Евреи в руководстве НКВД СССР: страницы ненаписанной истории

По своей природе и функциям, выполняемым в обществе и государстве, органы государственной безопасности традиционно относятся к государственным институтам, положение и престиж которых является наиболее высоким. Это совершенно естественно: ни общество, ни государство не могут обойтись без них, не ставя под сомнение само свое существование. Лицо органов государственной безопасности, как и любой военизированной организации, всегда определял начальствующий состав. Именно начальствующий состав концентрирует и воплощает в себе традиции службы, в его среде формируется преемственность поколений, являющаяся основой успешного функционирования организации.

Поэтому полноценная история карательных органов не может быть написана без тщательного изучения их персонального состава. Об этом точно заметили российские исследователи Н. В. Петров и К. В. Скоркин: «…только поняв принципы подбора „чекистских" кадров, их расстановки и ротации, можно достоверно реконструировать механизмы управления террором, увидеть те „приводные ремни", которые использовала партийная олигархия для осуществления своей власти»[1].

Определенная работа в этом направлении уже ведется. Подробные биографии и тщательный социально-статистический анализ руководящего состава НКВД СССР периода 1934–1941 гг. провели в своей работе «Кто руководил НКВД 1934–1941. Справочник» Н. В. Петров и К. В. Скоркин[2], а центрального аппарата НКВД СССР в 1934–1937 гг. в книге «НКВД СССР: структура, руководящий состав, форма одежды, знаки различия 1934–1937 гг.» В. Ю. Воронов и А. И. Шишкин[3]. Попытку анализа кадровой политики и социологического портрета руководства НКВД СССР в 1936–1938 гг. осуществил Л. А. Наумов[4], но в своей работе он совершенно не использовал архивных источников, а лишь тщательно обработал данные, опубликованные в справочнике «Кто руководил НКВД 1934–1941». Разбору кадрового состава органов ОГПУ-НКВД в Сибири посвящена и одна из глав в труде А. Г. Теплякова «Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929–1941 гг.»[5].

В своих исследованиях авторы этих строк неоднократно касались вопросов кадровой политики и социально-статистического анализа руководства территориальных органов ОГПУ-НКВД[6]. Несмотря на то, что в этих работах проводился всесторонний социологический анализ, наибольший интерес у читателей вызывала одна позиция – национальность, а точнее – значительное количество работающих в НКВД евреев.

Нередко авторам, написавшим немало биографических очерков чекистов, героями которых были и евреи – М. К. Александровский[7], М. К. Ахметов[8], И. М. Блат[9], И. М. Дворкин[10], С. И. Западный[11], Я. 3. Каминский[12], 3. Б. Кацнельсон[13], Б. В. Козельский[14], И. М. Леплевский[15], Я. А. Лившиц[16], Г. С. Люшков[17], С. С. Мазо[18], Д. А. Перцов[19], И. С. Радин[20], Л. И. Рейхман[21], А. Б. Розанов[22], А. М. Симхович[23], И. А. Шапиро[24], С. С. Шварц[25], А. О. Эйнгорн[26] – неоднократно приходилось объяснять, что они просто изучают историю органов госбезопасности, а не занимаются пресловутым «еврейским вопросом».

В конце концов, и мы решились посвятить этой щепетильной теме отдельную книгу, содержащую биографические данные о евреях-руководящих сотрудниках НКВД СССР в годы «Большого террора», снабдив биосправки документальными комментариями, которые по нашему мнению красноречиво характеризуют того или иного чекиста.

Провести исчерпывающий анализ национального состава НКВД СССР в 1936–1938 гг. в настоящее время не представляется возможным из-за отсутствия соответствующих источников. До сих пор значительная часть документальных материалов советских органов госбезопасности еще недоступна исследователям и находится на секретном хранении.

В настоящее время благодаря фундаментальной работе Н. В. Петрова и К. В. Скоркина относительно полно исследовано лишь высшее руководство союзного НКВД, наркомы внутренних дел союзных и автономных республик, начальники УНКВД краёв и областей, из которых евреи составляли на разный период времени значительный процент (таблица 1)[27]:

Таблица 1 – Процентный состав евреев среди высшего руководящего состава НКВД СССР

«Относительно полно» оттого, что в справочнике не указаны многие руководители, исполнявшие обязанности начальников, но официально приказами на должности не назначавшиеся. Дело в том, что категория подобных начальников в период «Большого террора» была значительна, и причиной тому была кадровая чехарда 1937–1938 гг.

Так, к примеру, в списке наркомов внутренних дел УССР отсутствуют В. Т. Иванов, исполнявший эти обязанности с 17 мая по 14 июня 1937 г., и В. В. Осокин, возглавлявший наркомат сразу после бегства А. И. Успенского (т. е. с 15 ноября по 7 декабря 1938 г.). В списке заместителей наркома внутренних дел УССР в 1934–1937 гг. отсутствует фамилия Н. С. Бачинского, работавшего заместителем наркома с 19 мая по 17 июля 1937 г. Заместители же наркома внутренних дел УССР в 1938 г. вообще авторами не указаны, а в данной должности работало 6 человек: А. М. Хатаневер (с 3 февраля по май), А. П. Радзивиловский (с февраля по март), Д. Д. Гречухин (с мая по сентябрь), И. А. Шапиро (с мая по январь 1939 г.), А. А. Яралянц (с августа по ноябрь), М. Д. Яхонтов (с сентября по ноябрь).

В списке начальников областных УНКВД на территории УССР отсутствуют фамилии А. Д. Балычева (и. о. начальника УНКВД по Ворошиловградской области в июне 1938 г.); Я. К. Баутина (и. о. начальника УНКВД по Черниговской области в декабре 1938 – январе 1939 гг.); С. И. Гапонова (и. о. начальника УНКВД по Одесской области в ноябре 1938 – январе 1939 гг.); И. А. Дарагана (и. о. начальника УНКВД по Житомирской области в ноябре 1938 – январе 1939 г.); А. Е. Екимова (и. о. начальника УНКВД по Каменец-Подольской области в ноябре 1938 – январе 1939 гг.); Д. А. Перцова (и. о. начальника УНКВД по Харьковской области в мае 1938 г.); С. И. Самовского (и. о. начальника УНКВД по Черниговской области в июне – июле 1937 г.); А. М. Симховича (и. о. начальника УНКВД по Харьковской области в марте 1938 г.); Т. А. Строкача (и. о. наркома внутренних дел Молдавской АССР в 1938 г.)[28].

Отсутствуют биографические справки и ряда руководителей Управления НКВД в Центральной России. Так врид. начальником УНКВД по Воронежской области в период с 1 июля по 20 июля 1937 г. был майор ГБ И. Г. Сивко. Также в справочнике отсутствует информация об и. о. начальника УНКВД по Дальстрою М. М. Веселкове (исполнял обязанности в июне – декабре 1937 г.)[29].

Помимо этого отсутствует биосправка на врид. начальника УНКВД по Тульской области (в октябре – декабре 1938 г.) В. А. Заполя (см. биосправку) (хотя в перечне «Руководители территориальных органов НКВД СССР» данного справочника фамилия этого чекиста присутствует). Одновременно нет биографических справок на большинство руководителей областных УНКВД Киргизской ССР, Узбекской ССР, Туркменской ССР и Таджикской ССР (в перечне «Руководители территориальных органов НКВД СССР» их фамилии указаны).

Причина таких пропусков, на наш взгляд, кроется в постоянных чистках и ротации кадрового состава, происходящих в НКВД СССР в период «ежовщины». Так, например, некомплект оперативного состава НКВД УССР на февраль 1938 г. составлял 671 чел., в том числе по должностям начальников и помощников начальников отделов и отделений – 187 чел., оперуполномоченных и помощников оперуполномоченных – 484 чел.[30]. Нередко даже должности начальников УНКВД были вакантными по 6–7 месяцев (в частности, УНКВД по Харьковской и Винницкой области в августе 1937 г. – марте 1938 г.). Аналогичная ситуация была по всему Советскому Союзу. Так, лишь по 4-му (СПО) отделу УГБ УНКВД по Куйбышевской области некомплект личного состава на конец 1937 г. составлял около 40 %[31].

Поэтому составить целостную картину, опираясь лишь на приказы НКВД СССР, по личному составу невозможно. Необходима тщательная проработка приказов по личному составу республиканских наркоматов, областных и краевых УНКВД и архивных личных дел сотрудников НКВД, а также всего блока партийных документов.

Если с высшим руководством НКВД картина более-менее ясна, то информация о руководителях среднего звена на уровне заместителей наркомов союзных и автономных республик, заместителей начальников УНКВД краев и областей, начальников ведущих отделов УГБ на местах до сих пор не систематизирована и не опубликована. Исключение, пожалуй, составляет лишь НКВД УССР.

Во времена «ежовщины» в НКВД УССР сменилось пять наркомов внутренних дел (в скобках указан фактический период пребывания в должности): В. А. Балицкий (10.07.1934 г. – 17.05.1937 г.), В. Т. Иванов (17.05. – 15.06.1937 г.), И. М. Леплевский (14.06.1937 г. -27.01.1938 г.), А. И. Успенский (27.01.– 14.11.1938 г.), В. В. Осокин (11.1938-14.12.1938 г.). При каждом из них в руководящем составе НКВД УССР произошли существенные кадровые изменения, но поскольку В. Т. Иванов и В. В. Осокин приказами НКВД СССР на должность наркома не назначались, да и возглавляли наркомат они менее месяца, то нами были проанализированы только кадровые изменения, произошедшие в период «правления» В. А. Балицкого, И. М. Леплевского и А. И. Успенского. Все кадровые перестановки разбиты на три подгруппы, к которым были отнесены сотрудники, выдвинутые на руководящие должности в НКВД УССР, либо назначенные начальниками областных УНКВД. Если же кто-то из выдвиженцев одного наркома переводился на другую руководящую должность следующим наркомом, то он считался представителем предыдущей группы[32].

Таблица 2 – Руководящий состав НКВД УССР

В общем, по неполным данным в НКВД УССР на постах руководителей центрального аппарата и областных УНКВД (включая должности начальника УНКВД, заместителя начальника УНКВД, помощника начальника УНКВД, начальников отделов УГБ (3-го (КРО), 4-го (СПО), 5-го (00), 6-го (ТО) и 11-го (водного)) в 1936–1938 гг. побывало 213 человек и 99 (или 46,47 %) из них были евреями[33].

По показаниям бывшего начальника отдела кадров НКВД УССР Г. М. Кобызева уменьшение процента евреев в руководстве НКВД УССР в 1938 г. происходило по личному указанию Н. И. Ежова: «17 февраля я подал Ежову материалы, характеризующие кадры: персональный список всех сотрудников оперативных отделов, на которых были компрометирующие материалы (человек 600–800)[34]…Ежов сказал: «Ох, кадры, кадры, у них здесь не Украина, а целый Биробиджан». Рассматривая дальше материал, он наложил резолюции, чуть ли не по каждому сотруднику – кого нужно арестовать, кого уволить, кого перевести на неоперативную работу, в ГУЛАГ…практические указания Ежова и Успенского сводились к тому, чтобы в аппарате НКВД УССР увеличить число сотрудников, в особенности руководящего состава, из числа украинцев, русских, за счет сотрудников еврейской национальности, которых из УНКВД нужно уволить, т. е. в значительной мере сократить их процент»[35]. Об этом же свидетельствовал и бывший начальник отдела кадров УНКВД по Одесской области И. С. Дубров, которому Успенский заявил: «Не смейте брать на работу в райотделения евреев, если возьмёте, то я вам покажу»[36].

Факт тотальной чистки руководящих кадров НКВД УССР подтверждал и бывший заместитель начальника УНКВД по Черниговской области капитан ГБ А. И. Геплер (см. биосправку). В своей жалобе он писал, что после ареста в марте 1938 г. московские чекисты избивали его, приговаривая: «Окончилась ваша украинская лавочка, всех еврейчиков и украинцев разгоним»[37].

В своем письме на имя наркома внутренних дел СССР Л. П. Берия от 21 января 1939 г. начальник УНКВД по Сталинской области П. В. Чистов писал, что его подчиненный И. М. Александрович (см. биосправку) «сколотил вокруг себя группу начальников и зам. начальников отделов из числа евреев и повёл против меня клеветническую кампанию, бросал мне обвинения в антисемитизме, в гонении на евреев и в проведении фашистской арийской политики в подборе кадров. Это обвинение я отвергаю с негодованием. Оно достаточно опровергается тем, что из 16 начальников и зам. начальников отделов в УНКВД – 12 составляют евреи и только 4 падает на украинцев и русских. В течение 1938 года мною было уволено значительное количество социально-чуждого элемента, пробравшегося в органы УГБ: торговцев, спекулянтов и т. д. Среди этого контингента была уволена значительная часть евреев, но это не имеет ничего общего с антисемитизмом»[38].

Следует отметить, что в первые десятилетия советской власти любые антиеврейские проявления жестоко карались. Например, в 1935 г. была исключена из партии харьковчанка Н. В. Сахорова, которая «проявляла антисемитизм, что выразилось в подражании евреям в разговоре»[39].

В приговоре по обвинению Г. М. Кобызева отмечалось, что он, работая начальником ОК НКВД УССР и начальником УНКВД по Харьковской области, «проводил подрывную вражескую работу, направленную на разгон честных, преданных Советской власти работников НКВД, проявляя при этом антисемитские тенденции и выходки»[40].

Подобные заявления были характерны не только для Украины, где в органах НКВД оказался значительный процент евреев, но и для иных региональных управлений, в том числе и в Центральной России. Так, начальник УНКВД по Ивановской области В. П. Журавлев (успешно делавший карьеру в период «Большого террора») на допросе арестованного Ф. И. Чангули (начальник 3-го отделения ОМЗ УНКВД по Ивановской области) заявил последнему: «…у вас было исключительно жидовское окружение, ТОГЕРОВ, КЛЕБАНСКИХ, РАВЕРОВ, ШРЕЙДЕРОВ[41], все они оказались предателями, потому что это вообще продажная нация, у меня в аппарате евреев нет и быть не может. Какие были, я уже арестовал…»[42].

Необходимо отметить, что Журавлев несколько преувеличивал. В его аппарате, в частности в УНКВД по Куйбышевской области, было несколько чекистов-евреев, и именно в период его «правления» они делали неплохую карьеру: Г. Д. Гринберг – в 1938 г. начальник следственной части областного УНКВД (см. биосправку) и А. В. Коган – в 1937–1938 гг. помощник начальника и начальник 4 (СПО) отдела УНКВД области (см. биосправку).

Антисемитские настроения (озвученные начальником УНКВД В. П. Журавлевым) были нередки для периода «Большого террора». Пророчески по этому поводу звучат слова известного российского экономиста и общественного деятеля Б. Д. Бруцкуса об отрицательных последствиях активного участия евреев в революционном движении и их масштабного присутствия в большевистских органах власти: «[Появление] по большей части очень молодых еврейских комиссаров, которые были совершенно чужды населению и, подобно своим русским товарищам, ни морально, ни интеллектуально не были подготовлены для несения тех обязанностей, которые были на них возложены, появление их в момент, когда советская власть грубейшее насилие считала нормальным методом управления, оставило глубокий след в психологии народных масс…»[43].

Об отношении народных масс к ЧК во времена Гражданской войны красноречиво свидетельствует справка о состоянии дел в Киевской губернии от 15 мая в 1919 г., поступившая председателю Реввоенсовета РСФСР Л. Д. Троцкому: «Уманский уезд. По всему уезду антисемитская агитация… Сотрудники ЧК – евреи, пойманные населением, расстреливаются… Бердичевский уезд. Проезжающие через город части бесчинствуют. Идут погромы под лозунгом: «Бей жидов, громи ЧК, – они враги наши»[44].

Вот ещё одно свидетельство настроений народных масс в советской России. В докладной записке члена Коллегии ВЧК Г. С. Мороза, составленной 22 апреля 1919 г., так была описана обстановка в обследуемых им губерниях Западного края. В губерниях, по его словам, сложилась удушливая, предпогромная обстановка: «Прямо-таки тяжело дышать, когда въезжаешь в Смоленскую, Минскую, Могилевскую, Витебскую губернии. То и дело в вагонах, на станциях, в столовых, на базарах и даже клубах слышишь: „Жиды всюду, жиды губят Россию. Советская власть ничего бы, если бы не жиды“ и пр. <…> Последние события в ГОМЕЛЕ, РЕЧИЦЕ, БОРИСОВЕ и др. городах показали нам это. Прежде всего „бей жидов“, а потом «спасай Россию»[45].

Во многом подобные настроения объяснялись тем, что в период гражданской войны и в начальной стадии развития советской власти «инородческий» элемент (в том числе и евреи) являлся одной из опор нарождающегося нового государства. Этот фактор, несомненно, способствовал удержанию страны в руках большевиков.

О неком «засилии» евреев на «комиссарских должностях» в губерниях бывшей «черты оседлости» писал в своей записке и упомянутый выше Г. С. Мороз. Интересно то, что в качестве одного из способов борьбы с антисемитизмом в Западном крае он предлагал «ввиду тревожности момента в погромном отношении убрать с ответственных постов всех евреев, заменив их коммунистами из внутренних губерний» (вероятно русских по национальности). В заключение своего доклада Мороз даже делает специальную оговорку следующего содержания: «Думаю, настоящий доклад не вызовет обвинений на меня в чем-либо. Нахожу нужным отметить, что сам я еврей, работавший и работающий всё время среди еврейского пролетариата, с коим я связан тесными узами. Как бы мне не хотелось писать обо всем изложенном, но преданность Революции подсказывает мне это сделать»[46].

Об активной роли национальных меньшинств в период становления советской власти говорил и сам И. В. Сталин, заявивший в 1921 г.: «Русские рабочие (т. е. большевики. – М. Т., В. 3.) не смогли бы победить Колчака, Деникина, Врангеля без…сочувствия и доверия к себе со стороны угнетенных масс окраин бывшей России»[47]. В дальнейшем генсек неоднократно отмечал значительность этой роли: «Не забывайте, что если бы в тылу у Колчака, Деникина, Врангеля, Юденича мы не имели бы так называемых „инородцев", не имели ранее угнетенных народов, которые подрывали тыл этих генералов своим молчаливым сочувствием русским пролетариям, – товарищи, это особый фактор в нашем развитии: молчаливое сочувствие, его никто не видит и не слышит, но оно решает всё – и если бы не это сочувствие, мы бы не сковырнули ни одного из этих генералов»[48].

