18-bis
18-bis
Со временем пылятся зеркала
Легко приобретают пятна кала
От мух и прочая. Так если б в полнакала
Еще светиться мысль твоя могла,
Вернись к той глади тусклого стекла,
Где отразились странные фигуры,
Гиганты, карлы, гады и лемуры,
Меж коих доля дней твоих прошла.
Вздохнув, протрем засиженную гладь,
Есть время жить и время протирать —
Чти истину сию! Ее изрек
Прощаясь с жизнию седой Мелхиседек.
А коли «Батюшков»! – поправит умник нас,
Пусть грош Екклесиаст ему подаст.
Так начали!
Да близится конец ломаем одиссею история должна вернуться в свой исток в родимый тартар что же повинуйся и неохотно возвращенье не сулит радостей глубоко прав наш автор неохотно ты оборачиваешься и стремишь взгляд в темную толщу она расступается под ним и там куда он уставлен начинает яснеть выступают очертанья и движутся фигуры и вновь перед тобой встает КАК ВСЕ БЫЛО стоп-стоп погодите-ка не пойдет так у нас не пойдет мало ли как все было мы читали вы задеваете там светлых и достойнейших лиц нам это не подходит наша публика наш покупатель не поймет не примет и потом знаете если начистоту уж так ли вам самому это нужно и правда подумал я к чему оно это КАК ВСЕ БЫЛО ведь от него же тошно невмоготу давайте лучше изобразим КАК НАДО БЫЛО да-да только знаете это звучит где-то нормативно приказно сегодня публика тоже не очень любит разве что кому сильно за семьдесят но на них понимаете трудно ориентироваться у нас все-таки производственный процесс хотя мы работаем крайне оперативно но все равно занимает время и пока книга выйдет данный контингент уже видимо целиком или почти целиком обратится в неорганическую массу зима трудности сейчас в нашей стране это же один шаг вы не думайте мы никак не против масс пускай и неорганических мы всегда с массами но мы вынуждены учитывать специалисты по маркетингу указывают для трупов типична низкая покупательная способность так что нельзя ли это смягчить вам ведь несложно будет в духе демократизма и широты и если можно с упором на общечеловеческие ценности о да браво воскликнул я браво et mille compliments дорогие товарищи терровцы или правильнее наверно терристы стало быть исполним КАК БЫЛО БЫ МИЛО КАК БЫЛО БЫ ЧУДЕСНО вас устроит так ну и славно у нас родится чудная эрзац-пенелопа по спецзаказу издательского дома ТЕРРА мудрого и гуманного могущественного и миролюбивого как покойная держава советов
однако не думайте мы не допустим лакировки читатель хорошо знает действительность бывает сурова и мы не утаим что в начале той правдивой истории которую мы хотим поведать старший из нас не был вполне здоров порой он по многу лет не мог от жестоких страданий проронить и двух слов или взять перо в руки но мужество и героический оптимизм никогда не покидали его и для меня младшего было ценным уроком жизни видеть с каким энтузиазмом он стиснув зубы встречал представителей писательского и переводческого коллектива по поручению месткома навещавших его в день памяти клары цеткин и иные торжественные дни однажды мы вспоминаем с гордостью то был сам председатель первичной профсоюзной ячейки союза советских писателей и мне никогда не забыть как слабая но счастливая улыбка озарила черты моего друга когда лично фуфлон фуфлонович появился в дверях держа в руках красный воздушный шарик красный же первомайский флажок на миниатюрном древке из липовой березы и алую гвоздику из гофрированной бумаги с изящно выгнутым стеблем из черной проволоки отечественного производства диаметром 17,5 мм прокатанной на волочильных станах красногорского комбината красный проволочник ансамбль который как нельзя уместнее дополняли красные головки во множестве приветно глядевшие из широких карманов и пазух его одежды пошива столичной мастерской индпошива красный пошив память об этом первомае осталась навсегда красной вехой в наших сердцах неиссякаемым источником из которого мы черпали моральные силы в нашей совместной литературной работе
а о работе нашей давно уж пора сказать в полный голос и не жалея восклицательных знаков ни один критик-эрудит вам не сыщет другой труд прошедший такие трудности поднявшийся до таких высот иные невежды скажут а что особенного ну переводили роман презренные здесь само слово роман бледно и слабо Великое Творение Гениального Маэстро гомера двадцатого столетия виртуоза пера и чемпиона головокружительной хитроумности вот что высилось неприступною крепостью перед нами и скажем по чести крепость нашла достойных осаждающих с удивительной легкостью раскрывали мы самые тайные из секретов хитроумного маэстро шутя распутывали его ловушки и щелкали как орешки его загадки само собой родилось рабочее правило каждая наша фраза должна быть куда совершенней оригинала должна оставлять оригинал далеко позади и помню живо как в очередной раз превзойдя непревзойденного чемпиона мой друг приговаривал с мефистофельскою усмешкою а мы его по усам по усам поглядывая на известный пышноусый портрет цюрихского периода в простой оправе сиявший перед нами на столе да строгая объективность велит признать он был гениален но мы поднялись гениальней он был колосс но мы хотите верьте хотите нет выросли колоссальнее талант упрямая вещь и западные читатели привыкшие восхвалять современную одиссею не могут вообразить насколько больше они бы приобрели обратясь к нашему труду как несравненно циклопичней наши циклопы и сиреневее сирены евмей евмее а цирцея цирцее задумываясь об этом жалея невинных чужеземцев мы видели как остро необходим хотя бы английский перевод нашего труда и не откладывая решили сами исполнить сей интернациональный долг работа стала труднее но и живее теперь обычно один из нас вгрызался дальше в головоломное письмо гомера нашего века переводя его на наше славянское наречие тогда как другой забирал свежую продукцию и не мешкая перекладывал обратно каждые 3–4 часа мы менялись ролями и дело шло как по маслу
