9
9
В эти годы Гоголь осваивает и Подмосковье. Он бывает на даче у С. П. Шевырева в Троицком (по нынешней Казанской дороге), гостит у А. О. Смирновой в ее подмосковном селе Спасском Бронницкого уезда (в пяти километрах от нынешнего Воскресенска), навещает П. А. Вяземского в Остафьеве.
Остафьево – святыня русской литературы, здесь долгие годы жил Н. М. Карамзин. Тут, за маленьким столиком в комнате второго этажа, выходящей окнами в сад, он работал, создавая свою «Историю государства Российского». Гоголь с благоговением относился к Карамзину. Карамзин был одним из тех писателей, который повлиял на его литературное развитие, Карамзина Гоголь считал гордостью нации, олицетворением чести и достоинства нации. Он готов был присоединиться к словам Пушкина, сказанным об «Истории» Карамзина: это «подвиг честного человека».
Сейчас в Остафьеве сохранился дом Вяземских, в саду за домом стоит поставленный в 1913 году памятник Карамзину. Это необычный памятник. На нем нет изображения историка, на постаменте стоит сама история – те восемь томов «Истории государства Российского», которые были написаны в Остафьеве. Тут бывали Пушкин, и Жуковский, и Дмитриев, и Д. Давыдов, и Баратынский. Огромный остафьевский архив хранил переписку хозяина усадьбы с этими людьми, их автографы, воспоминания самого П. А. Вяземского. «Карамзин первый показал, что писатель может быть у нас независим, – писал Гоголь, – и почтен всеми равно, как именитейший гражданин в государстве».
Они приехали в Остафьево с М. П. Погодиным. По дороге, как записал Погодин, разговор шел об истории, о Европе, о России, о правительстве. Речь шла и о Петре Великом, о литературе, о крестьянах.
В остафьевском архиве сохранилась запись Гоголя: «5 июня 1849. Рылись здесь Гоголь…» Сама прогулка по остафьевскому парку навевала воспоминания. Тень Пушкина скользила здесь.
На даче у Шевырева Гоголь читал хозяину главы из второго тома «Мертвых душ». Они запираются с Шевыревым, и Гоголь читает тому главы о Тентетникове и Улиньке, о генерале Бетрищеве и Петре Петровиче Петухе, отрывки из которых – не уничтоженные Гоголем и черновые – дошли до нас. Как вспоминает живший в то же время на даче Шевырева Н. Берг, чтения эти покрывались такой тайною, что невозможно было узнать ничего о содержании прочитанного, да и Гоголь в письме к Шевыреву после отъезда с дачи просил его не разглашать того, что он знает. По свидетельствам слышавших эти главы или слышавших что-то о них, глав этих всего было одиннадцать – как и в первом томе.
Гоголь жаловался, что «скотина Чичиков» остановился пока только на полдороге, что второй том вяло пишется, тому были причины и душевные: именно в Москве, между 1848 и 1849 годами, Гоголь пережил свой, может быть, первый и единственный роман с женщиной, который закончился неудачно. Это была графиня Анна Михайловна Вьельгорская, младшая дочь обершенка двора его величества графа М. Ю. Вьельгорского и графини Вьельгорской, урожденной принцессы Бирон. В эту семью Гоголь попал случайно – в Риме он познакомился с братом Анны Михайловны, Иосифом Вьельгорским, больным чахоткой. И. Вьельгорский умер на его руках, на вилле Волконской в Риме. Первым, кто сообщил эту новость прибывшим в Италию Вьельгорским, был Гоголь. Графиня была благодарна ему за заботы об умирающем сыне.
Так завязались отношения. Потом Гоголь выбрал Анну Михайловну в свои подопечные по «русским занятиям» – ему хотелось обучить эту почти не знавшую русского языка графинечку (говорившую и писавшую по-французски) русским привычкам. На почве этих уроков, делавшихся преимущественно в письмах, и произошло сближение, а затем и явилась мысль о сватовстве. Вьельгорские имели свою подмосковную (тоже по нынешней Казанской дороге, под Коломною), туда звал их на лето Гоголь, желая оторвать Анну Михайловну от Петербурга, от света, от петербургских дач.
В Москве Гоголь встречается с родственником Вьельгорских графом В. А. Соллогубом, автором повести «Тарантас», женатым на сестре Анны Михайловны, Софье Вьельгорской. Переговоры шли о том, что граф и графиня со всеми домочадцами приедут в Москву. Гоголь намеревался вместе с Анной Михайловной осматривать московские древности, он считал, что в Москве она пропитается русским духом.
