Прокопий Устюжский

Прокопий Устюжский

Этот святой примечателен прежде всего тем, что стал первым русским святым, канонизированным в лике юродивого. Кроме того, что тоже редкость – он не был русским и православным по рождению. Он был немецким ганзейским купцом родом из Любека и католиком.

Когда родился Прокопий – неизвестно. Предположительно его имя до крещения было Гландэ Камбила, но и это нельзя утверждать с высокой степенью вероятности. Отец его принадлежал к богатому и знатному купеческому роду и погиб в ходе колонизации балтийского побережья, во время столкновения с пруссами. После этого молодой купец решил покинуть родные края и отправился в Новгород, о котором он знал лишь то, что это богатый торговый город, где живут язычники – ему, как католику, трудно было признавать их христианами. Он думал лишь продать свой товар и с прибылью вернуться домой. Но когда Прокопий прибыл в Новгород, то был поражен множеством и красотой храмов и монастырей, приятным слуху звоном колоколов. Увидев же набожность и усердие новгородцев в церковных службах, он поразился еще более, ибо не ожидал такого от людей, не признающих верховенства папы римского. Распалилось от того его любопытство пуще прежнего, и он вошел в храм Святой Софии и посетил потом другие церкви и монастыри, услышал стройное пение хора, увидел торжественность и благолепие обрядов, почувствовал благоговение в душах людей. И почувствовал Прокопий, как коснулась его благодать Божия, и умилился до глубины души. Вдруг понял он, как лживо то, во что он верил прежде, и что не хочется ему возвращаться на родину. Прокопий решился принять православие, и поиски привели его в Хутынский монастырь, недавно основанный и славившийся строгостью своих порядков и святостью своих иноков. Особенно трогали его сердце жития преподобных и Христа ради юродивых, добровольно подвергавшихся различным лишениям и трудам и при этом еще старавшихся скрывать свои деяния от людей. В них он увидел пример для себя. И с каждым днем начало расти в нем отвращение к мирской жизни. Наконец он раздал все свое имущество и деньги частью нищим, частью на сооружение храма в Хутынском монастыре. Себе же он не оставил ничего. Избавившись от всех прежних мирских забот, Прокопий ощутил спокойствие в своей душе. Он желал теперь всю свою жизнь провести в тишине уединенной кельи. Однако слава о Прокопии разошлась по всему Новгороду и окрестностям. Некоторые из превозносящих его за нестяжательство даже приходили в обитель, чтобы увидеть его. Но не славы искал Прокопий, и тяжело ему было слышать о себе такие разговоры. Не взяв с собой ни денег, ни еды, ни каких иных запасов, в бедной одежде ушел он из монастыря, устремившись на восток, туда, где лишь редкие и невеликие поселения встречались меж лесов и болот. Часто оставался он голодным, ночевал под дождем, если не находилось человека, который бы накормил, обогрел и успокоил его – ибо Прокопий никогда не просил еды и крова и вел себя при людях как глупый или безумный. Немало унижений перенес он от грубых людей в пути, немало претерпел от жары и мороза в своем обветшавшем рубище. Но не падал духом, веря, что каждый шаг приближает его к вечному покою и небесной обители. Наконец путь привел Прокопия в Устюг.

Неизвестный доселе никому юродивый, ходивший с тремя клюками и едва прикрытый жалким рубищем, очень скоро сделался известен всем жителям города. Здесь тоже нашлись те, кто оскорблял, бил и всячески унижал его. Однако Прокопий решил остаться. Представляясь безумным и юродствуя днем на улицах города, он ночами обходил все церкви устюжские, входил в открытые паперти, припадал на колени и молился. Когда же изнуренное постом и бдением тело его отказывалось служить, он ложился там, где застала его усталость – в постройках без крыш, на голой земле или камнях, даже на куче навоза. И после очень краткого отдыха бодрствовал снова. Питался лишь милостыней, и то лишь от людей, подающих из сострадания. От богатых не брал ничего, считая их добро нажитым неправедно. После многих скитаний Прокопий избрал для себя в качестве места для жительства угол паперти Успенского собора. И не пропускал ни одной службы в этом храме.

И как Прокопий возлюбил Бога всей душой, оставил богатство и прежнюю жизнь, обрек себя на мучения, скорбь и лишения, так и Бог возлюбил его и даровал дар предвидения и пророчества.