любимый труд и блестящие успехи в нем хвалы поклонников восхищенье близких все это вкупе оказалось лучшею панацеей для моего друга болезнь его считавшаяся неизлечимой стремительно отступала силы прибывали день ото дня и вскоре он уже так окреп что совершенно благополучно без затруднений мог быть доставлен в донской крематорий старейший и самый комфортабельный в столице с лучшими газовыми печами производства опытных немецких фирм и удобно продуманною системой утилизации волосяных костяных фекальных и прочих общечеловеческих ценностей пройдя кремацию в задушевной исключительно теплой атмосфере он был помещен в прочную серозеленокоричневую урну отечественного фаянса изготовленную вторым очаковским комбинатом сантехизделий причем заметим этот небольшой contretemps нисколько не прервал наших трудов равно как и не снизил успехов которые лишь стали можно сказать еще более фантастическими мы разумеется далеки были от того чтобы афишировать наши достижения но мы и не делали из них тайны да говоря откровенно при любых стараниях было столь же возможно сохранить их в тайне как упрятать в дровяной сарай под замок Supernova просиявшую на небосклоне хотя единственным желанием нашим было трудиться в безвестности и тиши однако вопреки этому желанью наша слава росла ширилась наливалась словно слезы вселенной в лопатках и не успели мы оглянуться как сделались первостатейными знаменитостями лавина известности шквал восторгов обрушились на нас горы цветов и приходилось их ставить на стол как свидетельствует история немногие звезды выдерживали без душевредительства подобный искус но мы выдержали лавины и шквалы нисколько не изменили и не поколебали нас в нашем строгом затворе и неутомимых бдениях лишь появилась новая тема для дружеской пикировки когда за утренними газетами мы в шутку принимались подсчитывать в честь кого из нас сегодня названо больше промышленных предприятий октябрятских звездочек новых независимых государств АО открытого и закрытого типа пунктов приема вторичного сырья и срочной стоматологической венерологической геополитической помощи так шли год за годом и день за днем нанизываясь на четки строгого скромного существованья как вдруг в одно прекрасное утро
словно не веря глазам своим мой друг отставил подальше газетный лист еще отдававший вкусно и ядовито типографскою краскою и вперившись в него моргая глазами застыл недвижно на добрых 11 минут как понимает читатель это и дальнейшее описание наше несколько фигурально затем внезапным движеньем отбросил и лист и табурет производства одинцовского производственного объединения одиноких производителей на коем покоилась урна кинувшись порывисто к полке с книгами выхватил один томик и смутно взволнованно что-то бормоча стал жадно его листать меж тем как я пораженный наблюдал смысл сцены перед моими глазами не доходил до меня хотя томик о томик был знаком преотлично еще бы то был изрядно потрепанный от верной службы малый энциклопедический словарь издательства советская энциклопедия наш преданный постоянный спутник наш кладезь мудрости тайное испытанное оружие в состязании с чемпионом эрудиции восхищаясь нашими потрясающими познаниями во всех областях публика и читатели едва ли подозревали как глубоко они правы называя эти познания энциклопедическими да ларчики открываются всегда просто только сейчас вид любимой книги как и любимого друга погрузившегося в нее нимало не проясняли происходящего иной стал бы здесь в тупик но не я нагнувшись я подобрал с пола измятый газетный лист внимательно его осмотрел однако не обнаружил на первый взгляд ничего что могло бы вызвать внимание а тем паче волнение проявив упорство и доскональность всегда отличавшие меня как ученого я обследовал лист еще раз со всех сторон и в одной из колонок культурной хроники увидал набранные весьма мелкою печатью слова
ДЖЕЙМС ДЖОЙС НАПРАВЛЯЕТСЯ В РОССИЮ
постой постой ды как жеть дык елы палы постой дык он жеж ето вроде как гигнулси или как мне жеж про ето юз чевой-то талдычил только чево што ли ево на финском фронте убило да нет как-то вроде не так забыл хотюбей а потому говорил ему на хрен ты мне етот солнцедар говно такое после чистой перегородовки вот и поди щас а етот томина трепаный тьфу пропасть ды где ж про нево-то тут тьфу говенный томина о темпора о морес как надоть ни хрена нету взволнованно-сбивчивая ламентация друга начала постепенно достигать моего ошеломленного сознания да да да что-то ведь помнилось такое в мозгу всплывало как на одном пышном приеме в нашу честь некий чужеземец строивший из себя знатока хотя с трудом строивший русские предложенья рассказывал мне длинно как раз вот про этого про джойса причем именно помню как про умершего и да да что-то было связано там с финской войной хотя с другой стороны не верилось мне чтобы он был в строевых частях маршала тимошенки скорей небось по хозчасти либо пристроился в переводчиках с языками-то у него как говорили неплохо а коли так то вполне возможно он и не думал подаваться на небеса а только попросту пустил слухи про геройскую гибель варяга многие ведь так делали читайте в том же евмее привезли потом гроб набитый камнями в кингстауне бурные рыдания а сам остался живехонек и вот теперь после ряда интермедий собрался снова в россию прослышал видно тут эти ваучеры конгрессы соотечественников есть где руки погреть да да это совершенно возможно не стоит больно-то доверять этим лощеным господам что все поголовно на жалованье у заокеанской клики поэтому я и не придал тогда значенья услышанному однако сейчас дело принимало иной оборот сознавая как видно свой чистый проигрыш в творческом состязании наш одиссей хитроумный решился похоже пойти ва-банк помериться в прямом поединке ну-к что ж как сказано в уставе пехотных войск бой есть высшее испытание морально-физических сил бойца пожалуйте мистер 007
