Глава 22 МАРГАРЕТ МОРРИС

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 22

МАРГАРЕТ МОРРИС

Джон Голсуорси по своей природе был прямым и искренним человеком. Окружающий мир он видел в белых и черных красках, а человеческие поступки оценивал как хорошие или плохие, правильные или неправильные. Его выстраданные взгляды на любовь и брак были такими же однозначными: ему претила мысль, что можно жить в браке без любви и согласия, так же как и то, что кто-то, как его собственный герой Милтоун, может отказаться от женитьбы из-за социальных табу. Он совершенно не понимал сложной природы брака или других отношений между людьми, которые с виду не подходят друг другу, а на самом деле довольны или, наоборот, любя друг друга, несчастны. И уж тем более он не мог себе представить, чтобы те, кто любят друг друга, как они с Адой, могли быть неверными своему супругу. Его герои могли влюбиться только тогда, когда были несчастными в браке.

Поэтому Голсуорси, будучи сорока четырех лет от роду, оказался совершенно не подготовленным к встрече с юной прекрасной танцовщицей Маргарет Моррис. Причем не подготовленным настолько, что, не представляя себе, что он может поддаться чарам другой женщины, кроме Ады, в первые месяцы знакомства с юной танцовщицей совершенно не осознавал, что происходит с ним, да и с нею тоже.

Впервые Голсуорси встретился с Маргарет Моррис осенью 1910 года в Савой-тиэтр[77]. Ей было всего девятнадцать лет, это была необыкновенно живая темноволосая девушка с красивыми карими глазами. Она обладала уникальными физическими данными: она была прекрасно сложена, а благодаря своей профессии научилась двигаться легко и грациозно. Ее девственная чистота не могла не импонировать Голсуорси; она была полна юношеской свежести, которой он никогда не знал в Аде, несмотря на все ее совершенства. Они познакомились на премьере оперы «Орфей и Эвридика» Глюка в постановке Мари Брема[78], для которой Маргарет Моррис поставила танцы, а также сделала эскизы костюмов и декораций, что само по себе уже было удивительным достижением для столь юной девушки. Голсуорси пришел в восторг от ее танцев и очень ими заинтересовался, так как греческая хореография была новинкой на лондонской сцене. Маргарет научилась ей у Раймонда Дункана, брата знаменитой Айседоры. Интерес Голсуорси был настолько велик, что он сразу же пригласил Маргарет нанести им визит на Аддисон-роуд и познакомиться с Адой. Спустя несколько дней она пришла к ним на чай и поделилась своими новыми идеями в области балета.

Этой встречей остались очень довольны обе стороны. В своей книге «Моя повесть о Голсуорси» Маргарет Моррис описывает то огромное впечатление, которое произвел на нее дом Голсуорси: «Покой и красота этого небольшого дома, магнолии, спаниель Крис – все создавало ощущение гармонии, здесь хотелось отдохнуть». Она была поражена простотой мебели в доме Ады, стенами, выкрашенными в белый цвет, отделанным со вкусом интерьером. Все это так отличалось от ее собственного жилья, менее богатого и выдержанного в викторианском стиле. Ее отец был художником, мать сама готовила пищу, а ели они обычно в кухне на первом этаже. По словам Моррис, ее мать посвятила себя воспитанию своей необыкновенно одаренной дочери, и они «много путешествовали вместе, останавливаясь в дешевых артистических «берлогах»». Похоже, что Маргарет Моррис с первой же минуты попала в плен обаяния Голсуорси, так как она записала в своем дневнике: «Видеть его – значит любить его: он такой добрый и деликатный, и у него такая чарующая улыбка». После первого посещения дома на Аддисон-роуд она была в таком приподнятом настроении, что, забывшись, вышла на сцену танцевать в «красных войлочных тапочках».

Для Голсуорси знакомство с Маргарет Моррис играло важную роль еще по одной причине: ее манера танца весьма соответствовала тому, что он хотел увидеть в постановке пьесы «Мимолетная греза». Он не стал терять времени даром и, прощаясь с ней после чая на Аддисон-роуд, пригласил ее на следующей неделе позавтракать с ним, чтобы поговорить о пьесе, которая уже была запланирована к постановке в театре мисс Хорниман в Манчестере. За завтраком он рассказал Маргарет о пьесе, и они решили, что она вместе с подготовленной ею группой детей будет танцевать в картинах «Смерть в воде» и «Смерть во сне».

