V

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

V

В общем, однако, настроение Лермонтова было мрачно, и, что всего хуже, душевные сумерки настраивали его апатично. Боевое отношение к людям заменялось индифферентным и усталым: работа мысли на время затихала.

Отголосок этого настроения сохранился в двух драмах, написанных Лермонтовым в эти годы.

Одна драма «Два брата» (1836) возникла на почве чисто личных сердечных волнений и в общем своем развитии – мелодраматическая любовная интрига. Психический мир центральной фигуры – некоего Александра Радина – придает, однако, этой мелодраме большое автобиографическое значение. В Радине не осталось и тени мечтательности и мягкосердечия его двух старших братьев – Волина и Арбенина. Сердечное отношение к миру заменено в нем отношением рассудочным. Радин старался подавить в своей душе всякую мечтательность и восприимчивость, выработать возможное самообладание и силу сопротивления всем житейским невзгодам, но, не переставая любить жизнь и ее волнения, не мог сделать ей необходимой уступки и предпочел отойти и стать в стороне от нее. Он, закаленный и готовый к борьбе, в самую борьбу не вмешался. Он вытравил в себе и семейные чувства, и чувство дружбы, чтобы жить одиноко, страдая от своей сердечной раны и мстя за нее людям. Он – холодный человек, безучастный ко всему, кроме своего эгоизма… – Не таким он родился, но таким сделали его люди:

«Все читали на моем лице, – говорит он, – какие-то признаки дурных свойств, которых не было… но их предполагали – и они родились. Я был скромен, меня бранили за лукавство – я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло – никто меня не ласкал – все оскорбляли – я стал злопамятен. Я был угрюм – брат весел и открытен… я чувствовал себя выше его – меня ставили ниже – я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир – меня никто не любил – и я выучился ненавидеть… Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца… они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго… меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни – а видел, как другие без искусства счастливы; в груди моей возникло отчаянье, не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни; наконец я сделал последнее усилие – я решился узнать хоть раз, что значит быть любимым…»

Но в любви Радин был несчастлив, и эта неудача окончательно его озлобила против всех.

Мотив озлобления, положим, недостаточно глубокий, но он лишь предлог; им только прикрыта настоящая трагедия сердца Радина – то раздражение и вместе с тем та апатия, которую минутами разделял с ним и сам автор.

Эта трагедия станет нам вполне понятна, когда мы вчитаемся в драму «Маскарад» (1834–1835), написанную несколько раньше «Двух братьев».

По выполнению «Маскарад» стоит бесспорно выше всех предшествующих опытов в этом роде[26]: нет ни растянутости в ходе действия, ни того обилия риторики, которая вредила юношеским драмам Лермонтова. Все лица, и главные, и второстепенные, изображены приблизительно с одинаковой рельефностью, и тем спасена цельность впечатления, какое эта драма на нас производит. Кроме того, сама форма стиха – не без подражания Грибоедову, особенно в кратких репликах и сентенциях, – придает диалогу большую живость и избавляет действующих лиц от излишних разговоров. Все эти преимущества «Маскарада» дали драме возможность стать на подмостки (в 50-х годах), хотя особым успехом она на сцене никогда не пользовалась.

Грязный мир сплетен, прокутившихся игроков, бесчестных шулеров, интригующих женщин – вот тот мир, в котором вращаются действующие лица драмы. Главное лицо Арбенин – игрок и плут, но только образумившийся и нашедший в семейном счастье еще нетронутый уголок, где он может прожить остаток дней спокойно и внешним образом честно. Рядом с ним другое главное лицо драмы – его жена, женщина нежная, любящая и кроткая. Драматическое положение, как видим, несколько напоминает «Демона», в особенности если подслушать интимные беседы супругов:

Ты отдалася мне – и любишь, верю я,

Но безотчетно, чувствами играя,

И резвясь, как дитя.

Но я люблю иначе: я всё видел,

Всё перечувствовал, всё понял, всё узнал,

Любил я часто, чаще ненавидел,

И более всего страдал!

Сначала всё хотел, потом всё презирал я,

То сам себя не понимал я,

То мир меня не понимал.

