— 1966 год, не только о футболе -
— 1966 год, не только о футболе -
Если я скажу, что в Тбилиси болельщиков футбола много — это будет ложью, если добавлю, что очень много, невероятное количество, то и это будет неправдой — в Тбилиси футболом болеют все — дети, женщины, военнослужащие, врачи скорой помощи, разносчики овощей, жители города всех возрастов и специальностей. Глухие и немые, увечные и просто больные, которые в минуты футбольного матча, выздоравливают, встают на ноги, может быть, даже прозревают. Я тоже заразился высшей формой этой неизлечимой болезни именно в Тбилиси. И стал "болеть", — не надо особенно напрягаться, чтобы понять, за кого, — конечно, за тбилисское "Динамо", а динамовская форма — белая с голубым до сих пор является для меня эталоном красоты в спортивной одежде. Справедливости ради надо сказать, что за эту команду я начал болеть еще в Минске, — тбилисское "Динамо" и ЦСКА (до ЦСКА — ВВС) — вот мои кумиры тех лет. Я тогда еще не подозревал о таком повороте судьбы, но "детская болезнь" приняла тогда легкую форму, не сопровождающуюся повышением температуры или давления. Видимо, уже тогда судьба начала меня готовить к будущей перемене места жительства именно с этой стороны, так что футбольная мания не обрушилась на меня внезапно, не подорвала мои силы, приняла хроническую форму и в таком виде сохранилась до времен "перестройки".
Ну, а в нашем институте футбольные дни рушили весь распорядок дня, который подчинялся этому моровому поветрию. Если научный сотрудник не мог в коллективном обсуждении предыдущего матча вспомнить, например, с какой ноги Месхи сделал пас на угол "штрафной" в середине второго тайма, он считался неполноценным. В институте не было принято курить на лестничных площадках, курили очень мало, единицы, чаще в саду внутреннего дворика или на улице, так что обсуждение футбола было главным моментом общего сбора, вместо обычных академических "перекуров". Футбольные теоретики на лестничных площадках вещали о новинках построения команды в ведущих футбольных странах, среди которых законодателями мод слыли бразильцы, блестяще применившие на чемпионате мира в Швеции новую тактическую систему "4 + 2 + 4", вытеснившую примитивный "дубль вэ" и получившую название "бразильской". Среди наших знатоков считалось, что победителем станет команда, успешно применяющая систему "катеначчо", изобретение известного итальянского тренера Эленио Эрреры, под руководством которого миланский "Интер" стал 6-ти кратным чемпионом страны и обладателем Кубка европейских чемпионов в 1964 году.
Так что мы основательно готовились к началу чемпионата мира по футболу 1966 года в Англии, к самым главным баталиям на футбольных полях, которых болельщики всего мира ожидают каждые четыре года.
Хотя в этом году в Тбилиси открывался метрополитен и город готовился отметить осенью совершенно исключительную для Грузии дату — "Празднование 800-летия со дня рождения Шота Руставели", чемпионат мира по футболу был превыше всего. Мне надо было еще обеспечить просмотр всех предстоящих матчей, то есть достать телевизор. Конечно, я мог бы посмотреть это праздничное зрелище у знакомых, что я в конечном итоге и сделал, почти переселившись на время чемпионата к Алику Гачечиладзе, но престиж болельщика-профессионала требовал индивидуального просмотра на личном ТВ-приемнике. Тратить деньги, которых было не так уж и много, на покупку "ящика" мне даже не пришло в голову. Да и дорогие они были по тем нашим представлениям, что-то около 250 рублей. Я уже был руководителем группы, получал 160 "ре" в месяц, на ставке старшего инженера, спущенной в институт из фондов "Средмаша" (Министерство среднего машиностроения), что казалось "пределом мечтаний" и было моим "потолком" до защиты диссертации, но потратить такую сумму из семейного бюджета мне казалось преступлением. (Средняя зарплата рабочих и служащих в СССР, по сведениям Госкомстата, только к 1970 г. составила 122 руб.).
Можно сопоставить с моим окладом, для справки, цены того времени, которые практически не менялись с 1961 года, когда денежная реформа и введение новых денежных знаков, в соотношении 1 к 10-ти, поколебали мою уверенность в скором достижении "светлого будущего". Я хорошо помню, как пошел после этой реформы на "Колхозный" базар и был искренне удивлен стабильности цен на фрукты, которые и за день до реформы и после нее стоили тот же "эрты манэты" (один рубль — груз.)
В государственной торговле мясо с 1961 года неизменно стоило 2 рубля за килограмм, сливочное масло — 3,5–3,6 рублей за кг, вареная колбаса —2,2–2,9 руб, буханка черного хлеба — 18–20 копеек, батон белого хлеба (300–400 г) — от 13 до 25 копеек, литр молока — 30 копеек, сахар-рафинад — 1,04 руб за кг, яйца — 9 коп за штуку. Кур, как правило, не было в свободной магазинной продаже, а если они и появлялись, то почему-то всегда были тощие, голубоватые с фиолетовыми печатями на боках. Но в большинстве районов страны, а в Тбилиси почти все годы, мясо, масло, рыбу, овощи, фрукты и многое другое можно было приобрести лишь на колхозных рынках, где цены превышали государственные в два раза и более.
Но меня интересовали тогда не продукты питания, а телевизор.
Как посмотреть весь этот чемпионат, я решил самым простым образом.