да вечный бой покой нам только снится смятый газетный лист рождал сразу десятки вопросов одно лишь ясно было как день в россию это значило к нам к нам все эти ваучеры мяучеры на такой мяукине воробья-эрудита не проведешь к нам правил свои стопы прославленный классик и виртуоз вербальных дискурсов и надо было не мешкая принимать вызов а в первую голову разузнать жив-таки он еще или нет от этого зависело многое и знать надо было точно без всяких энтведер-одер приблизительные догадки исключались твердая достоверность и безошибочный расчет только так и тут яркое художественное воображение моего друга едва ли могло помочь в дело без промедлений должен был вступать я как опытный детектив и к тому же математик-любитель когда-то не скрою подававший надежды итак решительно раскрыв малый энциклопедический словарь на литеру «ж» я начал поиск не обнаружив искомого и отвергнув предложенное другом «ё» решил по счастливому наитию свериться с газетным листом после чего уверенно обратился к «д» но поиски были вновь тщетны впервые за столько лет верный спутник отказал да видно и на солнце есть пятна только не время было для меланхолий мы принимали решения как в бою звоним в 09 предложил друг опять бесполезно задача оказалась твердым орешком рекордсмен загадок и тайн охранял тайну своей кончины словно кащей бессмертный и как в сказках тайну открыл случай мой взгляд упал на открытку пришедшую от кого-то из бесчисленных наших фэнов на ней красовался знакомый портрет и под ним с совершенною отчетливостью читались арабские цифры
1882–1941
сомнениям не было больше места первая проблема была с честью решена однако за ней вставали другие некростатус гостя вносил кой-какие деликатности хотя впрочем не следовало и муссировать их сверх меры в конце концов это его личное дело мы же не трубим сами всюду кто из нас на донском а кто может на ваганькове самое уместное это в рабочем порядке тактично навести справки про соответствующие страницы его пути касательно практик захоронения показателей разложения и гниения свойств грунтов где выпало ему проводить свой заключительный этап ну и конечно если у них также в древнеарийской традиции то какие размеры и фасоны урн чтобы при случае не было неловких моментов и разом с этим покончив переходить к более существенному жизнеутверждающему чтобы уж принять так принять по-русски на славу продумать заранее всю программу проконтролировать места посещений встречи подбор участников предусмотреть конечно и неофициальную дружескую часть в неформальной обстановке учесть вкусы склонности корифея да не забыть и про сувениры что-нибудь разумеется неизбитое небанальное и засучив рукава к одному из нас это относилось как вы понимаете фигурально мы рьяно взялись за дело
в скором времени новость начала разноситься по столице рождая возбужденные толки множа домыслы обрастая слухами и легендами одна причудливее другой мы лишь диву давались да покачивали головами к одному из нас это относилось сами понимаете фигурально но во всей фламандской пестроте русских басен фантомов отечественного сознания одна черта радовала и поражала в них всюду светилась какая-то удивительная благожелательность истинно русская мягкость и доброта какая-то знаете теплота улыбчивая и расположенность бесконечная к людям и ко всей твари божией то слышали мы будто решили устроить грандиозную елку в кремле для всех наций рас возрастов не исключая покойных и с царскими подарками от самого горельцина с раисой наиновной а дед-морозами и снегурками будут якобы останки героев и знаменитостей всех древних эпох начиная с пунической войны причем как водится в таких случаях никто толком не мог ответить на конкретный вопрос с какой именно из пунических но зато божились что-де в помощь устроителям уж прибыли три тысячи колдунов с мадагаскара где давний обычай сажать за праздничный стол дорогих усопших извлекая их из хранилищ на несколько радостных часов то уверяли елка чистые враки хотя бы по одному тому что пожарная инспекция не допустит елочное освещение рядом с возгораемыми останками а без освещения вы же понимаете какая елка досужие языки вечно все путают на самом-то деле это совсем не елку и не в кремле а затеяли в останкине такой оригинальный голубой огонек под девизом свет погасшей звезды и там действительно будут все эти древние герои и знаменитости только конечно никакими не дед-морозами-снегурками это же абсурд как вы себе это представляете александр македонский или там гете или ваш этот жойс пусть даже останки они вам что будут под елочкой скакать а голубой огонек совершенно другое дело все серьезно со вкусом и даже знаете остроумно останки в останкине и голубой огонек от каждого однако и огонек пренебрежительно отвергался индивидами элитных пород знающими что такое high life и cr?me de la cr?me заправилами акций презентаций и провокаций тёпа иванькин из жлобина крупье в найтклубе Философию по боку нам приоткрыл снизойдя что на самом верху подготавливают суперпрестижный конгресс вербалайф где будет собран феноменальный вербарий цвет вербалистов всех эпох от сотворения мира ожидаются в частности творцы манаса поэмы о гильгамеше торы ригведы конечно божественной комедии конечно улисса и нового и старого кавалера золотой звезды романов цемент и очередь нет нобелевских решили не звать старо уж теряет вес и напротив тут намечается альтернатива как раз на вербалайфе и будет учреждена новая награда которая затмит все прочие да название известно уже премия пукина пукина как-то странно ну возможно не пукина не совсем точно передали но что-то близкое во всяком случае потом ничего странного вероятно кто-то из новорусских решил увековечиться в мире изящной словесности нобеля перепукнуть знаете ли каждому лестно масла в огонь подливала невзыскательная пресса что живо подхватив жареный сюжет крикливыми шапками возвещала