Беседуя с людьми благочестивыми, Прокопий не юродствовал, а наставлял и предостерегал. Но и когда юродствовал, внимательные свидетели могли узреть в действиях его пророчества. Много всяких предсказаний и чудес показал Прокопий, но самым значительным стало спасение Устюга. Было это за тринадцать лет до кончины святого. Во время воскресной службы в Успенском соборе юродивый вдруг обратился к собравшимся в храме горожанам с призывом каяться, поститься и молиться, ибо иначе погибнет весь город «от града огненного». Но никто не прислушался к нему. И даже те, кто прислушался, не поверили Прокопию. Всю неделю юродивый взывал к жителям, чтобы молились они, дабы не погубил Бог город их как Содом и Гоморру. Но и эта проповедь его не была услышана. И лишь один Прокопий молился за спасение. В следующее воскресенье горожане увидели на небе черное облако, которое приближалось и росло все более – пока день не стал чернее ночи. Сверкали молнии, гремели раскаты грома – и только теперь устюжане вспомнили слова юродивого и поверили ему. Все бросились в храмы и молились о спасении. Молился и Прокопий, не поднимая головы от пола и орошая его своими слезами. И вдруг все переменилось – отступил удушливый зной, утихли молнии и громы, рассеялись тучи. И только горелый лес напоминал, что они все едва не погибли. Вскоре стало известно, что в 20 верстах от города прошел предсказанный Прокопием «огненный град», раскаленные камни сыпались с неба. Но гнев Божий пощадил устюжан. Некоторые усмотрели в своем чудесном спасении заслугу Прокопия, но он приписал это милосердию и заступничеству Божией Матери и по-прежнему продолжал свой подвиг и юродством скрывал от людей обильную благодать, в нем обитавшую. Утешением для Прокопия была благочестивая чета – Иоанн Буга, принявший православие ханский баскак, и жена его Мария. Другом и собеседником его был святой Киприан, основавший в Устюге Свято-Михайловский монастырь.

В последний год жизни Прокопия настала зима суровая настолько, что не помнили ничего подобного даже самые седые старики. Птицы падали, замерзая на лету, погибло много скота. Немало народу замерзло насмерть и в Устюге, и в окрестностях. Каково же было Прокопию, который даже в суровые морозы коротал дни и ночи на холодной паперти, не имея ни горячей еды, ни теплой одежды, ни даже подобия постели. В дни вьюги он пытался выйти в поисках более теплого угла, но нестерпимый холод загонял его обратно. Лишь когда вьюга утихла, Прокопий смог покинуть паперть и пришел к клирику Симеону, которого отличал среди прочих. Изумился Симеон при виде его, поскольку был уверен, что Прокопий не мог пережить двухнедельную вьюгу. Юродивый поведал ему, как во время стужи не нашел он убежища ни у людей, ни даже у бродячих собак и вернулся на паперть, дрожа от лютого холода и ожидая смерти. И тут явился ему небесный посланник с райской ветвью, который принес ему «неувядаемую жизнь». Рассказав ему об этом чуде, Прокопий поспешно выбежал обратно на мороз.

Наступило лето 1303 года. В ночь на 8 июля в Устюге внезапно пошел снег, покрыв землю толстым слоем. Горожане в ужасе ожидали, что их посевы погибнут, но взошло жаркое солнце, и снег быстро растаял, не нанеся вреда. И только тогда священнослужители Успенского собора заметили, что впервые за многие десятки лет Прокопий не пришел на утреннюю службу. Лишь на четвертый день нашли его тело, лежавшее на голой земле в до сих пор не растаявшем сугробе, хотя вокруг уже даже земля высохла. Погребен был Прокопий там, где завещал себя похоронить – на берегу реки Сухоны, под камнем, на котором любил сидеть при жизни.

Спустя много лет место это по-прежнему не имело ограды и лишь камень указывал на могилу святого. Некий человек по имени Иоанн, подражавший подвигам Прокопия, соорудил над его могилой часовню. Однако священнослужители прогнали убогого, забрали написанную им икону и разметали часовню.

Когда великий князь Иоанн Васильевич собирал рать великую для похода на Казань, ратники из Устюга пришли в Нижний Новгород, где бушевала эпидемия. И устюжанам стал являться блаженный Прокопий. Те из ратников, которые дали обет по возвращении поставить церковь в память о Прокопии, исцелились, остальные же умерли. Вернувшиеся домой воины поставили храм, но посвятили его святым Борису и Глебу и великомученику Георгию. Словно в наказание за ослушание, 1 августа 1490 года удар молнии зажег этот храм, и он сгорел. Тогда устюжане, еще раз ходившие с князем на татар, в 1495 году поставили храм во имя Прокопия, чья святость уже была засвидетельствована многими чудесами.

