5

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5

Выйдя из ворот, я зашагал, размышляя о случившемся: «Прежде всего надо предупредить Ваньку Каткова и Рощина, срочно связаться с Жераром и Павлом Ивановичем, которым может грозить арест либо попасть "под колпак", если Блайхеру удастся расколоть Лили Каре. А главное — не навести абвер на их след! За мной в ближайшие часы могут установить наблю­дение, а могут и сразу. Проверим!» — И, свернув в переулок, кинулся к ближайшему дому, взбежал по ступенькам к двери и спрятался за выступом.

Прошла минута, другая... мимо протащилась старуха, меня не заметив. Напряжение спадало... Заметив вдали безлюдного переулка вывеску с надписью «Кафе», зашагал к нему. Сидя­щая за стойкой моложавая женщина, любезно улыбнувшись, спросила:

—  Что-нибудь покрепче, кофе, поесть?

— Чашечку кофе и... коньяка, — указательным и большим пальцем показал, что порция должна быть солидной. И тут же спросил, где у них телефон.

Набрав номер и услыхав знакомый голос Жерара: «Алло! Алло!», — повесил трубку, заключив: «Дома! Голос вроде на­пряженный. Надо проверить!»

Часа через полтора, надвинув на нос шляпу и подняв ворот­ник, я с опаской прошелся раз-другой мимо дома Жерара. По­том, дождавшись, когда кругом не было прохожих, перемахнул через калитку и направился к черному ходу. Дверь оказалась незапертой. Вошел, прислушался. Тишина! Но вот хлопнула кухонная дверь и кто-то открыл кран. Зажурчала вода. «Все в порядке. Засады нет!» — и, постучав, спросил:

—  Можно войти?

—  Ой!.. Как вы меня напугали, Вольдемар! — отпрянула было от посудомойки, запахивая коротенький халат, хозяйка.

—  В наказание за то, что не запираете дверь, — улыбнулся я. — У вас все в порядке?

— Ро! К нам гость, — приоткрывая дверь в столовую, крик­нула Жени.

В проеме появилась высокая фигура хозяина. Удивленно подняв брови и расширив руки, он спросил:

—  Ты как сюда попал? Случилось что?

—  Арестованы Арман, Лили и не знаю еще кто. Пришел предупредить. Тебе что-нибудь известно?

—Месье Поль, идите сюда! Послушайте, что говорит месье Вольдемар! Ежень, свари нам кофе и тоже послушай!

Вскоре мы сидели вчетвером, и я рассказывал, что видел и слышал в вилле «Приере» на Сен-Жермен-ан-Лэ.

—   Если Лили Каре живет в таких условиях, это значит, что она уже кого-то предала и, надо полагать, ей придется, в зависимости от обстоятельств, предавать и дальше, — заметил Жерар.

Мужчины кивнули головами, и только Жени, окинув их скептическим взглядом, покачала головой:

—  Вы не знаете женщин!

—  Дело не в этом. Думается, что ликвидировать «Интералие» полностью немцам невыгодно. Не такие уж они дураки: им нужны связи. И не столько с другими организациями вроде «Русского сопротивления», а с Интеллидженс сервис, со Вто­рым и Пятым бюро, с «Двуйкой», «Сарданапалом» из Марселя и, разумеется, с советской разведкой!..

Ерзавший все это время Жерар вскочил:

—  Прости, Поль, что перебил, но я все-таки побегу преду­предить товарищей; они тут неподалеку должны собраться. — Он поглядел на стенные часы. — А ты, Вольдемар, не уходи, дождись меня обязательно, — и, помахав рукой, направился в прихожую. За ним вышла и Жени.

—А вам, Владимир Дмитриевич,—перешел на «вы» Павел Иванович,—я бы предложил сматывать удочки: Блайхер втянет в грязную историю и стесняться не будет, хоть вы и начальник контрразведки организации, сотрудничающей с немцами. Судя по вашему рассказу и бытующему мнению о белоэмигрантах, среди них найдутся люди, готовые ради личной выгоды пойти на любое предательство.

—Вы уж слишком! Конечно, очутившись за бортом, далеко не все «умели плавать». Поначалу поддерживала вера, что народ сбросит большевистское иго, и это в какой-то мере объединяло значительную часть эмиграции. Пережито ряд этапов, при­чем последующий был обычно беднее, вредней, безнадежней предыдущего... Вот утопающие и хватались за соломинку, кото­рую им протягивали ваши предшественники, Павел Иванович! За тридцать сребреников продали «Братство русской правды», Кутепова, Миллера... А ради чего? Вам лучше знать...

