Те, кого не видят зрители
Те, кого не видят зрители
Театр делают не только актеры. Станиславский говорил, что театр начинается с вешалки. И это правда, но только для зрителей. А есть люди, которые создают театр, но зрители их не видят. Они ставят декорации, работают над светом, гримируют и одевают артистов, организуют весь спектакль и руководят его проведением. Все настроение, вся атмосфера театра зависит и от них тоже.
В труппу «Современника» приглашали актеров, в первую очередь учитывая их человеческие качества. Это же относилось и к работникам театра – с каждой билетершей, с каждой уборщицей сначала подолгу беседовали. И какие это были кадры, боже мой!
Я прошу прощения, что пишу не обо всех работниках «Современника». Рассказываю о тех, кто наиболее мне запомнился.
Когда нас взяли на договор в Художественный театр, проводить спектакли нам помогали рабочие сцены и монтировщики МХАТа. Но когда мы арендовали помещение в гостинице «Советская», к нам пришел первый рабочий сцены, и какой! Миша Секамов один ставил декорации на спектакль, к тому же занимался реквизитом и был совершенно незаменим – мастер на все руки, быстрый, все понимал с полуслова, никогда не повышал голоса. Иногда он нас подкармливал, поскольку работал еще и грузчиком в ресторане гостиницы. Он остался с нами на всю свою жизнь, но, к сожалению, рано умер. На память от него мне осталась кровать: он смастерил ее для моего почти двухметрового сына Вани, тогда такие большие кровати не продавались. Я до сих пор сплю на ней, в память о Мише.
Позже в постановочную часть пришел Миша Травин, прекрасный работник и удивительно деликатный человек. Он был рабочим сцены, потом ушел в армию, вернулся к нам и стал заведующим постановочной частью. В «Современнике» работала вся его семья: жена и сын.
А наш костюмер Галина Михайловна Бреслина! Она пришла к нам из МХАТа, интеллигентная женщина, фанат театра, у которой в цехах МХАТа работали все родственники. Ее ласковые руки помнят все наши старшие актеры, а ведь актрисы часто бывают капризны, нервничают перед выходом на сцену почти до истерики. А Галина Михайловна ободрит, зашьет все, что порвалось. Спокойная, уверенная, она сообщала эти качества и артистам. Галина Соколова написала о ней рассказ «Баллада о костюмере», который был опубликован в 1985 году в журнале «Театральная жизнь». Вот этот рассказ.
Баллада о костюмере
– Театр начинается с вешалки, – заметил великий Станиславский. Театр – да! А спектакль начинается не на сцене, а в гримуборных. На это я обратила внимание. Причем в женских гримуборных он всегда интересней, чем в мужских.
Актрисы перед выходом на сцену невест напоминают. Перед венцом.
– Локон не так! Челка не этак! Парик чудовищный… Ой, больно! Шпилька в мозг вошла…
Так актрисы на гримерах нерв свой срывают… Но у гримеров хоть оружие в руках есть – щипцы горячие, ножницы, те же шпильки. А иногда и на хитрость идут мастера женских головок.
– Сейчас попрошу не разговаривать. А то губы неровно подведу. Тут, конечно, любая замолчит. Под пытками губы не дрогнут. Глазами, правда, зыркают, но хоть молчат.
А вот когда актрисы начинают одеваться, тогда губы, ровно подведенные, у них освобождаются, языки развязываются. Закулисный спектакль набирает силу! Много, очень много интересного можно услышать, когда актрисы облачаются в театральные костюмы.
– Галина Михайловна, спектакль начинается! Вы когда-нибудь принесете мне юбку? – строго вопрошает актриса костюмершу.
– Она уже на вас, золотко! – деликатно отвечает та.
– Я и не заметила… Хотя какая это юбка! Это не юбка, а сплошное безобразие! Здесь морщит, там висит…
– Вы беженку играете, Лидочка, беженку!
– Ну и что? В хорошей юбке и бежать удобней.