ПОКОЙНИКИ ВЫКИДЫВАЮТ КОЛЕНЦА
ЗАГРОБНЫЕ ПРИЧУДЫ ГЕНИЕВ
КОНГРЕСС ВЕРБАЛАЙФ:
ЛИТЕРАТУРА ТРУПНЫМ ПЛАНОМ
НОВИНКА СЕЗОНА – НЕКРОПУТЕШЕСТВИЯ
ИДЕИ ФЕДОРОВА ТОРЖЕСТВУЮТ
АГЕНТСТВА НЕКРОТУР И ГРОБВОЯЖ
ПРЕДЛАГАЮТ УСЛУГИ
(жертвам опричнины и бироновщины скидка 20 %)
ФСБ ВЫЯСНЯЕТ: КТО ВЫДАЛ ВИЗУ
РАЗЛОЖИВШЕМУСЯ ПРОЗАИКУ
ВЕРБАЛАЙФ И ИНТИМ НЕ ПРЕДЛАГАТЬ —
ЗАЯВИЛА ГРАФИНЯ РОСТОПЧИНА
как в капле воды в откликах на событие отражалась сегодняшняя россия ищущая своих путей со всею пестрой палитрой мнений позиций ориентаций
РУССКИЙ АВАНГАРД ЗА! —
репортаж из мастерской Пуси Фруктика
МОЯ ПАТРИОТА ОДНАКО ГОВОРИ НЕТ! —
интервью с поэтом Ф. Чукчуевым
ЗА КАНОНИЗАЦИЮ ПРАВОСЛАВНЫХ ЧИТАТЕЛЕЙ,
УМУЧЕННЫХ ОТ ЖИДОВ,
выступило
Политбюро Собора Истиннорусских Словоделов
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА НУЛЬ РЯДОМ
С ТАКИМИ ГЕНИЯМИ
КАК ДЖЕЙМС ДЖОЙС И ДЖЕК КЕТЧУП
НЕКРОДИСКУРС ПОСТТЕЛЕСНОСТИ
ВЫСТРАИВАЕТ НОВУЮ РИЗОМУ
МАСОНСКИЕ НИТИ ТЯНУТСЯ
С ЦЮРИХСКОГО КЛАДБИЩА
подобно тем насекомым что влекутся на запашок гнильцы к нам потянулись образцы разных видов социокультурной фауны в числе преобладающих отметим вид коему уместно присвоить таксономическую аббревиатуру PhD данный вид включал особей ученого сословия разных стран запада рыщущих в поисках умственной добычи для своих диссертаций они живо напоминали охотников за золотом и слоновою костью на черном континенте в старые времена раздавая туземцам за потребный товар зеркальца лоскуты ткани яркие жестянки с чаем и кофе и небольшие сосуды с алкоголем другой вид составляли отечественные деятели книжного бизнеса предвидя что прибытие покойного гения в догробной жизни не ступавшего на русскую землю тут же породит издательский бум они замышляли разнообразнейшие издания от массовых спорящих тиражами с былыми бестселлерами генсеков до подарочных роскошных кипсеков осаждали предложениями и нежданная проблема выбора повергала нас в замешательство возникавшие экземпляры рода homo не могли вызывать восторга то была прямо скажем публика грубая и невежественная что по известному присловью норовит на грош пятаков купить а немногие не являвшие себя скользкими продувными плутами оказывались вскоре пустыми болтунами и прожектерами да поистине судьба джойса в россии могла б сложиться печально если бы случай не свел нас с замечательным издательским домом ТЕРРА руководитель его сразу и с первого взгляда завоевал наши симпатии деловитый и энергичный но притом искренний и прямой он открыл нам что предан русской идее и свой дом хотел собственно назвать Мать Сыра Терра но должен был отказаться от заветной задумки когда отдел маркетинга стал настаивать на дополнении Мать Лучших Сортов Швейцарского Сыра Терра блин убили мечту а казалось казалось еще вчера дорогие мои хар-рошие всхлипывал неудержимо последний русский романтик порывисто обнимая нас и целуя сердца наши дрогнули пусть к одному из нас это относилось лишь фигурально ясно стало что у нашей родины и культуры еще есть шанс и в эти мужественные руки мы не колеблясь можем отдать все плоды нашего кропотливого труда после радостной встречи мы уже в спокойствии ожидали надвигающегося события
вот только какого же события никто и мы в том числе не ведали когда и как оно вздумает совершиться явится ли классик один либо в сопровождении свиты зная как неразлучен он со своими бессмертными героями мы рисовали порой себе встречу с молли и польди или быть может с ученейшим базиликограмматом или с малюткой руди что верно порядком уже подрос но заносясь мечтами мы помнили что прежде всего наш гений умеет быть всегда неожиданным и не испытывали ни удивления ни разочарования следя за мерным скольженьем в лету дней и недель не приносящих ни знака ни намека на приближение джойса к россии напряженье в прессе и обществе достигнув пика стало рассеиваться и убывать тема умерла для всех кроме нас мы продолжали верить и как не дивились отсутствию вестей и знаков так не были удивлены и той памятною ночью под блумов день когда внезапно он появился меж нас возникнув самым естественным и самым неподражаемым джойсовским путем по бесконечному невидимому канату протянутому из зенита в надир
ИТАК – СВЕРШИЛОСЬ
хоть шапки прессы уже не кричали о том для СМИ для общества события исторического визита прошли почти незамеченными что снова не удивило умудренных сик транзит молвил леопольд блум узнавши новости из россии впрочем были конечно известные инстанции и круги коим per definitionem что на русском будет по должности полагалось откликнуться на прибытие первой некрозвезды мирового искусства слова усердием их и попечением в самом жарком из очагов литературной жизни столицы знаменитом дубовом зале не менее знаменитого оплота словотворцев что меж поварской и никитской состряпан был средней руки банкет памятники которого мы безусловно обязаны донести до потомства
РЕЧЬ ГЛАВЫ РЕЧЕВТОРЧЕСКИХ
И СЛОВОДЕЛЯЧЕСКИХ ЕДИНЕНИЙ
ЗЕМЛИ РУССКОЙ
ФУФЛОНА ФУФЛОНОВИЧА КОЗЛЕЦОВА
Господин мистер бывший Джойс, товарищи речеворы и словодельцы, дамы и господа, ныне живущие и в некотором роде усопшие!
