14
14
Первым приказ о предстоящем переводе в двадцатых числах декабря получил БАО. К вечеру Мария валилась с ног от усталости, но когда она добралась до своей кровати в комнате дежурной медсестры, сон, несмотря на усталость, куда-то исчез. Она встала и подошла к окну. Ночь была прохладная и ясная. Над вершинами гор ярко сияли звезды. Леса и кустарники на пологих склонах серебрились в призрачном свете луны. С моря тянуло прохладой.
В соседней комнате окно Таисии было закрыто, свет не горел. Мария поежилась, прошла обратно, забралась в постель, свернулась калачиком и укрылась шинелью. Она еще не уснула, витала где-то на краю сна и при первом же шорохе снаружи широко раскрыла глаза. Она не удивилась, лишь напрягла слух. Вокруг было тихо, но она чувствовала, что снаружи кто-то есть.
И точно. Невидимая рука тихо открыла окно и раздвинула занавески. Не издав ни звука, гость бесшумно проскользнул внутрь. Мария села на кровати, повыше натянула шинель, а он в это время обернулся, чтобы закрыть за собой окно. С тихим шорохом оно закрылось. Гость замер, прислушиваясь. По силуэту на фоне окна она уже узнала его.
– Все в порядке, товарищ капитан. Я не сплю. Не очень ли рискованную фигуру высшего пилотажа вы решили исполнить?
Он подошел прямо к кровати. По голому дощатому полу Саша двигался на удивление тихо.
– По-моему, я попал, куда надо.
– С чего вы это взяли, товарищ капитан, что вы имеете право проникать сюда ночью, да еще через окно?
– Ну, раз уж мы заговорили о правах… – сказал Саша, присев на кровать и сграбастав Марию в свои медвежьи объятия. Она тихо засмеялась.
– Нет, все-таки объясните, – шутя потребовала она, освобождаясь. – Что вы тут делаете?
– Ты, как женщина, не с того начинаешь, – возразил Александр. – Сначала расспрашивать буду я. Прежде всего, это правда, что вы получили приказ о передислокации?
– Тише, в соседней комнате спит Тая.
– Знаю. Я заглядывал к ней в окно. Она крепко спит.
– Ты предусмотрителен. Да, приказ получен. На утро уже назначена погрузка.
Он что-то положил перед ней, завернутое в бумагу.
– Что это?
– А ты разверни и посмотри.
Она послушно развернула сверток. Перед ней лежал крепдешиновый отрез.
– Где ты его взял, Саша?
– Бери, бери, это тебе мой подарок. Вчера ездил в Баку.
Она обняла его и крепко поцеловала.
– Какая прелесть. Спасибо тебе, дорогой. Что я буду делать без тебя? Я так тебя люблю…
Он издал неопределенный звук, каким мужья считают нужным отвечать на подобные признания, потом достал из кожаной куртки, которую повесил на стул, папиросы, прикурил и прилег рядом с ней на кровать.
– Вот так. Умещаемся? Нет, убери с меня шинель, укройся сама, мне не холодно.
Он крепко обнял ее, а она уткнулась в его плечо, ощутив щекой грубое сукно гимнастерки.
Потом он стал рассказывать, как прибыл в Баку, целый день ходил по улицам, осматривал город, купил себе брюки, бельишко и этот отрез. Так как поезд на Манас отправлялся поздно, он прямо со свертками пошел в театр на представление оперы «Кармен». Еще подростком он слушал ее в Новосибирске в исполнении самодеятельных певцов, а теперь представилась возможность послушать профессиональных артистов. И не пожалел, что пошел – тореадор и Кармен пели великолепно. Он затянулся, послышалось тихое шипение табака, робкий огонек папиросы светился во тьме.
– Если честно, – неожиданно заговорила Мария, повернув лицо вверх, – то мне теперь совершенно все равно, что происходит вокруг. Главное, что есть ты. Как бы мне хотелось оставаться все время с тобой. Где бы мы ни стояли, я хочу быть рядом…
– Потерпи немного, дорогая. Я уверен, что скоро мы будем вместе. На время расстанемся, пока мы будем переучиваться, потом фронт. Как только все утрясется, я постараюсь перевести тебя в наш БАО. Не расстраивайся…
– Договорились. И не надо меня успокаивать, я просто очень рада, что ты пришел. – Она потерлась щекой о его плечо и тут же встрепенулась: – Тс-с, помолчи, по-моему, Тая проснулась. – Из-за стены послышался слабый скрип кровати. Видимо, Тая заворочалась во сне. Они застыли, прижавшись друг к другу. Спустя минуту снова стало тихо.