—   Эх! Владимир, Владимир! Вся разведка зиждется на купле-продаже, на иудах! Да... Кутепова погубила беспечность, привычка хранить в тайне свои действия, расчет на собствен­ную смекалку и силу. История такова: двадцать пятого января тридцатого года посыльный вручил ему записку с предложением встретиться и поговорить о предстоящей возможности раздо­быть для РОВСа денег. Жил он на улице Руссель, двадцать шесть. Зная, что дом скрытно охраняли офицеры, не боялся от­крывать дверь. — Павел Иванович поглядел на меня вниматель­но и, видимо, решил, что рассказать всю историю полезно.—На следующий день Кутепов отправился к трамвайной остановке на улице Сэвр в назначенный для встречи час. Какое-то время подождав и убедившись, что обманут, расстроенный генерал двинулся по улице Удино в сторону бульвара Инвалидов, не об­ратив внимания на два стоявших автомобиля с пассажирами и расхаживающего тут же полицейского, которого прежде никогда здесь не видел, хотя по этой дороге ходил уже несколько лет в Галлиполийскую церковь...

—   Много писали об этом, — вспомнил я, — в газетах пе­чатали интервью со служителем больницы Сен-Жак, который в это время на плоской крыше пятого этажа, выбивая ковры, наблюдал за разыгравшейся сценой; видела это и женщина из окна больницы. Оба они утверждали, что незадолго до того остановились два автомобиля, серый и красный, из первого вышли двое мужчин, один молодой беспокойный, другой — средних лет, высокий плотный. Потом откуда-то появился полицейский, хотя поста возле больницы никогда не было... Потом в русских газетах была заметка, будто эти свидетели куда-то исчезли.

—   Все правильно. Когда Кутепов поравнялся с одной из машин, его остановили. Подошел полицейский, заявив: «Вам придется проехать в префектуру. Вопрос важный, не терпящий отлагательства!» Генерал какую-то секунду колебался, но, ви­димо, фигура полицейского сняла сомнения.

Дверь машины была предупредительно распахнута. Он сел, по бокам разместились молодцы по кличке «Михаил» и «Анисим», насколько помнится. Кутепов сидел молча, по­глядывая в окно, пока машина ехала по знакомым улицам, но, когда свернули к южным пригородам, забеспокоился и спросил: «Куда мы едем?» Сидевший рядом «Михаил», не без злорадства ответил: «Говорите по-русски, генерал. Мы сотрудники Объединенного Государственного Политического Управления СССР! ОПТУ!»

—Как же так? Жена генерала утверждала, что он был очень сильным человеком и мог справиться с четырьмя людьми.

—   Точно не знаю; видимо, внезапно оглушили, а потом впрыснули морфий. В Марселе его провели на пароход под видом опьяневшего старшего механика. В каюте, придя в себя, Кутепов впал в глубокую депрессию, отказался от еды, не от­вечал на вопросы и весь рейс провел в странном оцепенении. Пришел в себя он только раз, когда проплывали мимо Галлиполи, где в двадцатом году размещался Первый армейский корпус под его командованием... Умер он от «сердечного приступа» уже неподалеку от Новороссийска.

—  Я слыхал, что Кутепов как раз получил от французского правительства семь миллионов франков для организации во­енного путча и массового восстания российских крестьян и якобы установил связь с Тухачевским. Мало того, ему обещали богатые субсидии Детерлинк, Крупп, Манташев, Рябушинский. Четыреста тысяч организованных, дисциплинированных и по­нюхавших пороху военных—лакомый кусочек для любой, даже великой, страны! Небось, ваши «Михаил» и «Анисим» получили высокие награды? Стали Героями Советского Союза?!

Павел Иванович вспомнил небритое, осунувшееся и какое- то мертвенное лицо одного из участников операции, который уверял, что, убрав Кутепова, они серьезно ослабили РОВС: «Генерал был мозгом, главным генератором идей и бесспорным вождем эмиграции и кумиром молодого поколения»... Хватаясь за стриженую голову, он чуть не плача уверял: «Мы открыли дорогу "Фермеру" — он ведь был другом Миллера, сделали все, чтобы он перевел штаб-квартиру на улицу Колизе, и тем дали возможность Третьякову, виноват, "Иванову" установить микрофон и подслушивать, о чем говорят в Штабе»...

—Чего там получили... Какая разница... Не станем ворошить прошлое!..

