Вместо эпилога. А. И. Гессен – загадочный хранитель тайны первородства «Слова о полку Игореве»
Вместо эпилога. А. И. Гессен – загадочный хранитель тайны первородства «Слова о полку Игореве»
Готовясь к выступлению на Бабушкинском семинаре по книге А. И. Гессена: «Набережная Мойки, 12. Последняя квартира А. С. Пушкина», я обратил внимание на одну «странность» в тексте, а именно: «“Слово о полку Игореве” – героическая песнь о неудачноя походе Новгород-Северского князя Игоря против половцев весной 1185 года – было найдено в 1795 году среди старинных рукописей Спасо-Ярославского монастыря». Далее сообщается, что «…рукопись была приобретена известным любителем и собирателем русских древностей А. И. Мусиным-Пушкиным, но при пожаре Москвы в 1812 году она сгорела». Нет, «странность» не в том, что граф, трепетно относящийся к добываемым с таким трудом древностям, мог допустить такую небрежность, оставив в доме на Разгуляе древние рукописи, в том числе такой бесценный шедевр, как «Слово о полку Игореве», эвакуировав при этом в свое имение под Нижним Новгородом все ценности, мебель и даже бочки с соленьями и вареньями. Этот факт тоже вызывал недоверие у исследователей, пытавшихся разобраться в довольно странных обстоятельствах приобретения графом раритета.
«Странность», о которой идет речь, – это непонятная дата приобретения А. И. Мусиным-Пушкиным протографа СПИ – 1795 год! Всем участникам семинара хорошо было известно, что граф приобрел эту рукопись в 1788 году, то есть на 7 лет раньше, о чем А. И. Гессен просто обязан был знать, если он взялся освещать событие, случившееся 27 сентября 1832 года, когда в одной из аудиторий Московского университета состоялся знаменитый спор между А. С. Пушкиным и М. Т. Каченовским о первородстве СПИ. К моменту написания Гессеном книги заканчивалась широкомасштабная и долголетняя дискуссия по поводу выдвинутой французским славистом Анри Мазоном версии, что «Слово о полку Игореве» написал не кто иной, как сам граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин. В ходе обсуждения этой версии ни у кого даже мысли не возникало, что граф мог приобрести рукопись в 1795 году. Достаточно сослаться на непререкаемый авторитет главного «словиста» страны академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, который писал, опираясь на всем известный труд К. Ф. Калайдовича[57], «Очевидно, что покупка «Слова» состоялась не ранее 1788 года (и уж никак не позднее. – А.К.), так как в письме А. И. Мусина-Пушкина ясно говорится о том, что покупка была сделана у Иоиля после упразднения Спасо-Преображенского монастыря (здесь академиком, а ранее В. В. Даниловым, на статью которого ссылался Д. С. Лихачев, допущена неточность в названии Спасо-Ярославского монастыря. – А.К.), а упразднение его состоялось в 1788 году»[58].
Откуда могла появиться эта дата? Предупредив возможные вопросы по этому поводу со стороны участников семинара, я подготовил ответ, со ссылкой на такой непререкаемый авторитет, как Николай Михайлович Карамзин (1766–1826), который поместил в октябрьском номере за 1797 г. гамбургского журнала «Spectateur du Nord», издававшемся на французском языке, статью о русской народной поэзии, заканчивающуюся таким сообщением: «Вы может быть удивитесь более, если узнаете, что два года тому назад (то есть в 1795 году. – А.К.) открыли в наших архивах отрывок поэмы под названием «Песнь Игоревых воинов», которую можно сравнить с лучшими Оссиановскими поэмами и которая написана в XII столетии. Слог, исполненный силы, чувства высочайшего героизма; разительные изображения, почерпнутые из ужасов природы, составляют достоинства сего отрывка, в котором поэт, представляя картину одного кровавого сражения, восклицает: Увы! чувствую, что кисть моя слаба; я не имею дара великого Бояна, сего соловья времен прошедших; следственно, в России и до него были великие поэты, которых творения поглощены веками. Летописи наши не говорят об этом Бояне, мы не знаем, когда он жил и когда пел. Но это почтение, воздаваемое его дарованиям таким поэтом, заставляет чувствительно жалеть о потере его творений»[59].
