Старец Паисий (Величковский)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Старец Паисий (Величковский)

Преподобный Паисий, в мире Петр, родился в 1722 году в семье полтавского протоиерея Иоанна Величковского и был младшим его сыном. Отца он лишился рано, когда ему исполнилось четыре года, заслуга воспитания Петра принадлежит его благочестивой матери Ирине. На четырнадцатом году жизни мальчик был определен в Киевское духовное училище, в котором пробыл четыре года. Оттуда он тайно ушел в монастырь, сначала в Любицкий, а потом в Николо-Медведовский, где на девятнадцатом году жизни и был пострижен в монашество с именем Платона.

Однако монастырская жизнь его не удовлетворяла: в ней он не находил той духовной работы, которая делала бы ее монастырской школой действительного Богопознания. Об этом старец впоследствии так писал одному из своих учеников: «Когда вышел я из мира с невыразимой ревностью, что и сам ты знаешь, чтобы усердно трудиться в монашестве для Бога… не сподобился я в юности своей и в начале монашествования видеть ни от кого даже следа здравого и правильного суждения, совета и научения по святым отцам, чтобы новоначальный и неопытный я мог бы начать свое бедное монашествование и каким разумением. Вначале я вошел в некоторый пустынный монастырь. Там по неизреченному Божию благоутробию удостоился я принять монашеский чин. Но даже следа здравого наставления от кого-либо не сподобился видеть или уразуметь: что есть послушание и в какой силе и разумении совершается и какую имеет пользу сокровенною в себе и приносит послушнику. Ни сам игумен, ни восприемный старец мой не дали мне в этом никакого наставления. Постригли меня без всякого необходимого для новоначального искуса, который выражается в отсечении своей воли и рассуждении. Они оставили меня жить без всякого духовного окормления. Мой восприемный отец по моем пострижении прожил в обители только одну неделю. Потом ушел, но куда, это неизвестно мне и поныне. Он сказал мне только это: брате, ты еси письменный, яко тебе Бог научит, тако и живи».

И это нисколько не удивительно при обстоятельствах того времени. Настоятелями монастырей были ученые иноки. Богословская литература, которой они пользовались, почти вся была на латинском языке, который к тому же был и языком школьного преподавания, и простым инокам она, конечно, не была доступна. Славяно-русская литература была скудная, да и то в основном устарелая. Притом ученое монашество в большинстве придерживалось практического направления и привыкло заниматься только делами церковно-общественного служения. Понятно, что на нравственно-аскетическую деятельность не обращали они особого внимания. Такие личности, как святитель Димитрий Ростовский, святой Феодосий Черниговский, архиепископ Лазарь (Баранович), митрополит Тобольский Иоанн (Максимович), епископ Белгородский Иосаф (Горленко) и некоторые другие были только единицами… В этих условиях настоятели монастырей – ученые иноки – не могли быть и не были настоящими руководителями монашествующих. И неудивительно, что монашество все более и более приходило в упадок.

Видя такую печальную действительность, отец Платон не падал духом, а настойчиво искал духовного окормления, пока не достиг тихого и небурного пристанища на Святой Горе Афон, куда он прибыл летом 1746 года, имея двадцать четыре года от роду. Поселившись около Пантократора в уединенной келье, отец Платон обошел всех окрестных монахов, отыскивая себе старца по сердцу. Но, увы, такого не оказалось. И отец Платон остался наедине с самим собою и с Богом.

Наступили в его жизни самые трудные и опасные годы одинокой работы и тяжелой внутренней борьбы с помыслами и страстями. В таком одиночестве отец Платон провел четыре года. Он много плакал и много молился. Дни и ночи он проводил в чтении Слова Божия и отеческих книг, которые доставал в соседних монастырях, сербских и болгарских. Жизнь его была очень суровая. Через день один раз он ел сухари с водою. У него не было даже сорочки, а только подрясник и ряса, да и те ветхие. Но своей нищете он радовался, как великому богатству. Уходя из кельи, он никогда не запирал дверей, потому что в ней не было никакого имущества, кроме немногих книг.

