«Нынче долго снилась мне Формоза…»
«Нынче долго снилась мне Формоза…»
Нынче долго снилась мне Формоза,
Или просто-напросто Тайвань,
Остров, где китайская мимоза
Заменяет русскую герань.
Остров, где, куда не погляди ты,
Воровство, мошенничество, ложь,
Где все обыватели – бандиты,
То есть гоминдановцы все сплошь.
Остров, что расцвел бы при поэте,
Мог бы стать убежищем всех муз,
Где живет единственный на свете
В наши дни генералиссимус.
Остров, где потерянный был, видно,
Но еще не возвращенный рай…
Вот поэтому мне и обидно,
Что я – я, а не Пынь Дэ-Хуай!..
13 октября 1958. Понедельник
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Я нынче вновь в исповедальне
Я нынче вновь в исповедальне Я нынче вновь в исповедальне, Я в келье каменной стою В моем пути, в дороге дальней На полпути — почти в раю. Ошибкой, а не по привычке Я принял горные ключи За всемогущие отмычки, Их от ключей не отличил. Дорогой трудной, незнакомой Я в дом
Я нынче с прежнею отвагой
Я нынче с прежнею отвагой Я нынче с прежнею отвагой Все глубже, глубже в темный лес Иду. И прибавляю шагу, Ища не знаний, но чудес. И по тропе, глухой и личной, Войду в такую тишину, Где нынче всю породу птичью Еще с утра клонит ко
Нынче я пораньше лягу[45]
Нынче я пораньше лягу[45] Нынче я пораньше лягу, Нынче отдохну. Убери же с глаз бумагу, Дай дорогу сну. Мне лучи дневного света Тяжелы для глаз. Каменистый путь поэта Людям не указ. Легче в угольном забое, Легче кем-нибудь, Только не самим собою Прошагать свой
Я нынче — только лицедей
Я нынче — только лицедей Я нынче — только лицедей Туманом выбеленных далей, Оленьих топких площадей, Глухих медвежьих магистралей. Я все еще твержу слова, Какие слышал в том рассвете. Мне нашептала их трава, Слова неслыханные эти. Что речи вещих мудрецов Перед
«Яне в духе нынче и тем более…»
«Яне в духе нынче и тем более…» Я не в духе нынче и тем более, Что не свыкся с запахами псиными; Небо в мутносерой меланхолии Низко нависает над осинами. Палисадник выглядит взъерошенным, В нем калитка по ветру качается, И с утра ненастьем огорошенным Дачникам хорошего не
II. «Помнишь, липа цвела, и далекая родина снилась…»
II. «Помнишь, липа цвела, и далекая родина снилась…» Помнишь, – липа цвела, и далекая родина снилась; Даль в закате лиловом была так устало светла; Ты со мной у окна в мимолетной отраде забылась; Помнишь, – липа цвела… Помнишь, – липа цвела, и задумчивый запах
«Моя свобода не снилась ни ветру, ни птицам…»
«Моя свобода не снилась ни ветру, ни птицам…» Моя свобода не снилась ни ветру, ни птицам: я гуляю по рельсам с тем, кто в пути попался, подставляю юное сердце ножам и спицам, я смеюсь – я хочу, чтоб кто-то со мной смеялся. С поэтичным рэпером буду молиться идолам: Мы
А НЫНЧЕ ПЯТЬДЕСЯТ МНЕ БИЛО…
А НЫНЧЕ ПЯТЬДЕСЯТ МНЕ БИЛО… Во дни болезни Катерины Яковлевны и в первые месяцы после смерти любимой Плениры Державин с невиданным пылом слагал стихи. Раньше у него случались кратковременные приступы вдохновения, а теперь — целый год его утешали рифмы. После пятидесяти
НЫНЧЕ У НАС ПЕРЕДЫШКА
НЫНЧЕ У НАС ПЕРЕДЫШКА Трудновато доставалась война девчонкам, но ничего — не ныли, не стонали. Наоборот, довольны были тем, что не отсиживаются где-то в тылу. Жизнерадостность била через край. По молодости иногда, быть может, казались беспечными и беззаботными, но в работе
НЫНЧЕ У НАС ПЕРЕДЫШКА…
НЫНЧЕ У НАС ПЕРЕДЫШКА… Даниил Гранин: Тамань, Самбор, Тропау, Краков, Прага — путь лейтенанта Ковалевского, ордена, медали — все как положено. После войны он продолжал служить в армии оружейным специалистом, демобилизовался в 1956 году и занялся любимым делом — охотой, был
«Нынче я гость небесный…»
«Нынче я гость небесный…» Нынче я гость небесный В стране твоей. Я видела бессонницу леса И сон полей. Где-то в ночи подковы Взрывали траву. Тяжко вздохнула корова В сонном хлеву. Расскажу тебе с грустью, С нежностью всей, Про сторожа-гуся И спящих гусей. Руки