Мы собрались все по случаю радостного и в некотором роде необычайного события, показывающего, какие огромные, какие понимаешь эпохальные перемены свершились в нашем искусстве! Если прежде у нас, это надо понимаешь смело признать, господствовал строгий идейный контроль, господствовала в некотором роде запретительная линия, то сегодня налицо полнейшая, безграничная свобода, и в речеворстве, и в словоделячестве, и во всех понимаешь ворческих контактах. Кто мог еще недавно представить, что здесь, в этих вот стенах, мы будем принимать и чествовать не просто даже представителя капстраны, имеющего понимаешь огрехи в плане идейности и партийности, но самого корифея, самого в некотором роде закоперщика подобных огрехов, и к тому же давно разложившегося покойника. Да о такой вольности мы и помыслить не могли! И это вселяет в нас законную гордость.
Только не надо думать, господа и товарищи, что если свобода, так все нам дается само собой. Нет, тут частенько приходится вспоминать вашего, мистер Джойс, знатного земляка, Вильяма Шекспира, что сказал: лишь тот достоин понимаешь свободы, кто за нее готов полезть на бой. Конечно, соответствующие отделы в центральном комитете и в других органах сегодня временно не функционируют, однако есть пожарный надзор, есть также санитарный, все это по-прежнему действует, и они понимаешь отнеслись очень настороженно к нашему мероприятию, они имели претензии в связи понимаешь с его спецификой, поскольку наш почетный гость, корифей, уже давно является в некотором роде глубоко разложившимся. Так что возникли трудности, у нас, сами знаете, любют одни кивать на других, санитарные инстанции отослали к ветеринарным, а там какой-то Ахутин уперся насмерть, мол, у нас не было прецедента с покойниками, и пусть мне сначала разъяснят, из какого это разряда существ, тут же мы вообще имеем дело фактически с несуществующим существом, на кого же прикажете разрешение писать, на унгрунт, енсоф? – Вот подвернется ж такая гнида, ветеринар-эрудит, и вы представляете, отфутболил в Академию Наук, понимаешь, в Институт Человека! Ну там, хорошо, попался один сотрудник, Сергей Сергеич, видно, из новеньких, сейчас набирают всякую шушеру, он сразу напыжился, будто что понимает, встопорщил усишки и нам этак важно, Джойс и сейчас живее всех живых, давайте вашу бумагу! И бодро нам ставит резолюцию: писателя Джойса полагать в высшем сверхнаучном смысле живым и не представляющим опасности возгорания или какой бы то ни было инфекции, включая ящур и сифилис.
Ладненько. Но если вы думаете, это все уже трудности, вы не знаете, в какое время живем. Сейчас устроить банкет, это не как раньше. Нам в финотделе начали понимаешь говорить, что если чествуемый классик уже в некотором роде пошел прахом, то и нечего, нету никаких оснований под него отпускать по любым графам, связанным с продуктами и напитками, в том числе алкогольными. Но тут уж я дожал это дело. Мне вверены понимаешь судьбы отечественной культуры, Европа на меня смотрит, так? Надо ж учитывать, что они, в свою очередь, то есть эти, на вашей исторической родине, неоднократно приглашали меня, и я был понимаешь с почетом принят как тоже в некотором роде корифей пера. Я там походил, нам все показывали, высокая культура виски пивко отличное, хотя кой-где понимаешь наблевано как у нас, но это отдельные недостатки. Помню, рассказывали и про вас, вас там еще помнют, любют, хотя уже столько лет как вы в некотором роде дали дуба, но почему-то нас не возили к вашему месту упокоения, не знаю ремонт или вы были в поездке вот как сейчас, но тут, может, с моей стороны нетактичность, не будем понимаешь лезть к человеку в гроб.
Но это как бы все в сторону, чтобы вы лучше представляли, а сейчас надо остановиться на проблемах литературы, поскольку все мы, здесь собравшиеся, ее вторцы, ее сливки понимаешь. Как мастер слова, я всегда выступал с демократических позиций, за широкий подход, чтобы в свете понимаешь решений не одного последнего пленума, но и ряда будущих, мы же культуру ведем вперед и обязаны вторчески подходить, предвидеть, чего начальство от нас захочет не только сегодня, но и завтра, и даже послезавтра. И я тут должен сказать, что хотя творчество нашего покойного гостя у нас как бы не стояло на первом плане в плане числа изданий или там тиражей, но вот по этой главной позиции, чего начальство захочет, у нас солидные достижения. У нас тут давно имеются заслуженные специалисты, всеми уважаемые Михаил Александрович Гегельзон-Лукаченко и Митрий Михеевич Уринов-Калов, присутствующие за этим столом, хотя один из них, как и наш гость, уже на загробном положении. Они нам блестяще все разъяснили.
