Глава 3 Несостоявшаяся брачная ночь

Не он пред светом виноват,

А перед ним природа виновата.

Е. Баратынский

После возвращения в Петербург принцесса-невеста поселилась с матерью в старом Зимнем дворце на берегу Мойки. В другом конце дворца поселились императрица и великий князь. Дворец был деревянный, просторный, с несколькими пристройками и флигелями. Но Елизавету Петровну он не устраивал, и она приказывает архитектору Растрелли Варфоломею Варфоломеевичу (Бартоломео Франческо) после окончания Смольного начать подготовку проекта нового императорского Зимнего дворца на берегу Невы, на месте бывшего Третьего императорского дворца. Его начали строить в 1754 г. Елизавета Петровна с нетерпением ждала переезда в новый Зимний дворец, но ключи от него архитектору Растрелли пришлось вручать после ее смерти Петру III 6 апреля 1762 года. Она не дожила до его открытия всего три месяца.

Летом Елизавета Петровна переселилась в Петергофский дворец и вместе с великим князем заняла верхний этаж, принцесса-невеста с матерью – первый. Молодую принцессу здесь восхищало все – и обширный парк с клумбами цветов, и статуи с именами античных героев, и шумные водяные каскады, и Монплезир с картинами великих художников, и скамейки-шутихи, устроенные Петром Великим для забавы публики: при попытке сесть из них изливался поток воды. Обедали нередко в отдельном домике, так называемом «Эрмитаже», в котором блюда подавались с первого этажа на второй не слугами, а специальным подъемным устройством. Время проходило в играх, танцах, прогулках по предместью, в катании на яхтах. В середине августа императорский двор вернулся в Петербург.

Все придворные с нетерпением ожидали начала свадебных торжеств. Не радовалась этому событию только Екатерина, но убеждала себя в том, что ради российской короны она должна смириться с нерасположением к будущему мужу. Для подготовки к свадьбе императрица Елизавета Петровна разослала во многие европейские столицы письма с просьбой описать свадебные церемонии для наследных принцев.

День свадьбы приближался, и Екатерина со страхом ждала его. «Мною все больше овладевала меланхолия, – писала она в «Записках». – Только желание видеть себя русской императрицей удерживало меня в России».

Свадебные торжества начались 21 августа 1745 года. Гостей было много. В их числе были иностранные дипломаты. Поражало разнообразие блюд и напитков, как и многообразие тостов. Невеста старалась казаться веселой, непринужденной и радостной, хоть не могла равнодушно смотреть на обезображенную оспой физиономию великого князя.

Поздно ночью молодых отвели в спальню. Но супруг, посидев некоторое время возле супружеского ложа, ушел веселиться с лакеями, даже не прикоснувшись к молодой жене. Екатерина была благодарна ему за это, хоть не знала настоящей причины его отстранения. Первую брачную ночь провела одна в постели. То же самое было и в последующие ночи, чему она была несказанно рада: не нужно было принуждать себя терпеть ласки от нелюбимого мужа. В то же время она не могла понять, почему муж уклоняется от интимной близости. Значительно позже она узнала, что он не способен к половой жизни в связи с врожденным пороком развития полового члена – фимоза (сужение отверстия крайней плоти).

Свадебные торжества продолжались десять дней. Они сопровождались не только застольями, но и балами, концертами, фейерверками, пушечной пальбой, перезвоном церковных колоколов, поездками по окрестностям Петербурга и по Неве на яхтах.

Семейная жизнь Екатерины с первых же дней была омрачена странным поведением мужа. После окончания свадебных торжеств муж иногда заходил в комнату жены, чтобы «поболтать» или поиграть с нею «в солдатики», перед которыми он появлялся в полном военном облачении и при шпаге. А молодая супруга поражалась его наивности, детским увлечениям, которые она называла «ребячествами». Молодая 16-летняя женщина не имела опыта в супружеских делах, а ее 17-летний супруг оказался не способным к интимной близости, и она коротала ночи в одиночестве.