Эта поддержка крепла и после гражданской войны. Большая часть еврейского населения, «повернувшаяся лицом» к новой власти, продолжала поддерживать большевиков. Численность евреев в правящей партии начала быстро расти. Уже к концу 1922 г. численность евреев в РКП(б) достигла почти 20 тыс. человек (или 5,2 % от общего числа членов партии или 20 человек (членов РКП(б)) на 1000 евреев старше 20 лет). В 1923 г. на XI партсъезде евреи составляли 14,5 % делегатов, на XII партсъезде (1924 г.) – 11,3 %. Существенно выросла партийная прослойка среди евреев и в регионах со значительной частью еврейского населения, и как следствие наблюдался стремительный рост евреев и во властных структурах этих регионов. Так, в 1920-е гг. Коммунистическая партия Белоруссии на четверть состояла из евреев: 1923 г. – 1096 человек (32,2 %), 1925 г. – 3992 человек (23,4 %), 1927 г. – 6012 человек (23,8 %). Серьезное место они занимали и в руководящем звене: в 1923 г. в составе ЦК партии значился 31 еврей – 66 % от общего числа членов. Среди делегатов XI (1922 г.) и XII (1923 г.) партконференций КП(б) Белоруссии их было 75 (51 %) и 85 (48 %) человек соответственно[49]. Данный процесс продолжался все 1920-е и в начале 1930-х гг.

Значительный прирост евреев в государственных органах власти (в том числе, и в органах ОГПУ-НКВД) в центральных регионах СССР можно объяснить рядом объективных причин. С середины 1920-х гг. начался «исход» евреев как во внутренние российские губернии, так и в крупные промышленные и региональные центры Советского Союза, такие как Москва, Ленинград, Ташкент, Свердловск, Тифлис, Нижний Новгород, Харьков, Киев, Донецк и т. д.[50] Из «черты оседлости» в большие города и промышленные центры потянулись значительные массы еврейского населения. Это перетекание из небольших городков и местечек (в основном молодежи) было связано с неким отложенным эффектом снятия ограничений для еврейского населения наложенных бывшим правительством царской России, а также со стремлениями молодежи приобщиться к современному образу жизни, получению качественного образования, возможности сделать карьеру. Свою роль сыграла и массовая безработица, охватившая еврейские местечки и городки, следствием которой стало серьезное ухудшение экономического положения еврейского населения.

О масштабах переселения евреев свидетельствуют следующие цифры. По данным переписи 1897 г. в Европейской части РСФСР проживало 106 тыс. евреев, на 1925 г. их было уже 544 тыс. чел. Интересные данные представил автор справочника «Население Москвы» М. Я. Выдро: если на 1912 г. в Москве проживало 6,4 тыс. евреев, то к 1933 г. их численность выросла в почти 40 раз, и достигла 241,7 тыс. чел. В то время как собственно само население Москвы выросло всего в 2 раза с небольшим, с 1 млн. 618 тыс. до 3 млн. 663 тыс.[51]

Свою роль в усилении представителей иных национальностей (в том числе и евреев) в госаппарате сыграла национальная доктрина Советского государства, существовавшая до середины 1930-х гг. Эта доктрина основывалась на предположении, что «…существовало исторически сложившееся, унаследованное от царизма неравенство в положении национальных окраин (в том числе и еврейского населения, – М. Т., В. 3.) по сравнению с русской метрополией, и поэтому русские находились в долгу перед другими этническими группами за бывшее угнетение»[52].

Все эти обстоятельства, несомненно, оказывали свое влияние на численность евреев в государственных структурах власти.

Для объективной оценки желательно было бы сравнить процент евреев среди высшего начальствующего состава НКВД СССР с процентом евреев среди высшего партийного и хозяйственного руководства СССР и командования РККА и ВМФ на период 1935–1938 гг. К сожалению, подобная оценка социального состава советской номенклатуры ещё ожидает своего исследователя. Пока же мы можем сравнить только процентный состав руководства НКВД УССР с процентным составом высшего партийного руководства республики. Из 102 членов и кандидатов в члены ЦК КП(б)У, избранных в мае 1937 г., евреев было 19 человек (18,63 %)[53].

Мы также располагаем статистикой по партийному руководству страны. Так, из 139 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) (избранных на XVII партийном съезде) евреями были 24 человека (или 17,27 % от общего числа). Обошли евреев только русские, их было 72 человека (или 51,8 %). Представители же других национальных групп значительно отстали: украинцы – 13 человек, латыши – 8 человек, грузины – 6 человек, поляки – 4 человека, армяне – 3 человека, белорусы – 3 человека, азербайджанцы – 2 человека, литовцы – 2 человека, узбеки и казахи – по 1 человеку[54].

Составить полный список руководящего состава всех территориальных УНКВД в настоящее время не представляется возможным, нам удалось это сделать лишь по трем областям: Куйбышевской, Ленинградской и Харьковской. Фамилии чекистов-евреев в данных списках выделены жирным шрифтом.

Руководящий состав УНКВД по Куйбышевскому краю (области) в октябре 1936 – ноябре 1938 гг.

Начальники УНКВД: Ф. А. Леонюк (20.03.1935-09.01.1937), И. П. Попашенко (09.01.1937-01.10.1937), В.П.Журавлёв (01.10.1937-23.02.1938), И. Я. Бочаров (23.02.1938-30.12.1938).

Заместители начальника УНКВД: Р. К. Нельке (16.01.1935-31.08.1937), И.Я.Бочаров(19.10.1937-23.02.1938),Н.А.Деткин (31.05.1938-20.01.1939), М. А. Гладков (08.05.1938-05.04.1939).

Помощники начальника УНКВД: М. В. Рогожин (17.12.1936-05.06.1937), М. В. Коробицын (21.10.1937-19.10.1938), В. А. Мартынов (01.11.1938-11.04.1939).

Начальники Оперода – 2-го отдела УГБ УНКВД: И. А. Сурдис (01.06.1936-23.12.1936), Г. И. Родимов (23.12.1936-07.01.1937), М. К. Морской (07.01.1937-16.02.1937), С. Н. Михайлов (16.02.1937-01.04.1939).

Начальники ЭКО УГБ УНКВД: С. Л. Римский (25.09.1936-01.01.1937).

Начальники КРО – 3-го отделаУГБ УНКВД: Я. С. Каменев (01.01.1937-25.04.1937), М. И. Клейман (25.04.1937-13.06.1938), А. Н. Печенкин (13.06.1938-22.05.1939).

Начальники СПО – 4-го отдела УГБ УНКВД: М. В. Рогожин (07.03.1936-05.06.1937), Н. А. Деткин (06.06.1937-31.05.1938), А. В. Коган (31.05.1938-24.04.1939).

Начальники ОО – 5-го отдела УГБ УНКВД и ОО ГУГБ НКВД Приволжского ВО: Ф. А. Леонюк (20.03.1935-09.01.1937), И. П. Попашенко (09.01.1937-03.08.1937), Л. П. Жданов (03.08.1937-10.08.1937), М. М. Хомяков (10.08.1937-11.12.1937), А. Н. Павловский (11.12.1937-04.09.1938).

Начальники ТО – 6-го отдела УГБ УНКВД: Г. И. Иванов (15.07.1934-08.10.1936), И. С. Веселов (08.10.1936-27.07.1937).

Начальники УАО – 8-го отдела УГБ УНКВД: Г. И. Родимов (10.08.1935-23.12.1936), В. А. Брадлей (23.12.1936-07.01.1937),С. С.Бушуев (20.02.1937-20.07.1937), Е. И. Воскресенский (20.07.1937-28.03.1939).

Начальники 9-го (специального) отделения УГБ УНКВД: А. И. Крунт (23.05.1936-15.11.1937), И. П. Малков (15.11.1937-16.04.1938), А. И. Зотов (16.04.1938-01.04.1939).

Начальники 11-го (водного) отдела УГБ УНКВД: С. А. Краевой-Нахалов (01.10.1937-04.1939).

Начальник 12-го отдела (оперативной техники) УГБ УНКВД: М. С. Матусевич (01.01.1938–1939).

Начальники отдела мест заключения УНКВД: М. А. Второв (28.07.1935-01.10.1937), А. Л. Конторович (01.10.1937-25.11.1937), Я. Я. Витол (25.11.1937-01.02.1939).

Начальники отдела кадров УНКВД: М. И. Рубинштейн (17.10.1934-31.12.1936),Г. Д.Ламин (31.12.1936-23.03.1937),В. А. Мартынов (23.03.1937-01.11.1938), Я. К. Машков (01.11.1938-08.02.1939).

Начальники УРКМ УНКВД: В. Н. Суржанинов (01.09.1934-10.10.1936), А. Ю. Эглит (10.10.1936-10.12.1936), И. Е. Жуков (10.12.1936-08.06.1938), М. А. Гладков (08.05.1938-05.04.1939) (одновременно (за исключением – М. А. Гладкова) являлись помощниками начальника УНКВД (по милиции)).

Руководящий состав УНКВД по Ленинградской области в октябре 1936 – ноябре 1938 гг.

Начальники УНКВД: Л. М. Заковский (10.12.1934-20.1.1938), М. И. Литвин (20.01.1938-10.11.1938).

Заместители начальника УНКВД: Н. Г. Николаев-Журид (04.01.1935-28.11.1936), В. Н. Гарин (08.12.1936-16.06.1938); Н. Е. Шапиро-Дайховский (07.07.1937-28.03.1938), М. Я. Состе (07.07.1937-01.05.1938), A. М. Хатаневер (31.07.1938-17.11.1938).

Помощники начальника УНКВД: С. Г. Жупахин (01.01.1935 -05.04.1937), B. Я. Бирн (19.09.1936-17.02.1938), М. А. Волков (Вайнер) (14.12.1936-07.04.1937), Н. Е. Шапиро-Дайховский (14.12.1936-07.07.1937), Г. А. Киракозов (14.04.1937-23.08.1938),М. Я. Состе (16.04.1937-07.07.1937), А. М. Хатаневер (09.05.1938-31.07.1938), В. А. Скурихин (31.07.1938-13.08.1938).

Начальники 1-го отдела (охраны руководства области) УГБ УНКВД: Ф. В. Рогов (13.03.1937-25.09.1937), Н. А. Фидельман (09.1937-11.1938).

Начальники 2-го (оперативного) отдела УГБ УНКВД: М. С. Алёхин (22.12.1934-13.03.1937), В. И. Бойцов (13.03.1937-29.09.1938).

Начальники ЭКО УГБ УНКВД: М. А. Волков (Вайнер) (28.09.1935-14.12.1936).

Начальники 3-го (КРО) отдела УГБ УНКВД: Н. Е. Шапиро-Дайховский (14.12.1936-07.07.1937), М. И. Мигберт (07.07.1937-29.07.1937) Я. Е. Перельмутер (29.07.1937-09.05.1938), Л. С. Альтман (09.05.1938-16.11.1938).

Начальники 4-го (СПО) отдела УГБ УНКВД: Г. А. Лупекин (09.02.1935-14.12.1936),П. А. Коркин (14.12.1936-20.07.1937),Г. Г. Карпов (29.07.1937-09.05.1938), К. Б. Гейман (09.05.1938-21.11.1938).

Начальники 5-го (ОО) отдела УГБ УНКВД: Н. Е. Шапиро-Дайховский(17.11.1935-14.12.1936), Я. Е. Перельмутер (14.12.1936-29.07.1937), В.С.Никонович (29.07.1937-01.05.1938),Я. Е. Перельмутер (09.05.1938-13.06.1938), К. А. Самохвалов (14.06.1938-05.08.1939).

Начальники 6-го (ТО) отдела УГБ УНКВД: М. Л. Рошаль (04.06.1935-13.03. 1937), М. И. Брозголь (13.03.1937-27.07.1937).

Начальники 8-го (УАО) отдела УГБ УНКВД: М. А. Егоров (?-16.04.1938), В. А. Скурихин (16.04.1938-31.07.1938).

Начальники 9-го (специального) отделения УГБ УНКВД: Н. П. Кучинский (1935-14.12.1936), И. А. Новик (14.12.1936-16.04.1938), М. А. Егоров (16.04.1938–1938).

Начальники 11-го (водного) отдела УГБ УНКВД: П. Ю. Утикас (29.07.1937-8.09.1937), М. И. Мигберт (08.09.1937-26.03.1938), Л. С. Альтман (26.03.1938-09.05.1938), Н. М. Лернер (09.05.1938-31.07.1938).

Начальники 12-го отдела (оперативной техники) УГБ УНКВД: М. Л. Рошаль (08.09.1937-28.06.1938).

Начальники отдела мест заключения УГБ УНКВД: К. Я. Дукис (22.12.1934-27.06.1938), С. Г. Южный (27.06.1938-05.1939).

Начальники 7-го (обслуживание оборонной промышленности) отдела 1-го Управления УНКВД: Н. М. Лернер (31.07.1938–1938).

Начальники 8-го (обслуживание промышленности) отдела 1-го Управления УНКВД: А. К. Вяткин (31.07.1938–1938).

Начальники 9-го (сельскохозяйственного) отдела 1-го Управления УНКВД: Я. А. Гозин (31.07.1938-19.12.1938).

Начальники отдела кадров УНКВД: Ф. В. Рогов (03.01.1935 -13.03.1937), М. Л. Рошаль (13.03.1937-08.09.1937), И.А. Болдырев (29.12.1937-09.05.1938), А. К. Вяткин (09.05.1938-31.07.1938).

Начальники УРКМ УНКВД: С. Г. Жупахин (07.10.1934-05.04.1937), Г.А.Киракозов (14.04.1937-23.08.1938),В.И.Бойцов (29.09.1938-23.04.1939) (одновременно – помощники начальника УНКВД (по милиции)).

Руководящий состав УНКВД по Харьковской области в октябре 1936 г. – ноябре 1938 г.

Начальники УНКВД: К. М. Карлсон (10.07.1934-17.10.1936), С. С. Мазо (17.10.1936-04.07.1937), И. Б. Шумский (05.07.1937-05.08.1937), Л. И. Рейхман (06.08.1937-06.03.1938), А. М. Симхович (06.03.1938-16.03.1938), Г. Г. Телешев (16.03.1938-30.04.1938), Д. А. Перцов (01.05.1938-19.05.1938), Г. М. Кобызев (20.05.1938-13.01.1939).

Заместители начальника УНКВД: Я. 3. Каминский (28.08.1934-

17.03.1937), И. Б. Шумский (02.06.1936-05.07.1937), Г. А. Клювгант-Гришин (25.03.1937-06.1937), А. М. Симхович (1937-06.03.1938,16.03.1938-20.04.1938), Д. А. Перцов (04.04.1938-30.04.1938,19.05.1938-07.1938). Помощники начальника УНКВД: Я. А. Пан (1936-07.12.1937), В. А. Дёмин (26.05.1938-02.1941).

Начальники 2-го (оперативного) отдела УГБ УНКВД: С. А. Ольшанский (22.07.1936-04.08.1937), П. Я. Петров-Шейхет (04.08.1937-14.08.1937), Л. А. Чернов (15.08.1937-23.07.1938), В. П. Коропов (31.07.1938-08.1938). Начальники ЭКО УГБ УНКВД: Л. С. Арров (26.07.1934-03.01.1937). Начальники 3-го (КРО) отдела УГБ УНКВД: Л. С. Арров (03.01.1937-07.1937), Д. И. Торнуев (07.1937-15.08.1937), И. Б. Фишер (15.08.1937-01.10.1937), Д. И. Торнуев (01.10.1937-14.01.1938), И. А. Шапиро (14.01.1938-07.03.1938), П. И. Барбаров (07.03.1938-19.04.1938).

Начальники 4-го (СПО) отдела УГБ УНКВД: М. И. Говлич (11.08.1934-03.01.1937), Я. Т. Якушев (03.01.1937-08.08.1937), Л. Н. Ширин (08.08.1937-15.08.1937), А. М. Симхович (15.08.1937-06.03.1938), Ф. С. Федоров-Берков (06.03.1938-16.03.1938), А. М. Симхович (16.03.1938-20.04.1938), Б. К. Фрей (20.04.1938-09.06.1938), С. А. Гинесин (09.06.1938-05.06.1939).

Начальники 5-го (00) отдела УГБ УНКВД и ОО ГУГБ НКВД Харьковского ВО: И. Б. Шумский (02.06.1936-05.07.1937), А. Я. Санин-Затурян-ский (05.07.1937-04.08.1937),А. Д.Тышковский (04.08.1937-15.08.1937), В.Л.Писарев-Фукс(15.08.1937-01.11.1937), А. Д.Тышковский (01.11.1937-28.05.1938), Г. А. Хатёмкин (28.05.1938-13.07.1938).

Начальники 6-го (ТО) отдела УГБ УНКВД: А. С. Глуховцев (16.06.1935-04.08.1937), Д. С. Леопольд-Ройтман (04.08.1937-19.08.1937).

Начальники 8-го (УАО) отдела УГБ УНКВД: А. С. Шилин (10.07.1934-20.10.1937), М. Д. Шошин (20.10.1937-31.12.1937), Г. В. Шепеленко (31.12.1937-21.05.1938), Г. М. Николашкин (21.05.1938-08.1938).

Начальники 9-го (специального) отделения УГБ УНКВД: Г. М. Николашкин (10.07.1934-21.05.1938), Г. В. Шепеленко (21.05.1938-08.1938).

Начальники 11-го (водного) отдела УГБ УНКВД: А. К. Шубин (01.09.1937-15.09.1938).

Начальники 12-го отдела (отдел оперативной техники) УГБ УНКВД: М. Р. Штаркман (12.01.1938-08.1938).

Начальники 6-го отдела (обслуживание милиции, военизированных организаций, пожарной охраны, спортивных организаций) 1-го Управления УНКВД: А. Ф. Решетнёв (02.08.1938-01.1939).