Безусловно, в лице – или, точней, понимаешь, в черепе – дорогого нашего гостя мы сегодня приветствуем крупнейшего худлитпокойника столетия, в некотором роде труп века. Его творения мы считаем по праву классикой современности, образцом, который достиг, понимаешь, совершенства. Но дальновидный Митрий Михеич нас тут учит один вопросик задать: а скажите-ка, господа хорошие, чего это образцы вы так ловко нам демонстрируете? И тут господа бледнеют! Деваться некуда им, приходится признавать: все их хваленые шедевры суть образцы чистейшего уродства и тлена. Подчеркну: тлена! И прошу заметить, Митрий Михеич это указывали нам задолго до сегодняшней встречи, так что здесь перед нами самый глубочайший пример научной прозорливости и предвидения. Все станет сразу же на места, товарищи, если поставим мы их продукцию рядом с истинными, неоспоримыми шедеврами, если поставим рядом Мальчиша-Кибальчиша, Березоньку нашу Белую, Гидроцентраль имени товарища Мариэтты Шагинян. Ясно станет: талантишку у тех жидковато! А вся ихняя слава, ну вы же не маленькие, товарищи, вы догадываетесь. Все тут подстроено, публика обработана, где надо подкуп, где надо кровавая расправа. Мы все с вами помним, как погиб наш Пушкин. И в итоге махровая бездарность, такая как этот вот сраный Джойс, в два счета оказывается в мировых гениях. Вот так, товарищи, работает ихняя культура!
Однако не будем заострять, господа, сегодня у нас упор на общечеловеческие ценности, и мы эти ценности трактуем со всей, понимаешь, широтой, как видите, даже не исключая покойных представителей человечества. Пока только выдающихся, но это лишь первый опыт, мы его будем развивать, и кто знает, может быть, в недалеком будущем мы еще увидим здесь, в этом зале, целое множество мертвецов, знатных и незнатных, независимо от образования и заслуг, пола и возраста, и конечно независимо от национальности. Перефразируя в некотором роде великого Гоголя, скажем: все гробы будут в гости к нам!
А сегодня мы вас понимаешь приветствуем, мистер Джойс, мы рады вас встретить и угостить от всей широкой русской души. Пейте и кушайте, господа!
ОТВЕТНАЯ РЕЧЬ Б. ДЖЕЙМСА ДЖОЙСА
Высокочтимейший глава высокочтимого собрания, милостивые государыни и государи!
Позвольте выразить мою совершенную признательность за те внимание и честь, что столь щедро расточаются вами скромной моей персоне. Ценя радушие вашего приема, я испытываю не меньшее удовольствие и от вашего восхитительного здравомыслия, от неподражаемой невозмутимости, с какой откликнулись вы на мое прибытие и мое присутствие здесь. Я не встретил ни слабоумных недоумений, ни идиотических басен, ни детских ужасов и восторгов – словом, ничего их тех обильных свидетельств людской глупости, что сопровождают обыкновенно явления моих собратьев-покойников.
Этот отрадный факт обращает меня к некоторым из моих давних размышлений о вашей стране. Я полагаю, что здесь перед нашими глазами некое достопримечательное свойство России и русских, ведущее нас в глубину их природы. Как издавна уяснилось мне, едва ли еще где-либо грань между смертью и жизнью столь зыбка и незаметна, столь с легкостью переступаема – в обе стороны – как в вашем отечестве. Это не тайна и для вас, мы слышим порой, как вы сетуете на это – однако же признайте, милостивые государи: если и будет преувеличением сказать, что вы всегда этого хотели, то святою истиною будет сказать, что к этому вы всегда направляли ваши усилия. Ваши владыки-деспоты всех веков и режимов, ваши раскольники, ваши террористы, ваши литературные гении, что в юности столько раз увлекали меня в свои захватывающие внутричерепные путешествия, – все они с трогательным единодушием и пылом, из века в век, стремились сокрушить одно и только одно: границу между явью и вымыслом, реальностью и мечтанием. Они истово устремлялись к тому, чтобы русская одержимость и wishful thinking (неспроста этому выраженью нет перевода на ваш язык!), русское безумие и русский бред равно были бы разлиты в русском сознании и русской действительности, в вашей внутренней и вашей внешней истории. И они – преуспели. За всеми драстическими переменами, коим дивятся пустоголовые – я не имею в виду здесь буквальный смысл, господа! – я нахожу у вас лишь унылые повторенья, очередные победы прожекта и произвола над трезвым и кропотливым устроеньем вещей. Plus ?a change, plus c’est la m?me chose.