Дом в Холланд-парке сестры Голсуорси Мейбл, вышедшей замуж за художника Тома Рейнолдса, стал неким культурным центром, где устраивались музыкальные вечера, в которых принимали участие такие люди искусства, как Майра Хесс[79]. Именно здесь сестра познакомила Голсуорси с композитором Вольфгангом фон Бартельсом[80]. Он согласился написать музыку для пьесы Голсуорси. «Лучшую музыку трудно себе представить, – писал Джон сестре, – маленький фон Б. страшно доволен. Я перед тобой в большом долгу за эту музыку. Это самая большая удача во всей моей театральной деятельности». Очевидно, к моменту завтрака Голсуорси с Маргарет Моррис договоренность о музыке уже существовала, так как он имел возможность сказать девушке, что музыку к пьесе специально пишет австрийский композитор.

До февраля они регулярно встречались для обсуждения пьесы. 5 февраля Голсуорси пишет в своем дневнике: «В 12 пришла Маргарет Моррис. Читали «Мимолетную грезу» и обсуждали хореографию. Яркое юное создание. Она осталась позавтракать с нами». Через несколько дней (9 февраля) он написал ей, что договорился о ее встрече с режиссером Иденом Пейном, а 22-го сообщил, что получил ноты в рукописи. «Их довольно трудно разбирать, и здесь есть о чем поговорить. Не смогли бы Вы приехать к нам завтра часа в 4?»

В это время Маргарет Моррис танцевала в «Синей птице» Метерлинка, поставленной в Хеймаркете, но днем она была свободна и могла репетировать танцы для «Мимолетной грезы». Она часто виделась с Джоном и Адой, которые оба проявляли огромный интерес к ее участию в предстоящем спектакле. Затем за три недели до премьеры в Манчестере она переехала туда с двумя подругами и стала репетировать в Литтл-тиэтр мисс Хорниман. В апреле супруги Голсуорси приехали в Манчестер, чтобы присутствовать на репетициях, и остановились недалеко от квартиры Маргарет в «Кингс Кофн-хаус» в Натсфорде. «Он (Дж.Г.) и юный композитор, написавший музыку для «Мимолетной грезы», только что поехали в Манчестер, чтобы предпринять последние усилия, связанные с постановкой пьесы... затем отправимся и мы, чтобы поработать со 2 по 15 апреля – до премьеры».

Для юной танцовщицы это было волшебное время: она занималась с детьми, вдохновляемая постоянным вниманием Голсуорси к ее работе. Но тогда она, скорее всего, еще не осознавала глубину своих чувств к нему. Голсуорси, как обычно, относился к актерам очень деликатно, платил им значительно больше, чем было принято, отправлял их домой на такси, если репетиции заканчивались поздно. Одна из балерин, Элеонора Элдер, вспоминает, как однажды Голсуорси, случайно услышав разговор актеров о том, сколько они могут позволить себе платить за еду, стал настаивать на том, чтобы самому оплачивать их питание. «Мне невыносима мысль, что вы можете голодать, разрешите мне немного помочь вам». И он отдал им все серебро, которое было у него в карманах, извиняясь при этом, что у него мало с собой денег. По воскресеньям супруги Голсуорси приглашали Маргарет к себе в Натсфорд.

Эти дни омрачались для Голсуорси лишь озабоченностью тем, будет ли пьеса иметь успех. «...Вечерняя репетиция прошла очень плохо. Уехал в Натсфорд в отвратительном настроении. Техническое оснащение пьесы и освещение кажутся совершенно беспомощными», – писал он 14 апреля. Но на следующий день на премьере все прошло отлично, хотя еще днем «все выглядело ужасно». Но он признает, что «постановка была прекрасная и пьеса имела большой успех. Много раз вызывали «на бис»».

20 апреля, убедившись, что с пьесой все в порядке, они с Адой вернулись на Аддисон-роуд. После отъезда Голсуорси Манчестер уже не казался Маргарет таким праздничным городом, каким он был при Джоне: это был темный и мрачный город, который в присутствии Джона превращался в «самое желанное место на земле». Теперь она поняла, что влюблена, хотя не имела ни малейшего понятия, отвечает ли Джон на ее чувства. Маргарет Моррис всегда подчеркивала, что у нее никогда не было сомнений по поводу глубины чувств Джона к Аде или в том, что эти чувства могут измениться. И все-таки, пока еще не осознавая этого, Джон уже был влюблен в Маргарет; вернувшись в Лондон, он тут же начал писать для нее новую роль. На сей раз она должна была не танцевать, а играть роль миссис Миген в его новой пьесе «Простак».

В этой пьесе рассказывается история филантропа Кристофера Уэлвина, который раздает все, что имеет. Продавщица цветов миссис Миген очень нуждается, в таком же положении находится Ферран, француз, перешедший в эту пьесу из «Острова фарисеев» и выражающий в творчестве Голсуорси чаяния бедняков, и извозчик Тимсон. Этим троим Уэлвин дает визитную карточку со своим адресом и говорит, что они могут обращаться к нему, если попадут в беду. Они обратились к Уэлвину, и тот в результате своей благотворительности разорился.