Косвенно, через родственников графини Веневитиновых, Гоголь передал свое предложение руки и сердца младшей дочери Михаила Юрьевича, но не получил согласия. Это «расколебало» все его нервы и сказалось на работе.
Летом 1849 года Гоголь предпринимает поездку в Калугу.
В Калугу он отправился вместе с братом А. О. Смирновой – Л. И. Арнольди. Смирнова жила в Калуге уже несколько лет, несколько писем из «Выбранных мест из переписки с друзьями», и в том числе письмо «Что такое губернаторша», было посвящено ей. Со Смирновой Гоголь познакомился еще в 1831 году в Царском, когда она была фрейлиной императрицы и появлялась в доме Пушкина. Потом они встречались за границей. Когда мужа Александры Осиповны назначили губернатором в Калугу, переписка Гоголя и Смирновой оживилась – Смирнова поставляла ему сведения о русской провинции.
В оставшихся от сожжения черновых главах второго тома мелькает образ светской красавицы Чагравиной, которую, как утверждают современники, Гоголь писал со Смирновой. Судьба забрасывает ее в глушь, она томится среди непривычной ей среды, скучает, ищет дела своей душе. У Чагравиной возникает роман с помещиком Платоновым – типичным человеком сороковых годов, одним из тех, кого потом назовут «лишними людьми».
Роман этот заканчивается ничем. Чагравина не способна преодолеть привычек света, бросить свою прежнюю жизнь и взяться за какое-то полезное дело.
Сама Александра Осиповна, однако, была деятельной помощницей мужа. Она не только принимала в своем доме гостей и следила за домом, но и входила в отношения с подчиненными Н. М. Смирнова, сближалась с честными чиновниками, с их женами, влияла на ход губернского правления. Н. М. Смирнов, который большую часть жизни провел при дворе или в посольствах за границей, благодаря ее помощи сделал немало доброго на своем посту. Были устранены из губернских учреждений взяточники, льстецы, Смирнов даже отказался от своего жалованья в пользу неимущих чиновников. Он расследовал преступления и наказывал виновных. Но честность губернатора казалась подозрительной, в Петербург посыпались доносы, прибыла в Калугу комиссия, царь был недоволен, у Смирнова были неприятности.
Меж тем он не оставил своей должности. Все огорчения мужа приняла на себя и жена. Иногда ей казалось, что все ее усилия бесполезны, что надо вернуться обратно в Петербург, в свет, ко двору. Гоголь утешал ее и ободрял своими письмами. «Друг мой, вы устали, – писал он ей в июне 1846 года. – Из ваших же отчетов вижу, что вы уже немало сделали кое-чего хорошего для начала… О вас уже распространились слухи вне Калуги; кое-что из них дошло и до меня. Но вы еще очень поспешны, вы еще слишком поражаетесь всем, вас слишком шевелят и сражают все неприятности и гадости. Друг мой, вспомните вновь мои слова, в справедливости которых, вы говорите, что убедились: глядеть на Калугу, как на лазарет. Глядите же так! Но прибавьте к этому еще кое-что, а именно: уверьте себя, что больные в этом лазарете ваши родные, близкие сердцу вашему, и тогда все перед вами изменится: вы с ними примиритесь и будете враждовать только с их болезнями. Кто вам сказал, что болезни эти неизлечимы?.. Вы ищете все избранных и лучших. Друг мой! за это я вам сделаю упрек; вы должны всех любить».
Позже, уже после смерти Гоголя, А. О. Смирнова, знавшая многих блестящих людей века – Пушкина, Жуковского, Вяземского, Лермонтова, – писала С. М. Соллогуб: «Никто не займет место Гоголя в моем сердце, никогда не будет у меня такого верного, преданного, надежного друга. Не говоря прямо, он умел давать почувствовать тем, которых он любил, их предназначение. Это происходило от того, что он любил всех…»
В 1849 году А. О. Смирновой было 38 лет. Молодость ее минула, старость не наступила. Она все еще была красавица и к тому же одна из умнейших женщин России.
В 1846 году, проезжая через Калугу в Крым вместе со Щепкиным, Белинский был принят губернаторшей. «Это знатная дама, – писал он жене в Петербург, – свет не убил в ней ни ума, ни души, а того и другого природа отпустила ей не в обрез. Она большая приятельница Гоголя… Чудесная, превосходная женщина – я без ума от нее. Снаружи холодна как лед, но страстное лицо, на котором видны следы душевных и физических страданий…»
Места, по которым проезжали Гоголь и Арнольди, были те места, которые давно хотел посмотреть автор «Мертвых душ». По этой дороге когда-то отступал из Москвы Наполеон. Тема Наполеона мелькала в поэме Гоголя. Император французов, бронзовые статуэтки которого стояли тогда во всех домах, был высмеян Гоголем еще в «Старосветских помещиках». Именно Наполеона имел он в виду, когда писал в этой повести: «Какой-нибудь завоеватель собирает все силы своего государства, воюет несколько лет, полководцы его прославляются, и наконец все это оканчивается приобретением клочка земли, на котором негде посеять картофеля».