Так продолжалось не дни, не месяцы, а годы. Уходила молодость, а семейные отношения не менялись. Муж по-прежнему вел себя как подросток. Приглашал к ней в комнату лакеев, наряжал их в маскарадные костюмы, заставлял их танцевать и «сам пританцовывал» (из «Записок» Екатерины), пиликая на скрипке, которую ему подарила императрица.

Мать Екатерины Иоганна Елизавета после свадьбы продолжала жить во дворце, не помышляя о возвращении домой, где остались сын и муж, а младшая дочь умерла, когда мать с невестой находились в Москве. «Она что же, навсегда решила остаться в России?» – недоумевала Елизавета Петровна. Через придворных она намекнула, что ей пора уезжать. Но Иоганна проигнорировала все намеки и предложения, и продолжала веселиться и приобретать все новые и новые наряды, и затевать новые интриги.

25 октября 1745 года Елизавета Петровна приказала подать карету, в которую поставили два сундука с подарками, вручили Иоганне 50 тысяч рублей и пожелали счастливого пути. Вместо благодарности Иоганна выразила крайнее недовольство, и, сухо попрощавшись, села в карету. А дочь провожала ее с чувством облегчения.

Молодой супруг Екатерины – великий князь Петр Федорович нашел новое увлечение: стал на плацу заниматься экзерцициями с солдатами. Великая княгиня Екатерина Алексеевна жила в ожидании того времени, когда он возмужает и его интересы изменятся. Но проходили сначала месяцы, а потом и годы, и ничего не менялось. Супруга по-прежнему проводила ночи в одиночестве, а муж развлекался детскими играми и забавами. На супружеском ложе появлялся нечасто и большей частью в состоянии алкогольного опьянения. К интимной близости с женой не стремился. Екатерину называли великой княгиней, хотя фактически она все еще оставалась княжной, то есть девицей. Великий князь и Екатерина супругами были только по названию. По сути, они были только двумя разнополыми существами, живущими рядом.

Великий князь Петр Федорович тщательно скрывал свой порок от придворных, не знала о нем и императрица и терпеливо ждала появления наследника. Великая княгиня Екатерина Алексеевна тем временем усиленно занималась самообразованием, много читала, с особым интересом прочитала «Дух законов» Монтескье, летописи Тацита, о которых позже написала: «Они произвели странный переворот в моей душе, чему способствовало печальное расположение моего духа, я стала смотреть на вещи с дурной стороны и отыскивать причины более глубокие и более зависящие от различных интересов». Газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала: «Молодая принцесса показывает великую охоту к знанию русского языка и на изучение оного по несколько часов ежедневно употреблять изволит». Одновременно она совершенствовалась в верховой езде и вскоре уже уверенно сидела в седле и даже самостоятельно совершила верховую прогулку в Петергоф в сопровождении только одного егеря. Удручала неопределенность ее положения – уже не девушка и в то же время еще и не женщина.

В 1746 году для присмотра за молодыми супругами императрица Елизавета Петровна прислала обергофмейстерину – свою двоюродную сестру по матери Чоглокову Марию Симоновну, в девичестве Гендрикову (1724–1756), а ее муж Чоглоков Николай Наумович (1718–1754) был определен камергером к великому князю. Императрица прислала Чоглокову с той целью, чтобы она обучила молодую жену великого князя приемам поведения с мужем, которые помогли бы зачать наследника. Чоглокова, имевшая к тому времени детей, по требованию императрицы стала наставлять Екатерину, как вести себя с мужем в постели. Она была уверена, что причина отсутствия беременности у Екатерины зависит от холодности и от ее нерасположения к мужу.

– Ее величество гневается на вас за то, что до сих пор нет наследника, – сообщила Чоглокова Екатерине. – Вашему высочеству надлежит примениться к вкусам мужа. Быть ему покорной, добиться от него нежности в постели и дать потомство.