Они заговорили о будущем, как они будут счастливо жить после войны. Только бы поскорее она кончилась.
– Мне пора, – тихо сказал Саша и сел.
– Пожалуй, пора. Ох, Саша, как без тебя холодно!
– Ну что ты, милая… Укройся одеялом и постарайся уснуть.
– Ни капли не хочу спать. Я тебя провожу.
Она спустила ноги с кровати и накинула на себя шинель. Александр надел сапоги и накинул куртку.
Мария тихонько поцеловала его в шею.
– До чего же ты ловок. Думаешь, и в общежитие тебе удастся проникнуть незамеченным?
– Попытаюсь. В крайнем случае, скажу часовому, что помогал на аэродроме механикам.
Она бесшумно раскрыла окно. В комнату хлынул прохладный рассветный воздух, небо за ночь затянуло, звезды исчезли. С моря дул ветер.
– Ветер мне на пользу, – тихо сказал он. – Никто меня не услышит. – Он крепко поцеловал ее. – Твоя репутация на время спасена, родная моя недотрога!
Он выбрался наружу и повернулся к ней, чтобы поцеловать в последний раз. И тут она неожиданно с силой схватила его за отвороты куртки и притянула к себе:
– Ты ведь не забудешь там, на фронте, забывчивым не будешь и сердце не остудишь?! Скажи?!
– О чем ты?
– Нет, обещай! Ты должен обещать! Скажи, не будешь?.. Ну скажи, не будешь?..
– Да что с тобой сегодня, Мария?
– Не знаю, но прошу тебя, будь осторожен и почаще пиши. – Она как будто немного успокоилась. – Номер моей полевой почты не забыл?
– Конечно. Не волнуйся, буду осторожен. Кстати, осторожных чаще всего и сбивают. Но все равно. Не волнуйся, меня не так просто сбить. А теперь ложись и спи. Мне в самом деле пора идти. Я постараюсь освободиться и прийти утром, помогу вам собираться. Так что до скорого.
Он исчез так же внезапно, как и появился. Какое-то мгновение ей казалось, что сквозь шорох ветвей слышатся его шаги, затем и они стихли.
Утром, как и обещал, Саша опять пришел в санчасть и стал помогать грузить имущество. Потом ненадолго исчез – сбегал в столовую – и вернулся, держа в руках свернутый лист бумаги.
– Мария, вот, возьми обо мне на память, – сказал он и протянул ей свернутый в рулон лист. – Здесь мой портрет, один наш парень нарисовал. Только одно условие. – Он улыбнулся: – Если меня разлюбишь, отправь портрет моей матери. Адрес у тебя есть.
– Как тебе не стыдно! – Из глаз у нее брызнули слезы. – Разве я…
– Ладно, ладно, не расстраивайся, – грубовато перебил он. – Не будем загадывать, на войне все может случиться. Но не думай, к тебе это не относится. – Он крепко ее обнял и поцеловал: – Прости, это я так…
– Не буду говорить красивые слова. – Мария шмыгнула носом, вытерла глаза. – Только напрасно ты мне такие условия ставишь… Ладно, время нас рассудит… Прилетишь и сам убедишься, какая я была без тебя. Люди тоже скажут…
– Ну все, пора садиться! – Он легко поднял ее и помог забраться в кузов машины.
Мария не знала тогда, как сложится ее жизнь, но в одном она твердо была уверена – мужа она себе выбрала раз и навсегда. Чуть больше года пройдет, – она приедет рожать в Новосибирск и торжественно вручит матери Александра портрет ее сына. Они поместят его в столовой, и когда Мария будет спрашивать у пятимесячной дочери, которая родится там же, в Новосибирске, где ее папа, ребенок будет поворачивать головку в сторону отцовского портрета.
Сборы, наконец, закончились, прозвучала команда: «По машинам!», и колонна тронулась.
Саша, словно не в силах расстаться с любимой, шел рядом с кузовом полуторки и, улыбаясь, говорил сидевшей вместе с девчатами на пожитках Марии какие-то напутственные слова. Она смотрела на него и ничего не слышала, думая только об одном: «Будь живой, останься живой, слышишь, умоляю тебя!»
Машина прибавила скорость, и он остановился. Фигура его в кожаном реглане делалась все меньше и меньше, скоро она совсем потерялась из вида. «Боже, как же я буду жить без него?»
С того дня тревога и опасения, что он может погибнуть, надолго поселились в ее душе. Этому в немалой степени способствовали и почтовые неурядицы. За короткий срок у ее БАО трижды сменился номер полевой почты.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.