Надвигается «Северный Флот»

К весне 2014-го «Северный Флот» был вполне готов к наступлению. Для любой новой группы, наверное, самым сложным моментом является процесс нащупывания собственного стиля. А уж для музыкантов, которые до этого прославились в другой известной команде, это тяжело вдвойне. Ведь нужно не только уйти от наработанных приемов, но и сохранить преемственность.

Какие перспективы у группы, оказавшейся на месте «Северного Флота»? Превратиться в вечный мемориал своим предшественникам. Играть концерты, процентов на 80–90 состоящие из каверов на себя, прежних. Стыдливо вставить в программу пару блеклых новых песен, которые поклонники вежливо выслушают, чтобы тут же забыть о них под вожделенные шлягеры. Музыкантов «Северного Флота» такая участь категорически не устраивала. Они пошли сложным, но и продуктивным путем самостоятельной творческой единицы.

Запись первой же песни «Северного Флота» «Стрелы» сопровождалась мытарствами. Изначальная – попавшая на радио – версия известного питерского режиссера Андрея Самсонова, в чьем послужном списке значатся альбомы «Аквариума», «Сплина», «Мумий Тролля», «Пикника» и Земфиры, музыкантов не устроила из-за звучания вокала и гитар. Песня уже игралась в туре «Прощание», но тут не обошлось без эксцессов.

Александр Леонтьев:

Уже тогда Андрей Сергеевич Князев был недоволен и пытался ставить ультиматум, что мы эту песню играть не должны. Мотивация была такова: мы используем прощальные концерты как пиар для своего будущего коллектива. Тут остается только пожать плечами. Может быть, он в чем-то и прав, но суть-то в другом. Я эту песню писал не для того, чтобы подмазаться. Эмоции, которые в ней выражены, совершенно искренни. «Стрелы» хотелось играть на этих концертах, потому что песня идеально встраивалась в их канву.

С Князевым в этом туре было вообще много забавного. Многие помнят, что я последний тур играл в шапке. Мне было очень неудобно, но возникло желание играть в шапке. Закрывая историю «Короля и Шута», я сам для себя на энергетическом уровне подчеркивал, что шапка, символизировала то, что я здесь и сейчас просто дублирую какого-то другого человека. Стоял посреди сцены незадействованный микрофон для того, кто тут главный. На стойку падал луч света, который подчеркивал, что Миха незримо присутствует на сцене. Нам потом тогдашний техник Аркадий Савельев (который сейчас работает с Бутусовым) в диком бешенстве сказал, что на каком-то из этих больших концертов Князь вышел на сцену и первым делом этот микрофон убрал. Возможно, он недопонял, зачем это было нужно, хотя, на мой взгляд, все было довольно прозрачно. Я вообще не понял, что это было, и мы тогда этому значения не придали. Но маразм полнейший.

Несмотря на ту огромную роль, которую сыграла песня «Стрелы» для только-только зарождающейся группы, музыканты не считали ее основополагающей. На этапе группы «Кукрыниксы» Леонтьев еще не разбирался в искусстве аранжировок, хотя и сочинял действительно искренние песни. Работая с Михаилом Горшеневым, он свои «металлические» навыки удачно использовал там, где это было нужно. Тем более и Горшок всегда тяготел к тяжелому звучанию. Но писал он более доступную и мелодичную музыку, мысля несколько иными категориями.

Александр Леонтьев:

Миха – поп-композитор в хорошем смысле слова: поп-музыка, фолк, в чем-то даже классицизм. У него была школа хорошей советской песни, ведь его отец и мать тоже пели, а он слушал хорошие и правильные пластинки. Но писать тяжелые песни он не мог. Поэтому несколько знаковых композиций, типа «Мертвого анархиста», были созданы при моем участии. Естественно, это не соавторство, а скорее содружество. Потому что играю я, например, какой-то риффак, а Миха под него поет. Получается «Мертвый анархист», «Инквизитор» или «Исповедь вампира». Даже строй, который мы использовали, тоже из хард-н-хэви – в панк-роке мало кто играет в пониженном строе. К тому же стиль мой не формировался самостоятельно, поскольку все эти годы я не писал музыку сам. Мне это просто было не нужно. Есть честное отношение, есть один-единственный коллектив. Никто из нас ни в каких сайд-проектах не участвовал, поэтому все лучшее, что могли, отдавали в эту группу. Каждый и без остатка.

