МУНИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МУНИ

наст. имя и фам. Самуил Викторович Киссин;

24.10(5.11).1885 – 22.3(4.4).1916

Поэт, драматург, литературный критик. Публикации в журнале «Перевал», газетах «Литературно-художественная неделя» и др. Пьеса «Месть негра» (опубл. в 1989). Друг В. Ходасевича. Покончил с собой.

«Муни, клокастый, с густыми бровями, отчаянно впяливал широкополую шляпу, ломая поля, и запахивался в черный плащ, обвисающий, точно с коня гробовая попона, с громадною трубкой в зубах, с крючковатою палкой, способной и камень разбить, пятя вверх бородищу, нас вел на бульвар, как пастух свое стадо; порою он сметывал шляпу, став, как пораженный громами небесными; и, угрожая рукой небесам, он под небо бросал свои мрачные истины; все проходящие – вздрагивали, когда он извещал, например, что висящее небо над нами есть бездна, подобная гробу; в ней жизнь невозможна; просил он стихии скорей занавесить ее облаками и нас облить ливнем (прохожие радовались: ясен день); Муни ж, плащ перекинувши, вел нас вперед по Тверскому бульвару невозмутимо, как будто он рта не растискивал» (Андрей Белый. Между двух революций).

«Муни был высокий, с огромной черной бородой, вид имел библейский. Он состоял на юридическом факультете и писал хорошие стихи, которые, впрочем, при жизни не печатал…Муни был человек трагический. Его ум не щадил ничего. Роман „Алтарь победы“ Валерия Яковлевича [Брюсова. – Сост.] он назвал „Гром победы“. Задумался над „Петербургом“ Белого и сказал, что это книга „великого ужаса“…Муни подумал и добавил: „Книга великого ужаса не столько для нас, сколько для Белого“…Муни погубил его ум, выжигавший все вокруг, как серная кислота. В начале войны он отправился в Сибирь на какую-то канцелярскую должность. Он мог просидеть там спокойно до конца событий, но ему показалось скучным быть вдали, и он попросился на фронт. Его перевели в Минск. Там он неожиданно застрелился» (К. Локс. Повесть об одном десятилетии).

«В сущности, ничего не сделал в литературе. Но… он всем своим обликом выражает нечто глубоко характерное для того времени, в котором прошла его недолгая жизнь. Его знала вся Москва конца девятисотых и начала девятьсот десятых годов.

…Муни не был ленив. Но он не умел работать. Человек замечательных способностей, интуиции порой необычайной, он обладал к тому же огромным количеством познаний. Но сосредоточиться, ограничить себя не мог. Всякая работа вскоре отпугивала его: открывались неодолимые сложности и трудности. О чем бы дело ни шло, – перед Муни возникал образ какого-то недостижимого совершенства, – и у него опускались руки. Оказывалось, чего ни коснись – за все надобно было браться чуть не с пеленок, а теперь время уже упущено.

Писал он стихи, рассказы, драматические вещи. В сущности, ничто ни разу не было доведено до конца: либо он просто бросал, либо не дорабатывал в смысле качества. Все, что он писал, было хуже, чем он мог написать. Разумеется, он всегда был полон проектов, замыслов, планов. Шутя над собой, говорил, что у него, как у Козьмы Пруткова, главнейшие произведения хранятся в кожаном портфеле с надписью: „Из неоконченного“.

В литературных оценках он был суров безгранично и почти открыто презирал все, что не было вполне гениально. При таких взглядах он имел несчастье быть до конца правдивым, – во всем, что касалось литературы. Будучи в душе мягок и добр, он старался скрывать свои мнения вовсе, но уж ежели приходилось, – он высказывал без прикрас. В литературном мире он был неприятен и неудобен. На авторских чтениях в кругу друзей, когда хочется выслушивать одни комплименты, хотя бы предательские, он иногда умудрялся испортить весь вечер, начавшийся так приятно. Его старались не приглашать, потому что боялись и не любили: все, от маленьких литературных мальчиков до мужей прославленных и увенчанных. Кажется, кроме меня, только Б. К. Зайцев да покойный С. С. Голоушев (Сергей Глаголь) умели к нему подойти с любовью. А он в ней так нуждался» (В. Ходасевич. Некрополь).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.