Начальники 7-го (обслуживание оборонной промышленности) отдела 1-го Управления УНКВД: Г. Д. Переволочанский (07.10.1938-01.1939).

Начальники 8-го (обслуживание промышленности) отдела 1-го Управления УНКВД: И. И. Крюков (08.1938-10.1938), А. И. Кудринский (05.10.1938-01.1939).

Начальники 9-го (сельскохозяйственного) отдела 1-го Управления УНКВД: А. П. Копаев (08.1938-12.1938).

Начальники 1-го спецотдела УНКВД: Г. М. Николашкин (08.1938-02.1941).

Начальники 2-го спецотдела УНКВД: М. Р. Штаркман (08.1938-02.1941). Начальники 3-го спецотдела УНКВД: В. П. Коропов (08.1938–1939).

Начальники отдела мест заключения: М. И. Воевода (11.02.1936-28.04.1938), Б. Р. Нечаевский (04.1938-05.1938), А. Д. Тышковский (28.05.1938–1939).

Начальники отдела кадров УНКВД: А. И. Марусинов-Бернштейн (08.10.1934-31.07.1937),М. Л. Мишин (31.07.1937-02.08.1938),И. А. Кейс (02.08.1938–1939).

Начальники УРКМ УНКВД: Л. М. Беркович (23.10.1934-05.1937), Д. М. Давыдов-Малышкевич (07.05.1937-27.07.1937), В. А. Дроздов (27.07.1937-19.03.1938), Л. М. Морозов (04.05.1938–1941).

Теперь полученные результаты сведём в таблицу.

Таблица 3 – Руководящий состав УНКВД по Куйбышевской, Ленинградской и Харьковской областям

Таблица 4 – Оперативный состав 3-го и 5-го отделов УГБ УНКВД по Харьковской области в июле 1937 г.

Интересно было исследовать национальный состав всех оперативных сотрудников региональных УНКВД. К сожалению, нам удалось проанализировать национальный состав личного состава только 3-го (КРО) и 5-го (00) отделов УГБ УНКВД по Харьковской области в июле 1937 г. Подробными списками по другим оперативным отделам, в том числе и по иным регионам (помимо Харьковской области) авторы не располагают.

3-й отдел УГБ УНКВД: начальник отдела – Л. С. Арров; заместитель начальника отдела – Д. И. Торнуев; помощник начальника отдела – Б. А. Полищук; секретарь отдела – В. Р. Строева; начальники отделений – А. Д. Тышковский, П. И. Барбаров, Е. В. Олевич, Н. П. Погребной, И. П. Авдеев, С. П. Марченко, Г. М. Дрешер, Р. Н. Айзенберг, Б. И. Колкер, Д. А. Медведовский, помощники начальников отделения – С. С. Резников, И. С. Кульчицкий; оперуполномоченные – И. Н. Янкилович, Н. Г. Шкляров, М. Н. Яковенко, Д. О. Михилевич, Е. С. Маслов, Л. Б. Коган, И. И. Батурин-Гончаренко, М. У. Кузнецов, Л. Г. Добровольский, М. Б. Дондыш, В. Е. Баша, А. Н. Бурксер, А. В. Решетнёв, И. М. Бутовский, И. С. Весёлый-Брохин, М. И. Братштейн, П. Т. Павлюк, Е. Д. Донцов-Кусков, Я. Е. Коротков, И. П. Карагодин, В. Я. Иоселевич; помощники оперуполномоченного – С. И. Шехтер, М. А. Шалит, Г. А. Попов, В. Е. Кривун, Б. Л. Файнштейн, Е. Р. Бродская, М. И. Тесленко, М. Д. Сысоева.

5-й отдел УГБ УНКВД: начальник отдела – И. Б. Шумский, заместитель начальника отдела – А. Я. Санин-Затурянский, секретарь отдела – М. С. Миньков, начальники отделений – П. 3. Примаков, 3. И. Щеголевский, А. О. Степановский, М. Ш. Ландри, А. А. Пандорин, помощник начальника отделения – А. А. Берестнев, оперуполномоченные – С. 3. Арсеньев-Стукалов, А. П. Мещеряков, И. Г. Денисов, И. Е. Дроздов, П. Г. Онищук, В. А. Толстой, А. И. Шеламков, Д. Е. Цырлин, И. И. Спирин, полковые оперуполномоченные – 3. Г. Миськов, И. А. Шульженко, М. И. Кабинов, Л. А. Тищенко, Щеглов, 3. Е. Боднич, Г. С. Якушев, В. П. Панахно, Б. В. Рыцлин, А. М. Скляров, А. А. Лихтарёв, И. М. Смирнов, Б. Г. Фадеев, И. А. Файнберг.

Постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 октября 1935 г. «О специальных званиях начальствующего состава Главного управления государственной безопасности НКВД Союза ССР» были установлены спецзвания: сержант государственной безопасности (далее – ГБ); младший лейтенант ГБ; лейтенант ГБ; старший лейтенант ГБ; капитан ГБ; майор ГБ; старший майор ГБ; комиссар ГБ 3-го ранга; комиссар ГБ 2-го ранга; комиссар ГБ 1-го ранга[55]. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 26 ноября 1935 г. было введено звание генерального комиссара государственной безопасности, которое присвоили наркому внутренних дел СССР Г. Г. Ягоде[56].

Сравнивая персональные звания начальствующего состава ГУГБ и командного состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии (общеармейские звания в НКВД СССР носили сотрудники Главного управления пограничной и внутренней охраны), можно отметить, что при одинаковом количестве позиций (одиннадцать) эти звания заметно отличались между собой (см. таблицу 5). Из специальных званий начальствующего состава ГУГБ сержантами в армейской практике дореволюционного прошлого были военнослужащие, принадлежащие к младшему командному составу. Званиям лейтенанта, старшего лейтенанта, капитана и майора ГБ приписывался более высокий ранг, чем соответствующим званиям в Красной Армии.

Таблица 5 – Звания начальствующего состава ГУГБ НКВД СССР, ГУПВО НКВД СССР и РККА

К категории высшего начальствующего состава руководством НКВД СССР относились звания от майора ГБ и выше. Проанализируем национальный состав сотрудников НКВД СССР, получивших эти звания в 1935–1938 гг.

Звание генерального комиссара государственной безопасности в 1935–1938 гг. было присвоено 2-м сотрудникам: Г. Г. Ягоде и Н. И. Ежову, один из них (50 %) был евреем, а один (50 %) русским.

Звание комиссара ГБ 1-го ранга в 1935–1938 гг. было присвоено 8 чел.: Я. С. Агранову, В. А. Балицкому, Т. Д. Дерибасу, Л. М. Заковскому, Г. Е. Прокофьеву, С. Ф. Реденсу[57]; Г. И. Благонравову и Л. П. Берия. Из них 3 чел. (37,5 %) были русскими, 1 (12,5 %) – грузином, 1 (12,5 %) – евреем, 1 (12,5 %) – латышом, 1 (12,5 %) – поляком, 1 (12,5 %) – украинцем.

Звание комиссара ГБ 2-го ранга в 1935–1938 гг. получили 13 чел.: Л. Н. Бельский, М. И. Гай, С. А. Гоглидзе, Л. Б. Залин, К. М. Карлсон, 3. Б. Кацнельсон, И. М. Леплевский, Л. Г. Миронов, Г. А. Молчанов, К. В. Паукер, Р. А. Пилляр, А. А. Слуцкий, А. М. Шанин[58]. Из них 8 чел. (61,54 %) были евреями; 2 чел. (15,4 %) – русскими, 1 чел. (7,7 %) – грузином, 1 чел. (7.7 %) – латышом, 1 чел. (7,7 %) – поляком.

Звание комиссара ГБ 3-го ранга в 1935–1938 гг. получили 32 чел. (поименный список: см. приложение – Комиссары ГБ 3-го ранга). По национальному составу они распределись следующим образом: евреи – 17 чел. (53,13 %), русские – 6 чел. (18,75 %), украинцы – 2 чел. (6,25 %), грузины – 2 чел. (6,25 %), латыши – 2 чел. (6,25 %), армяне – 1 чел. (3,12 %), белорусы – 1 чел. (3,12 %), поляки – 1 чел. (3,12 %).

Звание старшего майора ГБ в 1935–1938 гг. было присвоено 78 чел. (см. приложение – Старшие майоры ГБ). Из числа старших майоров ГБ евреями были – 38 чел. (48,71 %); русскими – 17 чел. (21, 82 %), латышами – 5 чел. (6,41 %), украинцами – 5 чел. (6,41 %), грузинами – 5 чел. (6,41 %), белорусами – 4 чел. (5,12 %), армянами – 2 чел. (2,56 %), поляками – 2 чел. (2, 56 %).

В период с ноября 1935 по декабрь 1938 гг. звание майора ГБ получили 200 чел. (см. приложение – Майоры ГБ). Из них евреи – 75 чел. (37,5 %), русские – 73 чел. (36,5 %), латыши – 11 чел. (5,5 %), украинцы – 11 чел. (5,5 %), грузины – 10 чел. (5 %), армяне – 7 чел. (3,5 %), белорусы – 6 чел. (3 %), немцы – 3 чел. (1,5 %), венгры – 2 чел. (1 %), поляки – 1 чел. (0,5 %), эстонцы – 1 чел. (0,5 %),

Подводя общие итоги, за период с ноября 1935 по декабрь 1938 гг. по нашим подсчетам высшие специальные звания ГУГБ НКВД СССР получили 305 чел., из них:

Таблица 6 – Национальный состав высшего начальствующего состава НКВД СССР в 1935–1938 гг.

Евреи среди высшего начальствующего состава НКВД СССР: социально-статистический анализ

Проведем социально-статистический анализ евреев, получивших в 1935–1938 гг. звания высшего начальствующего состава ГУГБ НКВД. Для статистического анализа были выбраны биографические данные 126 сотрудников еврейской национальности, которым в 1935–1938 гг. были присвоены спецзвания от майора ГБ и выше. Это были наиболее квалифицированные и заслуженные чекисты, вынесшие основную «тяжесть» «Большого террора», и впоследствии в большинстве своем превратившиеся в объект кровавых ежовско-бериевских чисток органов НКВД.

Круг социальных показателей авторы вынуждены были ограничить теми формальными сведениями, которые были найдены в служебных карточках, архивных личных и уголовных делах, а также в партийных документах (личные и персональные дела членов ВКП(б), учетные (регистрационные) карточки (бланки)). К ним относятся: год и место рождения, социальное происхождение, образование, гражданская профессия (до поступления на службу в органы госбезопасности), партийный стаж, возраст вступления в партию, пребывание в других партиях, чекистский стаж, время поступления на службу в органы ВЧК-ОГПУ-НКВД, место работы, с которой был направлен в органы госбезопасности. К сожалению, не по всем выбранным показателям нам удалось обнаружить исчерпывающие данные, однако это существенно не влияет на точность статистического метода.

Год рождения. Анализируя имеющиеся в нашем распоряжение сведения, мы получили следующую картину: 1883 г. – 1 чел. (0,79 %); 1888 г.-4 чел. (3,17 %); 1889 г.-4 чел. (3,17 %); 1890 г.-2 чел. (1,59 %); 1891 г. – 3 чел. (2,38 %); 1892 г. – 5 чел. (3,97 %); 1893 г. – 3 чел. (2,38 %); 1894 г. – 6 чел. (4,76 %); 1895 г. – 9 чел. (7,14 %); 1896 г. – 8 чел. (6,35 %); 1897 г. -13 чел. (10,32 %); 1898 г, – 11 чел. (8,73 %); 1899 г. -12 чел. (9,52 %); 1900 г. -11 чел. (8,73 %); 1901 г. -9 чел. (7,14 %); 1902 г. -13 чел. (10,32 %); 1903 г. – 5 чел. (3,97 %); 1904 г. – 3 чел. (2,38 %); 1905 г. -4 чел. (3,17 %).

Обработав эти данные и сведя их в возрастные группы, взяв за точку отчета 1937 г. мы имеем следующие результаты:

Таблица 7 – Возраст

В итоге мы видим, что подавляющее большинство сотрудников были людьми среднего возраста, и это, на наш взгляд, создавало определённые трудности для карьерного роста их подчиненным. Ведь лицам начальствующего состава до выхода на «заслуженный отдых» оставалось 10–15 лет, т. е., в органах госбезопасности практически не было лиц пенсионного и предпенсионного возраста. А как же карьерный рост молодёжи, пришедшей в органы госбезопасности в конце 1920-х – начале 1930-х гг.? При естественном ходе вещей им пришлось бы долго ждать, прежде чем они смогут попасть на руководящую должность. Тут и возникало противоречие, которое хорошо понимал И. В. Сталин, умело использовавший эту ситуацию во время «Большого террора». В создавшемся положении беспринципные карьеристы не только слепо выполняли вышестоящие приказы, но и расчищали себе путь наверх.

Необходимо заметить, что выяснить точную дату рождения чекиста затруднительно даже на основании его личных документов. Так, в архивном личном деле И. М. Леплевского фигурируют не две, а даже три даты рождения. В его машинописной автобиографии указан 1895 г. и отмечено «отец мой, боясь репрессий за мою принадлежность к партии (Бунду, – М. Т., В. 3.), пользуясь тем, что все документы, доказывающие мой возраст, погорели, и желая как можно быстрее избавиться от грозящей из-за меня опасности, вошёл в какую-то сделку с местным военным руководством, при воздействии которого я был помещён в число призываемых в 1893 году, тем более что по внешнему виду я подходил»; в аттестации – 1896 г., а в «Послужном списке сотрудника ГПУ» и в наградном листе – 1894 г.[59]. Не проясняют ситуацию и другие его личные документы. В анкете члена Всеукраинского ЦИК он собственноручно указал дату своего рождения как 1894 г.[60], в регистрационном бланке члена ВКП(б) образца 1936 г. – 1896 г.[61]. В архивном уголовном деле И. М. Леплевского датой рождения указан 1894 г.[62]. Разные даты рождения – 1893 г. и 1897 г. – фигурируют и в архивном личном деле А. А. Арнольдова-Кессельмана[63].

Неправильно указывали свою дату рождения и другие чекисты, например, капитаны ГБ А. М. Берман, Г. И. Гришин-Шенкман, Н. Л. Рубинштейн и А. Я. Санин-Затурянский, чьи биографии помещены в данном справочнике. Но выяснилось это лишь после их ареста. Бывший особоуполномоченный НКВД УССР Н. Л. Рубинштейн, будучи арестованным, признался в том, что приписал себе семь лет из «мальчишеских убеждений»[64]. В августе 1919 г. он возглавлял комиссию по проведению «красного террора» в Киеве[65], причем по воспоминаниям сослуживцев лично приводил приговоры в исполнение[66]. Арестованный заместитель начальника АХУ НКВД УССР А. М. Берман показал, что приписал себе четыре года для того, «чтобы поступить в Красную Армию»[67]. Другой арестованный – заместитель начальника 3-го (КРО) отдела УГБ НКВД УССР Г. И. Гришин-Шенкман, тоже приписавший себе 4 года, уверял, что сделал это, «чтоб работать на оперработе»[68], а бывший заместитель начальника ОО ГУГБ НКВД Харьковского ВО А. Я. Санин-Затурянский «списал» себе 3 года, освободившись из сталинских лагерей[69].

Разночтения в годе рождения имеются и у заместителя начальника УНКВД по Ленинградской области Н. Е. Шапиро-Дайховского. Так, в материалах его архивного личного дела указано, что он родился в 1901 г., в то же время в автобиографии сам Шапиро-Дайховский пишет: «По наружному виду определен Витебским военкоматом в 1922 г. как родившийся в 1899 г.»[70].

Место рождения. По месту рождения данные распределились следующим образом. На территории современной Российской Федерации родилось 13 чел. (10,32 %): в Енисейской губернии – 3 чел. (2,38 %), в Иркутской губернии – 2 чел. (1,59 %), в Санкт-Петербурге – 3 чел. (2,38 %), в Ставропольской губернии – 1 чел. (0,79 %), в Новгородской губернии – 1 чел. (0,79 %), в Томской губернии – 1 чел. (0,79 %), в Ярославской губернии – 2 чел. (1,59 %).

75 чел. (58,73 %) родились на территории современной Украины. Так, в Волынской губернии родились 5 чел. (3,97 %), в Екатеринославской губернии – 10 чел. (7,94 %), в Киевской губернии – 12 чел. (9,53 %), в Подольской губернии – 4 чел. (3,17 %), в Полтавской губернии – 7 чел. (5,56 %), в Таврической губернии – 4 чел. (3,17 %), в Харьковской губернии – 3 чел. (2,38 %), в Херсонской губернии – 22 чел. (17,46 %) и 12 чел. (9,53 %) из них родились в Одессе, в Черниговской губернии – 7 чел. (5,56 %).

На территории современной Республики Беларусь родились 24 чел. (19,05 %): в Витебской губернии – 5 чел. (3,97 %), в Гродненской губернии – 4 чел. (3,17 %), в Минской губернии – 10 чел. (7,94 %), в Могилёвской губернии – 4 чел. (3,17 %), точно не указано – 1 чел. (0,79 %).

Еще 4 чел. (3,17 %) родились на территории современной Латвии: 2 чел. (1,59 %) – в Курляндской губернии, 2 чел. (1,59 %) – в Лифляндской губернии.

Уроженцами территории современной Литовской Республики оказались 4 чел. (3,17 %), все они родились в Виленской губернии. 1 чел. (0,79 %) родился на территории современного Азербайджана (в г. Баку), 1 чел. (0,79 %) – на территории современной Молдавии – в Бессарабской губернии; 1 чел. (0,79 %) – на территории современной Польши, входившей на тот период в состав Российской империи. 3 чел. (2,38 %) родились за границей – в Австро-Венгрии. Отсутствуют данные о месте рождения одного чел. (0,79 %).