Но увещевания результата не давали. Наследник не появлялся. Екатерина продолжала усиленно заниматься самообразованием, в свободные часы занималась играми с фрейлинами двора, гуляла в парке, каталась на яхте по реке, охотно участвовала во всех увеселениях при дворе. Особенно запомнился ей один бал, о котором она позже писала в своих «Записках».

Императрица Елизавета Петровна пожелала, чтобы на этот бал мужчины явились в женской одежде, а женщины в мужской. В таком одеянии полные женщины выглядели карикатурно. Только одна Елизавета была одинаково хороша как в женской, так и в мужской одежде. Екатерина с восхищением смотрела на нее, а позже в «Записках» написала: «Императрица танцевала в совершенстве. Ноги были такими красивыми, каких я никогда не видела. Удивительно изящны. Танцевала она с особой грацией. Хотелось все время смотреть на нее, не сводя глаз. Не находилось ни одного предмета, который мог бы сравниться с нею».

После танцев Екатерина сказала императрице:

– Мужской наряд Вашему величеству к лицу. Вы в нем очень изящны. Если бы Вы были мужчиной, то вскружили бы голову всем женщинам.

Польщенная похвалой, Елизавета поцеловала великую княгиню и ответила:

– Если б я была мужчиной, то отдала бы предпочтение вам.

Во время бала императрица 5 раз меняла платье. Екатерина тоже не отставала от принятого при дворе правила, но меняла наряды только три раза в день. Платья последней европейской моды для императрицы регулярно поставляли из Парижа. Она следила за модой и за тем, чтобы у придворных дам не было одинакового с нею наряда.

Несмотря на неудачную семейную жизнь, Екатерина сама разнообразила ее: помимо развлекательных игр с дворовыми девушками и фрейлинами, совершала поездки в пригородные дворцы и усадьбы. Была в Ораниенбауме, Гостилицах, Царском селе, Перово, Ропше. Воспоминания о родине хоть и не померкли в ее сознании, но их постепенно вытесняли новые впечатления. Одновременно она освобождалась от своих прежних идеалов. Супруг все так же редко появлялся в ее комнате, и ночи она проводила чаще всего одна, интимной близости между ними все еще не было. Несмотря ни на что, Екатерина сохраняла супружескую верность. Муж часто устраивал вечера с девицами, но мог только сидеть рядом и держать их за руку. Он скрывал от окружающих свой порок, категорически отказывался ходить в баню, Чоглокова даже ссорилась с ним по этому поводу, а он кричал:

– Мне вредно пользоваться баней, я могу умереть! А я еще жить хочу!

Его протесты напоминали детские капризы, они были не только наивными, но даже смешными. Екатерина от души смеялась над его детскими рассуждениями.

Супруги были полной противоположностью – как по внешним данным, так и по умственному развитию, по взглядам на жизнь. Эти два существа не были созданы друг для друга. Великий князь не любил ни Россию, ни русских людей, ни русский язык, и предпочитал общаться со всеми чаще всего на немецком языке. Екатерина, наоборот, постоянно совершенствовала свое русское произношение, изучала русскую историю, русские обычаи и церковные обряды. С придворными она общалась только на русском языке. Вопреки своему самолюбию, она старалась угождать своему незадачливому супругу, играть с ним в игрушечных солдатиков, часами слушать его бессодержательные монологи или пиликанье на скрипке, терпеть собачий визг под своей дверью, где он устроил псарню, закрывать глаза на его чудачества. «Я все выносила с мужеством и без жалоб», – писала она в своих «Записках».

Помимо чудачеств, супруг был почти ежедневно пьян, он него постоянно несло то запахом вина, то перегаром.

Польский граф (позже король) Станислав Понятовский писал: «Великий князь был не глуп, но безумен, пристрастился к вину, что еще больше расстроило его скромный разум».

Екатерина старалась поддерживать добрые отношения с придворными людьми, Она рано поняла, что приветливое, внимательное отношение к ним никогда не оставляет их равнодушными. Но особенно доверительно Екатерина относилась к своей гувернантке – Владиславовой Прасковье Никитичне, которая развлекала ее рассказами из русской истории и анекдотами, которых у нее был неисчерпаемый запас.