На жизни я своей узнал печать проклятья,

И холодно закрыл объятья

Для чувств и счастия земли…

Так годы многие прошли.

О днях, отравленных волненьем

Порочной юности моей,

С каким глубоким отвращеньем

Я мыслю на груди твоей!

Так, прежде я тебе цены не знал, несчастный;

Но скоро черствая кора

С моей души слетела, мир прекрасный

Моим глазам открылся не напрасно,

И я воскрес для жизни и добра.

Мрачные и грязные стороны жизни, с которыми автор недавно столкнулся, этот мир игроков и кутил, нашел себе яркое отражение в его новом произведении. «Маскарад», в обрисовке второстепенных героев, произведение, действительно, «реальное», без всякого преувеличения списанное с натуры. Что же касается главных лиц, то они все-таки резонеры. Желание решить известную нравственную задачу, а не желание изобразить простое житейское явление, руководило автором, когда он взялся за эту тему.

Драматическая интрига слегка напоминает завязку «Отелло». Та же печальная случайность, которая подает мужу повод подозревать жену в неверности, тогда как на самом деле никто так искренно не любит его, как эта женщина. Тот же злодей, клеветник, под личиною дружбы раздувающий в своем приятеле чувство ревности; наконец, тот же финал, с легкой вариацией. Арбенин убивает жену, не веря ее клятвам, и когда убеждается в роковой ошибке, то сходит с ума.

Прошлое Арбенина нам неизвестно, как и вообще прошлое всех его родственников. О нем можно только догадываться.

Но между Арбениным и героями прежних поэм Лермонтова есть существенная разница. Прежние герои отличались в молодости способностью увлекаться: Волин увлекался своими идеальными мечтами, Радин – любовью, Измаил – патриотизмом, Вадим – местью. У Арбенина не было никакого увлечения. Единственные чувства, о которых он вспоминает с сожалением, это – былой разгул и риск своей честью… Он в юности не имел святыни, даже не знал чистой любви, которая всегда согревала юные дни его старших братьев.

Бог справедлив! и я теперь едва ли

Не осужден нести печали

За все грехи минувших дней.

Бывало, так меня чужие жены ждали,

Теперь я жду жены своей…

В кругу обманщиц милых я напрасно

И глупо юность погубил;

Любим был часто пламенно и страстно,

И ни одну из них я не любил.

Романа не начав, я знал уже развязку,

И для других сердец твердил

Слова любви, как няня сказку.

И тяжко стало мне, и скучно жить!

И кто-то подал мне тогда совет лукавый

Жениться… чтоб иметь святое право

Уж ровно никого на свете не любить.

И я нашел жену, покорное созданье,

Она была прекрасна и нежна,

Как агнец Божий на закланье,

Мной к алтарю приведена…

И вдруг во мне забытый звук проснулся,

Я в душу мертвую свою

Взглянул… и увидал, что я ее люблю;

И стыдно молвить… ужаснулся!..

Опять мечты, опять любовь

В пустой груди бушуют на просторе;

Изломанный челнок – я снова брошен в море…

И Арбенин полюбил свою жену со страстью дикого человека. Он, действительно, дикий человек, но не природный дикарь, а дикарь цивилизованный, который способен на все гадости не по наивности, а по равнодушию или презрению ко всему, что его окружает.

Арбенин – игрок и кутила, но, конечно, не низкого пошиба. Он «зверь» и настоящий «черт», как его аттестует один из его приятелей по игре. Он изверг, расчетливый и холодный мучитель, с чем и сам Арбенин согласен:

Ни в чем и никому я не был в жизнь обязан,

И если я кому платил добром,

То всё не потому, что был к нему привязан;

А – просто – видел пользу в том.

Итак, перед нами какая-то загадочная личность, стоящая, впрочем, не одиноко в ряду других знакомых нам типов. Тип Арбенина логически выведен из тех посылок, какие даны поэтом в его прежних поэмах, повестях и драмах. Лермонтов постепенно разочаровывал своих героев во всем: Волина – в семейных чувствах, Арбенина – в семье и дружбе, Радина – в семье, дружбе и любви; у Вадима он отнял свободу, у Измаила – родину и веру. И основной тип, с которого списаны портреты этих разочарованных и обманутых людей, должен был наконец дойти до тех степеней отрицания всех чувств в мире, до каких дошел Арбенин, герой «Маскарада». Он должен был выродиться в самого страшного и индифферентного эгоиста.