Как мы видим, подавляющее число чекистов-евреев – 111 чел. (88,09 %) родились в т. н. черте постоянной еврейской оседлости. По законам Российской Империи черта оседлости охватывала специально оговоренные населённые пункты городского типа (местечки, так как проживание еврейского населения в сельской местности также находилось под запретом) большей части Царства Польского, Литвы, Белоруссии, Бессарабии, а также части территории современной Украины, соответствующей южным губерниям Российской империи.

Само существование черты оседлости являлось результатом притеснения еврейского населения, выражавшегося не только в запрете свободно жить и перемешаться по всей территории Российского государства, но и в ограничении экономических прав, в продвижении по социальной лестнице, «делании» карьеры и т. д. Подобная государственная политика часто толкала евреев в лоно самой радикальной оппозиции существующему строю[71].

Многие видные партийные и государственные деятели Советского Союза подчеркивали, что именно религиозный и национальный гнет со стороны царского правительства привел их в революцию. Так, в своей публичной автобиографии С. И. Гусев (Драбкин) писал, что «четырёх лет от роду был на улице избит, как „жид“, мальчишками. Это было первым поводом к недовольству существующим строем»[72]. А. А. Сольц (член Президиума ЦКК РКП(б)), которого часто называли «совестью партии», подчеркивал, что с юности он был «весьма оппозиционно настроен к властям предержащим. Источником этой оппозиционности, было, несомненно, моё еврейство»[73]. Свою роль в росте радикализма в среде еврейского населения сыграли еврейские погромы конца XIX века и масштабные антисемитские выступления, охватившие черту еврейской оседлости в период 1900-х гг.

Тут следует отметить еще одну особенность, о которой писал С. Я. Лурье в своем труде «Антисемитизм в Древнем мире», и она заключалась в том, что евреи во все времена являлись своего рода «антигосударственным бродильным элементом»[74]. В царской России действия этого «бродильного элемента» были значительно усилены существованием серьезных ограничений в политической, социальной и экономической жизни, а также и еврейскими погромами.

Изучая архивные документы, мы можем констатировать тот факт, что в довоенные годы в СССР евреи, как правило, свою национальность не скрывали. Были, конечно, случаи, когда лица, рожденные от смешанных браков, в соответствии с существующим законодательством могли выбирать себе национальность одного из родителей. Так, старший майор ГБ В. Р. Домбровский выбрал национальность отца – поляк, хотя его мать была еврейкой[75].

Аналогичная ситуация была и с майором ГБ А. Р. Строминым-Строевым (Геллером). Его отец Роберт Геллер, по национальности – немец, член РКП(б) погиб в ходе боев за г. Екатеринослав, а мать – Геллер Любовь Абрамовна – еврейка, умерла в 1921 г. Во всех служебных и партийных документах в графе национальность А. Р. Стромин-Строев писал – немец[76].

Одним из немногих документально установленных нами случаев сокрытия чекистами своей еврейской национальности является случай с бывшим начальником УНКВД по Одесской области старшим майором ГБ А. Б. Розановым. На вопрос следователя: «Какие неправильные данные Вы сообщили о себе в своей автобиографии?», он ответил: «Во всех моих служебных и партийных документах я значусь как Розанов Александр Борисович, русский. Настоящая моя фамилия Розенбарт, имя – Абрам. Я еврей. Изменил я имя и фамилию в 1918 году, работая у Уполномоченного ЦК КП(б)У – Семена Шварца. Изменил я с санкции Шварца и пред. Курской Губ. ЧК Каминского. Последний мне оформил переписку фамилии. Национальность „русский" я стал о себе писать позже. Во всех позднейших документах я стал указывать только – „Розанов Александр Борисович, русский", сообщая, что другой фамилии не имел. Делал я это из чувства ложного стыда, но не из желания скрыть национальность». К сожалению, память подводит Розанова. Так, в некоторых документах, например, анкете делегата XI съезда КП(б)У, он собственноручно записался украинцем[77].

Интересно, что после ареста Розанова его личный порученец П.Таращанский подал рапорт о том, что супруга его бывшего начальника М. И. Розанова «…проявляла антисемитизм, всячески кривляясь над моей национальностью»[78]. Однако данное заявление вряд ли соответствует действительности, ибо старший брат М. И. Розановой – С. И. Литвинов – погиб в 1918 г., защищая еврейскую семью от погрома[79].

Не избежал обвинений в антисемитизме от своих бывших коллег и начальник АХУ НКВД УССР майор ГБ С. М. Циклис, отец которого был евреем, а мать украинкой. В 1937 г. его бывший сослуживец А. И. Броневой подал заявление о том, что Циклис, будучи царским офицером, избивал солдат-евреев. Проверка это обвинение не подтвердила[80].

Читатели обратят внимание на тот факт, что в биографических справках ряда чекистов имеются разночтения в месте рождения. Как правило, многие приписывали себе рождение в крупных городах. Отказываясь от своей провинциальной малой Родины, чекисты, как и многие советские номенклатурные работники, таким образом, стремились, прежде всего, подчеркнуть своё пролетарское происхождение. Даже Н. И. Ежов, везде указывающий своим местом рождения Санкт-Петербург, вероятней всего являлся уроженцем Мариампольского уезда Сувалкской губернии[81].

Социальное происхождение. Один из мифов, крепко засевших в представлении большинства, гласит, что советские органы госбезопасности носили пролетарский характер. При этом утверждается, что, являясь щитом и мечом диктатуры пролетариата, они могли априори формироваться исключительно по классовым принципам. Между тем, реальная ситуация в данном вопросе совершенно иная.

Лишь у 10 евреев-чекистов (7,93 %) отцы были рабочими. При этом профессиональная принадлежность родителей распределилась следующим образом: 2 чел. (1,59 %) происходили из семьи печатников, 1 чел. (0,79 %) – из семьи чернорабочего, а конкретизировать род деятельности остальных 7 чел. (5,55 %) так и не удалось.

Самой большой группой являлись выходцы из семей служащих – 52 чел. (41,26 %). В частности, 9 чел. (7,14 %) происходили из семьи приказчиков, 6 чел. (4,76 %) – из семьи учителей, 3 чел. (2,38 %) – врачей, и по 1 чел. (0,79 %) являлись выходцами из семей бухгалтера, журналиста, конторщика, подрядчика, приемщика и управляющего делами. Установить точную профессию родителей оставшихся 27 чел. (21,43 %) пока не представляется возможным, так как в архивных документах указано «из семьи служащего». Последующие 32 чел. (25,39 %) являлись выходцами из семей кустарей. Из них: сыновья ремесленника – 6 чел. (4,76 %), портного – 4 чел. (3,17 %), сапожника – 3 чел. (2,38 %); парикмахера, часовщика, шмуклера (позуметчика) – 2 чел. (1,59 %), по 1 чел. (0,79 %) из семьи бондаря, кожевника, кровельщика, маслобойщика, механика, резчика по камню и столяра.

Еще 21 чекист (16,66 %) происходил из семей торговцев, при этом: 16 чел. (12,69 %) являлись сыновьями мелких торговцев, 3 чел. (2,38 %) сыновьями купцов и 2 чел. (1,59 %) сыновьями комиссионеров.

Имелся и малочисленный слой представителей имущих классов. Родители 5 чел. (3,97 %) оказались владельцами собственных кирпичных заводов, 2 чел. (1,59 %) происходили из семей владельцев типографий, 1 чел.(0,79 %) – из семьи владельца мастерской; еще 3 чел. (2,38 %) были детьми мещан. Происхождение 4 чел. (или 3,17 %) авторам выяснить пока не удалось.

Подводя общий итог, мы видим, что доля выходцев из рабочих семей оказалась довольно скромной. Но могла ли реально существовать диктатура пролетариата в преимущественно аграрной стране? При том, что в еврейской среде основным занятием являлись мелкая торговля, оказание посреднических услуг, ремесло (преобладали портные, сапожники, скорняки, цирюльники, но были также столяры, плотники, токари, медники, кузнецы, пекари и т. д.), аренда у помещиков винокурен (производство водки), шинков, мельниц и пр. Ведь даже занятие сельским хозяйством для еврейского населения Российской Империи находилось под запретом. Собственно, вопрос о выходцах из среды пролетариата среди евреев-чекистов является вопросом риторическим, поскольку ответ на него напрашивается сам собой.

Необходимо отметить то обстоятельство, что в начале 1930-х гг. руководство ОГПУ СССР выдвинуло требование «о необходимости комплектования действующего состава [органов госбезопасности] главным образом за счет рабочих». Тем не менее, кадровые аппараты региональных органов ОГПУ констатировали: «Комплектование адмоперсостава проводилось главным образом за счет работников связи и технических работников (имеющих более или менее продолжительный чекстаж), а в этой категории работников % рабочих невысок»[82].

У авторов справочника не вызывает сомнения тот факт, что большинство наших т. н. респондентов (т. е. чекистов-евреев) в своих анкетах и автобиографиях «улучшали» личные социальные показатели в сторону пролетаризации, и даже несмотря на это их верхушка была мелкобуржуазной.

Одним из таких примеров являются данные о социальном происхождении В. А. Каруцкого (см. биосправку). В результате проверки деятельности его младшего брата Семена (также сотрудника НКВД – см. биосправку), проведенной в конце 1938 – начале 1939 гг., выяснилось, что отец братьев Каруцких был не приказчиком, как указывалось в документах, а до 1919 г. являлся владельцем частной столовой с применением рабочей силы от 1 до 3-х чел. Помимо этого ближайшие родственники Каруцких (братья отца) также были собственниками недвижимого имущества (какого в архивных документах не указано), а один из братьев отца перед революцией уехал на жительство в Харбин[83].

Другим примером являются показания арестованного бывшего заместителя начальника УНКВД по Краснодарскому краю М. Г. Сербинова: «Будучи сыном торговца (отец и мать имели бакалейную лавочку), я выдавал себя за рабочего. Я везде писал, что родился в гор. Москве. Это ложь. Я родился в Польше (г. Сейн (правильно – Сейны. – М. Т., В. 3.), Сувалковской губ.). Являясь евреем по национальности, а выдавал себя за русского (вернее, принявшего православие). Всё это я скрывал от партии и Советской власти, а также и от семьи, вплоть до моего ареста»[84].

Часто с подобным положением приходилось мириться, поскольку значительный процент большевистского руководства происходил из непролетарских слоёв. Ярким образцом является сам основатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский, выходец хоть из обедневшего, но дворянского рода.

Архивные документы дают немало примеров того, как закрывались глаза на те или иные «темные» стороны биографий чекистов-евреев. Фактически свои прикрывали своих. По свидетельству бывшего сотрудника отдела кадров ГПУ УССР Г. Н. Шмушко (см. биосправку), его коллеги, «пересматривая дела, изымали компромат, в некоторые дела вкладывали справки за подписью Рубинштейна (особоуполномоченного ГПУ УССР – см. биосправку) „специальной проверке не подлежит". Начальник отделения отдела кадров ГПУ УССР Э. Н. Вяткин сообщал, что на нескольких лиц по два-три раза получали компрометирующие сведения, а в деле эти бумаги отсутствовали. Во время проведения аттестации Рубинштейн дал своё факсимиле и сказал: «Ставьте, пока не выдержит»[85].

Нам удалось разыскать подобную справку в личном деле майора ГБ Б. В. Козельского (см. биосправку).

«К личному делу № 1395

СПРАВКА

Согласно распоряжения нач. Админотдела ГПУ УССР тов. Козельский Б. В. п/нач СПО ГПУ УССР спецпроверке не подлежит.

Старший инспектор АО ГПУ УССР (подпись)

22 июля 1931 г.»[86].

Таким образом, мы видим, как люди, державшие под софитами всю страну, имевшие права проверить кого угодно и когда угодно, сами проверке не подлежали. И зачастую приписывали себе революционные заслуги. Так, после ареста начальника УНКВД по Амурской области Я. Е. Перельмутера (см. биосправку) выяснилось, что ни командиром партизанского отряда на Житомирщине, ни начальником разведки 1-й революционной дивизии, ни ответственным секретарём президиума Волынского ревтрибунала, ни членом коллегии Закавказской ЧК он никогда не был[87]!

Начальник отдела кадров НКВД УССР Я. В. Письменный (см. биосправку) заявлял подчиненным: «К черту специальные проверки и безграмотную молодёжь! Нужно держать курс на старые кадры, которые при наличии компрометирующих материалов ценнее, чем советские безграмотные остолопы»[88].

Отсутствовала положительная реакция на компромат и в отношении еще одного руководящего работника ОГПУ-ГУГБ НКВД СССР – В. М. Бриля (см. биосправку). В материалах его спецпроверки мы можем найти немало отрицательных моментов, не красящих биографию этого почетного чекиста. Вот выдержка из его служебной характеристики в период работы в Турции (по линии НКВТ СССР): «Безынициативен. Для коммерческой работы слаб. Особого желания учиться на работе не проявил. Нужными языками для работы в Турции не владеет и особой активности в изучении хотя бы одного языка, несмотря на годичное пребывание в Турции, не проявил, имеет склонность к склочничеству. Данных для работы за границей нет…»[89].

В 1933 г. на В. М. Бриля поступило заявление от его домработницы, та утверждала, что её работодатель на квартире часто «…принимает по делу много посетителей, судимых и бывших под арестом, которые приносят разные продукты». При этом эти приемы были обставлены некой таинственностью, а при появлении посетителей Бриль по какой-то надобности всегда стремился услать домработницу из дома. Сам чекист назвал это заявление «сплошной выдумкой и гнусной клеветой», хотя и признал, что к нему в квартиру действительно ходит немало разных людей. Но связано это якобы сугубо с оперативной необходимостью. Ему как начальнику отделения ЭКУ ОГПУ СССР было разрешено вести в своей квартире личный прием агентуры и осведомления. Согласитесь, странное пренебрежение конспирацией в работе с секретными сотрудниками. Несмотря на реальные основания прояснить истинное положение дел, начальство Бриля отделалось фактически отпиской: «…ввиду недоказанности обвинения во взяточничестве расследование прекратить»[90].

В июне 1937 г. в отношении Бриля было вновь составлено заявление, но на этот раз анонимное. В новом сообщении наш герой был охарактеризован как «…делец темных дел, человек большой натуры». Автор письма привел и ряд примеров махинаций Бриля. Так, в частности, он и его помощник Сурков «ездили, сколько хотели, и куда хотели» на легковой машине, принадлежащей арестованному члену Верховного Суда РСФСР Табакину[91]. Машина находилась под арестом, но, несмотря на это, ею активно пользовались и ставили на хранение во вневедомственном гараже НКВД, а когда Бриля и Суркова оттуда, что называется, попросили, то они стали оставлять её во дворе дома, где находилась конспиративная квартира 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР. Аноним просветил руководство Бриля и о махинациях последнего с денежными суммами, выделяемыми на оперативные расходы. Автор письма утверждал, что деньги, потраченные Брилем на покупку мебели в конспиративную квартиру, в действительности были использованы для покупки мебели в квартиру его помощника Суркова.

В анонимке вновь не стали особо разбираться, вероятно, увидя в ней лишь желание «врагов народа» подставить чекиста, к тому же участвующего на тот момент в следствии в отношении бывшего всесильного наркома внутренних дел Ягоды. В январе 1938 г. Бриля забрал к себе на работу его бывший начальник по ЭКУ ОГПУ СССР, нарком внутренних дел Узбекской ССР Д. 3. Апресян. На рапорте Апресяна об отзыве Бриля в Ташкент стояла положительная виза Ежова: «Т. Фриновский проверить по всем фактам, подходит – не возражаю». Ничего предосудительного в биографии и служебной карьере Бриля вновь обнаружено не было, и в апреле 1938 г. он возглавил Управление НКВД по Ташкентской области[92].

Обширный компромат был накоплен и на начальника ТО УГБ НКВД УССР Я. В. Письменного. Помимо обвинений в непрофессионализме (см. биосправку на Я. В. Письменного), имелись и материалы о его моральном разложении. В материалах особоуполномоченного НКВД УССР сохранилось немало сведений о многочисленных встречах этого высокопоставленного чекиста с женщинами легкого поведения, о его постоянных гулянках в ресторане спортивного общества «Динамо» в г. Киеве. Имелись и объективные данные о том, что Письменный транжирил оперативные суммы на личные нужды, а также допускал явные антипартийные проступки[93].

Рядовые чекисты делали неоднократные попытки разоблачить «антипартийное нутро» Письменного и его ближайшего окружения. Однако по личному указанию Балицкого (комиссар ГБ 1-го ранга В. А. Балицкий, в 1934–1937 гг. – нарком внутренних дел УССР) и Кацнельсона (заместителя наркома внутренних дел УССР – см. биосправку) эти попытки немедленно гасились, а материалы, направленные на рассмотрение особоуполномоченного НКВД УССР, клались под сукно.

Так произошло и в начале 1937 г., когда первый секретарь Харьковского обкома КП(б) Украины Н. Ф. Гикало передал особоуполномоченому НКВД СССР В. Д. Фельдману анонимку на Письменного, в которой последний обвинялся в покровительстве троцкистов (в частности, троцкиста Шульмана). Несмотря на то, что «компромат» оказался в Москве, это не имело никаких серьезных последствий. И причиной этого были тесные приятельские отношения самого Письменного с особоуполномоченным НКВД УССР Н. Л. Рубинштейном, а также с наркомом Балицким (на которого они оказывали нужное влияние в решении множества вопросов, в том числе и личного характера).

В период хрущевской реабилитации весь этот компромат на Письменного часто связывали лишь сугубо с личной характеристикой этого чекиста: «Энергичный…работник. Характер темпераментный, прямолинейный и вспыльчивый».

Подобное неприятие компромата наблюдалось не только в отношении сотрудников-евреев, но и в отношении сотрудников НКВД иных национальностей. В апреле 1936 г. на имя особоуполномоченного НКВД СССР майора ГБ А. Я. Беленького поступило сообщение («Только лично. Срочно. Сов. секретно. Серия К») за подписью начальника УНКВД по Ленинградской области Л. М. Ваковского. В нем руководитель ленинградских чекистов сообщал о компрометирующих материалах на руководящего работника СПО ГУГБ НКВД СССР А. Р. Стромина-Строева.