Многим из нас непонятно, как можно испытывать физическое влечение одновременно к нескольким людям. Нас воспитывают таким образом, что одна любовь исключает другую, что, если женатый человек влюбляется, это автоматически подразумевает супружескую неверность. Оба – и Ада, и Джон – разделяли мнение, что любовь не может быть собственнической, но, к их несчастью, когда пришло время испытаний, ни один из них не смог руководствоваться этими принципами.

В этот период Маргарет все еще была протеже обоих супругов Голсуорси; по ее собственным словам, она дружила и с Джоном, и с Адой. После успеха «Мимолетной грезы»[81] они решили, что педагогический талант Маргарет необходимо развивать; если она найдет подходящее помещение, чтобы открыть небольшую балетную школу, они окажут ей финансовую помощь. Был найден небольшой зал в Блумсбери, Голсуорси заплатили за аренду, настелили линолеум, купили шторы и пианино. Было вывешено объявление об открытии «Балетной школы Маргарет Моррис», и после конкурса (на котором присутствовал Джон) было отобрано шесть учеников. Занятия шли столь успешно, что через два месяца Маргарет с помощью Голсуорси переехала в большее помещение на Энделл-стрит. К тому моменту Маргарет настолько уверовала в полезность своего метода обучения, что предложила дать несколько уроков самим Голсуорси! (В своей книге без излишней романтичности она разъясняет, что, поскольку ее теория движения представляла особую ценность для людей среднего возраста, она могла оказать помощь Джону и Аде.)

Большую часть лета 1911 года Голсуорси провели за пределами Лондона – в Уингстоне, в Ирландии, в гостях у Джона Мэйзфилда, и в Илкли, где Ада принимала горячие ванны, чтобы излечить свой ревматизм. В Илкли они побывали на коронации Георга V и, «присутствуя на торжествах, видели, как пятьдесят четыре ребенка танцевали в манере Маргарет Моррис, мальчики пели и плясали, исполняя «Лондонский мост» и тому подобное».

Постановки пьес Голсуорси в Лондоне и провинции вынуждали его много путешествовать и отрывали от работы над новой пьесой, «Беглая»: в Лондоне шла «Серебряная коробка», в Манчестере – «Правосудие»; в Ливерпуле, где шла «Схватка», «Джон произнес две речи – неслыханное дело, ибо Джон ненавидит выступать». Голсуорси начал также разрабатывать план постановки «Простака», режиссер Дж. Е. Ведренн решил сделать премьеру в начале будущего года, и Голсуорси сдержал свое обещание Маргарет Моррис и предложил ей роль миссис Миген.

27 мая она завтракала у Голсуорси на Аддисон-роуд, и Джон «читал ей «Простака», чтобы посмотреть, сможет ли она сыграть миссис Миген. Думаю, что сможет». Сначала Ведренну не понравилась идея отдать одну из ведущих ролей непрофессиональной драматической актрисе, но после пробы Маргарет он изменил мнение, а после первой репетиции Голсуорси пишет Маргарет, чтобы убедить ее: «Спешу сообщить Вам, что Ведренн считает, что Вы обладаете подходящим темпераментом и что Вы интеллигентны (!). Будьте очень интеллигентной и не отвечайте на его предложения следующим образом: «О! Я думала, мне нужно делать так!» или «М-р Г. сказал, я должна делать это». Если что-нибудь будет не так, дайте мне знать, чтобы я смог навести порядок».

Именно благодаря этим репетициям Джон и Маргарет стали часто встречаться, подолгу засиживаться за завтраком в студии Маргарет. Они наивно полагали, что в этой дружбе по-прежнему участвуют трое, включая Аду, хотя нельзя сказать, что сама Ада не начинала понимать, какое глубокое чувство пробуждается в тех двоих. Это была одна из самых грустных и кошмарных зим в ее жизни. 19 декабря умер их спаниель Крис. Джон отмечает это в своем дневнике: «Крис умер. Ада в прострации. О! Какой печальный день». В письме к Маргарет он сообщает: «Мы все еще в плачевном состоянии. Пожалуйста, не упоминайте его ни в письмах, ни в разговорах». Как мы уже отмечали, Крис был для Голсуорси не просто собакой; по словам Моттрэма, он был для них как ребенок, и хотя у Голсуорси было много других собак, ни одна из них не значила в его жизни так много, как Крис. В смерти собаки именно в те дни было что-то символическое, она возвещала конец их идеальных, очень романтических отношений – по крайней мере для Ады. Их «дитя» Крис умер, а Джон влюбился в другую женщину.