Поставленный вне всяких духовных связей с обществом, человек с бурными страстями, Арбенин все же стремился хоть к чему-нибудь приложить тот запас сил физических и духовных, какими его одарила природа.

…я рожден

С душой кипучею, как лава,

Покуда не растопится, тверда

Она, как камень… но плоха забава

С ее потоком встретиться!..

Он искал какого-нибудь поля деятельности, и он нашел его в игре, т. е. в постоянном риске, который щекотал его нервы. Волнение ему необходимо, и ему все равно, где и при каких условиях он может найти его. Но прошло и это время:

…те дни блаженные прошли.

Я вижу всё насквозь… все тонкости их знаю,

И вот зачем я нынче не играю.

Эти слова Арбенина относились не только к его игре.

Такое состояние душевного «безочарования» почти не поддается анализу – так оно туманно.

Как в «Демоне» Лермонтов создал символический тип, так и в «Маскараде» он незаметно для самого себя перешел за границы действительного мира и, вместо живого человека, дал нам снова какой-то полуфантастический образ; одел своего Демона в модный фрак и заменил сказочную обстановку игорным домом и балом.

Желания Арбенина столь же туманны, как сердечная тревога Демона. Злоба приводит его к преступлению; дружба и любовь сведены либо к расчету, либо к праздной забаве. Он испытал «все сладости порока и злодейства», и не осталось ни одного чувства, за которое мог бы ухватиться, которое могло бы убедить его, что еще стоит жить на свете. Как видим, настроение совсем сходное с настроением Демона до его встречи с Тамарой.

У Арбенина есть своя Тамара: его, как Демона, обновила любовь, такая же страстная, хотя более глубокая; любовь эта гибельна, как и любовь отверженного духа.

В этой любви заключено все эгоистическое счастие Арбенина. С ее исчезновением исчезает и последняя нить, привязывавшая этого человека к жизни.

Да и «что такое жизнь»?

жизнь вещь пустая.

Покуда в сердце быстро льется кровь,

Всё в мире нам и радость и отрада.

Пройдут года желаний и страстей,

И всё вокруг темней, темней!

Что жизнь? давно известная шарада

Для упражнения детей;

Где первое – рожденье! где второе —

Ужасный ряд забот и муки тайных ран,

Где смерть – последнее, а целое – обман!

Лермонтов, отнимая у своих героев одно за другим все чувства, за которые душа цепляется в любви к жизни, отнял и у Арбенина последнюю приманку существования; он отнял у него его семейное счастье, которое погибло в страшной катастрофе.

В решении великого вопроса о примирении идеалов с жизнью поэт возвращался к тому, с чего начал. Мы видели, как он, не будучи в силах помирить свои желания и мечты с действительностью, делал часто слишком мрачный и грустный вывод из малого житейского опыта. Мы встречались уже с таким пессимистическим выводом в детских и юношеских произведениях Лермонтова. В лице Арбенина, героя «Маскарада», этот вывод является теперь перед нами как итог целого нового периода жизни поэта в Петербурге. Выслушав исповедь Арбенина, злого, отчужденного от всех и эгоистичного человека, мы можем сказать, что целые четыре года жизни (1832–1837) прошли для Лермонтова бесплодно и не дали его чувствам и мыслям никакого нового направления.

Этическая загадка жизни оставалась загадкой, и поэт опять не решил ее, а разрубил. Мучимый все теми же вопросами – после тщетной попытки заглушить их шумом молодого разгула и светской болтовни – Лермонтов уставал. Когда он пожелал воплотить в одном типе все свои душевные тревоги, он создал Арбенина, житейская философия которого свелась к отсутствию всякого хотения. Герой был одинок, мрачен, не имел никаких привязанностей, кроме единой – своей любви к жене; он был чужд всем вопросам жизни, был совсем лишний человек без желаний в настоящем, с одной лишь памятью о греховном прошлом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.