Но здесь мне пора вас предостеречь, господа, предостеречь от того, чтобы вы услышали в моих словах декларацию превосходства. Минули годы, когда я бывал исполнен этого чувства! с тех пор давно уж оно представляется мне лишь пустым и суетным. В каждом из жребиев людских свое безумие и своя тщета – и призрачны, мнимы все превосходства в мире – хладном и смешном мире, как верно выразился мой присутствующий здесь ученик, и нет нужды в уточненьях, об «этом» или о «том» мире речь, ибо мир – к сожалению или к счастью – мир один, господа! И при всем том, есть один лишь жребий, что я мог выбрать, и выбрал, и что пребудет со мною. Меня позабавили раздумья ваших ветеринаров над тем, что я за существо. Обратись они ко мне, их озадаченность могла бы еще возрасти: они узнали бы от меня, что живой или мертвый, я – Художник. Художник – диковинное существо! На каждой из станций моего земного труда я брался заново за его описание, и всякий раз оно выходило иным, опыт юности, потом бесополезно нечитаемая Голубая Книга из Экклса, ?dition de t?n?bres, пока наконец в немыслимой ночной книге я не высказал все, что доступно человеку.
Все вы помните наизусть, конечно, эти страницы. Шем писака меньшовик и алшемик из своего ненебесного тела неневедомую изводя дозу непристойной материи [эти пять «не», в них выпад ответный гения и возврат билета, прошу я читателя заметить, смиренный Сергий, писец и летопиписец] утверждается в космическом своем существе melliflue minxit и утверждается в существе творческом истово и неукротимо предаваясь писанию писает он и он пишет извечный невечный обоюдописа?тель-пи?сатель вы слышите как язык ваш неподражаемо и неложно вам сообщает про сакраментальный союз стихий первопоследний алшемик исписал каждый квадратный дюйм единственного подручного колпака шутовского, собственного тела, покуда своей коррозийной сублимацией один в непрерывном настоящем залоге кожух медливо не развернул всю поприхотипригнанную кругокатную историю (и следственно, он сказал, мысля от собственной индивидуальной персоны жизненегодного житья, трансакцидентировал медливыми огнями сознания в дивидуальный хаос, погибельный, властный, присущий всеплоти, человечий сугубо, смертный) но с каждым словом что оставалось непреходящим осьминогое я которое он выструивал-из-заслонял-от кристаллического мира скукоживалось все шагренкожистей и дориангреистей в своей рваникчемности.
Здесь сказано все и навсегда. В единственном мире кругокат неотрывен от того, что я называл в свое время эпос тела, от шутовского моего колпака, что шагренкожась, уж скукожился так, что стал до предела неузнаваем его фасон, как вы изволите сами видеть, только что ж нужды, что нужды, как дед моего героя, Липоти базиликограммат, я пребываю верным служителем бога Тота в кругокате письма, неразделимом самотождественном кругокате тела-письма-истории, в ПИСЬТОРИИ, каковая есть единое и всё, лишь громовыми ударами кругокат не обрываясь разрывается и членится, и слышимо уже мне, хоть, верно, не слышно вам, как вскоре над вами и посреди вас раздастся грозный раскат – что, впрочем, нисколечко не колышет досточтимейших граждан вашей обширной страны в стенах илиза илизасте это досточ очтим бра бран собра
О слушай, слушай, слушай!
Голос моего хозяина!
несколько нетрадиционное заключение речи и сопровождавшие его тело(?)движения классика нелепо-пугающие для тех кто помнил плохо цирцею не слишком были замечены словодельцами которые давно уже с аппетитом следовали приглашению предыдущего оратора конечно ускользнула от них и легкая допущенная гением передержка причисление вашего слуги к ученикам своим лестное однако неосновательное я же признаюсь испытал укол известного раздражения к чему однако сразу добавим что он и остался единственною шероховатостью между нами за все эти памятные дни то был кстати немалый сюрприз для нас язвительный и колючий нрав корифея вошел в легенду и мы с тревогою ожидали высокомерной критики готовились к нападениям и спорам а вышло-то между тем скорее наоборот и мирный дружеский разговор вращался больше вокруг сравнительных достоинств виски джей-джей-энд-си и славной перегородовки фирменной настойки моего друга на этих ну знаете переборочках внутри грецкого ореха после нескольких дней живых российско-ирландских собеседований в таком духе мы решили а чего собственно в этой москве торчать дернем-ка на лоно природы и впрямь в столице нас ничто не удерживало раструбив и раззвонив о приезде корифея задолго до самого события третий рим затем словно забыл о нем вплоть до того что когда открылся-таки пресловутый вербалайф причем открылся с великой помпой с пышным концертом некрозвезд и исполнением праздничной кантаты С песнями борясь и помирая наш народ на кладбище идет да так вот в числе приглашенных на открытие не было джеймса джойса хотя не что иное как толки о визите ирландского некрогения родили на свет идею конгресса а с нею и учреждение таинственной премии пукина кстати пукин-то этот оказался в итоге пупкером что нас нисколько не удивило и премия пупкера была торжественно вручена некоему милашевичу некропрозаику одних лет с нашим классиком но смеем судить не совсем одного таланта притом даже неизвестно где похороненному этой чудесной новости было для нас довольно утро следующего дня нас застало уже вдали от обезумевшей толпы на берегах тихой митинки как в идиллические времена царя ивана или царя бориса журчавшей по равнине между угличем и калязином где сходятся тверские московские и ярославские земли здесь провели мы неразлучною троицей несколько безмятежных дней разбирая сравнительные достоинства тверского темного и портера гиннесс признавая что лиффи будет пошире митинки но та зато чище ну или до войны была чище да потягивая козье молочко к двум из нас это относилось как понимаете фигурально и когда мы за ним заходили к соседке лидии иванне изящные тонкорогие созданья шарахались и топорщили шерсть дыбом фигуры моих друзей фантастическими контурами адских крок прочерчивались на яркой зелени березок за гробом оба художника стали как-то удивительно схожи и мне порой стоило труда различать их