В подтверждение того, что А. И. Гессен мог стать «жертвой» заблуждения в силу неглубокого знания вопроса, о котором пишет, я привел для примера статью Н. И. Сутта «Слово о полку Игореве» (К 750-летию его создания), опубликованную в том же номере «Нового мира» на стр. 252–259, где, в частности, автор пишет: «Найденное в 1795 году среди старинных рукописей Спасо-Ярославского монастыря и впервые изданное в 1800 г. «Слово о полку Игореве» сразу же привлекло внимание ученых, поэтов и просто любителей старины. Ученые писали о «Слове» книги, стремясь дать исчерпывающий анализ текста, правильно истолковать малопонятные или незнакомые слова, пытались разгадать имя автора; поэты находили в нем источник вдохновения.
Находка Мусина-Пушкина привела в смятение знатоков древней письменности. Казалась слишком нелепой возможность такой высоты поэтической культуры для Руси домонгольского периода, какая характеризует песнь о полку Игореве».
Однако руководитель семинара с моей версией не согласился, усмотрев в этой «очевидной ошибке» некую тайну, которую А. И. Гессен не очень аргументированно скрывает. Он сослался на тот факт, что великие пушкинисты, как правило, были также известными «словистами» [С. М. Бонди (1891–1983); Гудзий Н. К. (1887–1965); Д. С. Лихачев (1906–1999); Лотман Ю. М. (1922–1993); Новиков И. А. (1877–1959); Прийма Ф. Я. (1909–1998); М. А. Цявловский (1883–1947) и др.], а судя по мастерству написания первой книги и нескольких статей, опубликованных в газетах и журналах за последние пять лет, в литературу пришел неординарный пушкинист и «словист» одновременно. Уточнив у профессора, о каких статьях А. И. Гессена идет речь, я с той поры стал страстным собирателем его статей и заметок, и к началу 1975 года у меня уже была сформирована целая папка вырезок и копий этих сочинений пушкиниста, разбросанных в различных журналах и газетах.
Почему мной упомянут именно 1975 год? Дело в том, что именно в этом году произошел коренной переворот на пути моих поисков автора «Слова о полку Игореве» и я убедился, что А. И. Гессен как-то причастен к тайне первородства этого шедевра.
Случилось так, что, в то время как в моей домашней библиотеке стояли рядком пять книг А. И. Гессена и папка с его статьями, я не мог приобрести еще и третью его книгу (судя по дате ее выпуска издательством «Наука»): «“Все волновало нежный ум…” Пушкин среди книг и друзей». Осенью этого года, когда природа одарила москвичей продолжительным и очень теплым «бабьим летом», я оказался в достаточно длительной служебной командировке в столице. Волны «жизненной реки» редко заносили меня в Москву, это было всего лишь второе или третье посещение столицы, которое я по полной использовал для знакомства с ее достопримечательностями. Выходные дни я целиком использовал для пеших прогулок по заранее намеченным маршрутам, на пути которых обязательно «попадался» один или несколько книжных магазинов. Домой уже было отправлено несколько бандеролей с книгами по специальности, но и, конечно, книги из «Пушкинианы» и по «Слову». Уже перед самым отъездом из Москвы в одном из букинистических «книжных развалов» я обнаружил книгу А. И. Гессена – «Все волновало нежный ум…». Радость находки, похоже, светилась на моем лице, и продавец назвал такую цену, что чуть ли не охнув, но без колебаний я выложил названную сумму. Некоторые профессиональные «книготорговцы», как я заметил, являются тонкими психологами и потому, как поведет себя потенциальный покупатель, обративший внимание на ту, или иную книгу, они могут пятикопеечную, для других покупателей, книгу «впарить» за десятки или даже за сотни рублей (по ценам того времени).
Еще по пути в гостиницу, в вагоне метро, я просмотрел содержание книги и на странице 415 обнаружил главу: «Слово о полку Игореве». Тот же пассаж о времени обнаружения рукописи – 1795 год. Пробежав глазами около десяти страниц текста главы, наткнулся на 421 странице на следующий абзац, где речь шла о слушателях диспута между А. С. Пушкиным и М. Т. Каченовским: «Слушателями Каченовского были К. Д. Кавелин, А. И. Герцен, И. А. Гончаров. Они считали его главной заслугой умение будить критическую мысль, никогда ничего не принимать на веру».