В ходе оперативной проверки выяснилось, что родители жены Стромина – Паулина и Карл Глазер – были «враждебного социального происхождения». Паулина Глазер в марте 1935 г. была лишена избирательных прав как жена домовладельца. Карл Глазер, умерший в мае 1930 г., являлся почетным потомственным гражданином, имел во владении собственный дом в г. Санкт-Петербурге, на улице Ямской (на 1936 г. – улица Достоевского). Дом был внушительным: каменный, 5-ти этажей, всего в нём было 35–40 квартир.

По агентурным данным ОГПУ-НКВД, отец жены Стромина до революции содержал в этом доме публичный дом с 25–30 женщинами, одновременно являясь крупным подрядчиком по постройке церквей. В период НЭПа он обзавелся патентом на торговлю, имел свое торговое место на Кузнечном рынке (г. Ленинград). Паулина Глазер, несмотря на лишение избирательных прав, не была выслана из Ленинграда в ходе операции «Бывшие люди» (в марте – июне 1935 г.), находилась на иждивении своих сыновей. Последние, будучи служащими советских учреждений, характеризовались НКВД отрицательно: «…общение имеют исключительно с бывшими людьми, настроены враждебно по отношению к Советской власти»[94].

Наличие отрицательного материала не повлияло кардинально на карьеру Стромина. Возможно, по этой причине его удалили из Москвы в сентябре 1936 г., отправив в Свердловск на должность помощника начальника областного УНКВД. Однако спустя шесть месяцев он был возвращен на работу в центральный аппарат ГУГБ НКВД, а затем в августе 1937 г. как личный представитель наркома внутренних дел Ежова убыл в Саратов, где вскоре занял пост начальника областного Управления НКВД.

Несомненно, к сведениям, почерпнутым из уголовных дел и материалов спецпроверки, следует относиться особо осторожно, однако не вызывает сомнения тот факт, что некоторая часть руководящих сотрудников НКВД были людьми с подмоченной репутацией, стремившимися скрыть те или иные факты своей биографии. Руководство это знало и использовало. Вот что рассказывал об этом делегатам XIV съезда КП(б)Украины в июне 1938 г. нарком внутренних дел УССР комиссар ГБ 3-го ранга А. И. Успенский: «Вызывает Балицкий к себе работника и говорит: „Ты же в прошлом сионист, у тебя же отец имел магазин, как ты попал в КП(б)У, как ты попал в НКВД?“. Он туда-сюда, а потом говорит: „Не дай погибнуть!". „Ну, ладно, оставайся, но смотри, чтобы ты слушался!". И он слушался, всё, что говорил ему Балицкий, он делал, иначе бы он его ликвидировал»[95].

Образование. В отношении образовательного ценза положение характеризуется следующими цифрами: 8 чел. (6,35 %) имели высшее образование; 15 чел. (11,9 %) – незаконченное высшее; 29 чел. (23,06 %) – среднее; 63 чел. (50 %) – начальное; 6 чел. (4,76 %) были самоучками. Выяснить образование ещё 5 чел. (3,97 %) авторам пока не удалось.

Представленные цифры свидетельствуют о достаточно низком общеобразовательном уровне чекистов-евреев.

В ряде исследований мы можем встретить утверждение, что незначительное количество иных национальных элементов (украинцев, белорусов и т. д.) в органах власти было связано лишь с их низким образовательным уровнем. И якобы поэтому руководящие посты в государственном аппарате (в том числе и в органах госбезопасности) заняли более грамотные, более активные в общественной жизни евреи, по большей части представители городского населения[96]. Как мы видим, полученные авторами статьи данные ставят под сомнение подобные утверждения.

Среди самоучек (нередко в графе «образование» они писали – домашнее) следует выделить комиссаров ГБ 2-го ранга И. М. Леплевского и К. В. Паукера, комиссара ГБ 3-го ранга А. М. Минаева-Циканов-ского, утверждавшего, что обучился грамоте сидя в тюрьме[97], а также заместителя начальника РУ РККА старшего ГБ М. К. Александровского.

О том, что означало иметь такое «домашнее образование», прекрасно описал в своей автобиографии один из крупных чекистов Украины Я. А. Лившиц (в 1921–1922 г. – председатель Киевской губернской ЧК, в 1923–1924 гг. начальник СОЧ и заместитель председателя ГПУ УССР): «В марте месяце 1917 г. я вступил в партию большевиков и был инициатором создания большевистской организации в Мозыре. Надо сказать, что вплоть до 1917–1918 гг. я был совершенно безграмотный, писать не умел, научился читать по-русски по печатным буквам»[98].

Надлежит отметить, что советские историки старались всячески облагородить чекистов, приписывая им, в частности, несуществующее образование. Так, например, про С. С. Дукельского писали как про «талантливого пианиста, закончившего Одесскую консерваторию»[99], хотя в собственноручно заполненной партийной анкете в 1954 г. тот написал: «Образование начальное – не окончил три класса еврейского казенного училища в Елисаветграде 1905 г., не окончил музыкальную частную школу 1908 г., не окончил оперно-музыкальную частную школу Медведева 1909 г.»[100]. Эти данные подтверждаются и материалами архивного личного дела сотрудника ВЧК-ОГПУ-НКВД, в котором отмечено, что Дукельский окончил 3 класса 4-х классного еврейского казенного училища и в 1906 г. «…поступил в общедоступную музыкальную школу и в течение двух лет учился игре на фортепиано»[101].

Нередко и сами чекисты приписывали себе образование. Так, личный друг и соавтор[102] поэта В. В. Маяковского В. М. Горожанин, который так и не закончил 4-й курс Новороссийского университета, всегда указывал, что имеет высшее образование, объясняя это тем, что «…партия может ко мне выдвинуть требования, как к такому, который закончил университет»[103].

Ситуация с образовательным цензом в органах НКВД стала меняться уже в годы «Большого террора». Именно тогда наметился приток сотрудников, имевших не только среднее, но нередко неоконченное высшее и высшее образование. С успехом кадровый вопрос стали решать открытые в 1935 г. учебные учреждения системы ГУГБ НКВД (межкраевые школы). Теперь перед кандидатами на зачисление в органы госбезопасности ставили лишь три обязательства: 1. Быть членом партии, или комсомола; 2. Иметь образование в объеме средней школы; 3. Иметь возраст не менее 27 лет[104]. И совершенно никаких требований по национальному признаку, или как писали некоторые «эксперты» по «расовому отбору в органы НКВД»[105].

Таким образом, мы можем констатировать, что в большинстве своем чекистское руководство, как и весь советский и партийный аппарат, не отличалось высоким образовательным уровнем. В чекистской среде было немало малообразованных, ограниченных людей, неспособных выработать какую-то эффективную тактику при решении сложных политических, национальных и культурных проблем.

Социальное положение. Этот раздел мы посвятили анализу гражданских профессий чекистов. Приведенные ниже цифры свидетельствуют, что 56 чел. (44,44 %) были служащими, в том числе: 27 чел. (21,42 %) – конторщиками, 10 чел. (7,94 %) – репетиторами и домашними учителями, 6 чел. (4,76 %) – служащими, 3 чел. (2,38 %) – приказчиками, 2 чел. (1,59 %) – статистиками, 1 чел. (0,79 %) – аптекарем, 1 чел. (0,79 %) – бухгалтером, 1 чел. (0,79 %) – журналистом, 1 чел. (0,79 %) – научным работником, 1 чел. (0,79 %) – мальчиком в магазине, 1 чел. (0,79 %) – пианистом, 1 чел. (0,79 %) – продавцом, 1 чел. (0,79 %) – рассыльным. 21 чел. (16,66 %) были рабочими, в частности: 8 чел. (6,35 %) – рабочими, 8 чел. (6,35 %) – типографскими рабочими; 2 чел. (1,59 %) – каменщиками; 1 чел. (0,79 %) – кожевником, 1 чел. (0,79 %) – рабочим по найму, 1 чел. (0,79 %) – техником-механиком. Еще 7 чел. (5,55 %) являлись кустарями, в том числе: 1 чел. (0,79 %) был маляром, 1 чел. (0,79 %) – мясником, 1 чел. (0,79 %) – парикмахером, 1 чел. (0,79 %) – плотником, 1 чел. (0,79 %) – подмастерьем, 1 чел. (0,79 %) – часовщиком 1 чел. (0,79 %) – шапочником.

Помимо этого, 6 чел. (4,76 %) были профессиональными партийными и комсомольскими работники. Еще 26 чел. (20,63 %) не имели гражданской профессии. В отношении 10 чел. (7,94 %) о гражданской профессии данные отсутствуют.

Приведенные данные подтверждают, что большинство евреев-сотрудников органов ГБ имели «социально-чуждое» положение, что явно противоречит часто встречающемуся тезису о том, что чекисты подбирали кадры из лучших представителей рабочего класса. Подобную точку зрения и сегодня отстаивают некоторые современные историки[106].

Партийность. Из 126 чел. 124 (98,41 %) были членами компартии (далее – КП), 1 чел. (0,79 %) – С. И. Самойлов-Бесидский – кандидатом в члены ВКП(б), 1 чел. (0,79 %) – А. Я. Лурье – беспартийным. Начальник Инженерно-строительного отдела НКВД СССР А. Я. Лурье состоял в партии с мая 1917 г., но в январе 1920 г. он был снят с поста начальника оперативного отдела ОО ВЧК «за участие в карточной игре и неуравновешенный характер». Благодаря личному вмешательству Г. Г. Ягоды был восстановлен на службе, однако осенью 1921 г. вновь снят с должности помощника начальника ОО по оперативной части с объявлением партийного выговора «за самоснабжение».

Спустя некоторое время его вновь восстановили на работе и даже назначали помощником управделами ВЧК. В мае 1922 г. Лурье был назначен на закордонную работу по линии НКИД в полпредство РСФСР в Риге, но уже в середине года как «социально-чуждый элемент, сокрывший своё происхождение» (происходил из семьи журналиста – личного почетного гражданина) был исключен из партии и в 1923 г. вновь зачислен в штат ОГПУ. Причину этого Ягода обосновал так: «Я знал его, как способного коммерсанта, которого можно было использовать на этой работе»[107]. Как мы видим из этого случая, требование Ф. Э. Дзержинского о «чистых руках» касалось далеко не всех чекистов.

Уникальна судьба еще одного чекиста-еврея, начальника Управления Ухто-Печорского ИТЛ ОГПУ-НКВД Я. М. Мороза, который в феврале 1929 г. решением Коллегии ОГПУ СССР «за превышение власти» во время работы начальником СОЧ ГПУ Азербайджанской ССР, выразившееся в расстреле без суда и следствия бакинского рабочего Р. Султанова, был приговорен к 7 годам лишения свободы[108]. Но уже в ноябре 1929 г., являясь заключенным, он стал работать начальником Ухтинской экспедиции Управления Северных лагерей особого назначения ОГПУ. В сентябре 1931 г. решением Президиума ВЦИК Мороз был досрочно освобожден от отбытия срока наказания и восстановлен на работе в ОГПУ. В сентябре 1931 г. по пересмотру дел Президиумом ВЦИК освобожден досрочно, а ОГПУ восстановило его на работе в своих органах. Тогда же решением ЦКК был восстановлен в рядах партии с отметкой в партбилете: «Перерыв в пребывании ВКП(б) с 20 апреля 1929 г. по 18 сентября 1931 г.»[109].

Из общей массы чекистов-евреев дореволюционным партийным стажем могли похвастать лишь 4 чел. (3,17 %). Это бывший начальник личной охраны Ленина Я. С. Беленький (член партии с 1902 г.), нарком внутренних дел СССР Г. Г. Ягода (член партии с 1907 г.), заместитель наркома внутренних дел СССР Я. С. Агранов (член партии с 1915 г.) и начальник УНКВД по Одесской области А. Б. Розанов (член партии с 1916 г.).

Дальнейший партийный стаж распределился следующим образом. В 1917 г. в партию вступил 21 чел. (16,66 %); в 1918 г. – 23 чел. (18,25 %); в 1919 г. – 27 чел. (21,43 %); в 1920 г. – 16 чел. (12,7 %); в 1921 г. – 7 чел. (5,55 %); в 1922 г. – 2 чел. (1,59 %); в 1923 г. – 2 чел. (1,59 %); в 1924 г. -3 чел. (2,38 %); в 1925 г. – 3 чел. (2,38 %); в 1927 г. – 3 чел. (2,38 %); в 1928 г.-4 чел. (3,17 %); в 1929 г.-3 чел. (2,38 %), в 1930-1 чел. (0,79 %); в 1931 г. – 3 чел. (2,38 %), в 1937 г. – 1 чел. (0,79 %), в 1938-1 чел. (0,79 %).

Таблица 8 – Время вступления в КП

Интересным выглядит и возраст вступивших в ряды компартии. В 16 лет вступили в члены КП 4 чел. (3,17 %), в 17 лет – 6 чел. (4,76 %), в 18 лет – 8 чел. (6,35 %), в 19 лет – 16 чел. (12,7 %), в 20 лет – 13 чел. (10,32 %), в 21 год – 12 чел. (9,52 %), в 22 года – 11 чел. (8,73 %), в 23 года-8 чел. (7,14 %), в 24 года – 8 чел. (5,55 %), в 25 лет – 7 чел. (4,76 %), в 26 лет – 6 чел. (3,97 %), в 27 лет – 2 чел. (1,59 %), в 28 лет – 5 чел. (3,97 %), в 29 лет – 4 чел. (3,17 %), в 30 лет – 4 чел. (3,17 %), в 31 год – 3 чел. (2,38 %), в 32 года – 1 чел. (0,79 %), в 33 года – 1 чел. (0,79 %), в 35 лет – 4 чел. (3,17 %).

Таблица 9 – Возраст вступления в ряды КП

Как мы можем наблюдать, большинство сотрудников (72,23 %) вступили в компартию в 1902–1920 гг., и были, вероятнее всего, убежденными коммунистами. К тому же, в партию большинство (73,8 %) поступили в молодом возрасте до 25 лет. Они имели определённый партийный авторитет не только среди чекистского, но и среди партийного и советского аппарата.

Правда, после ареста чекисты называли и иные причины своего поступления в партию. Бывший начальник 3-го (КРО) отдела ГУГБ НКВД СССР Л. Г. Миронов на следствии показал: «…в партию я вступил в 1918 г. по карьеристским и шкурническим побуждениям, так как другого пути выбиться в люди в первые годы революции я не видел… Развернувшиеся политические события показали мне, что, только примазавшись к коммунистической партии, я смогу завоевать прочные жизненные позиции, связанные с личным благополучием и карьерой»[110].

Вместе с тем, можно утверждать, что далеко не все чекисты-евреи были твердокаменными большевиками. 34 чел. (26,98 %) начинали свой путь в революцию в рядах других партий. 9 чел. (7,14 %) являлись членами Еврейской социал-демократической рабочей партии «Поалей Цион», 9 чел. (7,14 %) – членами ПСР, 5 чел. (3,97 %) – членами РСДРП (интернационалистов), 5 чел. (3,97 %) – членами Украинской партии левых эсеров (боротьбистов), 3 чел. (2,38 %) – членами Бунда, 3 чел. (2,38 %) – меньшевиками, 1 чел. (0,79 %) – Объединенной еврейской коммунистической рабочей партии, 1 чел. (0,79 %) – в Социал-демократической рабочей партии Венгрии; 1 чел. (0,79 %) – в партии левых эсеров-максималистов, 1 чел. (0,79 %) – в партии польских социалистов (девица). Еще 1 чел. (0,79 %) был левым эсером и 1 чел. (0,79 %) – анархистом.

При этом 4 чел. (3,17 %) – М. М. Алиевский, В. М. Горожанин, М. Г. Раев и Н. М. Райский – перед вступлением в компартию сменили две партии, а А. С. Чапский даже три.

Пребывание в других партиях поначалу практически не играло никакой роли для карьеры чекистов-евреев, однако в годы «Большого террора» многим из них припомнили их «националистическое прошлое».

Сигналом для этого стала направленная на места в декабре 1937 г. телеграмма НКВД № 83921 с требованием немедленно пересмотреть все учёты и разработки по сионистам и арестовать антисоветский сионистский актив[111]. Разоблачать «еврейских буржуазных националистов» стали и среди чекистов. Сделать это было несложно, ибо в личных делах многих из них уже имелись нужные сведения. Например, О. О. Абугов указывал в своей автобиографии, что «отец был националистом и всячески старался привить эту идею мне», и что «отпечаток религиозного и националистического воспитания лежали на мне целиком»[112].

Позднее «сионистский заговор» был раскрыт и в НКВД УССР. Его созданию способствовала не только национальность арестованных, но и их прошлое. Тем более, что сам «руководитель заговора», бывший нарком внутренних дел УССР И. М. Леплевский был членом Бунда.

На допросе 22 мая 1938 г. он показал: «…в партию я поступил в 1917 г. с грузом шестилетнего пребывания в рядах Бунда. Иначе говоря, „родимые капли" и следы мелкобуржуазной националистической идеологии давили на меня и после моего вступления в ряды ВКП(б)». Кстати, эти сведения он дал следователям 4-го (СПО) отдела 1-го Управления НКВД СССР – майору ГБ Г. Н. Лулову и капитану ГБ Ю. С. Визелю, евреям по национальности[113].

В дальнейшей судьбе Леплевского евреи из аппарата НКВД и Прокуратуры СССР сыграли решающую роль. Обвинительное заключение на него, составленное 27 июля 1938 г., было согласовано с капитаном ГБ Я. Н. Матусовым (см. биосправку), а утвердили его заместитель начальника 4 отдела 1 Управления НКВД майор ГБ 3. Н. Глебов-Юфа (см. биосправку) и заместитель прокурора СССР Г. К. Рогинский[114].