В институт поступили телевизионные трубки для экспериментальных установок разного назначения. Получив необходимые консультации у институтских радиоинженеров, взяв "напрокат" в институтском складе трубку с экраном приличного размера (кажется, что-то около 30 см по диагонали), я за пару недель, в "свободное время" на работе, собрал и настроил хороший во всех смыслах телевизионный приемник. Даже облек его в черную эбонитовую коробку, что стало ТВ-модой ведущих мировых фирм через тридцать лет.
Я основательно подготовился к этому пиршеству, празднику жизни и с другой стороны: дочку, которая необычайно радовалась телевизору, я отправил заблаговременно к бабушке в Минск, откуда они уехали в "летнюю столицу" Литвы — Друскеники (сегодня Друскининкай). Иза уехала с театром на летние гастроли. Ничто не могло помешать предстоящему празднику. Лето было очень жаркое, в отдельные дни температура поднималась до 40 в тени, но мы с Аликом Гачечиладзе заваривали на двоих чайник кофе, мороженое можно было купить без ограничения в соседнем ларьке около подъезда его нового дома, точнее дома его жены Додо, жизнь была прекрасна. Поздно вечером я уезжал к себе домой в Дигоми досматривать ночные трансляции, часто засыпая у включенного телевизора от изнеможения.
Не помню больше ни одного такого "футбольного" года, когда так удачно сложилась бы пестрая и разношерстная во многих компонентах, как цыганское одеяло, команда сборной СССР. Мы так разгорчились в предварительных играх, что стали даже надеяться на чудо — попадание в финал чемпионата. Но сначала нас охладила "железная" сборная Германии, которая еще раз показала, что "порядок бьет класс, и преградила нам дорогу. Была и последняя надежда на "бронзу", исчезнувшая, как только мы на наших "голубых экранах" увидели летящую над полем Уэмбли "черную пантеру" — Эйсебио.
И все же воспоминания о блистательных играх того чемпионата не меркнут до сих пор, а футбольные успехи наших команд, по-моему, тускнеют год от года. Болельщику со стажем либо остается смотреть хорошо поставленные спектакли английской "премьер-лиги", либо изнурительную борьбу за выживание в итальянском "кальчио". Радует, впрочем, игра многих испанских команд. А что до игр виртуозов футбола в Южной Америке, то они, к сожалению, трудны для просмотра, идут в неудобное время, да и протекают тамошние чемпионаты как-то вне поля интересов европейского футбольного болельщика.
Яркий, комбинационный, грузинский футбол вообще исчез, только отдельные его представители нет-нет и появляются в цветах европейских клубов. А жаль…
Футбольные страсти, разгоревшиеся в тот год, затушевали даже "брожение умов", связанное с процессом по "делу писателей Синявского и Даниеля", который был постоянной темой в коридорах нашего института. "Стукачи" если и были среди сотрудников, то их "труд" не был заметен, а в Тбилиси подвергался справедливому клеймению. Наш институт даже в свободомыслящем тбилисском окружении выделялся своим непреклонным стремлением к справедливому решению многих внутриполитических вопросов. Многие темы, которые в Москве обсуждались "на кухнях", здесь подвергались достаточно объективной критике на открытых семинарах. Нашими гостями часто бывали многие из политических оппонентов закостеневшей советской власти, среди которых выделялся участник теоретических семинаров, достаточно известный математик, Александр Сергеевич Вольпин-Есенин. Прикоснуться к сыну "самого Есенина", это было что-то вродн причащения. Он был организатором исторического "Митинга гласности" в Москве 5 декабря 1965 года на Пушкинской площади, требующего справедливого и открытого суда над писателями, Даниелем и Терцем. В хрониках диссидентского движения в СССР эта акция в Москве считается первой за время существования советской власти демонстрацией под правозащитными лозунгами.
Интересен тот факт, что митингующие держали плакаты с призывом "Уважайте Советскую Конституцию!" более всего раздражавшие власть. На митинге раздавали листовку, составленную Есениным-Вольпиным — "Гражданское обращение", где впервые были сформулированы принципы возможности и необходимости защищать права человека путем строгого следования советским законам. Это правило стало одной из основополагающих концепций правозащитного движения, но по опыту прошедших лет стало ясно, что результат выполнения этого принципа оказался "нулевой".
Материалы этого процесса, напечатанные с помощью пишущей машинки на папиросной бумаге, ходили из рук в руки по всем этажам нашего института целый год.
Прошло сорок лет с того 1966 года, и ничего в оставшейся от СССР стране не изменилось, кроме фамилий, протестующих против произвола властей — те же лозунги, те же формы, все более сужающееся пространство справедливости, отсутствие нормального судопроизводства и вранье, бесконечное вранье во всех средствах массовой информации, притупляющее ясность мышления в обществе, служащее только одному — сохранению статус-кво действующего режима.
А ведь тогда, после "переворота" в Политбюро и смещения Хрущева, вроде бы начались какие-то реформы, так называемые "косыгинские". И первые годы правления нового политбюро и обновленного ЦК партии оказались временем стихийно развивавшегося свободомыслия в гораздо больших масштабах, чем при Хрущеве, после ХХ сезда (Приложение), и всех тех "разоблачений".
Страной долго правил "триумвират" из Брежнева, Косыгина и Подгорного, каждый из которых размышлял, как ему свернуть шею остальным двум. (Иза, познакомившаяся где-то с дочерью Брежнева, как-то рассказала мне о разговоре между ними и как та радостно сообщила, что "мы наконец его сбросили", имея в виду отстранение Подгорного. Обыкновенные пауки в банке).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.