К своему стыду, я абсолютно ничего не знал о К. Д. Кавелине. Мне хорошо было известно замечание А. С. Пушкина, оброненное им в стихотворении «Второе послание цензору» (1824 г):
И даже бедный мой Кавелин-дурачок,
Креститель Галича, Магницкого дьячок, —
которое относилось к ректору Московского университета Д. А. Кавелину. Похоже, что К. Д. Кавелин это его сын, но что о нем известно? В читальном зале гостиницы «Москва», где я квартировал, в БСЭ прочитал: «Кавелин Константин Дмитриевич (1818–1885), российский историк государственной школы и публицист. Участник подготовки крестьянской реформы 1861 г., автор одного из первых проектов отмены крепостного права. Сторонник умеренных преобразований при сохранении самодержавия и помещичьего землевладения. Труды: «Взгляд на юридический быт Древней России» (1847 г.), «Краткий взгляд на русскую историю» (опубл. в 1887 г.) и др.».
Сразу возникла догадка. Судя по возрасту, Дмитрий Кавелин никак не мог присутствовать на диспуте, стихийно возникшем в аудитории университета, где профессор И. И. Давыдов читал лекцию по теории искусства студентам 3-го курса (А. И. Герцен и И. А. Гончаров родились в 1812 году).
Идти в Ленинку, куда я был записан, чтобы почитать труды К. Д. Кавелина и литературу о нем, уже не оставалось времени, поскольку в кармане уже лежал билет на авиарейс с отправлением через двое суток. И тут меня осенила дерзкая мысль, а не позвонить ли самому А. И. Гессену? Тщательно продумав вопросы, которые хотелось бы задать прославленному пушкинисту, я выбрал один нейтральный: не оставил ли К. Д. Кавелин своих воспоминаний о той исторической встрече двух непримиримых литературных оппонентов? Выяснять, почему 1795-й год и как мог оказаться в аудитории университета 14-летний мальчик, в данной ситуации я посчитал неуместным.
Найдя в телефонном справочнике Москвы домашний номер А. И. Гессена и собравшись с духом, я набрал его. Ответил женский голос. Я попросил к телефону А. И. Гессена, но меня попросили представиться. Отрекомендовавшись в качестве почитателя таланта известного пушкиниста, я тут же выпалил и свой вопрос. В свою очередь представившись как дочь А. И. Гессена, Дина Арнольдовна Гессен вежливо сообщила, что отец находится в больнице, но она, по возможности, в самое ближайшее время переадресует ему этот вопрос, о результатах немедленно мне перезвонит, и попросила мой гостиничный номер телефона. Когда я, извинившись, сообщил, что через двое суток улетаю из Москвы, она попросила мой домашний номер телефона, если в течение этих двух суток не сумеет выполнить мою просьбу.
Не сумела. По прошествии недели я уже потерял всякую надежду на звонок из Москвы, но он вдруг раздался, причем довольно поздно – ночью (разница во времени с Москвой – 4 часа). Извинившись за то, что вышла задержка по объективным обстоятельствам (я понял, что виной тому было состояние здоровья А. И. Гессена), она продиктовала ответ отца на мой вопрос: «К. Д. Кавелин оставил свои воспоминания о той исторической встрече, что помирила вечных оппонентов друг другу. Причем он, в отличие от других свидетелей диспута, уловил в конце выступления М. Т. Каченовского якобы следующую фразу: «Вы, Пушкин, хорошо знаете имя автора «Слова», поскольку не единожды упоминали его в своих эпиграммах на меня. Он жил и творил в том же веке, в котором Вы родились».
Такой ответ сначала обрадовал меня, ибо ничего не стоит из десятка эпиграмм, написанных А. С. Пушкиным на М. Т. Каченовского, вычислить те несколько эпиграмм, где наряду с самим Каченовским присутствует некое лицо, являющееся автором «Слова о полку Игореве». Разложив на столе копии эпиграмм на Каченовского, я отобрал три из них, где упоминаются иные субъекты: «Собрание насекомых», «Литературное известие» и просто «Эпиграмма», начинающаяся словами: «Там, где древний Кочерговский…».