—   Почему? Интересно ведь знать и поучительно, как со­ветская разведка завербовала Скоблина, Плевицкую. Кстати, почему их бросили? Или о бывшем министре Временного пра­вительства Третьякове, который, по словам Блайхера, арестован в Берлине как один из главных агентов-провокаторов НКВД за границей, принимавший участие в похищении Миллера и укрывании Скоблина. Будто у него на квартире на рю де Колизе обнаружены приемник и провода от микрофона, установленного в кабинете генерала Миллера, под мраморной доской камина; и будто в результате подслушивания погибло более тридцати заброшенных в Советский Союз белых офицеров? — допыты­вался я, а про себя подумал: «Ясно, тема избрана, чтобы липший раз очернить белоэмигрантов, а что на это скажешь?» — А как Скоблин попал в Австралию? И еще интересно, кто да них глав­ное действующее лицо — Скоблин или Плевицкая? «Фермер» или «Фермерша»?

—  Трудно сказать. Оба они привыкли к обеспеченной, даже роскошной, жизни, а денег было все меньше и меньше... Ей хотелось славы, бесконечных оваций, блестящих нарядов, по­клонения... И она полагала, что, вернувшись по Родину, станет звездой, покорит рабоче-крестьянскую Россию!

—   Павел Иванович, а вам не кажется, что уважающему себя государству позорно заниматься похищением людей, даже своих политических врагов? Оно ведь подрывает собственный авторитет! К примеру — во французском парламенте обсуж­дался вопрос: послать ли вдогонку «Владимиру Ульянову» миноносец и силой отобрать генерала Миллера; остановило акцию замечание одного из депутатов, что, получив приказ остановиться, генерала бросят в топку, и Франция окажется в глупом положении.

—  Война есть война! Мы не живем в эпоху древнего ры­царства. Поэтому...

Павел Иванович не договорил. В комнату вошел Жерар, а следом за ним — маленького роста светлый шатен, элегантно одетый, с большим сверкающим бриллиантом на безымянном пальце левой руки. Ему можно было дать лет тридцать, тридцать пять, он близоруко щурился:

—   Лукас! Очень приятно! — представился он и щелкнул каблуками. Легкий акцент, не присущая французу чопорность, трубка, которую он вскоре вытащил из кармана, да и весь его вид выдавали иностранца; скорее всего, англичанина или немца из Гамбурга — города, куда после Тридцатилетней войны за освобождение Америки переселилось, вместе с евреями, не­мало англичан.

Наступила пауза. Жерар отворил дверь на кухню, попросил Жени приготовить кофе. Потом подошел к бару и принялся раз­ливать в широкие коньячные бокалы мартель и ставить перед гостями. Потом, чокнувшись поочередно со всеми, сказал:

—  Господа! Выльем за успех! Чтобы все задуманное уда­лось! Настал критический момент. Кто знает, доведется ли нам тут еще собраться? И вообще встретиться? Поэтому я предла­гаю: с открытой душой, не таясь, посоветоваться, как нам выйти из создавшегося положения и продолжить нотр резистанс. Се ту![44] И сделал добрый глоток.

Все последовали его примеру. Поставив бокал, Жерар про­должал:

—   Работаю я во Втором отделе французского Генштаба, член «Интералие», — и поглядел на Лукаса.

—   Лукас де Вомекур, сотрудник Интеллидженс сервис. Приехал из Лондона, чтобы наладить связь с «Кошечкой» — Лили Каре, — приподнявшись, отчеканил тот.

«А я-то думал — англичанин, немец, а он из старых фран­цузских дворян, бежавших во время революции, вроде де Вита, с которым кончал кадетский корпус»,—и, глядя, как тот набивает трубку, поднялся со словами:

— Белоэмигрант, член НТСНП, занимался контрразведкой в Белграде. Приехал для налаживания контакта с капитаном абвера Гуго Блайхером. Связан с «Русским Сопротивлением».

—   Советский разведчик, а зовут меня Павлом Иванови­чем.

Дверь приоткрылась, на пороге показалась с подносом Жени. В воздухе запахло кофе. Жерар долил в бокалы...

— Наша «Кошечка» назначила господину Лукасу свидание сегодня в пять дня в ресторане. Я рассказывал, что с ней произо­шло, но, несмотря на это, он считает возможным и даже нужным с ней повидаться. А мне кажется, идти на такой шаг слишком опрометчиво. Вот мы и пришли посоветоваться. Вольдемар, ты знаешь Блайхера — тебе и слово!

—  Здраво рассуждая, ни капитан, ни его вечно пьяный на­чальник далеко не дураки. Если Лили Каре удалось заставить в нее хоть немного поверить, то они пойдут на риск. Передавать дезинформацию через английского агента и водить за нос Интеллидженс сервис выгоднее, чем его арестовать... тем не менее, сами понимаете...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.