Когда возник «Северный Флот», естественно, встал вопрос, что играть. Я решил на эту тему не париться и играть, что хочется. На раннем этапе существования «Северного Флота» для меня основополагающей темой стала песня «Рожденный убивать». Мы хотели сделать тяжеляк, записали его, и лично для меня он стал глотком свежего воздуха. Я хорошо помню одно из наших первых выступлений на фестивале в Питере. Перед нами «Бригадный подряд» исполнил детскую песню «Веточка зеленая», ее весь зал поет, всем хорошо. Тут же выходим мы и фигачим в конвульсиях «Рожденный убивать». Под рифф наш световик Дмитрий Райдугин мигает стробоскопами, и огромный ?Юбилейный? просто затихает. Люди смотрят и не понимают, что это было. Полный ад, очень странные ощущения. Еще смешнее и страннее спустя пять лет от тех же людей, которые тогда замерли в ?Юбилейном? в оцепенении, не зная, как реагировать, выслушивать обвинения: «Новый альбом – попсня, а где вещи типа ?Рожденный убивать?»?

Когда формировался стиль «Северного Флота», участники группы априори не хотели себя ограничивать какими-то рамками, но понимали, что это в любом случае будет электроника плюс гитара. В любом случае музыканты руководствовались олдскульными ценностями, а не сиюминутными новомодными веяниями. А вот звучать все должно было обязательно «дорого», причем вне зависимости от того, где это записано.

Александр Леонтьев:

Изначально мы понимали, что стилистики «Короля и Шута» не будет, потому что: а) не можем; б) не хотим; в) без Горшка и Князя «Короля и Шута» нет. Было понятно, что надо искать новую публику и подтакскивать тех старых поклонников, у которых сердце открыто к восприятию чего-то свежего. Они все понимают и не хотят нового «Короля и Шута». И скрепя сердце избавляться от застрявших в прошлом фанов «КиШ», на которых мы ориентироваться не могли при всем желании. До сих пор не особенно далекие люди пишут: «Без Горшка не то». Просто взрыв мозга – я не знаю, что по этому поводу сказать…

Павел Сажинов:

Когда Мишка Горшенев приходил на репетицию с какой-то идеей, она у него была на 50–70 % сформирована. Совместные репетиции помогали ей окончательно оформиться и окрепнуть. А когда свой материал приносит Сашка Ренегат, у нас работа более интуитивная. Есть, например, красивый рифф, есть мелодия. Но это еще не песня. Собираясь вместе, мы со всех сторон пытаемся соткать эту ткань. Например, бывало так, что мы имели перед собой три наброска и, работая над первым из них, могли во второй перетащить припев второго, и песня начинала играть совершенно по-другому.

А. Леонтьев, фестиваль «Остров», Архангельск, июль 2014 г.

Разница в том, что у Горшка получалось работать немножко более авторитарно. Он приносил заготовку и предлагал ее сделать. Понятно, что кто-то что-то добавлял, на то мы и группа. Однако в «Северном Флоте» у нас более коллегиальное формирование самой песни. Я и в «Короле и Шуте» чувствовал себя комфортно, а «Северном Флоте», как говорят люди, меня стало больше в последних двух альбомах. Не знаю, мне кажется, что и в пластинке «Все внутри» меня тоже предостаточно.

Александр Леонтьев:

Слушая «Рожденный убивать» спустя почти пять лет, я понимаю, что все было сделано правильно. Таких людей, которым этот стиль по нраву, не один, не два – их тысячи. Но дело даже в другом. У той же «Металлики» все альбомы разные и противоречивые, но непонятно мнение людей, которые начинают рвать волосы и кричать: все пропало – теперь какая-то попсня. Во-первых, не попсня. Во-вторых, выпуск альбомов – это сон. Жизнь человека состоит из сна и бодрствования. Когда группа записывает альбомы – она спит и видит сны. А когда играет концерты – это день, это жизнь. Из концертного сета песни никуда не деваются. Наоборот, он становится разнообразнее и интереснее.

В первый тур «Северному Флоту» было тяжело ехать с одним альбомом. Делать программу на полчаса они позволить себе не могли, так как еще во времена «Короля и Шута» приучили поклонников минимум к полуторачасовым сетам. Приходилось вставлять в программу песни из «Короля и Шута», зонг-оперы «ТОДД» и первого альбома «Кукрыниксов». Работая над самой первой программой, музыканты были вынуждены серьезно подтягивать свой уровень, потому что такая музыка требовала полной отдачи.

«Прощание» – П.Сажинов, 2013 г.

Александр Леонтьев:

На тот момент Яша Цвиркунов звезд с неба не хватал. Но я уважаю его работоспособность, его самоотречение, его готовность осваивать новое. Я же не педагог. Когда я что-то показывал, а он не мог это воспроизвести, я мог психануть или не так посмотреть, а он все это терпел. Ведь дело важнее.

