12
12
В таврических степях весна была в полном разгаре. Черниговка утопала в грязи. С трудом выползая из нее на взлетную полосу, летчики продолжали упорно тренироваться. Полк ожидал передислокации на фронт.
Советские войска захватили плацдарм на правом берегу Днепра, на картах появилось Тираспольское направление. Ветераны горели желанием вернуться на аэродромы Молдавии и в боях над Днестром отомстить врагу за трагические дни июня сорок первого.
Покрышкина неожиданно вызвали в ставку Главного маршала авиации под Ровно. Вылетел туда он в паре с Голубевым. Добирались с посадкой в Ново-Николаевке – пережидали плохую погоду. Наконец добрались до Ровно. Было сыро, шел мокрый снег. Перед ними совершил посадку транспортный самолет из Москвы, в котором прилетели врачи, сотрудники госбезопасности.
Покрышкин сразу заметил, что на аэродроме все были чем-то тревожно возбуждены, озабочены, у многих на лицах нескрываемая печаль.
Вскоре все прояснилось. В этот день в перестрелке с бандеровцами был тяжело ранен командующий фронтом генерал армии Ватутин. В штабе все ходили на головах, на все вопросы был один ответ: «Устраивайтесь ночевать, завтра поговорим».
На следующий день его принял Новиков.
– Знаешь, зачем вызвали? – сразу спросил Главный маршал. Выглядел он неважно: лицо серое, уставшее.
– Нет.
– Назначаем тебя командиром авиаполка, который находится в резерве штаба. Вместо погибшего Льва Шестакова.
«На этот раз не выкрутиться», – подумал с тоской Покрышкин.
– Очень не хочется уходить из своего полка, товарищ Главный маршал.
– Я знаю.
– Тогда разрешите перевод в этот полк нескольких летчиков, с которыми я много воевал.
– Нет, не могу.
– Это – мои воспитанники, товарищи. Будут мне опорой на новом месте.
– Разрешаю взять только ведомого.
– Без них не могу согласиться. Прошу отпустить в мой полк.
Главный маршал посмотрел на Александра, потом безнадежно махнул рукой, что означало: «Возвращайся, что с тебя возьмешь, черта упрямого».
Опасаясь, что он передумает, Покрышкин поспешно козырнул и вышел из кабинета. «Неужели выкрутился, – звенело в голове. – Если до аэродрома не задержат, значит, пронесло».
На аэродроме к нему кинулся Голубев.
– Георгий, бежим скорей, – бросил на ходу Покрышкин, направляясь к своему самолету.
– Домой?
– Да.
– Отлично!
«Нам бы только до Ново-Николаевки долететь, а там заправимся. Впрочем, с нашими бачками топлива хватит до самого дома», – прикидывал Александр, запуская двигатель.
Домой добрались без приключений. Но ждала уже телеграмма из Москвы: «Самолеты готовы. Срочно забирайте. Лавочкин».
Опять был поезд до Москвы, только ехал на этот раз он с Голубевым, потом полет в Горький на «Ут-2», вынужденная аварийная посадка на берегу реки. Покрышкин остался целым и невредимым только благодаря своей реакции и опыту боевого летчика. Потом было знакомство с семьей знаменитого русского летчика Нестерова, получение новых самолетов и возвращение на них в Черниговку. Много разных событий…
Едва Покрышкин спрыгнул с крыла самолета на землю, как увидел, что навстречу бежит всегда спокойный и невозмутимый начстрой полка лейтенант Павленко с какой-то бумагой в руке.
– Вам телеграмма, товарищ гвардии подполковник, – закричал он издали, размахивая сложенной вдвое бумагой.
Покрышкин неторопливо взял телеграмму и стал ее разворачивать.
– Вас назначают командиром дивизии! – не удержался и выпалил лейтенант.
«Как быть? Отказаться и на этот раз? – задумался Александр. – Ведь если стану командиром дивизии, часто летать на боевые задания не смогу. А так хочется сбивать и сбивать этих гадов. Так, а кто подписал телеграмму? Ого! Главный маршал авиации. Эге, брат, это уже не предложение, это приказ. А приказы в армии выполняются беспрекословно. Вот так!»
Он поднял голову, посмотрел на Голубева с Павленко, улыбнулся своей широкой покрышкинской улыбкой и коротко бросил:
– Ну чего застыли, как столбы! Будем жить!