В 1547-м на церковном соборе Прокопий был канонизирован в лике юродивого. И до сих пор относится к числу самых известных и почитаемых святых Русской церкви.

Действительно, случай со святым Прокопием уникален – пожалуй, другого такого святого у Русской православной церкви нет. Существует даже западноевропейская версия его жития, однако и она не дает сведений ни о его мирском имени до крещения, ни о хотя бы примерной дате его рождения. Можно лишь предположить, что родился он, скорее всего, в начале 1220-х годов. В Новгороде будущий Прокопий появился около 1243 года – то есть когда там княжил Александр Ярославич (которого мы знаем как Невского), с которым Прокопий был, весьма вероятно, почти ровесником. Странно, однако, что житие никак не упоминает этого князя, который весьма любим православной церковью, хотя написано житие в середине XVI века, а кроме того, и Прокопий, и князь Александр канонизированы одним и тем же церковным собором 1547 года. Никак не упоминаются в житии и победы князя над шведами и немцами. Разве что долгие поиски будущим Прокопием того, кто мог бы приобщить его хотя бы к основам православия, косвенно говорят о том, что он действительно прибыл в Новгород в эти нелегкие времена – вряд ли тогда кто-то стал бы с распростертыми объятиями встречать богатого немца, с чего-то вдруг пожелавшего стать православным. Так что ему действительно пришлось потрудиться для этого. Замечу все же, что момент появления Прокопия в Новгороде датирован достаточно условно – исходя из даты его смерти (1303 год) и продолжительности его пребывания в Устюге (60 лет, согласно житию). Так что, вполне возможно, любекский купец прибыл в Новгород еще до Ледового побоища на Чудском озере и даже до неудачной высадки шведов в устье Невы – ведь не пару же месяцев Прокопий пробыл в Хутынской обители. Даже если бы он отлично говорил по-русски еще до приезда в Новгород (что не факт), все равно никто не стал бы его крестить в тот же день, как он вошел бы в ворота монастыря. Либо Прокопий приехал позже – просто в Устюге он прожил не 60 лет, а гораздо меньше. Кроме того, от Новгорода до Устюга даже по нынешним, довольно прямым дорогам выходит более тысячи километров. По тогдашнему бездорожью, пешком, босой, без денег и припасов, не имея целью именно Устюг, а просто двигаясь навстречу восходу солнца (то есть более-менее на восток), Прокопий должен был идти достаточно долго – самое меньшее пару месяцев. Однако утверждение жития касательно того, что он страдал в пути и от жары с болотным гнусом, и от лютого мороза с голодным зверьем, выглядит не слишком достоверно – при всей суровости северного климата Прокопий не мог захватить сразу три сезона.

Утверждается, к примеру, что ради легендарного спасения Устюга от «огненного града» Прокопий молился перед старинной иконой Божьей Матери Благовещения, впоследствии перевезенной в Москву и даже именуемой «Устюжское Благовещение». Увы, ни одна летопись не подтверждает, что эта икона когда-либо была в Устюге. Факт небесного камнепада похож на правду еще меньше и тоже не имеет никаких документальных свидетельств. Не найдено и никаких следов небесного камнепада в районе не существующей ныне деревни Котовалово (в 20 километрах от города). Камень, будто бы найденный на месте выпадения «огненного града» и заложенный впоследствии в основание церкви, построенной в честь Прокопия, оказался не небесным гостем, а диабазовым валуном, притащенным последним ледником. Выпавший в день смерти святого в июле снег также не упомянут нигде до написания жития – ни в одной из летописей начала XIV века.

Еще и поэтому житие Прокопия удостоилось в книге В.О. Ключевского «Древнерусские жития святых как исторический источник» исключительно разгромного отзыва и упомянуто скорее как пример того, «как не надо писать». Фрагмент, посвященный житию устюжского святого, невелик и, думаю, стоит привести его целиком. Слово Василию Осиповичу:

