм, а в последний период жизни — фрейдизм. Последовательница Зигмунда Фрейда, Карин всерьёз занималась психоанализом, неоднократно сама проходила курс терапии. В 1932 г. немецкий психоаналитик Вальтер Шиндлер счёл психическое состояние своей пациентки очень тревожным и предсказал, что она покончит с собой не позднее чем через десять лет.

Непосредственной причиной самоубийства писательницы послужил трагический любовный треугольник: Бойе была безответно и безнадёжно влюблена в свою подругу Аниту Натхорст, умиравшую от рака, но при этом продолжала поддерживать связь со своей многолетней сожительницей Марго Ханель. В конце концов, в приступе депрессии Бойе ушла в лес, захватив с собой пузырёк со снотворным. Тело обнаружили лишь несколько дней спустя.

Приведём одно из последних стихотворений Бойе:

Подумать только! Умереть и оставить позади

страдания, ужас, одиночество, неизбывную вину.

Есть в том, что нас окружает, глубинная суть.

Нас ожидает милость — дар, которого никто не отнимет.

Бойе начала писать стихотворения ещё в гимназические годы и к моменту выхода в свет первого сборника «Облака» (1922 г.) уже имела за плечами значительный поэтический опыт. Сложную и противоречивую роль в её жизни было суждено сыграть фрейдизму. С одной стороны, психоанализ помог Карин Бойе, как и некоторым другим художникам, найти новые темы, создать новые образы и решить, хотя бы временно, личные психологические проблемы. С другой стороны, несовершенная психоаналитическая процедура была способна углубить душевный кризис и усилить страдания писательницы. Карин Бойе ушла из жизни, находясь на вершине своей славы как поэт и прозаик. Огромный успех имел её роман-антиутопия «Каллокаин», изданный в 1940 г.

В данном случае можно, разумеется, предполагать развитие реактивной депрессии, связанной с проблемами экстравагантного «любовного треугольника». Однако этот вид депрессии, имеющей психогенное происхождение, чаще сопровождается психомоторной заторможенностью и имеет благоприятный прогноз даже при затяжном течении. Если же мы предположим у Бойе депрессию, протекающую в рамках биполярного аффективного расстройства, то её самоубийство становится в клиническом смысле более понятным. У писательницы, по-видимому, развивались и маниакальные состояния, о чём свидетельствуют такие её характеристики, как «страстная и увлекающаяся», стремящаяся «к неограниченной личной свободе вопреки любым запретам», подверженность частой смене убеждений и взглядов. Дополнительным подтверждением того факта, что Бойе страдала выраженными аффективными колебаниями, служит и упоминание о «неоднократных курсах терапии». Данные о сексуальной аномалии шведской писательницы позволяют с полным правом отнести её в первую группу знаменитых женщин.

Вивьен Ли (наст. имя — Вивиан Мэри Хартли) (1913–1967) — английская актриса, получившая премии «Оскар» в 1939 и 1951 гг.

Уже ребёнком безупречно воспитанная Вивьен забывала в театре обо всём. Совершенно поглощённая действием, она могла плакать, смеяться и крайне резко реагировать на иронические замечания матери по поводу постановки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.