Валентин Никулин

Валентин Никулин

Валентин Никулин был моим верным товарищем, мы очень дружили. Он был человеком интеллигентным, деликатным, образованным – до Школы-студии окончил юридический факультет МГУ, где учился вместе с М.С. Горбачевым. Но главное, за что я любила его, – это необыкновенная музыкальность. Он слышал музыку с детства, его мама была пианисткой. У него был абсолютный слух, он замечательно пел, хорошо знал поэзию.

Наши актеры всегда подтрунивали над ним, хотя, может быть, немного завидовали его популярности. Конечно, он выпивал и был несколько странен, но – талантлив, популярен и очень любил, когда его узнавали, восхищались им, и даже немножко подыгрывал. Я вспоминаю, что женщины аплодировали ему бесконечно.

У него не было своих детей, и когда я говорила: «Валюнь, пора!», он отвечал: «Посмотри на меня. Ты видишь, какой я некрасивый, какие у меня жуткие зубы? А вешу я всего сорок четыре килограмма – какие у меня будут дети?» Но зато Никулин воспитывал чужих детей: он трижды был женат на женщинах с детьми.

Чтобы представить, что такое Никулин, расскажу одну историю. Однажды мы с мужем пришли к Никулину послушать какие-то новые записи, у него был хороший студийный магнитофон. Он жил тогда в коммунальной квартире в старом доме на Басманной. Валя включил магнитофон на полную мощность, мы испугались: как же соседи? Он нас успокоил: «Здесь живут только глухонемые».

Его жена Анечка, второй режиссер на Мосфильме, очень симпатичная, с копной рыжих волос, сказала, что у них в доме нет ничего съедобного. Мы бросились вниз, в магазин, понимая, что он вот-вот закроется. Он таки закрылся, но дверь в магазине была стеклянная. Никулин достал журнал, где на обложке был его портрет в роли Смердякова, и приложил к стеклу. Его узнавали, он был тогда в большой славе. Набежали продавщицы, ахнули и открыли нам дверь. В то время фильмов выходило не очень много, но они были очень качественные, и люди узнавали артистов.

Очень полная продавщица из мясного отдела воскликнула: «Какой же ты худенький!» Он с гордостью ответил: «Сорок четыре килограмма». Она повела его куда-то в глубь магазина: «Идем, накормлю ветчинкой!»