На четвертом году его отшельнической жизни пришел на Святую Гору молдавский старец, схимонах Василий, который долго беседовал с отцом Платоном и постриг его в мантию, дав ему новое имя Паисия. Он указал ему на опасность преждевременного отшельничества и советовал перейти к более надежному для него пути: пребыванию вдвоем или втроем с единомысленными братиями. Об этом пути всегда думал и сам отец Паисий – только не было случая вступить в него. Но вот, через три месяца после пострижения Паисия в мантию, пришел на Афон из Молдавии юный инок Виссарион, молдаванин. Обойдя многие афонские монастыри, он так же, как и отец Паисий, не нашел себе наставника по сердцу и, наконец, пришел к отцу Паисию. Видя его суровую и молитвенную жизнь, он полюбил его и стал со слезами просить его указать ему опытного в духовной жизни наставника. Отец Паисий вздохнул и сказал: «Брат, ты заставляешь меня говорить о скорбных вещах. Но, сочувствуя тебе, я скажу все, что знаю. Действительно, трудно достигнуть спасения без опытного духовного наставника. Но как можно вести кого-нибудь по тому пути, по которому сам не ходил? Только тот, кто сам выдержал лютую борьбу со страстями и победил в себе при помощи Христа похоть и гнев, тщеславие и сребролюбие, кто смирением и молитвою исцелил свою душу, кто с любовью во всем следовал своему Господу, только тот один и может показать ученику своему на деле, без обмана, все заповеди Христовы и все добродетели: смирение, кротость, нищету Христову, горящую любовь к Богу, нелицемерную любовь к ближним, от которой рождается истинное духовное рассуждение. Но где же мы найдем теперь такого наставника? Ныне исполняются слова преподобного Симеона Нового Богослова: “Мало таких, а особенно в наше время, которые умели бы хорошо пасти и врачевать разумные души. Соблюдать пост и бдение, сохранять внешний вид благоговения иные еще могут; могут многие и словами с успехом поучать. Но достигнуть того, чтобы смиренномудрием и всегдашним плачем отсечь свои страсти и стяжать главнейшие добродетели, таких очень мало”. А потому, за отсутствием истинных наставников, у нас остается один исход: с великой печалью день и ночь поучаться в Слове Божием и в отеческих писаниях и, советуясь с единомысленными братиями и старейшими отцами, учиться выполнять заповеди Божии и подражать примеру древних подвижников. Только таким путем милостию Божиею мы можем в наше время достигнуть спасения».

С радостным сердцем слушал инок Виссарион слова отца Паисия, в которых он почувствовал голос истинного наставника. Он упал к ногам отца Паисия и со слезами умолял его позволить ему остаться при нем и быть его учеником. Отец Паисий решительно воспротивился этому, ибо он хотел бы и сам быть учеником опытного старца, а не руководить другими. Три дня инок Виссарион не отходил от его кельи, смиренно и со слезами упрашивал отца Паисия принять его Христа ради. Тронутый его мольбами, отец Паисий принял его к себе, но не как ученика, а как друга и брата, чтобы вместе читать Слово Божие и святоотеческие книги, чтобы исповедовать друг другу свои помыслы и помогать друг другу в деле спасения. Так исполнилось давнишнее заветное желание отца Паисия – безмолвствовать в пустыне с единомысленным братом.

Четыре года прожили они вдвоем в ненарушимом единодушии и взаимном послушании. После этого стали присоединяться к ним новые братия. Но они принимали их с большой осторожностью и после долгого испытания. С увеличением числа братий тесной стала келья отца Паисия; пришлось переменить ее на более просторную, потом купили келью с церковью во имя святого Константина. Первые сподвижники отца Паисия, как и монах Виссарион, были молдаване. Потом стали присоединяться и славяне. Собралось наконец всей братии двенадцать человек – семь волохов и пять славян. Стали петь и читать правило в церкви на двух языках – славянском и молдавском. Явилась нужда в священнике и в духовнике. Братия стала просить отца Паисия быть для них священником и духовником. Но Паисий об этом и слышать не хотел. «Я из-за этого и из Молдавии ушел», – говорил он. Братия продолжала настаивать, указывая на то, что исповедуясь у других духовников, они получают от них советы, несогласные с его советами, и из-за этого расстраиваются душами, не зная, кого слушать. К просьбам братии присоединились и старейшие иноки афонские, которые говорили отцу Паисию: как же ты будешь учить братию послушанию, когда сам не имеешь послушания! Вынужденный уступить, отец Паисий сказал: «Да будет воля Божия».

В 1758 году состоялось рукоположение отца Паисия во священники, на тридцать шестом году его жизни, после двенадцатилетнего пребывания на Афоне. Теперь старец Паисий стал и священнослужителем, и духовником своего малого братства, и это еще более сблизило и сроднило его с духовными детьми, число которых продолжало расти. Тогда отец Паисий, с общего согласия и совета, выпросил у монастыря Пантократора пустую и ветхую келью святого пророка Илии, расположенную на горе, в живописной и уединенной местности, и стал устраивать там скит. Братия собственноручно соорудили из камня церковь, ограду, трапезу, пекарню, поварню, странноприимницу и шестнадцать келий, так как отец Паисий полагал иметь не более пятнадцати братий.

