Росиньоль

Геден сдался бы на неделю позже, если бы не было перехвачено шифрованное письмо, в котором осажденные просили о помощи. Расшифровал его Росиньоль и ответил противнику посредством того же шифра от имени Кардинала-инфанта, что осажденным помочь невозможно и что им следует вступить в переговоры. Под Ларошелью Росиньоль также расшифровал письмо, которое приободрило Кардинала и подкрепило правильность его намерения. (Во время осады Ларошели покойный принц Анри де Конде, видя, как трудно разбираться в шифрованных письмах, вспомнил, что видел когда-то в Альби молодого человека, по имени Росиньоль, у которого был талант по этой части. Он сообщил о нем Кардиналу и тот вызвал его. Росиньоль сразу же разыскал Кардинала и сказал Его Высокопреосвященству: «Надежда ларошельцев основана лишь на слухах. Они ждут помощи с моря; ее обещают им англичане». Кардинал весьма оценил эту науку и попытался, как только мог, внушить всем, что нет такого шифра, которого Росиньоль не разгадал бы. Это пошло ему на пользу, когда против него стали строить козни.)

Этот Росиньоль был бедный малый родом из Альби и обладал неплохими способностями по части разгадывания шифров. Кардинал держал его при себе и ради того, чтобы наводить страх на людей, и еще для других надобностей. Он преуспел и стал теперь старшим ревизиром Счетной палаты в Пуатье. Он сделался до того набожным, что даже бичевал себя. В 1653 году он получил четырнадцать тысяч экю — свой пенсион за три года. Кардинал Мазарини решил, что он ему пригодится для шифров, хранимых в уме: ни он, ни кто другой не умели разгадывать их, разве только случайно; говорят, сам он за всю жизнь разгадал всего лишь один. В остальном Росиньоль был человеком более чем заурядным. Он простодушно рассказывал кардиналу де Ришелье о почестях, которые ему, Росиньолю, оказывали в Альби: «Монсеньер, — говорил он, — они не смели подойти ко мне близко. Они смотрели на меня как на фаворита, я же держался с ними по-прежнему запросто. Все удивлялись моей учтивости». Кардинал на это лишь пожимал плечами, а когда Росиньоль вышел, сказал Демаре: «Пожалуйста, выведайте у него все толком». Демаре подходит к Росиньолю и говорит ему: «Вы давеча наговорили Монсеньеру всяких небылиц». — «Упаси боже, — отвечает тот, — вовсе нет: я ему и половины не рассказал; но вот вам расскажу все». И тут же начинает врать безо всякого удержу. «Надобно, однако, — добавляет он, — рассказать вам, какие я остроты отпускал. Был там судья, который вроде и подступиться ко мне боялся; а я его обнимаю и говорю со смехом: «Вспомните-ка об Альберга»». Это был кабачок, где они когда-то вместе выпивали.

От маршала де Ламейре узнали, что какой-то человек, одетый на испанский манер, очень добивался свидания с кардиналом де Ришелье с глазу на глаз и что после долгих переговоров, поскольку тот настаивал, чтобы беседа проходила без свидетелей, его вынуждены были обыскать. Этот человек предложил Ришелье за двенадцать тысяч экю в месяц сообщать обо всем, что будет происходить в Государственном Совете Испании. Кардинал согласился, решив в первый месяц пойти на риск. А потом продолжил сделку. Деньги клались в некую сточную трубу близ Фонтарабии[179] и оттуда же забирались донесения обо всем, что произошло. Не знаю точно, когда это началось и сколько времени длилось.

Когда герцог Лотарингский нарушил договор, который он заключил в Сен-Жермене с Королем[180], Кардинал, дабы утешить Его Величество, предложил ему некоторую сумму из собственных сбережений (ибо для Короля не могло быть большего утешения) и, заподозрив, что десять тысяч пистолей, полученных Герцогом, находятся еще в Париже, отправил на розыски комиссара Куафье, обещав ему в награду шестьсот пистолей. Куафье случайно знал одного лотарингца, который был в довольно хороших отношениях с Герцогом; он идет к этому человеку и говорит ему: «Вас хотят арестовать за то-то и то-то». Лотарингец признается Куафье, что деньги эти у него. «Так отдайте их мне, и вас не арестуют, даю вам в том честное слово». Лотарингец отдает ему деньги; Куафье относит их Кардиналу, а Кардинал — Королю. Так были уплачены шестьсот обещанных пистолей.