XI

XI

Что же обозначал Пушкин словом «огонь»? Совершенно ясно, что в таких речениях, как «пламень пожирает несовершенство бытия», или «мысль горит в небесной чистоте», или «пламень жизни», «огонь любви» и т. п., он разумеет не физическое пламя. По привычке мы безотчетно склонны придавать словам «пламя», «огонь», «гореть» в приведенных местах символический смысл. Но это не так; подобно Гераклиту, Пушкин не знает никакого различия между духом и веществом, символом и вещью.

Так же, как Гераклит, он мыслит огонь сразу и символически, и конкретно: в абсолютном состоянии – как чистое, невещественное движение; в воплощении – как материальный огонь. Потому-то его мысль так часто – можно сказать, поминутно – переливается из одной сферы в другую; потому, употребив одно из тех слов в переносном смысле, он тотчас непринужденно уясняет этот смысл материальным сравнением, как в приведенных выше стихах:

Угасну я, как пламень дымный,

Забытый средь пустых долин,

и в бесчисленных других местах.

Мы видели, что Пушкин образно определяет жизнь твари как «огонь»; безобразно он назовет жизнь просто движением. Так о «голове» в «Руслане и Людмиле» он говорит:

И сверхъестественная сила

В ней жизни дух остановила.

Я покажу теперь, что в созерцании Пушкина образ огня, жара, горения нераздельно слит с представлением о движении. По крайней мере в двадцати местах на протяжении двадцати лет терминам горения неизменно сопутствуют у него слова: «кипение» или «волнение». Эти слова, как сказано, в точности означают у Пушкина движение жидкости; но здесь их специальный смысл для нас безразличен: нам важен только заключенный в них образ движения.

По сердцу пламень пробежал,

Вскипела кровь

(«Медный всадник»).

Во мне – в крови горит огонь —

Тобой кипят любви желанья

(Подраж. на темы «Песни песней», черн.).

Опять кипит воображенье,

Опять ее прикосновенье

Зажгло в увядшем сердце кровь

(«Евгений Онегин», I).

Встревожены умы – и пламя тлеет в них,

Младые граждане кипят и негодуют

(«Вадим»).

… грешный жар

Его сильней, сильней объемлет,

Он весь кипит…

(«Граф Нулин»).

Нет, не вотще в их пламенной груди

 Кипит восторг

(«Борис Годунов»).

Увял! Где жаркое волненье

(«Евгений Онегин», VI).

Единый пламень их волнует

(«К Языкову»).

… что пламенным волненьем

И бурями души моей

(«Не тем горжусь я, мой поэт»).

Младую грудь волнует новый жар

(«Гавриилиада»).

И сладостно мне было жарких дум

Уединенное волненье

(«В. Ф. Раевскому»: «Ты прав, мой друг»).

Пылать – и разумом всечасно

Смирять волнение в крови

(«Евгений Онегин», VIII).

Как юный жар твою волнует кровь

(«Брату»).

Нет, душу пылкую твою

Волнуют, ослепляют страсти

(«Полтава»).

Очнулась, пламенным волненьем

И смутным ужасом полна

(«Руслан и Людмила», II).

С младенчества дух песен в нас горел

И дивное волненье мы познали

(«19 октября»).

В те дни, когда от огненного взора

Мы чувствуем волнение в крови

(«Гавриилиада»).

Бессмертные, с каким волненьем

Желанья, жизни огнь по сердцу пробежал!

Я закипел, затрепетал

(«Выздоровление»).

Проснулись чувства, я сгораю

(«Руслан и Людмила», I).

С своей пылающей душой,

С своими бурными страстями

(«А. Ф. Закревской»).

Труды и годы угасили

В нем прежний деятельный жар

(«Полтава»).

Этому определению жара, как движущего начала, соответствует у Пушкина столь же постоянное определение холода, как неподвижности: холод у него всегда характеризуется покоем, сонливостью, ленью: он как бы непроизвольно сочетает эти слова: «хлад покоя» или «холодный сон».

Но скучный мир, но хлад покоя

Страдальца душу волновал

(«Наполеон»).

Но что же теперь тревожит хладный

мир Души бесчувственной и праздной?

(«В. Ф. Раевскому»: «Ты прав, мой друг»).

Прервется ли души холодный сон?

(«Любовь одна – веселье жизни хладной»).

Душа вкушает хладный сон

(«Поэт»).

Я влачил постыдной лени груз,

В дремоту хладную невольно погружался

(«К ней»).

Он гонит лени сон угрюмый,

К трудам рождает жар во мне

(«Деревня»).

Что шевельнулось в глубине

Души холодной и ленивой?

(«Евгений Онегин», VIII).

Ничто не трогает души твоей холодной

(«Первое послание к цензору»).

Но созерцание Пушкина насквозь конкретно: огонь в переносном значении он мыслит неизменно подлинным огнем, в составе тех признаков, какими обладает это физическое явление. Поэтому холод в символическом смысле означает для него именно угасание со всеми физическими признаками угасания – отвердением и померканием; холод для него – твердость и тьма. Он почти бессознательно соединяет эти понятия:

На поединках твердый, хладный

(«Кавказский пленник»).

или:

Сердца иссохнут и остынут

(«Щербинину»).

Он пишет:

Во дни гоненья – хладный камень

(«Кавказский пленник»).

а в черновой было: твердый. Или в «Братьях-разбойниках»:

Тот их, кто с каменной душой,

а в черновой было: холодною. Он пишет:

Души моей холодный мрак

(«Уныние», черн.).

Душа, померкнув, охладела

(«Я видел смерть»).

С померкшею душой святыне предстоит,

Холодный ко всему и чуждый умиленью

(«Безверие»).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.