Ниже приводятся все три эпиграммы:
Собрание насекомых
Какие крохотны коровки!
Есть, право, менее булавочной головки.
И. А. Крылов
Мое собранье насекомых
Открыто для моих знакомых:
Ну, что за пестрая семья!
За ними где ни рылся я!
Зато какая сортировка!
Вот Глинка – божия коровка,
Вот Каченовский – злой паук,
Вот и Свиньин – российский жук,
Вот Олин – черная мурашка.
Вот Раич – мелкая букашка.
Куда их много набралось!
Опрятно за стеклом и в рамах
Они, пронзенные насквозь,
Рядком торчат на эпиграммах.
Никто из четырех современников А. С. Пушкина, в той или иной степени причастных к литературной деятельности, не «тянет» на авторство «Слова» уже потому, что вопреки «воспоминаниям» К. Д. Кавелина, они активную часть своей жизни провели в XIX веке: Глинка Федор Николаевич (1786–1880); Свиньин Павел Петрович (1787–1839); Олин Валерьян Николаевич (1788–1841); Раич (Амфитеатров) Семен Егорович (1792–1855).
Литературное известие
В Элизии Василий Тредьяковский
(Преострый муж, достойный много хвал)
С усердием принялся за журнал.
В сотрудники сам вызвался Поповский,
Свои статьи Елагин обещал;
Курганов сам над критикой хлопочет,
Блеснуть умом Письмовник снова хочет;
И, говорят, на днях они начнут,
Благословясь, сей преполезный труд, —
И только ждет Василий Тредьяковский,
Чтоб подоспел *** ****.
В этой эпиграмме перечисляются литераторы XVIII века, которые были уже в мире ином, кроме М. Т. Каченовского, который из цензурных соображений обозначен звездочками, означающими количество слогов в имени и фамилии последнего: «Михайло Каченовский». В эпиграмме высмеивается журнал «Вестник Европы», редактируемый М. Т. Каченовским, за его отсталые мнения и тон. Действие переносится в царство мертвых (Элизий). При этом: Поповский Н. Н. (1730–1760) – ученик Ломоносова, первый редактор «Московских ведомостей»; Елагин И. П. (1725–1794) известен архаическим слогом своих переводов; Курганов Н. Г. (1725–1796) – профессор математики и навигации (назван Письмовником по названию самого популярного его произведения, представлявшего собой хрестоматию разнообразного содержания).
Наконец, третья эпиграмма:
Эпиграмма
Там, где древний Кочерговский
Над Ролленом опочил,
Дней новейших Тредьяковский
Колдовал и ворожил:
Дурень, к солнцу став спиною,
Под холодный Вестник свой
Прыскал мертвою водою,
Прыскал ижицу живой.
Смысл эпиграммы в том, что «дурень», сказочный персонаж, делает все невпопад: становится спиной к солнцу (в данном случае – к истинному уму, знанию); прыскает мертвой водой (которая, по сказочным представлениям, не может оживить мертвое тело, то есть журнал Каченовского); в то же время прыскает живой водой, чтобы оживить давно вышедшую из употребления букву ижица (в журнале «Вестник Европы» использовалась архаическая форма написания слов греческого происхождения с употреблением буквы ижицы, что вызывало насмешки). Напечатана в «Московском телеграфе», 1829 г., № 8. В том же номере была указана «опечатка», а именно: в 3-й строке снизу вместо «Вестник» следует читать «Веник». Это указание было сделано с целью усиления сатирического смысла эпиграммы.
Сопоставив между собой две последние эпиграммы, мы находим, что автором «Слова о полку Игореве» является Василий Кириллович Тредедиаковский (Тредьяковский)! Все так просто, можно воскликнуть: «Эврика»!