По иезуитскому замыслу руководства «сионистов» в НКВД, как правило, изобличали чекисты-евреи. Так, особую следственную бригаду НКВД УССР по делам арестованных сотрудников возглавлял старший лейтенант ГБ Д. А. Перцов – мясник и по профессии и, как теперь говорят, «по жизни». Вот показания одной из его жертв – начальника отделения 5-го (00) отдела УГБ УНКВД по Харьковской области 3. И. Щеголевского, бывшего члена ЕСДРП «Поалей Цион»: «Перцов, обращаясь ко мне, сказал, что я являюсь чуть ли не руководителем украинского сионистского центра, а в Харькове – областного сионистского центра, и что в этом меня изобличает целый ряд показаний, и по этому вопросу я должен дать показания. Я ответил Перцову, что я не виноват, что он меня знает по совместной работе с 1932 г. как порядочного человека. Перцов тут же ударом опрокинул меня со стула на пол и стал избивать ногами, а Крюков (лейтенант ГБ И. И. Крюков в феврале – апреле 1938 г. был членом особой следственной бригады по делам бывших сотрудников, – М. Т., В. 3.) взял с подоконника принесенную им дубинку и ею меня избивал[115]. Перцов бил носками сапог по всему телу и когда меня стошнило от побоев, то Перцов начал тыкать лицом во рвоту»[116].

После назначения в апреле 1938 г. заместителем начальника УНКВД по Харьковской области Д. А. Перцов продолжал неистово изобличать «еврейских националистов» и тут. Его очередной подследственный – бывший начальник отделения 3-го отдела (КРО) УГБ УНКВД по Харьковской области Г. М. Дрешер (см. биосправку) – вспоминал: «Перцов перед уходом сказал следователям: «Бейте его смертным боем, пока он не даст всех сионистов, троцкистов, националистов и шпионов в Управлении»[117].

Но главным партийным грехом во времена «Большого террора» было не пребывание в рядах небольшевистских партий, а «троцкистское прошлое», на которое до февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. руководство НКВД нередко смотрело снисходительно.

В 1928 г. был исключен из числа кандидатов в члены партии «за троцкизм» секретарь комсомольской организации Киевского института народного хозяйства С. И. Броневой, старший брат которого А. И. Броневой возглавлял 2-й отдел ЭКУ ГПУ УССР и был единственным человеком, которого председатель ГПУ УССР В. А. Балицкий запросто называл на совещаниях по имени – Саша. «Оппозиционера-троцкиста» не только защитили от преследований, но и устроили на работу в… ГПУ. Позднее С. И. Броневой с гордостью рапортовал о том, что «…работая в ГПУ в Киеве, принимал активное участие в разгроме троцкистской организации, лично арестовывая троцкистов, возглавлявших оппозицию в институте народного хозяйства и втянувших меня В ОППОЗИЦИЮ»[118].

Вот еще один пример. В начале 1937 г. бюро Харьковского обкома КП(б)У рассмотрело персональное дело заместителя начальника УНКВД по Харьковской области майора ГБ Я. 3. Каминского, который «забыл» сообщить при обмене партийных документов о том, что он в 1923 г. вместе с другими сотрудниками Киевского губотдела ГПУ (среди которых были и М. С. Алёхин, В. М. Горожанин, П. М. Рахлис) голосовал за платформу Л. Д. Троцкого. Перед рассмотрением его дела секретарю Харьковского обкома КП(б)У М. Н. Налимову позвонили по телефону нарком внутренних дел В. А. Балицкий и его заместитель К. М. Карлсон, и бюро обкома вынесло постановление: «Указать тов. Каминскому на допущенную им ошибку, которая состояла в том, что он не заявил при проверке партийных документов о своих шатаниях»[119]. Комментируя такое решение бюро обкома КП(б)У, председатель Харьковского облисполкома Г. К. Прядченко правильно отметил, что «за такие дела рядовых коммунистов исключали из партии, а Каминскому лишь указали!»[120]. Симптоматично, что такую «принципиальность» Прядченко проявил лишь тогда, когда сам очутился за решеткой, а на заседании бюро он поддержал решение большинства, потому что не хотел ссориться с всемогущим ведомством.

Впрочем, чекистам сходило с рук и не такое. В 1920 г. сотрудник Киевской губернской ЧК Петерман за служебные преступления был приговорен к расстрелу, но каким-то образом бежал из-под стражи. Постановлением Коллегии Киевской губернской ЧК он был объявлен «вне закона». При принятии этого решения присутствовали члены Коллегии А. Б. Розанов и Е. Д. Элькин, биографические справки на которых приведены в нашем справочнике. Спустя два года Е. Д. Элькин случайно встретил Петермана на улице. Прекрасно зная о том, что Петерман находится в розыске и что ему грозил расстрел, суровый чекист Е. Д. Элькин, сам расстрелявший не один десяток врагов трудового народа (в 1920–1921 гг. – начальник концлагеря в Пуще-Водице, в 1921–1923 гг. – комендант и начальник общего отдела Киевского губотдела ГПУ), не только не задержал преступника, но и посоветовал уехать из города.

Петерман уехал из Киева в Чернигов, где обратился к заместителю начальника губотдела ГПУ А. Б. Розанову с просьбой… взять его на службу. Последний тоже преступника не арестовал, а наоборот – помог ему уехать из города. Вскоре Петермана поймали, а против А. Б. Розанова и Е. Д. Элькина возбудили уголовное дело. Обвинения были серьезные, ведь рядовых граждан Советской Украины за укрывательство «политических бандитов» и особо опасных уголовников в те времена, как правило, расстреливали. Но уголовное дело против чекистов было прекращено постановлением следователя Президиума ГПУ УССР от 12 февраля 1924 г. «в связи с амнистией в честь образования СССР»[121].

Время вступления в органы госбезопасности. Согласно архивным данным в декабре 1917 г. в органы госбезопасности поступил 1 чел. (0,79 %) – Я. С. Беленький, в 1918 г. – 14 чел. (11,11 %), в 1919 г. – 28 чел. (22,22 %), в 1920 г. – 32 чел. (25,4 %), в 1921 г. – 32 чел. (25,4 %), в 1922 г. – 5 чел. (3,97 %), в 1923 г. -1 чел. (0,79 %), в 1924 г. -4 чел. (3,17 %), в 1925 г. – 1 чел. (0,79 %), в 1926 г. – 1 чел. (0,79 %), в 1927 г. – 1 чел. (0,79 %), в 1930-1 чел. (0,79 %), в 1936 г. -4 чел. (3,17 %), в 1937 г. – 1 чел. (0,79 %).

Сгруппировав эти данные по временным периодам, мы получим следующую картину.

Таблица 10 – Время вступления в органы госбезопасности

В итоге мы видим, что подавляющее число сотрудников начали свою службу в годы гражданской войны и в первые годы советской власти. 5 лиц, пришедшие в НКВД СССР в 1936–1937 гг. и сразу получившие звания высшего начальствующего состава, это члены партийного «десанта», высадившегося на Лубянке вместе с Н. И. Ежовым – С. Б. Жуковский, М. И. Литвин, Н. Л. Рубинштейн, В. Е. Цесарский, И. И. Шапиро.

Большинство наших респондентов начали свою чекистскую карьеру юными и молодыми людьми, охваченными революционной романтикой.

В 16 лет начали свою работу в ВЧК 3 чел. (2,38 %); в 17 лет – 2 чел. (1,59 %); в 18 лет – 7 чел. (5,55 %); в 19 лет – 13 чел. (10,32 %); в 20 лет – 14 чел. (11,11 %); в 21 год – 13 чел. (10,32 %); в 22 года – 13 чел. (10,32 %); в 23 года – 9 чел. (7,14 %); в 24 года – 14 чел. (11,11 %); в 25 лет – 5 чел. (3,96 %); в 26 лет – 9 чел. (7,14 %); в 27 лет – 2 чел. (1,59 %); в 28 лет – 4 чел. (3,17 %); в 29 лет – 3 чел. (2,38 %); в 30 лет – 3 чел. (2,38 %); в 31 год – 2 чел. (1,59 %); в 32 года – 4 чел. (3,17 %); в 34 года – 1 чел. (0,79 %); в 35 лет – 1 чел. (0,79 %); в 40 лет – 1 чел. (0,79 %); в 41 год – 2 чел. (1,59); в 44 года – 1 чел. (0,79).

Таблица 11 – Возраст вступления в органы госбезопасности

Говоря о юности и молодости чекистов-евреев, необходимо помнить, что на период становления их личности пришлись Первая мировая война, две революции 1917 года и гражданская война, которые разбудили и юридически оформили колоссальный всплеск насилия. Это волна насилия захватила и наших героев. Они, пройдя школу партизанских отрядов и боевых частей РККА, ревкомов и укомов, службы в частях особого назначения, ревтрибуналах и чекистских органах прошли и через все ужасы гражданской войны: жестокость, насилие, разрушение старых устоев жизни. В ходе этих событий они приучились не стесняться в выборе средств для борьбы с классовыми врагами. «Враги революции и трудового народа» были для них вне закона. Недаром М. И. Калинин отметил одну особенность большевистского госаппарата (в том числе и карательных органов): «Война и гражданская борьба создали огромный кадр людей, у которых единственным законом является целесообразность распоряжения властью. Управлять для них – значит распоряжаться вполне самостоятельно, не подчиняясь регламентирующим статьям закона»[122].

На службу в ЧК приходили из разных мест: из Красной Армии – 59 чел. (46,82 %); с советской работы – 16 чел. (12,69 %); с подпольной работы – 10 чел. (7,94 %); с партийной работы – 9 чел. (7,14 %); из революционных военных трибуналов – 7 чел. (5,55 %); с заводов – 5 чел. (3,97 %); с хозяйственной работы – 5 чел. (3,97 %); с учебы – 4 чел. (3,17 %); из милиции – 3 чел. (2,38); с комсомольской работы – 3 чел. (2,38 %); с научной работы – 1 чел. (0,79 %); с журналистской работы – 1 чел. (0,79 %); не установлено – 3 чел. (2,38 %).

Знаменитый советский педагог и писатель А. С. Макаренко, одно время работавший заместителем начальника отдела трудовых колоний НКВД УССР, очень хотел написать книгу о чекистах и в качестве консультанта избрал самого наркома внутренних дел УССР В. А. Балицкого. В своей записной книге Макаренко писал, что Балицкий «…отличает несколько типов происхождения (чекистов, – М. Т., В. 3.): „Гимназисты". „Местечковые" (евреи, – М. Т., В. 3.). „Военные". Последние с трудом понимают характер дисциплины „4“ (чекистов, – М. Т., В. З.)»[123].

Больше всего евреев пришло в госбезопасность из Красной Армии, где некоторые из них начинали свою карьеру секретными сотрудниками. Заслуживает внимание начало чекистской карьеры С. Н. Миронова (см. биосправку. – М. Т., В. 3.). Весной 1920 г., будучи помощником командира батареи, он угодил в киевский госпиталь с возвратным тифом, где услышал от бредящего соседа по больничной палате, что на самом деле тот не красный командир, а польский шпион. Миронов доложил об этом комиссару госпиталя, а затем встретился с сотрудником особого отдела, «…который по всем правилам меня завербовал… Я получил от умирающего шпиона-разведчика явки, пошел по этим явкам, и в результате была вскрыта большая польско-германская шпионская организация»[124].

Мотивы вступления в ЧК-ГПУ у наших героев были разные. Например, в 1921 г. начальник отделения Политуправления Черноморского флота Б. В. Козельский (см. биосправку. – М. Т., В. 3.), пребывая в Киеве на лечении, был исключен из КП(б)У «как пассивный член партии». Позднее он писал: «…считая, что активность лучше всего м. б. [может быть] доказана непосредственно работой, потребовал откомандирования в органы ЧЕКА»[125].

Одной из причин поступления в органы госбезопасности были и родственные связи. Наличие крепких родственных отношений всегда играли в еврейской среде очень серьезную роль. Нередко поступление еврея на службу в органы госбезопасности вело к тому, что вскоре там же на службе оказывались и его ближайшие родственники – братья, сестры и т. д.

Авторами насчитано около 39 родственных «кланов» евреев-чекистов, когда в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД вместе служили братья, сестры и жены. И это не только известные семейные «кланы» братьев Берманов, братьев Баков. Перечислим лишь некоторые из них: братья Шпигельглазы (И.М. и С. М. Шпигельглазы), братья Эдвабники (Н.Б., С.Б. и Д. Б. Эдвабники), братья Флейшманы (Г.Е. и Я. Е. Флейшманы), братья Штаркманы (М.Р. и Г. Р. Штаркманы), братья Александровичи (И. М. и Й. М. Александровичи), братья Алиевские (Г. И. и А. И. Алиевские), братья Дукельские (С.С. и В. С. Дукельские), братья Черновы (Л. А. и М. А. Черновы), братья Барбаровы (П. И. и Л. И. Барбаровы), братья Каруцкие (С.А. и В. А. Каруцкие и сестра А. А. Каруцкая), братья Римские (С. Л. и Л. Л. Римские), братья Бесидские (С. И. Самойлов-Бесид-ский и В. И. Бесидский), братья Симховичи (А. М. и Е. М. Симховичи), братья Шостаки (П. Г. Соколов-Шостак и Е. Г. Шостак), братья Ратнеры (С. В. и С. В. Ратнеры), братья Листенгурты (Р. А. и М. А. Листенгурты), братья Перцовы (Р. А., С. А. и Д. А. Перцовы), братья Паукеры (К. В. и Г. В. Паукеры), братья Диментманы (М. И. и Д. И. Диментманы), братья Гульст (В. Н. и 3. Н. Гульст), братья Гендины (С. Г. и К. Г. Гендины), братья Буль (Е. Д. и Л. Д. Буль), братья Пиевские (М. Е. Амиров-Пиевский и С. Е. Пиевский-Лацанов), братья Миркины (С. 3. и Ю. 3. Миркины), братья Броневые (А. И. и С. И. Броневые), братья Боскис-Глузберги (Б. С. и С. С. Боскис-Глузберги) и др. В органах ГПУ УССР служил М. 3. Гейлик и 5 его сыновей (А. М., Г. М, Г. М., И. М и 3. М Гейлики).

Характерным примером является «семейство» С. Н. Миронова-Короля. В органах ВЧК-ОГПУ-НКВД работали: его первая жена А. С. Спивак, родные братья – Михаил (на 1938 г. начальник ОПО УНКВД по Смоленской области) и Оскар (на 1938 г. сотрудник отдела фельдсвязи УНКВД по Ростовской области), а также зять (муж родной сестры Шарлотты) И. Я. Ильин (в 1938 г. заместитель начальника 11-го (воднотранспортного) отдела УНКВД по Московской области)[126].

Еще одним образцом, когда в «янычары революции» (как именовала революционная печать чекистов) шли целым семейством, стала семья Кессельманов. Уроженцы Одессы, братья Кессельманы – Авраам (Арнольд) (1893 г. р., в чекистской среде был более известен под фамилией Арнольдов), Михаил (1898 г.р., единственный из братьев сохранивший при работе в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД свою фамилию) и Семен (1899 г.р., известный среди чекистов, под фамилией Западный) достигли высоких постов в системе Наркомвнудела. Судя по их биографиям (см. биосправки) первым в органы «пролетарской расправы» поступил старший брат – Авраам (Арнольд), а затем за ним потянулись Семен и Михаил.

Но мало кто знает, что помимо братьев в ВЧК-ОГПУ-НКВД служили: родная сестра Кессельманов – Циля, на 1935 г. работала в аппарате УРКМ УНКВД по Московской области, а также жена Авраама (Арнольда) – Елизавета Михайловна (Моисеевна) Арнольдова (Бельская-Друккер). В 1918–1919 гг. она занимала должность начальника информации Одесской губернской ЧК, впоследствии оказалась на советской работе, а в 1921–1923 гг. работала в скромной должности шифровальщицы ПП ВЧК-ГПУ по Крыму.

Во время допросов в 1937–1939 гг. многие из арестованных чекистов заявляли, что «пролезли в органы, руководствуясь шкурными интересами». Так, бывший начальник 3-го (КРО) отдела УГБ УНКВД по Донецкой области капитан ГБ Д. В. Орлов (см. биосправку) «сознался»: «Я считал, что звание чекиста даст мне возможность хорошо устроиться материально и жить, не нуждаясь ни в чем»[127]. Заместитель начальника 3-го (КРО) отдела УГБ НКВД УССР капитан ГБ Г. И. Гришин-Шенкман (см. биосправку) сознался на допросе, что «пошел в ЧК работать потому, что ЧК, хотя и не полностью, но всё же материально обеспечивает…[128] Мне хотелось хорошо пожить, быть у власти, командовать, и я считал, что этого добьюсь в ЧК-ГПУ»[129]. В уже упомянутой выше речи на XIV съезде КП(б)У нарком внутренних дел УССР А. И. Успенский заявлял, что некоторые его подчиненные «в годы гражданской войны попали в ЧК потому, что не хотели идти на фронт»[130]. И в этом утверждении, на наш взгляд, есть своя доля истины.

Судьбы. Для большинства чекистов-евреев из рассматриваемого нами списка судьба оказалась трагичной. 99 чел. (78,57 %) были расстреляны, 2 чел. (1,59 %) – Г. Б. Загорский и Б. Д. Сарин – покончили жизнь самоубийством, находясь под следствием в тюремной камере. 2 чел. (1,59 %) – Я. А. Дейч и Я. И. Серебрянский – умерли во время следствия, еще 2 чел. (1,59 %) были осуждены к различным срокам заключения. 9 чел. (7,14 %) покончили жизнь самоубийством (отметим, что среди самоубийц-чекистов евреи составляют подавляющее большинство), 2 чел. (1,59 %), спасаясь от ареста, сбежали за границу – Г. С. Люшков и Л. Л. Никольский (А. М. Орлов). И только 9 чел. (7,14 %) не подвергались репрессиям.

Дальнейшего изучения требует судьба начальника 7-го (ИНО) отдела ГУГБ НКВД СССР А. А. Слуцкого, который вероятнее всего был отравлен[131].

Касаясь судеб персон данного справочника, авторам хотелось бы отметить один интересный факт. В постсоветском обществе бытует и активно пропагандируется мнение, что в период «правления» Сталина наличие репрессированных родственников, а тем более у лиц еврейской национальности, автоматически ставило «крест» на их успешной карьере в государственном и партийном аппарате. Подобные утверждения кажутся нам несколько надуманными, и судьбы отдельных героев представленного справочника дают для этого определенные основания.