Между тем слух о доброй жизни Паисиева братства распространялся все более и более по Святой Горе. Многие приходили в Ильинский скит посмотреть на его порядки и, видя во всем необыкновенное благоустройство, красоту службы, неспешность в церковном чтении и пении, скромность, благоговение, молчаливость и трудолюбие братии, общий взаимный мир и любовное послушание старцу, со стороны же старца отеческое попечение о всех, благорассмотрительное распределение послушаний, сострадательную заботливость о братиях и их нуждах, душевных и телес ных, проникались и сами любовию к братству и старцу и начинали просить отца Паисия принять их в свою обитель, на что он в конце концов и соглашался. А так как келий уже не стало хватать для всех, то некоторые пристраивали себе кельи внизу, к каменной стене, и жили по двое и по трое вместе, счастливые уже тем, что старец не удалял их от своего братства. Кроме братии духовным руководством старца пользовались и многие из посторонних, приходя к нему для беседы и исповеди. Этих пришельцев бывало так много, что у старца не оставалось времени для беседы с братиями, и последние даже роптали. Иногда старца Паисия приглашали для богослужения в Пантократор. Он служил на греческом языке, неспешно и благоговейно, со слезами: во всю свою жизнь он не мог совершать Литургию без слез от глубокого умиления к Тайне искупительных страданий Господа. И когда иноки Пантократорова монастыря видели старца, всецело отдавшегося молитве, с изменившимся лицом, едва могущего от слез произносить возгласы, они и сами плакали и удивлялись благодати Божией, бывшей в этом человеке.

Так росло и крепло около старца Паисия единодушное монашеское братство, ширилось его духовное влияние, и слава о нем распространялась по Афонской Горе.

Для того чтобы глубже проникнуть в дух и внутренний строй Паисиева братства, нам нужно ближе познакомиться со взглядами старца на монашество. Эти взгляды он подробно изложил в письме своему другу, иерею Димитрию, написанном вскоре по переселении с Афона в Молдавию. Вот что пишет старец в этом письме:

«Знай, возлюбленный друг, что Дух Святой распределил монашеское жительство на три чина: на отшельническое уединенное пребывание, на сожительство с одним или двумя единомысленными братиями и на общежитие.

Отшельнический чин монашества требует удаления от людей в пустыню, с возложением всей заботы о душе своей, и о пище, и об одежде, и о других телесных нуждах на единого только Бога. Только Его одного отшельник должен иметь Помощником своим и Утешителем в своей борьбе и своих немощах, телесных и душевных, чуждаясь всякого утешения мира ради любви Божией.

Сожительство с одним или двумя единомысленными братиями должно совершаться под руководством старца, которому ученики обязаны полным послушанием.

Общежитие же, по слову святого Василия Великого, начинается, по примеру Господа и Его апостолов, от двенадцати сожительствующих братий и может возрастать неограниченно без различия национальностей. Сущность общежития заключается в том, чтобы все собравшиеся во имя Христово имели одну душу, одно сердце, одну мысль и одно желание: работать вместе Христу через исполнение Его заповедей и друг друга тяготы носить, покоряясь своему отцу и наставнику, начальнику общежития.

Во всех этих трех видах монашеской жизни многие святые отцы в совершенстве угодили Богу и оставили нам пример для подражания».

Какой же из этих трех видов монашества должен быть предпочитаем остальным? Для новоначальных наилучшим путем является средний путь – пребывание с одним или двумя братиями под руководством опытного старца. «Уединенное пустынное жительство, по словам великого наставника монашеской жизни, преподобного Иоанна Лествичника, требует ангельской крепости, и новоначальный, особенно обуреваемый страстями гнева, тщеславия, зависти и самомнения, да не дерзает видети ниже следа пустынного пребывания, дабы не впасть в исступление ума. Общежитие со многими братиями полезно, но требует большого терпения. В общежитии нужно повиноваться не только начальнику, но и всей братии до последнего человека, терпеть досаждения, укоризны и всевозможные искушения; быть прахом и пеплом под ногами всех и, подобно рабу купленному, всем служить со смиренномудрием и страхом Божиим; без ропота терпеть крайнюю нищету и скудость в пище и одежде, свойственную общежитию».

Чрезвычайно опасен преждевременный переход от общежития к пустынножительству. «Только в общежитии новоначальный научается святому и блаженному послушанию, которое есть корень монашеской жизни, путь к истинному смирению и к освобождению от страсти. Не научившись в общежитии искусству мысленной брани, вступив в единоборство со своими врагами демонами, новоначальный попущением Божиим неизбежно терпит поражение. И это постигает его за то, что он нарушает Богопреданный порядок, и, вместо того чтобы со Христом страдать в общежитии, посягает в гордости своей сразу взойти на самый Крест Христов. История монашества свидетельствует, что от такого самочинного и бесчинного жительства огромное множество иноков и в древние и в нынешние времена погибли: будучи прельщены диаволом и помутившись умом, они сами себя уморили различными страшными видами смерти, от чего да спасет нас всех Христос Своею благодатию».