Точно так же и Поручик – не супербарабанщик. Однако много людей, мнение которых я уважаю, в один голос утверждают, что он за эти годы подтянулся, и я с этим абсолютно согласен. В этом есть наша общая заслуга, потому что Поручика подтягивать тяжело. Он из тех барабанщиков, которые очень долго входят в процесс, долго разучивают материал. Зачастую он не может или стесняется предложить партию, которую в итоге приходится создавать нам с ним сообща. Музыки он слушает много и очень музыкален. Но если партия вошла ему в руки, то в любом состоянии и в любое время суток он сыграет как надо – хлестко, мощно, с полной самоотдачей.

Яков Цвиркунов:

Любому музыканту постоянно приходится подтягивать свой уровень. Мне это приходилось делать всю мою карьеру музыканта – от альбома к альбому. Каждый раз мне ставились задачи, решать которые было все сложнее и сложнее. Яркий пример – альбом «Короля и Шута» «Бунт на корабле». Потом была сложная пластинка «Театр Демона», где все на акустике. Совершенно другое звукоизвлечение, другой уровень сложности при записи, потому что слышно каждый шорох, каждую струну. Попробуй только криво или недостаточно убедительно сыграть! Поэтому развитие шло постоянно.

А. Щиголев, 2017 г.

С переходом в новую группу все вновь усложнилось. Материал Реника подразумевает в первую очередь риффы. Пришлось оттачивать те приемы, которые бы, возможно, не пригодились для «Короля и Шута». Хотя у Горшка была идея записать металльный альбом, поэтому, вполне вероятно, я бы этим занимался и дальше… Если музыкант говорит: «Я всего достиг и больше не должен ничему учиться» – это слушать смешно. К критике я отношусь спокойно. Если я принес и показал какой-то материал, а он не подходит, мне, может, станет на какое-то время обидно, но я все равно пойду и переделаю. В конце концов, я работаю в команде, и наработки должны нравиться всем, и в первую очередь – композитору.

Александр Щиголев:

Приходилось пересматривать свое отношение к барабанным битам, отметать ненужное. У нас не было задачи повторить «Короля и Шута», мы сразу начали формировать свой стиль. Поэтому старался по-другому относиться к тому, что делаю. Это происходит не сразу. Лишь где-то через год я окончательно осознал правильные позиции по игре на барабанах. Все происходит коллегиально и со временем. Человек освоит какой-то любопытный ход на гитаре и хочет того же от тебя, а ты так никогда не играл…

Александр Леонтьев:

Так получается, что вместе нам хорошо, и это – основополагающая черта. Мы – семья. Возьмем любую семью, состоящую из 5–7 человек. Понятно, что все они – не 300 спартанцев, у каждого свои плюсы и минусы, здесь дело в другом: семья – есть семья, и люди друг друга дополняют, помогают. Главное ведь – скотиной не быть. В нашем коллективе скотин нет.

Песни из первого альбома «Все внутри» в музыкальном отношении оказались попроще, нежели материал последующих программ «Северного Флота». Но уже на этом этапе Александр Леонтьев руководил процессом репетиций и аранжировок.

Александр Леонтьев:

Так получается, что я – худрук. Хороший, плохой – не важно! Я же силком в группе никого за собой не тащу. Поскольку хочется цельности материала, в любом случае стараюсь либо отбирать варианты, предложенные инструменталистом, либо – так тоже бывает – предлагаю свой вариант партии. Если человек делает так же, значит, он не может придумать лучше. Я был бы счастлив, если бы надо мной был кто-то подобный. Но приходится самому.

Александр Куликов:

При работе над песнями у нас нет никакой диктатуры – дескать, будет так, и никак иначе. Наоборот, Реник всегда очень рад, когда какие-то идеи от нас исходят и при этом совпадают с его видением. Ему так даже легче, потому что на нем и без того лежит огромная ответственность.

Определять стилистику «Северного Флота» Леонтьев всегда отказывается наотрез. И очень не любит, когда этим начинают промышлять журналисты или составители статей в «Википедии». Единственный маячок, который он предлагает – «популярная музыка с тяжелым звуком».

Александр Леонтьев:

Так и запиши, что в определениях я не силен и вообще не знаю, что сказать по этому поводу…

Группы, которые повлияли на Леонтьева при работе над звуковой картиной «Северного Флота», он тоже назвать затрудняется. Одно дело – держать в голове десяток любимых команд и считать их своей ролевой моделью. Другое – сидеть ночью с гитарой и нащупывать что-то свое вопреки желанию повторить чьи-то наработки. Все ориентиры куда-то враз исчезают, в голове ничего не остается, и о подражании речи не идет. С самого начала было понятно, что такая музыка, как у «Северного Флота», неформатная и с нею очень тяжело будет пробиться на радио. Однако ни под кого подстраиваться парни не собирались – ни под фанатов, ни тем более под радиостанции.