В 1747 году по приглашению морганатического супруга императрицы Елизаветы Петровны графа Алексея Григорьевича Разумовского Екатерина очень весело провела вечер с его гостями, а на следующий день получила известие о смерти своего 57-летнего отца Христиана-Августа Ангальт-Цербстского, последовавшей 16 марта. Восемь дней предавалась Екатерина скорби, не выходя из своих покоев. Вскоре к ней пришла обер-гофмейстерина Чоглокова и строго сказала:

– Ну, хватит слезы лить, твой отец ведь не король был, а только герцог.

По ее понятиям оплакивать можно было только королей. Екатерина шесть недель носила траур.

По прошествии восьми лет после свадьбы императрица Елизавета Петровна забила тревогу по поводу отсутствия наследника, который, несмотря на все советы и напутствия Чоглоковой, так и не появился. Александр Дюма писал в одном из своих писем: «Прошло 9 лет, как великий князь женился, но цель императрицы о продлении династии не достигнута, обстоятельства оставались теми же, что и до свадьбы». При дворе появились слухи о половой несостоятельности великого князя. Особенно тревожилась по поводу отсутствия наследника императрица Елизавета. В своих «Записках» Екатеринам II писала: «Императрица, видя, что через 9 лет обстоятельства остаются теми же, что до свадьбы, стала бранить Чоглокову за то, что та не старается их переменить».

Какой непоколебимой твердостью нужно было обладать, чтобы в течение многих лет выдерживать семейную жизнь рядом с человеком не только нескладной внешности и недалекого ума, но, к тому же, не способного к продолжению рода. И она выдерживала такую странную семейную жизнь, жертвуя своим женским счастьем и своим самолюбием ради блестящего будущего, в котором она не сомневалась. Но какой дорогой ценой добывала она это «блестящее будущее»!

В своих «Записках» Екатерина писала: «При всей моей твердой решимости угождать ему, быть с ним терпимее, очень часто его прогулки, посещения и разговоры надоедали мне до чрезвычайности. После его ухода самая скучная книга казалась мне приятным развлечением».

Некоторые поэты воспевали брачную жизнь, как нечто гармоничное или «самое сладостное из всех возможных ощущений». Но брачные отношения между Екатериной и мужем не вызывали у нее вообще никаких ощущений, ни сладостных ни неприятных, поскольку интимной близости у них не было, а было только одно название, что она замужняя женщина.

Великий князь Петр Федорович почти с самого начала семейной жизни начал выказывать явное пренебрежение к жене. Казалось, он мстил ей за свое несовершенство, вместо того чтобы быть благодарным молодой женщине за то, что она много лет выдерживала такое неполноценное супружество. А ведь это была пора молодости, пора любви. Никогда раньше Екатерина не думала, что ее семейная жизнь окажется такой неудачной. Рядом жили придворные дамы, у которых были нормальные мужья и дети. А у нее, у замужней женщины, фактически не было мужа, а потому не было и детей. О такой семейной жизни и рассказать-то кому-либо было неудобно и стыдно. Но она старалась сохранять видимость семейных отношений. Она оберегала свою нравственность и семейные устои ради великого будущего.

Елизавета уже потеряла надежду иметь продолжение своей династии и потребовала, чтобы повитуха и придворные доктора обследовали супругов. Результаты шокировали ее – Екатерина оказалась девственницей после 9 лет супружества, а у ее супруга, великого князя Петра Федоровича был выявлен врожденный порок полового органа – фимоз (сужение отверстия крайней плоти), что не давало возможности обнажить головку полового члена. Для восстановления половой функции требовалась несложная операция – обрезание крайней плоти.

Великий князь категорически отказался от операции. Его, как единственного прямого наследника трех престолов, оберегали от всего, что могло повредить здоровью. Он, как изнеженная девушка, не переносил боли, приходил в отчаяние от вида крови.