И общежитие, и послушание благословлены Самим Богом. «Иисус Христос в лице Своем и Своих двенадцати апостолов показал живой пример общежития. Послушание является главной добродетелью Ангелов. Оно же было основанием блаженной жизни первых людей в раю, а когда они отступили от него, Сам Сын Божий по Своему человеколюбию восстановил и возобновил эту добродетель, будучи послушен Своему Небесному Отцу даже до смерти, смерти же крестной (Флп 2, 8). Своим послушанием Он исцелил наше непослушание. Подражая примеру Господа, в первенствующей Церкви восемь тысяч христиан жили общежительно, не считая ничего своим, но все имея общим. В таком же общежитии пребывали и древние преподобные отцы в лаврах и монастырях. Никакой другой образ жизни не приносит человеку такого преуспеяния, не избавляет его так скоро от страстей благодаря смирению, которое рождается от послушания, и приводит человека в его первоначальное, чистое и здоровое состояние, обновляя в нем образ Божий.

Общежитие во имя Христово объединяет людей столь великою любовию, что все становятся единым телом и членами друг другу, имея одну общую главу – Христа. Во имя этой любви они во всем повинуются своему духовному отцу, исповедуют ему все тайны своего сердца, принимают его слова и заповеди, как бы от Самого Бога, и отсекают во всем свою волю, как нечистую одежду. Послушание – самая короткая лестница к Небу, имеющая одну только ступень – отсечение своей воли, и вступивший на эту лестницу послушник быстро восходит на Небо. А кто отпадает от послушания, тот отпадает от Бога и Неба».

Таковы были мысли старца Паисия о монашестве, общежитии и послушании, почерпнутые им из писаний древних отцов. Самым же важным было то, что эти мысли не оставались одними только мыслями: они претворялись в живое дело, им совершаемое. В этом и заключалась сила и привлекательность его подвига.

Старец Паисий не только размышлял о монашестве, но и создавал около себя живое монашеское братство, проникнутое и одушевленное одним общим настроением и одной общей работой. Постоянное возрастание братства, теснота помещения и особенно притеснения со стороны турок заставили старца подумать об уходе с Афона. После долгих размышлений и совещаний старец решил переселиться со всем своим братством в Молдавию. Это произошло в 1763 году, после семнадцатилетнего пребывания старца на Святой Горе. Трогательно простившись с афонскими иноками, старец с шестьюдесятью четырьмя братиями отплыл с Афона и благополучно прибыл в Галац. Там они были с любовью приняты митрополитом Гавриилом, который предложил им для жительства большой монастырь Святого Духа, именуемый Драгомирна, в Буковине. Монастырь оказался в печальном состоянии, но это не смутило старца, надеявшегося привести его усердием и трудами братии в цветущее состояние.

Стали устраиваться на новом месте, в новых условиях, сохраняя выработанный на Афоне дух и порядок жизни. Тотчас по прибытии в Драгомирну старец представил митрополиту «Изъявление о чине и уставах» своего братства и просил благословения высшей церковной власти руководствоваться изложенными в нем правилами. Разрешение было дано. Всех правил в «Изъявлении» было семнадцать. Так как в них изложены основания внутреннего строя Паисиева братства, то представляется необходимым вкратце изложить содержание этих правил.

Первым правилом устанавливается, что никто из братий не должен иметь никакой личной собственности, но все должно быть у них общее. Все потребное каждый брат получает по распределению настоятеля.

Второе правило признает основанием всей монашеской жизни послушание, отсечение своей воли, своего рассуждения и самочиния и последование воле начальника, согласной со Священным Писанием.

Третьим правилом определяются свойства и обязанности начальника. Он должен знать Священное Писание и учение духовных отцов, и, вопреки их свидетельству, ничего от себя не приносить братии. Он должен быть примером смиренномудрия и любви; не должен сам собою, без совета искуснейших в духовном рассуждении братий, какую-либо вещь начинать и творить; в потребных же случаях, весь собор братий собравши, с общего ведения и рассмотрения, начинать и творить дело. И тогда между братиею будет всегдашний мир, и единомыслие, и союз любви нерушимый.

Четвертым правилом устанавливается строгий и точный порядок богослужения по чину Святой Афонской Горы. Никто из братий не смеет уклоняться от общей молитвы.

Пятым правилом предписывается общая трапеза и указывается ее порядок. Пища должна быть для всех одинаковая, никому не дозволяется есть по кельям, ни настоятелю, ни братии, кроме недуга или крайней старости.