– Ура-а-а! – закричал как оглашенный Павленко, и понесся в штаб. Его просто распирало от радости и от удовольствия, что он первым узнал и теперь оповестит всех об этой сногсшибательной новости…
Они лежали, крепко прижавшись друг к другу, и хозяйская кровать не казалась им жесткой и неудобной, какой была на самом деле.
– Я чувствую, это девочка! – шепотом в который раз уверяла она. Ей страшно хотелось ему угодить. – И будет вся в тебя!
– В крайнем случае согласен и на парня. И пусть будет похож на тебя! – думая совсем о другом, прошептал он.
Час назад он беседовал со своим бывшим комдивом полковником Дзусовым, назначенным командиром авиационного корпуса на Белорусском фронте. Начальник штаба его 9-й гвардейской дивизии, полковник Абрамович, развернул карту и показал прифронтовые аэродромы, на которые через два дня должна перелетать дивизия.
– Справишься с перебазировкой? – спросил Дзусов.
– Если надо – постараюсь, – ответил Покрышкин.
…Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и, целуя ее, Александр не мог не думать о предстоящей передислокации дивизии. Но сейчас его больше волновала ее судьба, и он мучительно соображал: что же делать? Возить жену с собой на фронте было в его понимании безнравственно, ведь он осуждал за подобное поведение других.
– …Я должна теперь спать за двоих, – меж тем шептала она, выговаривая слова с так нравившимся ему мягким украинским акцентом. – Знаешь, по ночам мне часто кажется, что наступит утро и все кончится. И бомбежки, и кровь, и смерть. Скоро будет четыре года – ведь не может же она продолжаться вечно?.. Представляешь: утро, всходит солнышко, а войны нет, совсем нет…
– Завтра я пойду к майору! – неожиданно произнес он и, высвободив руку из-под ее головы, попытался подняться: – Я с ним поговорю! Пусть тебя отправят в Новосибирск, домой, к моей матери. Завтра же!
– Да ты что? – привстав, она поймала его за руку и с силой притянула к себе. – Ложись… Что скажет майор. Только перевелась, теперь поеду домой?
– Нет, нет, завтра же к нему пойду!
– Тише, а то хозяйка услышит! – она прижалась лицо к его щеке и после небольшой паузы, вздохнув, прошептала: – Я все сделаю сама!
Растроганный, он откинул полу шинели и рывком привлек ее к себе.
– Тихо! – она испуганно уперлась кулачками ему в грудь. – Ты раздавишь нас! Глупыш ты мой!.. Нет, это твое счастье, что ты меня встретил. Со мной не пропадешь!
Она смеялась задорно и беззаботно, но Александру было совсем не до смеха.
– Слушай, ты должна пойти к майору завтра же, с утра!
– С утра?.. Да ты что?
– Я тебя провожу! Объяснишь ему и скажи, что тебе плохо, что ты больше не можешь.
– Но это же неправда.
– Я прошу тебя!.. Как ты будешь?.. Ты должна уехать! Ты пойми, завтра могут начаться бои!
– Бои? – она вмиг насторожилась, очевидно, все поняв. – Нет, это правда?
– Да. Послезавтра дивизия вылетает на фронтовые аэродромы.
Некоторое время она лежала молча. По ее дыханию – такому знакомому – он чувствовал, что она взволнована.
– Что ж… от боев не бегают. Да и не убежишь… Все равно, пока меня комиссуют и будет приказ по дивизии, пройдет несколько дней. Хорошо, я пойду к майору завтра же. Решено?
– Да. И не волнуйся, все оформим в один день.
– Думаешь, мне легко к нему идти? – вдруг прошептала она. – Стыдно ведь! Все остаются на фронте, а я в тыл к спокойной жизни… Опять начнется это ожидание, когда от тебя ни строчки и каждый день ждешь сообщения по радио… И думаешь – а вдруг погиб…
Всхлипнув, она отвернулась и, уткнув лицо в рукав шинели, вся сотрясаясь, беззвучно заплакала. Он крепко обнял ее и молча целовал ее губы, лоб, соленые от слез глаза…
На следующий вечер на станции Верхний Токмак он посадил Марию в поезд и долго стоял на перроне вокзала у окна вагона, до боли вглядываясь в родное лицо. Мысленно он видел ее уже в Новосибирске, в домике над Каменкой, там, где прошло его босоногое детство.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.