Ярким примером является жизненный путь братьев Визелей. Старший брат – Яков Визель – на момент ареста в августе 1937 г. был начальником УНКВД по Приморской области, и одновременно начальником ОО ГУГБ НКВД Морских сил Дальнего Востока. В августе 1937 г. он как «троцкист и участник право-троцкистской организации в УНКВД по ДВК» был арестован и заключен под стражу[132]. Дальнейшая судьба Я. С. Визеля такова: умер под следствием, по другой версии – покончил жизнь самоубийством в тюремной камере (см. биосправку).

Совершенно иным путем пошла судьба его младшего брата – Юрия Визеля (см. биосправку). К началу 1937 года оперуполномоченный 1-го отделения 4-го (СПО) отдела ГУГБ НКВД СССР, он и в дальнейшем, несмотря на наличие репрессированного брата-троцкиста, успешно делал карьеру: помощник начальника и начальник отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР, с сентября 1938 г. – начальник 6 отделения 2-го (СПО) отдела ГУГБ НКВД СССР. Великую Отечественную войну Ю. С. Визель встретил в должности начальника отделения 5 отдела УОО НКВД СССР, затем последовал перевод в органы военной контрразведки действующей армии. В конце 1942 г. при участиях в боях на Сталинградском фронте Визель был тяжело ранен, затем в 1943–1944 гг. он уже заместитель начальника и начальник ОКР «Смерш» 61-го гвардейской Славянской стрелковой дивизии.

Руководством ОКР «Смерш» Ю. С. Визель характеризовался как сотрудник «…умело показывающий образцы в постановке оперативной и следственной работе по выявлению и разоблачению вражеского элемента, проникающего как в части дивизии, также и среди гражданского населения, находящегося в районе действия дивизии»[133]. «За успешное выполнение ответственных заданий Правительства» он неоднократно награждался: в 1937 г. – орденом Красной Звезды, в 1940 г. – орденом «Знак Почета», а за годы Великой Отечественной войны – орденами Отечественной войны 2-й степени и 1-й степени (1943 и 1944 гг.). Еще до войны, в 1936 г. он, как и его репрессированный в дальнейшем старший брат, был удостоен знака «Почетный работник ВЧК-ГПУ».

Нечто подобное мы видим и в судьбе братьев Подольских. Младший брат – Давид (по чекистскому ведомству проходил, как Даниил Владимирович Орлов (см. биосправку)) – состоял на службе в органах ГБ с 1922 г. Начинал как рядовой сотрудник ГПУ УССР, 1937 г. встретил в должности начальника 3-го (КРО) отдела УГБ УНКВД по Донецкой области. 17 марта 1938 г. Орлов был арестован как «троцкист и активный участник троцкистской организации в УНКВД по Донецкой области», ставившей своей целью «сохранение троцкистского подполья и контрреволюционной организации правых», и в сентябре 1938 г. был расстрелян в Киеве.

Старший брат – Матвей Подольский-Искра (см. биосправку) – несмотря на наличие расстрелянного брата-троцкиста, спокойно продолжал служить в органах НКВД-НКГБ. Поступивший на службу в органы «пролетарской защиты» ранее своего младшего брата (в 1920 г.) и вероятнее всего приведший за собой и Давида, он в 1930 г. перевелся на работу в центральный аппарат ОГПУ СССР.

В дальнейшем Матвей работал на разных должностях в ИНФО-СПО ОГПУ-ГУГБ НКВД СССР. В период «Большого террора», несмотря на трагические перипетии в судьбе своего родственника, он продолжил службу в Москве: помощник начальника 14-го отделения 4 (СПО) отдела ГУГБ НКВД СССР, с 1938 г. – старший оперуполномоченный 8-го отделения 2-го (СПО) отдела ГУГБ НКВД СССР. Весь период Великой Отечественной войны М. В. Подольский-Искра работал в Москве, в центральном аппарате НКВД-НКГБ СССР, и лишь в декабре 1945 г. был переведен на периферию, где возглавил наркомат госбезопасности Якутской АССР.

С приходом в МГБ нового министра – В. С. Абакумова, устроившего «чистку» ведомства, Подольский-Искра был уволен из МГБ «по компрометирующим материалам». Ему припомнили и его членство в Бунде, и наличие брата-троцкиста, расстрелянного в 1938 г. Но и увольнение из МГБ не привело к репрессиям. Удачно избежав их, он первый после смерти Сталина 1954 год встретил в скромной должности библиотекаря одной из библиотек Краснопресненского района г. Москвы[134].

Похожие аналогии мы встречаем в судьбах брата и сестры Гольдман (см. биосправку), братьев Сусман. В последнем случае, несмотря на расстрелянного брата – 2-го секретаря Куйбышевского горкома ВКП(б) М. Е. Сусмана, младший брат Исаак, хоть и был уволен с работы в УГБ НКВД Белорусской ССР, но оставлен на службе в лагерных структурах ГУЛАГа НКВД. На 1939 г. И. Е. Сусман уже начальник Управления Теплоозерского ИТЛ НКВД (Еврейская АО), а затем (до 1940 г.) начальник Управления Хабаровского ИТЛ НКВД. В период Великой Отечественной войны руководил рядом специальных строительств по линии НКВД и за «образцовое выполнение заданий Правительства» был награжден орденами «Знак Почета» и Ленина (см. биосправку).

Массовые репрессии 1937–1938 гг. значительно снизили процент представительства евреев не только в чекистском ведомстве, но и практически во всех структурах государственной власти. Ряд российских исследователей и публицистов пытаются увидеть в этом явное проявление антисемитизма[135]. По их мнению, Сталин и его сторонники таким путем убирали из правящего класса страны евреев-коммунистов. Авторам данной статьи кажется, что подобная трактовка донельзя упрощает причины трагических событий 1937–1938 гг., вошедших в советскую историю как «Большой террор». Мы полагаем, что евреи становились жертвами вовсе не по причине своей национальной принадлежности, а главным образом оттого, что они в 1930-е гг. играли серьезную роль в системе государственного управления страной.

В ходе репрессий 1937–1938 гг. произошла насильственная смена политической, технической и культурной элиты. И в истребленном высшем классе евреи составляли значительный процент. В ходе масштабных чисток старая элита была практически уничтожена и заменена новой сталинской элитой, значительно отличавшейся от прежней социальным и национальным составом и иными социально-политическими качествами. И в первую очередь тем, что она была воспитана советской властью, «…всеми своими корнями была связана с рабочим классом и крестьянством», а также с основными титульными нациями, населявшими Советский Союз – русскими, украинцами, белорусами, грузинами, армянами, азербайджанцами, казахами и т. д.

О надвигающейся «чистке» партийно-государственного аппарата Сталин говорил на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г. В своем заключительном выступлении на пленуме он заявил, что необходимо влить в командные кадры «…свежие силы, ждущие своего выдвижения, и расширять, таким образом, состав руководящих кадров… Людей способных, людей талантливых у нас десятки тысяч. Надо только их знать и вовремя выдвигать, чтобы они не перестаивали на старом месте и начинали гнить. Ищите да обрящете»[136].

Вождь народов был крайне невысокого мнения о старой политико-государственной элите страны, полагая, что старые кадры «утратили свои революционные качества и склонялись к спокойной, мещанской жизни». Реальным способом укрепления своей власти для него стала масштабная кадровая революция. Благодаря ей старая элита была заменена новой. «Молодая элита» была лучше образована, энергична, свободна от комплекса революционных заслуг и ответственности за преступления и насилие периода «Великого перелома». Их жизненный опыт и быстрая карьера становились главной гарантией преданности вождю. Благодаря Сталину они получили свои высокие должности, а потому с ним связывали надежды на дальнейшее продвижение по служебной лестнице. Так ротация кадров в конце 1930-х годов стала не только реальностью, но и явной необходимостью[137].

Можно привести еще один факт, подтверждающий надуманность концепции об антисемитизме периода «Большого террора». Вместо арестованных и расстрелянных чекистов-евреев, на их место в 1937–1938 гг. приходили другие чекисты, также представители еврейской нации. Так, расстрелянных чекистов еврейского происхождения из окружения Ягоды – К. В. Паукера, М. И. Гая, И. М. Островского, Л. Г. Миронова, А. Я. Лурье, 3. И. Воловича, М. С. Погребинского, Я. С. Агранова и др. – сменили чекисты-«ежовцы», евреи по национальности B. М. Курский, И. Я. Дагин, А. М. Минаев-Цикановский, М. И. Литвин,

C. Б. Жуковский, В. Е. Цесарский, И. И. Шапиро и др. И этот процесс был характерен как для центрального аппарата НКВД СССР, так и для большинства региональных подразделений Наркомвнудела.

Так, на Украине, после арестов евреев-чекистов из «команды» Балицкого – М. К. Александровского, С. С. Мазо, Г. А. Гришина (Клювганта), А. Б. Розанова, Я. В. Письменного, Н. Л. Рубинштейна, П. Г. Соколова-Шостака и др. – освободившиеся места заняли другие чекисты уже из «команды» Леплевского, евреи по национальности – В. М. Блюман, Д. И. Джирин, М. М. Герзон, Э. А. Инсаров, С. И. Самойлов и др. После же ареста последних их место заняли евреи-чекисты из команды Успенского – А. П. Радзивиловский, С. М. Деноткин, М. А. Листенгурт, А. М. Ратынский-Футер, И. А. Шапиро, С. И. Гольдман и др.

В декабре 1938 г. в ходе партийного собрания начальник УНКВД по Киевской области капитан ГБ А. Р. Долгушев был вынужден решительно отметать обвинения в антисемитизме, которые выражались якобы в неком притеснении по службе чекистов-евреев. Он утверждал, что изгнание со службы было связано не с национальностью, а с наличием на большинство евреев-сотрудников НКВД компрометирующего материала. Долгушев в своем выступлении особо отметил следующий факт: до его прихода на должность в столичное УНКВД в мае 1938 г. в нём было «…очень незначительное количество евреев, а сейчас в аппарате облуправления почти 50 % евреев»[138].

Аналогичным образом прошла и смена руководства в УНКВД по Ленинградской области в период 1938 г. Здесь евреев-чекистов из «команды» Заковского (Н. Е. Шапиро-Дайховский, Н. А. Фидельман, Я. Е. Перелумутр, М. И. Мигберт, М. Л. Рошаль и др.) сменили евреи-чекисты, приведенные новым начальником Управления НКВД М. И. Литвиным – А. М. Хатаневер, Л. С. Альтман, К. Б. Гейман, Н. М. Лернер, Я. А. Гозин и др.

Несмотря на масштабные репрессии, затронувшие евреев, последние и после «Большого террора» не исчезли из управленческого класса страны. В 1939–1941 гг. мы наблюдаем евреев в роли руководителей союзных наркоматов: М. М. Каганович (нарком авиационной промышленности СССР), С. С. Дукельский (нарком морского флота СССР), Б. Л. Ванников (нарком вооружения СССР), Л. М. Мехлис (нарком государственного контроля СССР), Н. А. Анцелович (нарком лесной промышленности СССР).

Определенный процент евреев (правда меньший, чем в 1930-е гг.) был сохранен и в правоохранительных органах, в частности, в органах НКВД-НКГБ-МГБ. В списках личного состава НКГБ-МГБ мы находим немало евреев, в частности, генерал-лейтенантов М. И. Белкина и Л. Ф. Райхмана, генерал-майоров Г. С. Болотина (Болотина-Балясно-го), Д. Р. Быкова, А. М. Була, В. Н. Гульста, И. И. Илюшина-Эдельмана, Г. А. Корсакова, И. Я. Лоркиша, М. Л. Мичурина-Равера, Л. И. Новобратского, С. Н. Павлова, Н. И. Эйтингона.

Значимый процент евреев в органах власти наблюдался в тех регионах, где еврейское население было многочисленным – Белорусская ССР, Молдавская ССР, Украинская ССР. Вот яркий пример на основе данных о руководящих структурах власти в Могилёвской области (Белоруссия). В партийных органах области евреями были: третий секретарь обкома КП(б) Белоруссии (далее – КП(б)Б) (Я. М. Горелик), заведующий отделом Могилевского обкома КП(б)Б (А. А. Эстеркин), секретарь Могилевского горкома КП(б)Б (И. Л. Хавлин), секретарь Могилевского сельского райкома КП(б)Б (Ш. И. Егудин) и др. В областных советских органах власти (Могилёв) также хватало руководителей, евреев по национальности: заместитель председателя облисполкома Н. Б. Кац, председатель Могилёвского горисполкома Д. И. Астров, председатель областного суда А. Е. Шубик, редактор областной газеты «Камуніст Магілеушчьіньї» Л. М. Стерин, председатель Могилевского Осовиахима И. Д. Хайцин и др.[139] Заметным был и процент евреев в руководстве промышленных предприятий, учреждений культуры и образования Могилёвщины. На 1941 г. общий удельный вес евреев-ответственных работников в руководящих органах КП(б) Б в г. Могилеве составлял 22,3 % (на 1929 г. 21,4 %), в Могилевском округе – 22,3 % (на 1929 г. – 21,4 %)[140].

Аналогичную картину мы наблюдаем и при изучении списков личного состава органов партийной и государственной власти в столице Белоруссии – Минске. Так, на 1941 г. в БССР евреи занимали руководящие посты: секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Григорий Эйдинов, заведующий отделом ЦК КП(б) Белоруссии Абрам Озирский, заведующий военным отделом ЦК ЛКСМ Белоруссии – Эпштейн, заместитель председателя СНК БССР – Исаак Черный, наркомы – Исаак Курган, Исаак Кунин, Яков Каган, председатель Радиокомитета БССР – Моисей Екельчик, начальник республиканского Управления трудовых ресурсов – Моисей Хасин, заместитель прокурора БССР – Гинзбург, заведующие отделами ЦК КП(б) Белоруссии – Абрам Глозман, Самуил Гласов, Исаак Юдасин[141].

Таким образом, можем констатировать, что к началу Великой Отечественной войны евреи сохранили свое положение в системе государственного управления, но оно было ограничено той пропорцией, которую они занимали в общей численности населения Советского Союза. В конце 1930-х гг. евреи продолжали играть значительную роль в государственной, социальной и культурной жизни страны, несмотря на «антисемитизм» Сталина.

Работая с архивными документами, авторы многократно сталкивались с фактами, опровергающими версию о т. н. «еврейском (сионистском) заговоре» в государственном аппарате Советского Союза. Так, к примеру, сотрудники 5-го (Особого) отдела ГУГБ НКВД СССР под руководством еврея И. М. Леплевского (в его прямом подчинении находилось немало евреев-чекистов, вспомним только самого известного следователя – «колуна» 3. У. Ушакова-Ушомирского) собрали и реализовали оперативные материалы на 300 командиров из высшего командного состава РККА, таких же, как и чекисты-следователи, – евреев по национальности.

Ушаков и другие следователи ОО ГУГБ НКВД СССР, в том числе и еврейского происхождения, требовали от подследственных признательных показаний так, чтобы они были написаны «кровью и мозгом»[142]. Следователи-«колуны», такие как М. А. Листенгурт, 3. У. Ушаков-Ушомирский, В. С. Агас и др., были способны за короткое время получить от арестованных показания такого рода, какие давал, к примеру, бывший начальник Разведуправления РККА С. П. Урицкий. В своем заявлении заместителю начальника ОО ГУГБ НКВД СССР Агасу он так характеризовал свое состояние: «Последние дни я плох, у меня бывают обморочные состояния, кровавая рвота, мне трудно думать, если можно дайте мне один день перерыва, вызовите меня – я Вам доложу, а потом всё до конца напишу. Я хочу превратиться в такого арестованного, который помогает власти. Я хочу заслужить милость Советской власти»[143].

В тяжелом моральном состоянии пребывал после допросов и бывший начальник Управления по начальствующему составу РККА Б. М. Фельдман, написавший 31 мая 1937 г. своему следователю Ушакову заявление следующего характера: «Я хочу через Вас или т. Леплевского передать Народному комиссару внутренних дел Союза ССР тов. Ежову, что я готов, если нужно для Красной Армии, выступить перед кем угодно и где угодно и рассказать всё, что я знаю о военном заговоре… Вы не ошиблись, определив на первом же допросе, что Фельдман не закоренелый враг, а человек, над коим стоит поработать, потрудиться, чтобы он раскаялся и помог следствию ударить по заговору…»[144].

И такие следователи были не только в Особом отделе, но и в других отделах ГУГБ НКВД СССР. Вспомним хотя бы таких «специалистов по допросам», как Шварцман, Родос, Луховицкий. Все они явно подпадают под характеристику, данную российским исследователем В. Н. Хаустовым уже упомянутому выше Ушакову-Ушомирскому «…циничный карьерист, отличавшийся тем, что выбивал из арестованных любые нужные „признания"». У них не было никаких национальных барьеров, дескать «людей своего круга, своей нации мы не трогаем», для них все арестованные были «врагами народа» с которыми не было надобности разводить сантименты.

Всё это позволяет сделать вывод о том, что высокий процент евреев в руководстве ВЧК-ОГПУ-НКВД не может служить доказательством существования какого-то особенного «сионистского заговора» среди чекистского сообщества. Преступления евреев-чекистов, совершенные ими в годы «Большого террора», были ничуть не хуже и не лучше того, что делалось их нееврейскими коллегами.

Об отсутствии «еврейского заговора» в ОГПУ-НКВД свидетельствовало и внутреннее противостояние, существовавшее в чекистском ведомстве в конце 1920 – середине 1930-х гг. По логике сторонников идеи о наличии «сионистского заговора» в органах ОГПУ-НКВД СССР, евреи-чекисты должны были сплотиться в многочисленный еврейский клан, силе которого было трудно противостоять иным чекистским группировкам. Однако никакого отдельного еврейского чекистского клана не существовало, а наоборот, многие руководящие чекисты, евреи по национальности, влились в существующие интернациональные по своей сути чекистские «неформальные» группировки.

По утверждению российского исследователя А. А. Папчинского, в системе ОГПУ-НКВД СССР с середины 1920-х гг. шел процесс формирования таких «неформальных групп» чекистов, связанных между собой внутренними кланово-клиентарными отношениями. Основной целью этих группировок являлось получение, сохранение и усиление своих позиций в чекистских властных структурах.