Шестым правилом определяется порядок келейной жизни, причем особенно рекомендуется заниматься умной молитвой по учению святых отцов: Иоанна Златоуста, Каллиста Патриарха, Симеона Нового Богослова, Исихия Иерусалимского, Нила Синайского, Иоанна Лествичника, Максима Исповедника, Григория Синаита и других. Кроме молитвы должно заниматься пением псалмов, умеренным чтением Ветхого и Нового Заветов, учительных и отеческих книг и рукоделием, по указанию настоятеля.

Седьмым правилом предписывается начальнику должным образом распределять послушания, а братии не отказываться и от самого якобы последнего послушания, веруя, что оно приведет к Царству Небесному, если со смирением и страхом Божиим будет совершаться не для людей, а для Господа.

Восьмое правило предписывает настоятелю иметь ко всем братиям равную любовь, быть долготерпеливым к их немощам и падениям. Живущих же самочинно, после предварительного увещания, удалять из братства, а в случае их покаяния принимать обратно. Также и братия не должны иметь между собою исключительного содружества, но относиться ко всем с одинаковой и нелицемерной любовью.

В девятом правиле говорится о необходимости настоятелю иметь двух помощников – одного для ведения внешних дел монастырских, другого для управления обителью во время отлучек настоятеля. При всякой отлучке настоятеля по делам обители должно по звону собрать братию в церковь и, после молитвы, объяснить братии цель поездки и просить ее молитв об успешном исполнении дела, а по возвращении из отлучки прежде всего собрать братию в церковь и, по молитве, объяснить ей о результате поездки.

Десятым правилом предписывается тщательно испытывать и не спеша принимать в братство желающих принять иночество.

В одиннадцатом правиле говорится о том, что, если поступающий в братство принесет с собою какое-либо имущество, настоятель должен сохранять это имущество в целости до пострига. По постриге же может обратить его на общемонастырские нужды. Если же поступающий в братство до пострига захочет уйти из монастыря, то все его имущество, принесенное им в обитель, должно быть возвращено ему полностью, чтобы не было никакого смущения ни брату, ни обители.

Двенадцатым правилом предписывается иметь внутри монастыря больницу под наблюдением опытного брата, а если возможно, то иметь и искусного врача.

Тринадцатое правило предписывает иметь в монастыре необходимые мастерские.

В четырнадцатом правиле говорится о необходимости иметь при монастыре странноприимницу, в которой находили бы себе приют все приходящие в обитель нищие, не имеющие где приклонить свою главу.

Пятнадцатое правило запрещает вход в обитель женскому полу, за исключением крайней нужды, во время войны и бегства.

В шестнадцатом правиле говорится о переселении в село мирских монастырских работников и об устроении там для них церкви и мирского иерея.

Наконец, в семнадцатом правиле говорится о порядке избрания настоятеля. Настоятель не должен быть присылаем со стороны, но по согласному и единомысленному избранию всего собора и по совету умирающего настоятеля и по благословению митрополита в настоятели поставляется тот из числа братии, кто всех превосходит разумом духовным, знанием Священного Писания и общежительного устава, а также послушанием, отсечением своей воли, любовию, кротостию, смирением и другими добродетелями, и может и словом и делом подать братии добрый пример.

Согласно с этим уставом и вышеизложенными мыслями старца Паисия о монашестве установилась жизнь братства в Драгомирне. В братстве царило ненарушимое единодушие и полное послушание старцу. Центром духовной жизни братства было богослужение, совершавшееся строго по Афонскому чину. Пели на правом клиросе по-славянски, на левом – по-молдавски. Все послушания выполнялись братией по благословению настоятеля. Сам старец выходил с братией на общие послушания. При уборке хлеба братия по несколько дней проводила в поле. При ней находился духовник со Святыми Дарами и врач. Приезжал в степь и старец и проводил с братией по три и по четыре дня, утешая ее своей беседой и любовью.

Со строгим вниманием следил старец за келейной жизнью братии. Каждый вечер братия исповедовали старцам свои помыслы. Если среди братий возникало недоразумение, оно в тот же день должно было и прекратиться по слову Писания: Солнце да не зайдет во гневе вашем (Еф 4, 26). Кто не хотел мириться, тому старец не дозволял входить в церковь и читать молитву Господню.

С первых же дней своего пребывания в Драгомирне старец установил обычай, оказавший благотворное влияние на братию. Когда наступало зимнее время и все братия собирались от внешних послушаний в монастырь, и приходил Рождественский пост, тогда старец начинал вести с братией беседы, и это продолжалось от первой седмицы Рождественского поста до Лазаревой субботы. Каждый день, за исключением воскресных и праздничных, братия собиралась вечером на трапезу, зажигались свечи, приходил старец и читал отеческие книги. Чтение сопровождалось беседой и поучением. Один вечер чтение и поучение велось на русском языке, другой вечер – на молдавском. Когда чтение велось по-русски, молдаване отправляли повечерие, и на оборот, когда чтение велось по-молдавски, славяне совершали повечерие. Старец имел такой дар убеждения, что и самого унылого брата мог одушевить своими словами. Впоследствии, когда с переселением в Нямец жизнь братства по многим причинам стала приходить в упадок, братия сами говорили, что одной из причин этого упадка было прекращение ежедневных бесед старца.