Галина Михайловна не спорит. Ведь сейчас главное, чтобы актриса кофту не забыла надеть. И не отказалась.
– Боже мой! – стонет актриса, – Вы мне не мои туфли дали. Они мне жмут.
– Вы просто их перепутали, Лидочка. Правую елевой. Может, переобуемся?
– Не буду переобуваться! Плевать я на все хотела… Ой, Галина Михайловна, зачем вы нагнулись, я и сама могла бы… Но вообще-то я не хочу играть.
– Поднимите головку повыше. Я воротничок застегну. Актриса с удовольствием задирает головку. С потолка берет еще одну мысль.
– Я сегодня кошмарно выгляжу.
– Сегодня вы чудо, Лидочка.
– Галина Михайловна, оденьте меня! – кричат из соседней гримуборной.
Бежит Галина Михайловна, вбегает… Актриса уже одета. Говорит хорошо поставленным голосом, очень громко.
– Закройте дверь, чтобы нас не подслушивали.
Галина Михайловна плотно закрывает дверь.
– Я сегодня всю ночь не спала! – заявляет актриса.
«Ну и что же тут подслушивать?» – удивляется про себя, мысленно, Галина Михайловна.
– Вы ведь понимаете, о чем я? – актриса переходит на шепот.
– Понимаю, Ниночка, – шепчет в ответ Галина Михайловна, не понимая ровным счетом ничего.
– Что мне делать? – стонет Ниночка.
– Главное, не обращайте внимания!
– Вы так думаете? – с надеждой шепчет Ниночка.
– Конечно!
– А знаете, я так и сделаю.
– Галина Михайловна, оденьте меня! – раздается трагический крик из конца коридора.
– Слышите, зовет! – таинственно шепчет Ниночка, – сразу догадалась, что вы о ней говорите!
– Ах, вот в чем дело! – наконец соображает Галина Михайловна и бежит к той, о которой, оказывается, она только что говорила. У «той» тоже интересная новость.
– Галина Михайловна, я прожгла юбку.
– Чем?!
– Смешной вопрос. Сигаретой, конечно. Не слезами же горючими.
– Леночка, вы ведь хотели бросить курить.
– В нашем театре бросишь!
– Снимайте юбку, я заштопаю.
Актриса снимает юбку и начинает плакать горючими слезами.
– Ну-ну, успокойтесь! – ласково успокаивает Галина Михайловна. – Все обойдется.
– Правда?
– Уверена…
– Галина Михайловна!..
Бежит. Застает двух раздетых актрис. Именно они начинают спектакль. И именно они и не думают одеваться. Им некогда, они ссорятся.
– Когда я за тебя играла в прошлом году все роли, а ты снималась в кино, я же молчала! – заявляет одна.
– Ты лучше вспомни, сколько ты в позапрошлом году болела! – напоминает другая.
– А я и сейчас больна! Я и сейчас больная играю, второй месяц… Галина Михайловна, вызовите немедленно неотложку. Плохо мне… Сердце… Плохо…
– Вот хорошо-то, – радуется Галина Михайловна, – и себе заодно попрошу укольчик сделать.
– Нет. Не надо неотложку! – отменяет актриса приказ. – Подохну на сцене! Будете знать… Правда, до сцены я не дойду. Галина Михайловна, у вас есть валидол?
– Одна таблетка!
– Мне бы сейчас три заглотнуть. Но и за одну спасибо…
Галина Михайловна отдает последнюю таблетку, быстро одевает актрис, сообщая им при этом, что обе очень похудели.
– Нельзя так худеть, девочки! – врет она и не краснеет.
Обе актрисы краснеют от удовольствия. И Галина Михайловна бежит дальше. И снова слышит:
– Оденьте меня… Оденьте меня…
После спектакля актрисы идут по коридору размягченные, усталые и даже нежные.
– Галиночка Михайловна, как я устала! Если бы вы знали…
– A y меня ноги болят…
– A y меня сердце прошло…
– Мама Галя, есть газетка, цветы завернуть? Опять подарили!
– Галочка, а что ты такая бледная? Устала?