Александр Леонтьев:

Надо подчеркнуть, что музыка «Северного Флота» – неформатная именно для нашей страны. А для маленькой Финляндии очень даже форматная, например. На момент появления «Северного Флота» ситуация с тяжелой музыкой на радио была плачевнейшей. В нашей стране есть две главные рок-радиостанции – «Максимум» и «Наше Радио». На первую вообще пробиться невозможно, потому что там крутят каких-то мастодонтов. А в формат «Нашего Радио» мы действительно не вписывались никак. Тем не менее подстраиваться мы не стали. Сейчас, кстати, на «Нашем Радио» уже что-то меняется, но на момент нашего появления их формат меня более чем не устраивал. Я просто не слушал «Наше Радио», и не хотелось. Включаешь – там одно и то же. Никаких новых групп там не было. Никого не хочу обидеть, но не мое, и все. А как писать, если не мое?

Несмотря на это, попытки пробиться на «Наше Радио» только что образовавшийся «Северный Флот» все же предпринимал. Музыканты предлагали треки их первого альбома будущему программному директору «Нашего Радио» Анастасии Рогожниковой, которая до самой смерти Михаила Горшенева работала пресс-атташе «Короля и Шута». Но Рогожникова честно отвечала, что это неформат. Начиная с песни «Поднимая знамя», с альбома «Мизантропия», в эфир группа все-таки попала. Ну и, разумеется, на «Нашем Радио» крутились «Стрелы».

Александр Леонтьев:

«Наше Радио» сразу стало проводить правильную политику возведения Мишки в легенды. Когда-то «Король и Шут» вел с «Нашим Радио» войну, но это было давно и недолго. Правда, «Стрелы» – все же не совсем «Северный Флот», а просто хорошая песня.

Безусловно, музыка является для участников «Северного Флота» делом всей жизни. Но для музыкантов это и бизнес – в самом хорошем и правильном смысле этого слова. Не секрет, что многие рокеры вне сцены расслабленные, неорганизованные и необязательные, чего нельзя сказать о «Северном Флоте». С парнями реально приятно иметь дело – они педантичны, пунктуальны и напрочь лишены дешевых понтов.

Александр Леонтьев:

На самом деле, все неплохо зарабатывающие музыканты, которых я знаю (а знаю я их немало), по сути, являются бизнесменами и очень любят деньги. Это нормально – просто хотеть денег и хотеть жить хорошо. Покажите мне человека, который хочет жить плохо, и я схожу на него посмотреть – за деньги. Я понял для себя одно: есть категория людей, которые по разным причинам – то ли им просто так удобно, то ли они чего-то стесняются – делают вид, что они раздолбаи. Для этого у них существуют директора или администраторы, с которыми один на один они могут вести бизнес-дела. Типа я весь такой из себя рок-стар, а директор – козел, он собирает бабло.

Нам-то зачем в эти игры играть? Вести себя как раздолбай я не хочу, потому что я не такой. Здесь вопрос чести, вопрос мужского достоинства. Я не люблю опаздывать и не люблю, когда опаздывают. Не люблю динамить людей, не люблю обманывать, не люблю вести себя, как дебил. Даже если мне полагается по профессии – не люблю я этого. Возьмем того же Горшка. Понятно, что человек умирает, про него начинают рассказывать басни и небылицы, кричать, что он разбрасывал деньги направо и налево. Слушайте, Мишка был нормальный крестьянский сын. Для него было очень важно хорошо зарабатывать, купить дочери квартиру, кормить и одевать семью. Он реально кайфовал от того, что он состоялся. Я это четко знаю – лучше, чем кто-то другой.

Когда я поехал в Киржач спасать отцовский бизнес, первый год я был весь в долгах и минусах. Потом потихоньку стал эту ситуацию выправлять. У меня неоднократно был с Мишкой на эту тему разговор. Я приезжаю его навестить, а он спрашивает: «Ну что там, сколько сейчас поднимаешь-то?» Я отвечу, а он: «Ну, нормально, я вот побольше поднял». Это для него была нормальная мужская тема. Здесь даже дело не в любви к деньгам. Деньги – это мерило твоего успеха. Кто ты вообще и чего добился? Как это вообще измерить? Проще всего деньгами. Не могу сказать, что Мишка был жлоб или жмот. Но рассказывать, что он швырял перед фанатами деньгами, я тоже не могу. Могу сказать, что Мишка деньги любил – больше, чем многие из тех, кого я знаю. Мало того, зная, что он может просадить в состоянии измененного сознания солидные суммы, он уезжал на гастроли без копейки, оставляя все жене. Бывало так, что мы едем на гастроли, а он стреляет по 300–500 рублей, потому что ему не на что есть, пока не дали суточные.