Несмотря на упорство великого князя, его угостили водкой, после чего без помех сделали успешно обрезание крайней плоти. Спустя месяц он по настоянию Елизаветы Петровны появился в спальне Екатерины, и у них была запоздавшая почти на 9 лет первая брачная ночь с интимной близостью. Но после многолетнего вынужденного полового воздержания великому князю предстояло еще научиться быть настоящим мужчиной.

Поскольку наследник по-прежнему не намечался, Чоглокова предложила Екатерине (видимо, по совету императрицы) завести любовника: Льва Нарышкина – балагура, склонного к шутовству и чудачествам, или более серьезного, хоть и ловеласа, Сергея Салтыкова.

– От меня вам помехи не будет. Иногда интересы высшей важности обязывают к исключению из правил, – заявила Чоглокова.

Екатерина удивилась настойчивости Чоглоковой, но ее советы приняла к сведению. Вскоре во время верховой прогулки по лесу к Екатерине подъехал Сергей Салтыков и стал объясняться в любви. Екатерина сначала испугалась, подумав, что это ловушка, чтобы обвинить ее в измене и отлучить от императорского двора. Но победило женское начало. К тому же к свиданиям ее подталкивала сама Чоглокова. Воспользовавшись тем, что придворные в погоне за зайцами ускакали далеко вперед, Салтыков остановил свою лошадь рядом с лошадью великой княгини и без всякого вступления заявил, что давно влюблен в нее и ищет встречи с нею наедине.

– А может, мое сердце уже занято, – кокетливо улыбаясь, ответила Екатерина, хотя его ухаживания были ей приятны, от него исходила какая-то притягательная сила.

Внешность 27-летнего камергера Салтыкова Сергея Васильевича (1726 – после 1776) давно нравилась великой княгине. Он был выше среднего роста, темноволосый, статный и ловкий, с живым взглядом и приятной улыбкой. Екатерину привлекала не только его красивая внешность, но и его непринужденность, общительность, остроумие. Он был уже два года женат на Матрене Павловне Балк, но это не мешало ему ухаживать за другими женщинами. Рюльер писал о нем: «Он был прекрасен наружно, но недалекого ума». Сама же Екатерина, наоборот, считала его чуть ли не совершенством. В своих «Записках» она писала: «Он был прекрасен как день, никто не мог сравниться с ним. В нем не было недостатка в уме».

– Я думаю, что вы тоже неравнодушны ко мне, – самоуверенно заявил Салтыков.

– Не могу мешать вам наслаждаться своим воображением, – ответила Екатерина, не делая, однако, попытки отъехать от него.

– Я не уеду, пока вы не скажете, что неравнодушны ко мне.

Опасаясь, что гуляющие по парку люди увидят их слишком долго беседующими, она торопливо произнесла:

– Да, да, да!

– Я буду помнить это, – пообещал Салтыков и поскакал вперед.

Он был настойчив и вскоре добился уединенных встреч то в комнате Екатерины, то в парке, то у знакомых. «Тысячи опасений смущали мой ум», – вспоминала позже Екатерина. Но победил женский инстинкт.

В 1753 году у Екатерины была задержка месячных, о чем она оповестила врачей. Они обнаружили признаки беременности, которая вскоре окончилась выкидышем. Такая же участь постигла и вторую беременность в декабре 1753 года.

Законный муж Екатерины великий князь Петр Федорович теперь, видимо, по требованию Елизаветы, стал чаще появляться в спальне Екатерины. Периодически Екатерина продолжала тайные встречи с Салтыковым. Возлюбленный Екатерины сумел усыпить бдительность Чоглокова тем, что, зная о его увлечении стихотворчеством, стал расхваливать его стихи, заявив, что они превосходны и он ждет новых. Польщенный похвалой, Чоглоков засел за сочинительство и отвлекся от своих обязанностей надзирателя за супружеской четой.

Только с Салтыковым Екатерина узнала, что такое настоящая интимная близость. Она с нетерпением ждала встреч с ним. Посредниками между ними была то Чоглокова, то Лев Нарышкин, то Владиславова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.