Можно скептически относиться к наличию подобных неформальных группировок (кланов) внутри Наркомата внутренних дел и его региональных управлений. Однако следует понимать, что долго работающие в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД чекисты притерлись друг к другу, установили достаточно прочные контакты между собой, и следствием этого стало образование клановых групп вокруг чекистов первой величины. Последние, переходя с одного места службы на другое, перетаскивали за собой преданные и верные им кадры. Участники этих группировок подчинялись не только высшей власти в лице Сталина, Политбюро или руководства Наркомата, но и своим патронам, в прямом подчинении которых они находились.

Данный процесс шел не по национальному признаку, а по совместной служебной деятельности в том или ином регионе страны, а также по приоритету преданности тому или иному лидеру (клиентарность). Принадлежность к чекистскому клану (в просторечии – «обойме») позволяла рассчитывать на значительное продвижение по служебной лестнице, улучшение материального и социального положения.

О существовании подобных отношений в партийном аппарате страны говорил и Сталин на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) (1937 г.). В своем выступлении он заявил: «Люди подбираются иногда не по политическому и деловому принципу, а с точки зрения личного знакомства, личной преданности, приятельских отношений, вообще по признакам обывательского характера, по признакам, которым не должно быть места в нашей практике».

К середине 1930-х гг. можно выделить следующие клановые группировки в чекистском ведомстве. Это «ягодинская» группировка, во главе которой стоял Г. Г. Ягода, «северокавказская» (лидер – бывший полпред ОГПУ по СКК Е. Г. Евдокимов, замененный в дальнейшем М. П. Фриновским), «украинская» (лидер – В. А. Балицкий), «ленинградская» (Л. М. Заковский), «московская» (С. Ф. Реденс).

В каждой из перечисленных группировок мы встречаем чекистов, евреев по национальности. В северокавказском «клане» это В. М. Курский, Я. М. Вейншток, М. С. Алехин, А. М. Минаев-Цикановский, И. Я. Дагин, Я. А. Дейч, П. Г. Рудь, С. Н. Миронов (Король) и др., в «украинском» – С. С. Мазо, И. М. Блат, М. К. Александровский, Я. В. Письменный, А. Б. Розанов, Б. В. Козельский и др., в «ленинградской» – М. А. Волков-Вайнер, Н. Е. Шапиро-Дайховский, Я. Е. Перельмутер, Н. А. Фидельман и др., в «московском» – П. Ш. Симановский, А. А. Арнольдов-Кессельман. В ягодинский «клан» входили К. В. Паукер, Л. Г. Миронов, М. И. Гай, А. Я. Лурье, И. М. Островский, 3. И. Волович, М. С. Погребинский и др.[145]

Между этими чекистскими «кланами» вспыхивало противостояние, которое с внешней стороны было больше похоже на «схватку бульдогов под ковром». В таких «клановых войнах» никто не собирался учитывать национальность своего соперника (дескать, к некоторым национальностям у нас преференции). Евреи-чекисты одного «клана» вели «войну» против евреев-чекистов из противоборствующей «команды». Случалось, что «бурление» происходило и внутри самого «клана». Так произошло в 1933 г., когда Леплевский вдрызг разругался со своим патроном – В. А. Балицким. После возвращения из Москвы он обвинил своего «босса» в неспособности закрепиться в центральном аппарате ОГПУ СССР, в результате чего многочисленная «команда» «украинцев» была изгнана из Москвы обратно на Украину.

Сторонники Леплевского (Джирин и Инсаров) активизировали разговоры среди сотрудников ГПУ Украины, что многочисленные успехи украинского ГПУ связаны не с именем Балицкого, а с именем Леплевского. Дескать, именно оперативность последнего и стала основой для многочисленных побед украинских чекистов над внешней и внутренней контрреволюцией. Это привело к тому, что Леплевский и его сторонники были удалены из Украины. По утверждению Амирова-Пиевского, который провожал изгнанника на вокзале, тот обратился к нему в озлобленном тоне со следующими словами: «Я мол, уезжаю с Украины, но еще вернусь и рассчитаюсь со всеми»[146]

Именно так и произошло в 1937 г., когда первый удар прибывший на Украину (уже в качестве наркома внутренних дел республики) Леплевский нанес по чекистам, соратникам Балицкого, среди которых было немало евреев. Леплевского, еврея по национальности, это никоим образом не остановило. Новый наркомвнудел, прибыв на Украину, тут же сфабриковал дело «о заговоре в НКВД УССР», сделав его руководителем Балицкого и начал массовые аресты чекистов-«заговорщиков». Изъятие последних велось не только на Украине, но и по всему Советскому Союзу. Так, в Ташкенте был арестован начальник отдела УГБ НКВД Узбекской ССР П. М. Рахлис, в Москве были арестованы В. М. Горожанин и М. К. Александровский.

«Война» евреев против евреев шла и при разгроме «ягодинцев». И здесь аресты и следствие над Ягодой и его сторонниками проводили чекисты-евреи по национальности. Так, большинство допросов и очных ставок Ягоды вели чекисты-евреи по национальности. В обысках в служебном кабинете Ягоды в здании Наркомсвязи СССР, в его личной квартире и кладовых в Милютинском переулке, а также в кремлевском кабинете и на даче в Озерках участвовали С. М. Деноткин, В. М. Бриль, Березовский, а допросы и очные ставки проводили Н. М. Лернер, В. М. Курский, Л. В. Коган, Г. Н. Лулов, М. М. Герзон, М. И. Литвин, Я. А. Аронсон.

Во время следствия к бывшему наркому внутренних дел СССР применялись меры физического и морального давления. В избиении Ягоды участвовал Курский. Один из следователей, Н. М. Лернер, впоследствии вспоминал: «…это было в Лефортовской тюрьме, я допрашивал ЯГОДУ. Ко мне в кабинет зашли ЕЖОВ, ФРИНОВСКИЙ и КУРСКИЙ, и по предложению ЕЖОВА я вышел из кабинета. Когда, спустя некоторое время, мне разрешили вернуться, я увидел на лице ЯГОДЫ синяк под глазом. ЯГОДА, показывая мне синяк, спросил меня: «Теперь вы верите, что меня бьют?»[147].

С падением Ягоды началась масштабная экспансия северокавказского «клана» как в центральный аппарат НКВД СССР, так и в региональные управления НКВД. Питомцы «гнезда» Евдокимова стали одной из опор проведения политики «Большого террора». Один из «северо-кавказцев», близкий друг и непререкаемый авторитет для Евдокимова, бывший начальник УНКВД по СКК И. Я. Дагин вспоминал впоследствии: «После февральско-мартовского пленума ЦК в 1937 г. я, находясь в приемной, ожидал вызова к Ежову. В это время из кабинета вышел Ежов, а с ним Миронов, Дейч, Курский [все северокавказцы] и другие. Ежов, поздоровавшись со мной, указал на меня и сказал: «Вот кто не выполняет указание вождя, вот где, как говорят они (Ежов показал рукой на Дейча, Курского и Миронова) застоялись кадры. Сколько можно взять у вас ответственных работников в центральный аппарат и периферию? Все в один голос ответили: „Много, Много, Николай Иванович!“ Я стал просить Ежова не ослаблять аппарат Северо-Кавказского края… „Нужны люди, у вас их много“ – заявил мне на это Ежов, Дейч и Курский поддержали, сказав, что человек двадцать северокавказцев можно смело выдвинуть на работу начальниками УНКВД или их заместителями»[148].

В конце 1937 г. значительное число республиканских, краевых, автономных и областных органов НКВД уже возглавляли чекисты с Северного Кавказа: П. С. Долгопятов (Адыгейская АО), Я. А. Дейч (Ростовская область), В. В. Хворостян (Армянская ССР), В. Ф. Дементьев (Архангельская область), И. Я. Лаврушин (Горьковская область), Г. Ф. Горбач (Новосибирская область), Н. И. Антонов-Грицюк (Кабардино-Балкарская АССР), И. П. Малкин (Краснодарский край), А. И. Михельсон (Крымская АССР), К. Н. Валухин (Омская область), П. Ф. Булах (Орджоникидзевский край), С. 3. Миркин (Северо-Осетинская АССР), М. Г. Раев-Каминский (Сталинградская область), Г. Г. Телешов (Тамбовская область), О. Я. Нодев (Туркменская ССР), Н. И. Иванов (Чечено-Ингушская АССР). Серьезные позиции «северокавкзцев» оказались и в центральном аппарате НКВД – М. П. Фриновский (начальник ГУГБ и первый заместитель наркома внутренних дел СССР), И. Я. Дагин (начальник 1 отдела ГУГБ НКВД СССР), А. М. Минаев-Цикановский (врид. начальника 3 отдела ГУГБ НКВД СССР) и др.

Пришедшая в НКВД «северокавказская» группа была интернациональной. В неё входили представители разных национальностей – русские, украинцы, латыши, евреи, армяне и т. д. Ни в северокавказской «группе», которая стала фактически неким «тараном» органов госбезопасности в годы «Большого террора», ни в иных чекистских «неформальных» группах мы не наблюдаем массового засилья еврейского «элемента». И данный факт, по нашему мнению, доказывает всю абсурдность идеи о некоем «еврейском заговоре» в Наркомвнуделе СССР.

О том, как шел процесс формирования личной «команды» вокруг того или иного регионального представителя чекистского ведомства, мы можем понять, взяв для примера формирование «команды» полпреда ОГПУ – начальника УНКВД по Средневолжскому краю (СВК)[149]Бориса Аркадьевича (Аароновича) Бака. Нам кажется, что данный чекист как нельзя лучше подходит для любителей «сионистских заговоров» в истории Советского Союза. Казалось бы, еврей по национальности, видный сотрудник ОГПУ-НКВД Б. А. Бак был обязан собрать вокруг себя непременно чекистов-евреев. Но наблюдалась совершенно иная картина. С 1927 по 1935 гг. вокруг Бака больше всего вращалось чекистов-выходцев из чекистских органов Сибири.

Таким был его заместитель – С. В. Здоровцев. Переведенный в 1928 г. вначале в г. Ульяновск на должность начальника окротдела ОГПУ, затем он был назначен начальником СОУ и заместителем полпреда ОГПУ по СВК (в этой должности пребывал до 1934 г.). Перед прибытием на службу в Самару, Здоровцев руководил Омским и Иркутским окротделами ГПУ.

Выходцем из Сибири оказался и И. А. Мальцев, руководивший с 1931 г. Оренбургским оперсектором ОГПУ, в дальнейшем переброшенный Баком в Самару – помощником полпреда ОГПУ по СВК. Он, как и Здоровцев, успел поработать в органах ГБ Сибири – начальником Томского окротдела/оперсектора ОГПУ. Предшественник И. А. Мальцева в должности помощника полпреда ОГПУ (до этого руководивший Самарским окротделом ОГПУ) И. Е. Жуков также служил в Сибири: в 1921–1922 гг. был сотрудником Иркутской губернской ЧК[150].

«Сибиряком» был и начальник Сызранского оперсектора ОГПУ П. М. Олехнович. В 1921–1924 гг. он работал в органах госбезопасности Иркутской губернии (и был хорошо знаком с Баком), в 1926–1928 гг. – начальник Ойротского окротдела ОГПУ (Сибирский край). В 1928 г. Бак перетянул его на Среднюю Волгу, где Олехнович получил должность начальника Бугурусланского окротдела ОГПУ, а затем перевел в Сызрань, а впоследствии – в аппарат краевого УРКМ в Самаре[151].

Крупный пост в аппарате ПП ОГПУ края – особоуполномоченного – занял еще один сибирский чекист М. Н. Коновалов. В 1925–1926 гг. он руководил Кузнецким окружным отделом ОГПУ. В должности особоуполномоченного он пробыл до середины 1934 г. и был уволен из ОГПУ по причине проблем со здоровьем[152].

Буквально перед своим отъездом (в марте 1935 г.) Бак сумел перевести в Самару своего старого знакомца, бывшего коменданта Томского окротдела ГПУ, а затем коменданта ПП ОГПУ по Сибирскому краю Н. М. Майстерова. «Сибиряком» оказался и начальник отделения ДТО ОГПУ Самаро-Златоустовской железной дороги на станции Самара А. С. Головин (бывший сотрудник ОДТО ОГПУ Омской и Томской железных дорог)[153].

Активно Б. А. Бак помогал и тем чекистам из Сибири, кто попал в служебные передряги. Так, в январе 1931 г. был снят с должности начальника Петропавловского оперсектора ОГПУ (Казахстан) М. А. Атенков. Его обвинили в том, что он «…проявил недопустимое, граничащее с попустительством, невнимательное отношение к незаконным методам следствия, производившегося в подчиненном ему аппарате»[154]. Атенков вину свою отрицал, однако его отстранили от должности и отправили в распоряжение ОГПУ СССР. В дальнейшем Атенкова направили в Коломну начальником Горрайотделения ОГПУ, а затем, понизив в должности, назначили помощником инспектора ОК ПП ОГПУ по Московской области, в дальнейшем перевели на должность оперуполномоченного 2-го отделения СПО ОГПУ СССР. Уже готовился приказ об его увольнении из органов ГБ, и тут на помощь пришел Бак, старый знакомец Атенкова. Они знали друг друга по совместной работе в Новониколаевске (Новосибирске) в 1922–1925 гг. В 1925–1926 гг. Атенков уже начальник Барабинского окротдела ОГПУ (Сибирский край), в дальнейшем помощник начальника и начальник Иркутского окротдела ОГПУ. В феврале 1933 г. Бак перевел Атенкова в СВК, где последний занял должность помощника начальника оперсектора ОГПУ в Пензе, а затем в Оренбурге. С 1934 г. Атенков уже в Самаре, где возглавил работу Отдела пожарной охраны ПП ОГПУ-УНКВД по Средневолжскому краю[155].

Практически при таких же обстоятельствах в Среднем Поволжье оказался и будущий начальник паспортного отдела УРКМ УНКВД по СВК А. А. Вимба. Давний знакомый Бака по Иркутску, в 1920–1923 гг. работавший в Иркутской губернской ЧК и в Иркутском губотделе ГПУ, в 1923 г. переведенный на работу в милицию (до 1927 г. старший инспектор Сибирского краевого административного отдела, затем начальник Ачинского окротдела уголовного розыска), в 1928 г. он был арестован и осужден «за растрату государственных средств» к 1 году и 6 месяцам принудительных работ. Полностью наказания отбыть не успел, решением Президиума ВЦИК был освобожден и восстановлен в рядах партии.

После этих событий Вимба покинул Красноярский округ и перебрался к старшей сестре Э. А. Вимбе – в Самару. И здесь ему очень помог в восстановлении на службу в органы ОГПУ Бак. Вначале Вимба был пристроен на низовую должность в ОК ПП ОГПУ края, а затем переведен на работу в милицию, где благодаря протекции полпреда вскоре занял пост начальника паспортного отдела УРКМ ПП ОГПУ-УНКВД по СВК[156].

Как мы видим, Б. А. Бак при формировании своей «команды» ориентировался на старые связи в чекистских органах Сибири. Национальность при этом не играла большой роли. Среди «сибиряков», работавших в ПП ОГПУ по СВК, были чекисты-евреи по национальности, но их было немного. Это выше упомянутый Н. М. Майстеров, а также А. С. Ройтгеринг (бывший начальник ЭКО Иркутского окротдела ОГПУ), перебравшийся в Самару вместе с С. В. Здоровцевым, и назначенный в 1930 г. заместителем начальника ЭКО ПП ОГПУ по СВК[157].

По мнению авторов, приведенные выше данные как нельзя лучше указывают на всю абсурдность идеи о существовании некого «сионистского заговора» в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД. Однако этот миф крайне устойчив. Рассуждая о причинах слухов о массовой депортации евреев в 1953 г., российский писатель и диссидент Жорес Медведев верно обозначил причины устойчивости подобных мифов. В частности, в своей работе «Сталин и еврейская проблема» он писал: «Слухи о возможной депортации евреев… постепенно трансформировались в легенду или миф, который оказался весьма устойчивым…Спорить с мифами и легендами бесполезно, они все равно останутся в сознании какой-либо группы людей, так как выполняют психологическую или социальную функции или просто политическую задачу»[158].

Период «Большого террора», а именно 1937 год, ознаменовался массовым награждением сотрудников НКВД правительственными наградами. Отсутствие биографических данных на весь массив награжденных за этот период не позволяет дать исчерпывающий анализ национального состава всех орденоносцев-чекистов. Но среди 61 сотрудника НКВД, награжденного в июне – декабре 1937 г. орденом Ленина, 30 (49,18 %) были евреями[159]: Н. Е. Шапиро-Дайховский[160], В. М. Курский, С. Н. Миронов[161], Г. С. Люшков, М. А. Каган, Г. М. Осинин-Винницкий[162], А. П. Радзивиловский, Г. М. Якубович[163], И. Я. Дагин, М. Г. Раев[164], И. И. Плинер, П. Ш. Симановский[165]; Л. Н. Бельский, М. А. Волков, С. Г. Волынский, С. Г. Гендин, 3. Н. Глебов-Юфа, И. И. Ильицкий, Л. В. Коган, И. М. Леплевский, М. И. Литвин, Г. Н. Лулов, А. М. Минаев-Цикановский, 3. И. Пассов, Л. Д. Радин, В. Е. Цесарский[166], Б. Д. Берман, В. А. Каруцкий, Д. М. Соколинский, Д. М. Дмитриев[167].

Как мы видим, судьба большинства героев справочника, несмотря на высокие награды и чины, после 1937–1938 гг. была трагической. А могла ли она быть иной? Да, у них был выбор, но, верно служа идеалам революции и идя по трупам как по шпалам, они сами попали под поезд, мчащийся к светлому будущему. Произошло то, что должно произойти согласно «закону», оглашенному еще знаменитым деятелем Великой Французской революции Жоржем Жаком Дантоном: «Революция пожирает своих детей».

В. А. Золотарёв М. А. Тумшис

27 ноября.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.