МАККАВЕЙСКИЙ Владимир Николаевич

МАККАВЕЙСКИЙ Владимир Николаевич

1853, по другим сведениям 1891–1920

Поэт, переводчик. Публикации в альманахе «Аргонавты» (Киев, 1914), в сборнике «Гермес» (Киев, 1919). Стихотворный сборник «Стилос Александрии» (1918).

«Владимир Маккавейский, сын киевского профессора, был значительно моложе Лившица. Высокого роста, с огромным лбом, он очень походил на Бодлэра. Изысканно одетый, с самыми утонченными, даже несколько старомодными манерами, Маккавейский любил играть в дэнди. Дома он сидел в комнате, заставленной шкафами с книгами, в куртке „а-ля Бодлэр“, которая очень шла к нему, и писал стихи в толстой тетради своим вычурным, необычайным почерком. Редко можно было встретить человека столь разносторонне одаренного, как В. Маккавейский. На филологическом факультете он считался самым блестящим студентом, будущей знаменитостью. Его работа – „Тип сверхчеловека в мировой литературе“ – была награждена золотой медалью. Он в совершенстве владел четырьмя языками и столько же хорошо знал греческий и латинский. Эрудиция Маккавейского была огромна; он был прекрасным графиком. Поступив после окончания университета в артиллерийское училище, он стал прекрасным артиллеристом. Казалось невероятным: Маккавейский – артиллерист, но и к математике у него были необыкновенные способности, он сделал даже какое-то открытие в области баллистики и очень увлекался ею во время своей недолгой военной карьеры. Докладчиком, лектором и собеседником Маккавейский был неподражаемым. Короче – все в Киеве знали Маккавейского, его стихи, его лекции по вопросам искусства. Лишь две вещи являлись недоступными для Маккавейского: испытывать простые человеческие чувства и держать что-либо в секрете. Несмотря на свою молодость, он был взрослым, гораздо старше своих лет, без возраста. Он считал излишним всякую „душевность“ и, вероятно, ничуть не изменил своего тона и голоса, если б на него обрушился мир. Впрочем, мир тогда рушился, а В. Маккавейский, так же изысканно одетый, с большим кожаным портфелем, с тростью, в модных желтых замшевых перчатках, ходил по улицам революционного Киева и думал о своем: „Я создан для книги и напишу много книг“, – говорил он.

Как-то в Киеве, в центре, в Липках, происходило очередное сражение. Пехотные юнкера стреляли из винтовок со стороны Мариинского парка, а гайдамаки наступали снизу по Александровской. Около парка у юнкеров бесполезно стояла пушка, из которой никто не стрелял: юнкерам приходилось плохо. В это время, не обращая внимания на выстрелы и всюду летавшие пули, проходил Маккавейский.

– Почему вы не стреляете из пушки? – обратился он к юнкерам. Юнкера с досадой ответили, что никто из них не умеет обращаться с пушкой.

– Я умею стрелять из пушки! – воскликнул Маккавейский. Он снял пальто, перчатки и котелок, передал ближайшему из юнкеров свой портфель и принялся за дело, указывая юнкерам, как помогать ему. Гайдамаки были отбиты.

– Теперь мне нужно идти дальше, в типографию, где печатается „Гермес“, литературный сборник под моей редакцией, – сказал он и ушел, совершенно безразличный к выражениям благодарности, к вопросам, кто он и почему так хорошо умеет обращаться с пушкой?» (Ю. Терапиано. Встречи).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.