как всюду ныне в россии места наши отнюдь не были оторваны от новейшей культуры и сельские досуги оживлялись почасту ревом могучих истребителей что раздирали небо во всех направлениях оставляя за собой конусы маха с адским грохотом разбивавшиеся о землю проносились ракеты классов земля – земля и воздух – воздух иногда задевая головы жителей которые впрочем обращали на это мало внимания вначале некстати подвернувшихся обывателей оттаскивали до ближайшей ямы потом сволакивали на обочину что вскоре также сочли излишним и спотыкаясь о громоздящиеся тела родичей и друзей лишь ярко изобретательно выражались ничто не нарушало спокойствия мирного уголка однако сельчане привыкшие болеть за судьбы страны с тревогой поглядывали в сторону столицы откуда с недавнего времени начали доноситься странные погромыхивания меж тем как небо озарялось широкими багровыми сполохами день ото дня грозные громыхания нарастали и скоро мощное звуковое давление не оставило ни единого стекла в окнах изб а деревенские кумушки судача на улице уж не могли расслышать друг дружку что нисколько не уменьшало сердечной живости общения служившие в армии как знатоки разъясняли прочим звуковую палитру и вскоре мы уже легко различали тяжкое преисподнее уханье главного калибра от которого долго болели уши к двум из нас это относилось как понимаете фигурально бодрый грохот обычных полевых орудий и леденящий свист реактивных установок град все как один не исключая и нас жадно хотели знать о судьбоносных событиях что явно разыгрывались в столице и в горенке лидии иванны приютившей единственный в селе телевизор юность толпился вечно народ изображение по непонятным причинам погода или что с неких пор доходило перевернутым но от этого пожалуй еще наглядней для нас делался кат письтории сливший неразличимо Дублин на пасху 1916 года и москву конца пенелопы-в-зеркале и дублин конца цирцеи и москву начала 90-х на экране старенькой юности вверх ногами дергался пандемониум на тверской парни в бронежилетах и касках с пулеметами огнеметами икрометами гранатометами банкометами ведут шквальный огонь одни в направлении от манежной к пушкинской другие от пушкинской к манежной пики лязгают о кирасы сраженные фигурки падают вверх и вверх же капает и льется алая кровь в ближних ларьках банках зданиях совмина госдумы завели выдвижные лапы с компьютерным управлением лапы цепляют подтаскивают трупы деловые люди споро обшаривают их с упором на общечеловеческие ценности затем разделывают фасуют павших героев в яркие импортные упаковки взлетают вниз здания полночное солнце закрывает тьма потом показали неожиданно фрагмент агентурной съемки на красной площади в подземелье мавзолея лигарев и фуганов тайно служат черную мессу на животе мумии скудную плоть пришлось раздеть нагишом ритуал иначе не действен и кот федька смотрящий вместе со всеми вдруг ощетинивается трясется и испускает истошный вой хоть был всегда скептик и атеист а к друзьям моим в отличие от глупых коз не проявлял и унции страха мы не отходим от юности лидии иванны часами и постепенно откуда-то растет чувство что мы не можем больше здесь оставаться что нам надо туда хотя эта тяга мы понимаем равно опасна и абсурдна как ни странно больше всех нас подталкивает корифей в москву восклицает он до гроба я был таким трусом что мне хочется теперь взять реванш в москву в москву достал хуже трех сестер перемигиваемся мы с другом к одному из нас это относится вы понимаете фигурально но что ж он гость да сказать правду та же тяга снедает и нас не меньше ничего не попишешь трогаемся и вот одним ясным ветреным утром мы тронулись в прямом смысле видимо оттого что это же сделали в переносном
мы трогаемся навстречу канонаде и кровавому зареву путь наш труден и долог поезда разумеется не ходят мы движемся берегом канала из вод его из откосов то и дело встают фигуры собратья-покойники строители великого египетского сооруженья приветствуют моих друзей мы движемся вдоль замершей магистрали мимо целых белогвардейских составов пассажирских и товарных застигнутых заносами общим поражением колчака и истощением топлива эти застрявшие в пути навсегда остановившиеся и погребенные под снегом поезда тянутся почти непрерывною лентою на многие десятки верст мы движемся неубранными покинутыми полями ржи зловеще бурой коричневой цвета старого потемневшего золота зерном набиваем рот и с трудом перемалываем его зубами к двум из нас это относится сами понимаете фигурально и мы приближаемся приближаемся и чем более приближаемся чем мы ближе тем становится тише канонада слабее тусклее зарево канонада стихает молкнет гаснет тускнеет зарево чернеет чернеет небо канонада смолкла но никакой звук иной не сменил ее звук ушел исчез зарево уходит стирается с неба стерлось и никакой свет иной не сменил его свет стерся исчез исчезло стерлось не свилось опять ты с твоими точками над i черное небо где мы куда мы движемся властная ватная неслышная чернота простирается до горизонта вздор горизонта нет и простирается не слово уходит в пустозвук срастворяется черноте и с ним тело куда мы движемся движемся? мы? не движемся и не мы моих друзей нет срастворены черноте властная неслышная чернота они в ней они она но я где я не в ней не вне ничего нет вне ничего может быть это точка безумия узел смерти в котором мы не узнаны и не развязаны для небытия всесмерти топос топкий телослова снег падает на живых и мертвых да я хочу Да одинокий последний любимый долгий рекобег по-за евой и адамом одинокий долгий рекобег по-за si ?muero porque non muero si?
Москва. Речной Вокзал
XII.96
Данный текст является ознакомительным фрагментом.