Но тут же наступило отрезвление. А почему в течение 10 лет, пока я искал книгу А. И. Гессена «Все волновало нежный ум…», никто не удосужился произвести эти простейшие сопоставления, которые я осуществил за час с небольшим, и уже тогда чуть не воскликнул: «Эврика»? Неужели А. И. Гессен только мне за несколько месяцев до своей кончины выдал эту тайну (он умер 12.03.1976 г.)? Конечно же, нет! Таких любителей по поиску автора «Слова» пруд пруди, и они, конечно же, задавали тот же самый вопрос и получали тот же ответ. Есть еще ИРЛИ (Пушкинский Дом), где отслеживаются все печатные издания, относящиеся к А. С. Пушкину. Наверняка специалисты ИРЛИ знали об этой мистификации А. И. Гессена и относили ее на счет возраста автора.
Разочарование было полнейшим, сродни затяжной депрессии, длившейся несколько лет, в течение которых ничто не могло меня побудить к дальнейшему розыску автора «Слова». Мое депрессивное состояние усугубилось еще и тем, что через 13 лет при случайной встрече с товарищем студенческих лет Иваном Госсеном (Гессеном, Гусевым) я узнал, что А. И. Гессен превосходно знал «Слово о полку Игореве» и его историю с приобретением протографа А. И. Мусиным-Пушкиным. Стало быть, мистификация была и в том, что А. И. Гессен упорно называл дату находки А. И. Мусиным-Пушкиным – 1795 год.
Тридцать лет прошло с той памятной осени 1975 года, когда я посчитал себя пойманным на элементарной мистификации гениального пушкиниста. После встречи с доктором «N», описанной в нашей книге, я убедился, что мое предположение, будто сотрудниками ИРЛИ была отвергнута версия А. И. Гессена о том, что четырнадцатилетний К. Д. Кавелин мог услышать подобное откровение М. Т. Каченовского и описать свое впечатление в мемуарах[60], подтвердилось.
К этому времени я тщательно проштудировал труды К. Д. Кавелина, а это четыре огромных фолианта по 800–900 страниц каждый, подготовленных к изданию, уже после смерти автора, его племянником Д. А. Корсаковым (1843–1919) – известным историком. Он также подготовил и опубликовал в первом томе собрания сочинений К. Д. Кавелина биографию своего дяди: «Жизнь и деятельность К. Д. Кавелина». Никаких воспоминаний 14-летнего мальчика я не нашел, мало того, К. Д. Кавелин вообще ни разу не упомянул о «Слове о полку Игореве» и фактически не упомянул своего великого современника А. С. Пушкина. Лишь в некрологе на смерть известного литературного мецената Авдотьи (Евдокии) Петровны Елагиной мельком отмечено, что в славянофильском литературном салоне Елагиной «…часто бывал и А. С. Пушкин» (то есть наряду с самим К. Д. Кавелиным, тогдашним студентом Московского университета. – А.К.). Подумать только, студент, подающий надежды стать писателем, встречался с самим А. С. Пушкиным, и об этом ни слова! Нам удалось разгадать эту тайну умолчания Кавелина, который был участником «эстафеты» по передаче тайны первородства «Слова о полку Игореве» конца XVIII века в век девятнадцатый – двадцатый, о чем подробно изложено в вышеупомянутой книге А. Костина.
Поведение А. И. Гессена напоминало поведение К. Д. Кавелина: он знает некую тайну о первородстве «Слова о полку Игореве», хотя до поры до времени вынужден скрывать информацию о ней, но на закате жизни, когда ему уже ничто не угрожало, он открытым текстом называет автора «Слова о полку Игореве», но ему никто не верит, поскольку слишком абсурдным и вызывающим выглядит это признание.
Тогда становится понятным странное отношение А. И. Гессена к своим именитым родственникам и поведение родственников по отношению к хранителю тайны. Главная задача при этом заключалась в том, чтобы отвести от А. И. Гессена как карающий меч победителей в Гражданской войне, так и нож идеологической гильотины 1937 года. Понятна также и «слащавая» лояльность А. И. Гессена к новой власти, к В. И. Ленину и Г. И. Петровскому.
Подумать только, работая спецкором в Государственной думе свыше 11 лет, он ни словом не обмолвился о своих четвероюродных братьях – депутатах II-й Государственной думы – Иосифе Владимировиче Гессене и Владимире Матвеевиче Гессене, в то время как о депутате 4-й Государственной думы – большевике Григории Ивановиче Петровском он вспоминает с глубоким пиететом, с которым до конца жизни оставался «на дружеской ноге». Лучшей «индульгенции» от «греховного» родства с яркими представителями «клана Гессенов» трудно себе вообразить. Г. И. Петровский хотя и был понижен с высокой должности Председателя Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета (ВУЦИК), которую занимал без малого 20 лет (1919–1938 гг.), до уровня всего лишь заместителя директора Музея Революции СССР и лишен высокого членства в качестве кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) с 1926 по 1939 год, но под нож пролетарской секиры не попал и благополучно дожил до 1958 года.