Наполеон появлялся в смешном виде и в «Мертвых душах». За Наполеона, бежавшего с острова Эльба (а действие поэмы протекало в те годы, когда исторический Наполеон был жив) принимают в городе Чичикова. В его профиле находят сходство с профилем Наполеона, в его поступках что-то таинственно-наполеоновское. Затем тема эта перескакивает в повесть о капитане Копейкине. Не кто иной, как Копейкин, а в его лице и другие такие же копейкины являются, по мысли Гоголя, истинными героями истории, хотя и не знают об этом. Копейкин нарисован хоть и комически, но с тем комизмом, в котором, как говорил Аполлон Григорьев, живет неутоленный идеал.
Не какие-то идеальные люди, невесть откуда (разве что из воображения Гоголя) взявшиеся, должны были появиться в поэме и стать в противовес мертвым душам, обитающим на ее страницах. Нет, это были реальные герои русской истории. Это, как говори Собакевич, все ядреный народ, непорченый народ. Они и дом сумеют сладить, и без страха крест водрузить на самой высокой колокольне, и изготовить телегу, и сшить такие сапоги, которые вовек не износятся.
Не эти ли мужики и прогнали из Москвы Наполеона? Перед поездкой в Калугу Гоголь писал А. Данилевскому: «…собираюсь в дорогу. Располагаю посетить губернии в окружности Москвы, повидаться с некоторыми знакомыми и поглядеть на Русь сколько ее можно увидеть на большой дороге».
Эта Русь открывалась сейчас ему.
Проезжали места Пушкина – здесь в нескольких верстах от Перхушкова, в сельце Захарово, провел он свои детские годы в имении бабушки. Маленький Пушкин, как пишет его биограф П. В. Анненков, был увалень, редко бегал, шалил, все сидел и сидел на месте чуть ли не до семи лет – потом как будто проснулся. Отсюда, из невысокого дома, стоящего над прудом и окруженного липами, возили его в гости к богатым соседям Голицыным, здесь бросился ему в глаза и навечно запомнился неяркий русский пейзаж – поля и перелески, избы мужиков с соломенными крышами, пылящая дорога, озими, крики грачей по весне.
Проехали Голицыно, Рузу, остановились в Малоярославце. Город этот был знаменит вошедшим в историю малоярославским сражением, в котором был окончательно сломан хребет армии Наполеона. Сам Гоголь не видел ни русских, ни французских войск. Его, трехлетнего ребенка, 1812 год обошел стороной. Наполеон прошел мимо тех мест, где жили Гоголи, не было в тех местах ни военных действий, ни раненых, ни убитых. Лишь отец Гоголя принимал участие в хлопотах полтавского дворянства по снабжению и обмундированию русской армии, состоял помощником при губернском маршале Д. П. Трощинском, который доверил ему хранение всех собранных полтавским дворянством на нужды войны денег. За эту службу отечеству был представлен отец Гоголя к награде (к награде даже представили и Марию Ивановну), но представление это где-то затерялось в российских канцеляриях. Может быть, так же, как дело капитана Копейкина.
В Малоярославце, пока чинили колесо, Гоголь познакомился с городничим, который, узнав, что перед ним автор «Ревизора», ничуть не оскорбился (вообще-то русские городничие были обижены за эту комедию на Гоголя), а, наоборот, с готовностью взялся сопровождать его по городу. Посетили они монастырь Святого Николая, стоящий на горе, над рекой. С высоты этого холма было хорошо видно поле малоярославского сражения. Оно все зеленело, мягкие волны от легкого ветерка ходили по нему, вдали синел лес.
Вот несколько сценок из этой поездки в записях Л. И. Арнольди:
«Когда наступил день отъезда, Гоголь приехал ко мне со своим маленьким чемоданом и большим портфелем. Этот знаменитый портфель заключал в себе второй том «Мертвых душ», тогда уже почти конченных вчерне.