«Житие устюжского юродивого Прокопия, плохо написанное, составлено из отдельных эпизодических рассказов, имеющих очень мало литературной связи и разделенных хронологическими противоречиями. Это ряд легенд, сложившихся из различных местных воспоминаний независимо одна от другой и не подвергнутых в житии искусной обработке. В послесловии к житию, написанном по предисловию Епифания к биографии Сергия, читаем: «аз окаянный написах о житии и чудесех его втайне и предах сия Божиим церквам, а иное имех у себе и церковнии повестницы за много лет, свитцы писанные приготованы быша про такова свята мужа». Рассказ об огненной туче в житии есть неловкая переделка повести, отдельно встречающейся в сборниках. Рассказ о страдании Прокопия во время мороза, по словам биографа, записан со слов юродивого отцом Стефана Пермского Симеоном; но изложение его в житии есть переделка эпизода из жития Андрея Цареградского. По-видимому, предания о Прокопии и его чудесах начали записывать уже во второй половине XV века, когда в Устюге построили церковь во имя блаженного (в 1471 году) и начали местно праздновать его память: в одном из чудес, приложенных к житию, больному окольничему великого князя Ивана III послали из Устюга вместе с образом Прокопия стихиры и канон ему. В житие внесена повесть о построении церкви Прокопия в Борисоглебской сольвычегодской обители в 1548 году и о чудесах от его образа, там находившегося. Упомянув об этих чудесах, автор жития другого устюжского юродивого Иоанна замечает о Прокопии: «его же чудеса и прощение в писании его сказа, а о сем же св. Иване начнем паки писати». По-видимому, эта неясная заметка дает основание считать оба жития произведением одного автора: по крайней мере оба отличаются одинаковыми приемами и одинаковым неуменьем писать. Житие Иоанна составлено по источникам более надежным. Биограф говорит, что писал его, живя в Борисоглебском Сольвычегодском монастыре у отца своего игумена Дионисия, по распоряжению которого построена была упомянутая церковь Прокопия, и который до вступления в иночество был священником при Устюжском Успенском соборе, лично знал Иоанна и присутствовал при его погребении. Этот Дионисий сообщил сыну сведения о блаженном и благословил его написать его житие в 1554 году».

Итак, житие представляет собой грубую склейку из местных преданий и заимствований из других житий, крайне слабо между собой согласованных, к тому же плохо написанную. И написанную не ранее 1554 года, а возможно, и позднее. Житие Александра Невского в первой своей редакции было написано в 1280-е годы – то есть агиограф Прокопия не мог не знать о нем, должен был знать и о канонизации князя – одновременно с устюжским юродивым. Тогда почему же никак не упомянул о том, кто был князем в Новгороде, когда Прокопий принял православие? Ведь Александр Невский был весьма нерядовой фигурой в русской истории, и хотя бы упомянуть эту персону агиограф мог.

Впрочем, это не самый существенный недостаток данного жития. В примечаниях к этому фрагменту своей книги, Ключевский разъясняет, что он имел в виду, говоря о противоречиях, прежде всего хронологических:

«За предисловием следуют рассказы: о происхождении и поселении Прокопия в монастыре у Варлаама Хутынского, об избавлении Устюга от огненной тучи, о страдании Прокопия во время мороза, о пророчестве Прокопия, предсказавшего 3-летней Марии, что она будет матерью Стефана Пермского, и о кончине юродивого в 1303 году. По первому рассказу, Прокопий жил в конце XII века, второй помечен 1478 годом, и оба не согласны с последним».

Позвольте, скажет кто-то, но ведь нам известно, что «огненный град» поразил Устюг в 1290 году? Не совсем так. В тексте жития говорилось, что это произошло за 13 лет до смерти блаженного Прокопия. А поскольку Прокопий будто бы умер в 1303 году, то для уточнения даты чудесного спасения города просто отминусовали требуемое число лет от даты смерти святого, посчитав «неправильную» дату обычной ошибкой. Хотя с таким же успехом можно было и приплюсовать те же тринадцать лет к 1478 году и получить 1491 год как год смерти Прокопия – все равно, ни на 1290-й, ни на 1478-й годы летописи не грешат в плане стихийных бедствий для устюжан. Впрочем, Ключевский упоминал еще и XII век. Что он имел в виду? Речь, собственно, о Хутынском монастыре, основанном в 1192 году. Эта дата достоверна и упоминается в разных летописях того времени. Современные излагатели жития, пытаясь смягчить несуразности, утверждают, что молодой немецкий купец пришел к жившему в монастыре старцу, который подражал основателю обители и носил то же имя – Варлаам. Но, по мнению Ключевского, агиограф мог иметь в виду именно Варлаама – основателя Хутынской обители. То есть Прокопий принял православие в этом монастыре в первые годы его существования, в конце XII века. Об этом говорит то, что автор жития называет монастырь «недавно основанным» и сообщает при этом, что, избавляясь от своего богатства, Прокопий пожертвовал значительную сумму на строительство храма – то есть монастырь был небогат и действительно недавно основан, и храм в его пределах еще не был построен (ну, или не был достроен – это не так существенно, как сам факт пожертвования). К слову, если держаться этой точки зрения, появляется весьма разумное объяснение, почему житие не упоминает Невского – тот даже родился много позже крещения Прокопия и его ухода из Новгорода.