Еще на Афоне, занимаясь изучением святоотеческих писаний, старец заметил в славянских переводах неясности. Он стал собирать древние славянские рукописи, сличать их, исправлять новейшие рукописи по древнейшим, но от этого неясности не уменьшались. Незадолго до отплытия с Афона старцу удалось добыть греческие подлинники святоотеческих писаний, и по прибытии в Драгомирну он стал по этим греческим подлинникам проверять славянские переводы. Этим занятиям он посвящал все свое свободное время в Драгомирне и исправил многие славянские переводы отеческих книг.

Необходимо заметить, что литературные труды старца Паисия имеют очень большое значение в истории русского старчества, но для нашей цели достаточно ознакомиться с одним из самых замечательных его сочинений, написанным в Драгомирне: это сочинение «Об умной молитве», то есть о молитве, умом в сердце совершаемой, содействующей укреплению в сердце постоянной памяти об Иисусе Христе, очищающей и освящающей этой памятью все помыслы и чувства подвижника, направляющей все его действия к исполнению заповедей Христовых. Этой простой и краткой, но из глубины сердца исходящей молитве: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», старец придавал огромное, спасительное значение и еще на Афоне учил братию постоянно иметь ее в своем сердце, всегда быть внутренне с Иисусом Христом.

Ввиду особенной важности этого сочинения мы приведем из него некоторые места. Живя в Драгомирне, старец узнал, что в одном из монастырей невежественные ревнители внешнего благочестия, дорожившие количеством, а не качеством молитвы, осуждают умную, внутреннюю молитву. Обращаясь к этим противникам умного делания, старец спрашивает: «Какая законная причина имеется у вас хулить эту молитву? Кажется ли вам бесполезным призывание имени Иисусова? Ум ли человеческий, которым совершается молитва, порочен? Или хулы заслуживает сердце, на котором, как на жертвеннике, ум священнодействует Богу, принося тайную жертву молитвы? Но и ум и сердце есть создание Божие и, как все тело человеческое, зело добро есть. Какой же порок человеку из глубины сердца умом воссылать к Сладчайшему Иисусу молитву и просить у Него милости? Или, может быть, вы за то хулите и отвергаете умную молитву, что Бог, по вашему мнению, будто не слышит тайную, в сердце совершаемую, молитву, а только ту слышит, которая устами произносится? Но это хула на Бога. Но я еще спрошу вас – не за то ли вы хулите эту молитву, что вам, может быть, случалось видеть или вы слышали, что кто-нибудь из делателей этой молитвы повредился умом, или принял за истину какой-либо обман, или потерпел какой-либо душевный вред, и вам подумалось, что причиною всего этого была умная молитва? Но на самом деле это не так. Священная умная молитва, действуемая благодатию Божиею, очищает человека от всех страстей, побуждает его к усерднейшему хранению заповедей Божиих и сохраняет его невредимым от всех стрел вражиих и прелестей. Если же кто осмелится проходить эту молитву самочинно, не по силе учения святых отцов, и я утверждаю, легко впадает во все сети и прелести диавола. Что же? Неужели молитва является в этом случае причиною прелести? Да не будет. Виновны самочиние и гордость самочинников, вследствие которых они впадают в бесовскую прелесть и подвергаются душевному бреду».

Далее старец пишет, что умная молитва имеет свои степени и что небезопасно преждевременно переходить от низшей степени к высшей. «Да будет известно, что по писанию святых отцов существуют две умные молитвы: одна для новоначальных, соответствующая деянию, другая для совершенных, соответствующая видению: первая есть начало, вторая – конец, ибо деяние есть восход к видению.

Весь монашеский подвиг, которым кто-либо подвизается, при помощи Божией, на любовь к Богу и ближнему, на кротость, смирение и терпение и на все прочие Божии и отеческие заповеди, на совершенное по Богу повиновение душою и телом, на пост, бдение, слезы, поклоны и прочее утомление тела, на всеусердное исполнение церковного и келейного правила, на умное тайное упражнение в молитве, на плач и о смерти размышление, весь таковой подвиг, пока еще ум управляется человеческим самовластием и произволением, насколько известно, называется деянием: видением же ни в каком случае не называется.