…Портфеля не покидал Гоголь во всю дорогу. На станциях он брал его в комнаты, а в тарантасе ставил всегда подле себя и опирался на него рукою…
…Мы много смеялись, Гоголь был в духе, беспрестанно снимал свою круглую серую шляпу, скидывал свой зеленый камлотовый плащ и, казалось, вполне наслаждался чудным теплым июньским вечером, вдыхая в себя свежий воздух полей…
…У трактира городничий с нами раскланялся. На сцену явился половой и бойко повел нас по лестнице в особый нумер. Гоголь стал заказывать обед, выдумал какое-то новое блюдо из ягод, муки, сливок и еще чего-то, помню только, что оно вовсе не было вкусно. Покуда мы обедали, он все время разговаривал с половым, расспрашивал его, откуда он, сколько получает жалованья, где его родители, кто чаще других заходит к ним в трактир, какое кушанье больше любят чиновники в Малоярославце и какую водку употребляют, хорош ли у них городничий и тому подобное. Расспросил о всех живущих в городе и близ города и остался очень доволен остроумными ответами бойкого парня в белой рубашке, который лукаво улыбался, сплетничал на славу и, как я полагаю, намеренно отвечал всякий раз так, чтобы вызвать Гоголя на новые расспросы и шутки…
…Мы ехали довольно тихо, а он беспрестанно останавливал кучера, выскакивал из тарантаса, бежал через дорогу в поле и срывал какой-нибудь цветок; потом садился, рассказывал мне довольно подробно, какого он класса, рода, какое его лечебное свойство, как называется он по-латыни и как называют его наши крестьяне. Окончив трактат о цветке, он втыкал его перед собой за козлами тарантаса и через пять минут бежал опять за другим цветком, опять объяснял мне его качества, происхождение и ставил на то же место. Таким образом, через час с небольшим образовался у нас в тарантасе целый цветник желтых, лиловых, розовых цветов…»
В Калуге Гоголь провел около двух недель. Опять те же хлопоты, те же расспросы. Беседы с губернатором и его женою, знакомство с губернской чиновной иерархией, плутания по лавкам, по магазинам. В Москве его уже узнавали – студенты, литераторы, завидев его гуляющим по Никитскому, знали, что это Гоголь, показывали на него, ходили за ним. Слава, о которой он мечтал в молодости, сейчас досаждала, мешала нырнуть глубоко в московскую толпу. В Калуге было проще. Тут – что книгопродавец, что купец, что просто прохожий – были рады показать ему и то и это и растолковать про то и про это, не спрашивая с него ни внимания, ни благодарности.
Калуга была типичный губернский город. Она находилась вблизи Москвы, но вместе с тем порядочно от Петербурга. Царская фамилия и иные высшие чины заезжали сюда редко, гораздо реже, чем, например, в Полтаву. Тут была глушь и не глушь, бойкая жизнь и тихая – как раз то, что нужно было Гоголю. Как Чичиков у него в поэме – ни толстый ни тонкий, «ни то, ни се», так и город, в котором он обделывает свои делишки, тоже такой же. Губернатор есть, палаты на месте, полицмейстер, прокурор, суд – те же, что и во всех городах. И свой бомонд, и свой «низ», и так же в воскресные и табельные дни трактир закрыт до окончания обедни.
Москва со всех сторон была окружена такими городами – Калуга, Тула, Ярославль, Владимир. И каждый из них походил на город, в котором протекает действие первого тома «Мертвых душ», и на Тьфуславль, в котором разворачиваются события второго тома. Только в Тьфуславле имеет резиденцию генерал-губернатор, а в NN правит обыкновенный губернатор. В имени Тьфуславль слышится перекличка и с Ярославлем, где никогда не бывал Гоголь, и с Екатеринославлем, который чуть не стал городом его школьного детства (их с братом Иваном хотел туда отправить учиться отец).
По пути в Калугу путешественники погостили четыре дня в имении Смирновых Бегичево. Здесь их встретила сама Александра Осиповна, Гоголь был в прежнем хорошем настроении, он ходил по полям, заговаривал с косцами, съездили в находящееся поблизости имение Гончаровых Полотняный Завод.
Здесь живал Пушкин, тут в первые годы вдовства поселилась Наталья Николаевна с детьми.
В большом доме Гончаровых, в усадьбе царило запустение. Лениво ходили по двору куры, сад зарос.
Гоголь прошелся по запущенному парку, пересек небольшой луг и провел несколько минут в уединении на берегу тихой речки с названием Суходрев. Густая тень ив хранила прохладу, тихо бежала река, мир господствовал над этой мирной землей, но не было на ней уже Пушкина.
30 июля Гоголь писал из Москвы А. М. Вьельгорской: «Я ездил взглянуть на некоторые губернии поблизости Москвы, был в Калуге, где прогостил несколько дней у Александры Осиповны; возвратился снова на короткое время в свою комнатку в Москве…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.