Ключевский еще раз вернулся к Прокопию в своей книге, добавив несколько штрихов:

«В некоторых списках XVII века к житию Прокопия Устюжского с чудесами, описанными в XVI веке, прибавлен ряд новых чудес 1631–1671 гг.; последнее из них есть любопытная для истории народных поверий легенда о бесноватой Соломонии, записанная устюжским попом Иаковом в 1671 году. Эти чудеса сопровождаются двумя похвальными словами, написанными, судя по упоминаемым в них святым, в XVII веке».

Е.Е. Голубинский в своей «Истории канонизации святых в Русской церкви» полагает, что Прокопий, «по свидетельству очень мало надежного жития его скончавшийся в 1303 году…»

Вот только мы уже не первый раз сталкиваемся с агиографическим произведением, которое более всего напоминает компиляцию из легенд и биографий совершенно разных людей, носивших одно имя. Иначе говоря, святой Прокопий – это не реальный человек, а некий собирательный образ русского юродивого. Вдумайтесь – согласно житию, он не был глупым подростком – это был молодой, но вполне самостоятельный мужчина, сознательно сделавший свой выбор, причем не сразу, не мгновенно. И вот, избрав весьма трудный путь духовного подвига, он прожил еще 60 лет или около того. Иначе говоря, земная жизнь его продолжалась около 80 лет или даже более. А теперь сделайте поправку на хроническое недоедание, отсутствие какой-либо медицинской помощи в случае болезней, нередкие побои от непонимающих его людей, отсутствие нормальной одежды и обуви, и просто укрытия от холода – и это в условиях Русского Севера, где смерть зимой от переохлаждения была обычным делом для людей, куда более молодых и крепких физически. Конечно, можно порассуждать, что в особо сильные морозы юродивый все же находил себе хоть какое-то убежище – в соломе, хлевах со скотиной, поддерживая оставленный кем-то в лесу огонь…

Вспомним – и Ключевский, и многие другие исследователи говорят о том, что житие Прокопия было написано спустя 250 лет после общепринятой (но достоверной ли?) даты его смерти, на основании разношерстных изустных преданий, и не опиралось ни на один (!) письменный источник. А как известно, для сказителей – что сто лет назад, что триста, что пятьсот. «Давно дело было». Одно дело, когда Дионисий, игумен Борисоглебского монастыря в Сольвычегодске, рассказывал сыну о святом Иоанне Устюжском, который умер в 1494 году и которого игумен, возможно, знавал лично (и уж точно хорошо знал людей, общавшихся с блаженным Иоанном). И совсем другое дело, когда он говорил сыну о Прокопии Устюжском, все сведения о котором давно утратили свою точность, переходя от рассказчика к рассказчику. Любопытно, что в самом Устюге почему-то никто не удосужился сделать записи о Прокопии, если не при жизни блаженного, то хотя бы после его кончины – которая сопровождалась будто бы весьма достойным письменного запечатления знамением. Хотя, возможно, записи такие были – но были безвозвратно утрачены задолго до его канонизации. Неизвестно. И все же – почему житие не было создано до канонизации святого, что вовсе не было таким уж исключительным делом? И почему наибольшее число чудес, происходивших от мощей Прокопия, относится к периоду написания жития?

Замечу также, что, с точки зрения атеиста, требование святого, который является бредящим при болезни ратникам, поставить за исцеление храм, посвященный именно ему, выглядит не слишком милосердно. А уж тем более зажигание молнией храма, посвященного другим, но все же святым, отдает совсем уж какой-то детской местью. Все же, думаю, эта глупая мысль должна оставаться грехом на совести автора жития и тех, кто эту глупость с восторгом переписывал раз за разом. Ведь по житию храм сгорел в 1490 году, а поставлен был – по Ключевскому – за двадцать лет до того. Неужели святой Прокопий так долго собирался отомстить? Ведь эта злосчастная молния скорее всего была простым проявлением стихии?

Прокопий… Святой или один из сказочных персонажей, почитаемых на Руси…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.