Когда же при помощи Божией вышеуказанным подвигом, особенно же глубочайшим смирением, очистит человек свою душу и сердце от скверны душевных и телесных страстей, тогда благодать Божия, общая мать всех, взявши очищенный ею ум, как младенца за руку, возводит его, как бы по ступеням, открывая уму, по мере его очищения, неизреченные и непостижимые Божественные тайны, и это, по справедливости, называется истинное духовное видение. Это есть зрительная, или, по святому Исааку, чистая молитва, от нее ужас и видение. Но войти в эти видения невозможно никому самовластно произвольным подвигом, если не посетит его Бог и не введет в них Своею благодатию. Если же кто дерзнет восходить на таковые видения помимо света благодати Божией, тот, по святому Григорию Синаиту, пусть знает, что он воображает мечтания, а не видения, будучи прельщаем мечтательным духом».

«Божественная умная молитва имеет непоколебимое основание в словах Господа нашего Иисуса Христа: Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мф 6, 6). Эти слова Господа святой Иоанн Златоуст, Христовы уста, светило всемирное, вселенский учитель, по данной ему Духом Святым премудрости, относит не к той молитве, которая только устами и языком произносится, но к самой тайной, безгласной, от глубины сердца воссылаемой молитве… И приводит во свидетельство об этой тайной молитве – Боговидца Моисея, святую Анну и праведного Авеля».

Из многих других святоотеческих свидетельств об умной молитве, приводимых старцем Паисием в его книге, мы укажем лишь некоторые, главнейшие: «Огненный столп, огненные уста Святого Духа, око церковное, святитель Василий Великий говорит: “Выну хвала Его во устех моих (Пс 33, 2). Думается, невозможно то, что говорит пророк. Каким образом хваление Божие может быть всегда во устах человеческих? Когда человек ведет обычную житейскую беседу, он не имеет во устах хвалу Божию; когда спит, молчит, конечно; когда ест и пьет, как уста его совершают хвалу?” На это отвечаем, что есть умные уста внутреннейшего человека, посредством которых человек становится причастником жизненного Слова Божия… Эти уста и Господь призывает нас иметь отверстыми ко принятию пищи истинной: разшири уста твоя, говорит Он, и исполню я (Пс 80, 11). Может однажды начертанная и запечатанная в разуме души мысль о Боге именоваться хвалою, от Бога всегда пребывающею в душе; может и, по апостольскому слову, старательный вся во славу Божию творит (1 Кор 10, 31). Ибо всякое делание, и всякое слово, и всякое действие умное имеет силу хваления». Святитель Григорий Богослов говорит об умной молитве так: «Всегда делай ум храмом Богу, чтобы иметь внутри своего сердца невещественное пребывание Царю».

Как и всякий другой духовный подвиг, молитва может совершаться правильно и неправильно. Неправильною молитва бывает тогда, когда она совершается невнимательно, небрежно, торопливо, или когда естественные сопровождающие молитву ощущения принимаются за благодатные действия Святого Духа, или когда молящийся, не имея надлежащей осторожности, принимает коварные внушения диавола за явление благодати Божией, как это случилось, например, с преподобным Исаакием Печерским, который в ослеплении гордости принял явление бесов за явление Самого Христа Спасителя.

Для того чтобы разбираться во всех ощущениях и переживаниях, сопровождающих молитвенное делание, требуется большая осторожность, внимание, опытность, а главное, смирение. Старец Паисий в своей книге также пишет о необходимости постоянного руководства опытного в духовной жизни наставника: «Усвоение мысленного делания молитвы, по святому Никифору, большинству и даже всем приходит от учения; редкие же получают его от Бога без учения, болезненностью делания и теплотою веры. Поэтому желающий научиться этому Божественному деланию должен, по святому Симеону Новому Богослову, предать себя в полное по Священному Писанию душою и телом послушание человеку, боящемуся Бога, усердному хранителю Его Божественных заповедей, опытному в этом мысленном подвиге, могущему показать своему ученику правильный путь ко спасению посредством этого делания, то есть умом в сердце тайно совершаемой молитвы. Если же он не нашел в отце своем самим делом и опытом искус ного в этой молитве наставника, ибо в настоящее время совершенно оскудели опытные наставники этого делания, то все-таки он не должен приходить в отчаяние, но, возложив всю надежду на Бога, повиноваться вместе с отцом своим, вместо истинного наставника, учению преподобных отцов наших и от них учиться этой молитве. И благодать Божия, молитвами святых отцов, поспешит и наставит научиться этому Божественному делу».

В заключение своей книги старец Паисий, следуя учению святых отцов, описывает внешние приемы, облегчающие усвоение и углубление сердечной внутренней молитвы.