Парадоксально, но название Днепропетровска, данное городу в честь Г. И. Петровского при переименовании Екатеринославля, сохранилось до наших дней и нынешний губернатор Днепропетровской области олигарх и гонитель всего русского и, конечно, советского Коломойский даже не поднимает вопроса о переименовании свой вотчины. Видимо, ожидает, когда Верховная Рада по собственной инициативе возбудит вопрос о переименовании Днепропетровска в Коломойск.
Проанализировав завещание доктора «N», что опубликовать информацию об авторстве «Слова» можно лишь тогда, когда его товарищ по студенческим годам, ныне работающий в ИРЛИ (это 2005 год), выйдет на пенсию, я все более и более убеждался, что А. И. Гессен никого не вводил в заблуждение, а открытым текстом раскрыл тайну, которую тщательно скрывал на протяжении сорока лет.
Начиная с этого момента, я тщательно собирал сведения о жизни и творчестве Василия Кирилловича Тредиаковского, и передо мной из забытия воссоздавалась мощная, колоритная фигура великого патриота России, гениального ученого, но в то же время трагического неудачника, гонимого высокородными вельможами, приближенными к трону и власть предержащими.
Толчком к публикации накопленных сведений послужила книга В. М. Богданова и Н. В. Носова «“Слово о полку Игореве” – великая мистификация», изданная в 2005 году в Санкт-Петербурге. К сожалению, я познакомился с ней много позже, тем не менее эта публикация снимала запрет, данный доктором «N», на обнародование имени автора «Слова о полку Игореве». Это сделали за меня авторы данной книги, назвав автором «Слова» Василия Кирилловича Тредиаковского.
Нам неизвестно, каким путем пришли авторы этой публикации к историческому открытию, возможно, в начале этого пути был также звонок А. И. Гессену, но впервые собранные воедино разрозненные сведения о гении нашей российской словесности впечатляют. К сожалению, открытие осталось незамеченным, возможно, что одной из причин непризнания со стороны специалистов явилось явно преувеличенное внимание авторов к нумерологии как методу отыскания сокрытой истины.
Нам нет нужды критиковать здесь нумерологический метод отыскания истины, например, такой пассаж, взятый из этой книги (стр. 161–162): «…В «Слове» упомянуто… 13 городов… 12 рек… 14 видов оружия… 24 представителя фауны… Итого имеем: 13+12+14+24=63 года автору, то есть «Слово» закончено написанием в 1766 году». И еще: «…в «Слове» 13 раз упомянуто слово «храбрый» и один раз – «хоробрый» (дерзкий) итого 14 раз – ровно столько же букв имеет слово В. Тредиаковский, который «воевал храбро, дерзко, во всеоружии».
В книге В. М. Богданова и Н. В. Носова встречаются весьма удачные расшифровки так называемых «темных мест», но в целом заслуга авторов заключается в том, что после публикации лингвистических изысканий академика А. А. Зализняка, довольно строго доказавшего, что в XVIII веке не мог родиться гений, сумевший опередить на 150–200 лет современную лингвистику, они дерзнули доказать прямо противоположное[61].
В заключение выскажем пожелание, что давно пришла пора издать научно обоснованную биографию гениального пушкиниста, донесшего до нас и раскрывшего тайну первородства великого творения В. К. Тредиаковского «Слова о полку Игореве» – Арнольда Ильича Гессена. Надеемся, что в этой благородной работе примет участие его многочисленное потомство, разбросанное по всему свету.
Восстановленный текст донесенного А. И. Гессеном «Слова о полку Игореве» приведен в Приложении 2 (в сносках – привнесенные в текст слова и предложения в период «затемнения» А. И. Мусиным-Пушкиным первоисточника).
А. Костин
Данный текст является ознакомительным фрагментом.