– Нет-нет, все в порядке.
И снова вечный зов.
– Галина Михайловна, разденьте меня… Разденьте меня… Разденьте меня…
Веселая и неунывающая Лиза Никитина, реквизитор, которая не только разыскивала вещи, по времени подходящие к спектаклям – какие-то керосинки, кофейники, чашки, бутылки, – она же подкармливала артистов, на гастролях варила пшенную кашу. Я как сейчас помню: на маленькой плиточке большая кастрюля, и все мужчины стоят вокруг нее с ложками, ожидая свою порцию.
В театре, как вы понимаете, невозможно обойтись без гримеров. У нас было два мастера очень высокого класса. Одна из них – женский мастер Валентина Логинова, которая могла сделать любой портретный грим, постоянно ходила в музеи, изучала картины той эпохи, к которой относится спектакль. Она жила в Новосибирске во время войны, туда были эвакуированы московские театры, и она влюбилась в театр и уже не могла без него жить. Она заслуженный работник культуры, преподавала в Вахтанговском училище, получила звание доцента.
Сейчас Валентина Логинова живет во Пскове, недавно готовила к конкурсу красоты участницу, получившую звание «Мисс Псков». Она автор пособия по гриму, пишет в псковскую газету заметки об актерах. Мы всегда очень дружили с гримерами и костюмерами, были одной семьей. Валечка с дочкой Мариной жили на рубль в день, Валя воспитывала дочку одна. Иногда девочка приходила по вечерам, сидела у нас в гримерке и тихонько рисовала. Я даже сочинила песенку о ней – «Колыбельную для мамы»:
Маму в кресло я сажаю,
«Отдохни-ка, – говорю, —
И послушай – почитаю».
Я читаю, вдруг смотрю:
Мама спит. Я спою:
«Баю-баюшки-баю».
Тише, куклы, не шумите,
Тише, двери, не скрипите.
Мама спит. Я пою:
«Баю-баюшки-баю».
Второй женский гример – Зиночка Жукова. Наши актрисы и ее уговорили стать мамой – чтобы был смысл в жизни. Она никогда об этом не жалела, хоть и воспитывала дочку одна.
Мужской гример Тамара Зимонина в начале войны пришла в Большой театр на спектакль «Князь Игорь», была потрясена до глубины души и навсегда осталась с театром, окончив театрально-техническое училище. Она гримировала Гафта, Табакова, Никулина, Щербакова и многих других.
Есть у нас замечательный звукорежиссер, Сергей Платонов. Звуковая часть всегда работает бесперебойно, кроме того, он принимает участие во всех общественных делах театра, в праздниках, елках, не жалея своего времени. Это настоящий человек театра. У него неординарная внешность – мне кажется, что он похож на Хемингуэя.
Был удивительный человек в нашем театре – слесарь-водопроводчик, Иван Иванович, пожилой, всегда улыбающийся человек с веселыми глазами, мастер – золотые руки.
Каждый год в «Современнике» отмечали День Победы. Собирались ветераны, открывали шампанское, люди рассказывали свои военные истории. Кавалер двух Орденов Славы Иван Иванович во время войны был разведчиком, и как-то раз он рассказал совершенно невероятную историю.
Однажды ему поручили создать отряд, с целью дальнейшей заброски в белорусские леса для организации партизанского движения. Половина десанта погибла – парашютисты повисли на деревьях, немцы обнаружили их и открыли стрельбу. Те, кто спаслись, притаились на земле, переждали сутки, а дальше Иван Иванович придумал, поскольку кругом были непроходимые болота, катиться до места назначения. И докатились, и организовали партизанский отряд!
Никогда не забуду, как он говорил мне: «Девушка, я жизнь люблю! Вино люблю, женщин люблю! Я живым в такой войне остался!»
У него был бурный роман с буфетчицей Любой, он даже отбил ее у мужа. Иногда в перерыве мы не могли найти ее и, заглянув «за кулисы» буфета, обнаруживали там Ивана Ивановича с Любушкой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.