Указывая своим ученикам тот путь спасения, который может быть назван путем внутреннего подвига и единения с Богом, или, иначе, мистико-аскетическим путем, старец Паисий не оставлял без внимания и другого пути ко спасению, пути деятельной любви к людям. Когда в 1768 году, по словам жизнеописания старца, «воста страшная буря и страх смертный, и две империи, Российская и Турецкая, воздвигошася друг на друга, ярящеся и огнедышуще», двери Паисиева братства широко открылись для всех бедствующих и несчастных. Драгомирнский монастырь наполнился беженцами. От множества народа, искавшего в нем убежища, нельзя было пройти по монастырскому двору. Была зима и снег. Старец, видя страшную нужду и бедствия людей, предоставил нуждающимся половину монастыря, стеснив братию по три, по четыре и по пяти человек в одной келье. Трапезу, большую и теплую, старец отдал несчастным измученным женщинам и детям. Келарю, пекарю и повару было приказано давать пищу всем безотказно. Хлеб пекли и кушанье готовили непрерывно в течение двух недель. Между тем русская армия вступила в Молдавию, турки отступили, и беженцы возвратились в свои жилища. Эта война имела своим последствием уход старца Паисия со всем братством из Драгомирны. По мирному договору монастырь отошел к Австрии. Старец не ожидал добра для своей обители от австрийской власти и решил, вследствие полученного им приглашения, переселиться в монастырь Секуль, находившийся в пределах Молдовлахии, в недалеком расстоянии от Драгомирны. Он прибыл в Секуль 14 октября 1775 года, после двенадцатилетнего пребывания в Драгомирне.

Жизнь Паисиева братства в Секуле была продолжением жизни в Драгомирне. Только здесь больше было внешней суеты. Монастырь был тесный, число братий возросло до трехсот человек, нужно было строить кельи и другие монастырские здания. Здесь впервые у старца возникла мысль об устройстве при монастыре школы для обучения греческому языку молодых монахов, которые могли бы потом помогать ему в исправлении ошибочных славянских переводов святоотеческих книг по греческим подлинникам. Однако эта мысль не получила осуществления, так как старец прожил в Секуле недолго, всего четыре года, и в 1779 году, по настоянию митрополита, переместился в соседний большой монастырь Нямец, сохранив за собою управление и Секульским монастырем.

С переселением старца в Нямец начался последний, самый трудный и вместе с тем самый славный, широкий и плодотворный период его старчества, продолжавшийся пятнадцать лет, до его кончины в 1794 году. Этот период его старчества характеризуется огромным ростом Паисиева братства: в одном Нямце было до семисот братий, а вместе с Секулем до тысячи. Литературная деятельность старца приняла здесь особенно широкий и организованный характер: около него сформировалась специально подготовленная целая школа справщиков, переводчиков и переписчиков святоотеческих подвижнических книг, которые из Нямца распространялись широко по всей России. Имя старца и слава его монастыря понеслись далеко по русским обителям и по всем кругам русского общества. Связи старца, его переписка и влияние чрезвычайно возросли…

Возвращаясь к литературным занятиям старца в этот период, нужно сказать о том, что он собрал большую рукописную и книжную святоотеческую библиотеку, заключавшую в себе книги на многих языках. Он перевел с греческого языка «Добротолюбие» и подвижнические слова святого Исаака Сирина. Из числа братий он подготовил себе помощников в своих литературных трудах и посылал их для усовершенствования в Бухарестскую академию. Делались переводы книг и с латинского языка.

Ввиду поступавших отовсюду, особенно из России, требований на переводимые старцем книги, пришлось образовать многочисленный штат переписчиков. В обители кипела оживленная литературная работа, развивая вкус к духовному чтению, составлялись сборники избранных мест из святоотеческих писаний. На обители явилась печать особой книжности и научности, монастырь стал центром духовно-аскетического просвещения…

У старца завязались обширные связи и переписка. К нему обращались за советами и наставлениями. Сохранились его письма к молдовлахийским инокам о монашеской жизни, к одному священнику об унии. Он имел сношения с митрополитом Петербургским Гавриилом (Петровым) и посылал ему книги. Он переписывался с настоятелями и иноками Софрониевой пустыни на юге России, московского Новоспасского монастыря, Николо-Пешношской обители и других монастырей на севере, с настоятельницей Арзамасской женской общины. К нему обращались за разъяснением недоумений относительно старообрядчества. Его ученики становились старцами и настоятелями многих монастырей в России, внося повсюду подъем и оживление монашеского делания в духе внутреннего подвига по заветам и преданию старца Паисия. В течение целого столетия, до самой революции, чувствовался в русских монастырях тот огромный духовный вклад, какой внес в них старец Паисий.

Последние годы жизни старца проходили незаметно в разнообразных трудах и заботах. Ему в 1778 году пришлось пережить тревоги и опасности второй войны между Россией и Турцией. В это время прибывший в Молдавию архиепископ Словенский и Полтавский Амвросий посетил Нямец и в 1790 году возвел старца Паисия в сан архимандрита. После этого старец прожил еще четыре года и тихо скончался 15 ноября 1794 года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.