Читайте также
Глава седьмая
Аллея блогеров
Аня порылась в блокноте.– Говорят, у вас будут океанариум строить.– Да ты что?– Мы разве на ты?– Прошу прощения, дал волю чувствам под впечатлением от известия про океанариум.– Вы рады? – спросила Аня тоном заправского интервьюера.– Он
41. АЛЛЕЯ ЛИР
И вновь — излюбленные латы
Излучены в густой сапфир —
В конце твоей аллеи, сжатой
Рядами узкогорлых лир…
И вновь — твои часы о небе
И вайи и пресветлый клир,
Предавшая единый жребий
И стебли лебединых лир…
И вновь — кипящий златом гравий
И в просинях
19. «В золоте осеннем грустная аллея…»
В золоте осеннем грустная аллея
Путь наш осыпала золотом листов…
Как чета влюбленных, странно холодея,
Шли мы вдоль любимых, тихих берегов.
Что-то между нами тихо обрывалось,
Словно паутины трепетная нить,
И куда-то сердце с болью
«Когда Потемкину в потемках…»
Едва ли многие читатели Пушкина помнят небольшое стихотворение великого поэта, состоящее всего из четырех строк:
Когда Потемкину в потемках
Я на Пречистенке найду,
То пусть с Булгариным в потомках
Меня поставят наряду.
(III, 457)[1]В Малом
В потемках
Уайлс, о котором мир тогда еще ничего не знал, с облегчением вздохнул. Великая теорема Ферма по-прежнему оставалась непобежденной, и он мог продолжать сражаться с ней, надеясь доказать ее с помощью гипотезы Таниямы-Шимуры. «Много времени я проводил за
Глава 3
В ПОТЕМКАХ
На том берегу
Журавли летели низко над оголенными прибрежными рощицами Видимо, собирались ночевать в плавнях Дуная. С болью в сердце смотрел я из-под брезента машины вслед косяку, слушал курлыканье журавлей, улетающих на юг в лучах сизо-малинового
Глава 3
В потемках
На том берегу
Журавли летели низко над оголенными прибрежными рощицами. Видимо, собирались ночевать в плавнях Дуная. С болью в сердце смотрел я из-под брезента машины вслед косяку, слушал курлыканье журавлей, улетающих на юг в лучах сизо-малинового
Аллея под клёнами
Посвящается Илье Габаю
Мы сидели с ним у костра в самом центре экспедиционного лагеря. Остальные сотрудники экспедиции давно уже спали. Костер постепенно затухал, становилось темнее. Все теснее обступали нас деревья и строгие силуэты палаток. Лицо его
Аллея Марии-Антуанетты
Рассказал однажды Пров Палоныч рассказ про куракинского князя.– Бывал, Вася, в Куракине?– Случалось, Пров Палоныч; прошлым годом на Сойкина шил, с винокуренного завода, ездил к нему.– А дворец княжеский видел?– Как же, видел.– Ну, теперь он –