«Роман» Джона Голсуорси и Маргарет Моррис был одним из самых коротких и трогательно невинных в истории человеческих отношений. Несмотря на свои успехи актрисы и танцовщицы, Маргарет в житейском отношении была очень неопытной и чистой. В своей книге она вспоминает, как по ходу репетиции «Простака» ее поцеловал Денис Эдди, игравший роль Феррана, и Ведренн, который, сидя рядом с Голсуорси, наблюдал за этой сценой, крикнул со своего места: «Мисс Моррис, разве вас раньше никто не целовал? Хотя бы сделайте вид, что вам это нравится!»

Позже, во время обеда у Кеттнеров, не подозревая о ее чувстве к нему, Джон спросил у Маргарет, была ли она когда-нибудь влюблена. Она солгала ему, ответив отрицательно, боясь, что он догадается о ее чувствах. На это он сказал: «Как жаль! Любовь – это самое прекрасное на свете. Как счастлив будет тот, кто сумеет в вас ее разбудить».

Интимный характер этого разговора, столь несвойственного для Голсуорси, который всегда был сух и корректен вплоть до чопорности, свидетельствует о том, как далеко зашла дружба между ним и Маргарет. Поэтому неудивительно, что на следующий день, когда они с Маргарет возвращались от театрального костюмера, ситуация прояснилась окончательно. Вот что рассказывает об этом Маргарет:

«Погода была ужасная, и, когда мы возвращались в театр на такси, Джон сказал: «Кажется, вы очень замерзли» – и обнял меня. Это было слишком – никогда раньше он не дотрагивался до меня. Я прильнула к нему, и вдруг он сказал: «Посмотрите на меня». Я не осмелилась этого сделать, спрятала лицо у него на груди – я до сих пор помню ощущение от его мягкого ворсистого пальто; но он настойчиво повторил: «Посмотрите на меня, мне нужно знать». Я посмотрела на него, и он узнал, и, конечно, поцеловал меня, и весь мир преобразился».

Последующие недели Маргарет и Джон открыто обсуждали ситуацию – и положение Ады. Они понимали, что рано или поздно перейдут определенные рамки, но пока не знали, как и когда это произойдет и как сделать так, чтобы не обидеть Аду. Встречались они в квартире Маргарет на Кастл-стрит и по настоянию Джона сидели далеко друг от друга, в разных концах комнаты. Моррис вспоминает, что они бесконечно обсуждали сложившуюся ситуацию, свою жизнь и будущее, которое, по мнению Джона, для Маргарет было связано с театром. Все это время она просила Джона ничего не говорить Аде; Маргарет верила, что Ада сможет смириться с fait accompli[82], что она сможет поверить, что Маргарет, даже став любовницей Джона, никоим образом не будет угрожать ее жизни с Джоном или любви Джона к Аде. Это была наивная надежда: очень немногие женщины в 1912 году (да и в наше время) могут примириться с мыслью, что им нужно делить с кем-то свою любовь. Поэтому неминуемо наступил кризис. Маргарет (и это неудивительно) прекратила посещать дом на Аддисон-роуд, потому что, хотя влюбленные и пытались убедить себя, что Ада в конце концов смирится со сложившимся положением, сохранение тайны требовало огромного напряжения, особенно от Джона. Это напряжение стало проявляться внешне, и, когда Ада спросила, почему Маргарет больше у них не бывает, Джон пытался безуспешно скрыть правду, но Ада взорвалась.

В романе «Темный цветок» Голсуорси с поразительной точностью воссоздал свой роман с Маргарет Моррис. Героем романа является Марк Леннан, и три истории его любви называются «Весна», «Лето» и «Осень». В ранней юности, «весной», он влюбляется в жену своего преподавателя; в «летнюю» пору своей жизни он любит замужнюю женщину. В последней части романа, «Осени», будучи много лет счастливо женатым на Сильвии – женщине, которую он любил раньше, герой увлекается юной девушкой по имени Нелл. По словам мисс Моррис, она прочла эту книгу много лет спустя, когда приводила в порядок переписку с Голсуорси для собственной книги. Вот что она пишет: «Когда я читала «Осень», я была поражена тем, с какой точностью он буквально дословно цитировал целые куски разговоров, которые происходили между нами».

Роман «Темный цветок» значительно глубже, чем просто рассказ о его безрассудной страсти к Маргарет Моррис. Произведение, как и более ранний роман «Книга о юности», начатый Голсуорси летом 1911 года, как бы подводит итоги эмоциональной жизни человека. И так же, как в образе Нелл можно узнать Маргарет Моррис, так и в Олив Крэмьер, живой, наделенной драматической судьбой героине «Лета», символически гибнущей в конце этой части романа, являющейся, несомненно, истинной любовью Марка Леннана, а также в его жене Сильвии, которую он все еще любит и не может предать, мы находим отражение образа Ады. Но в Сильвии умерло что-то, что было живо в Олив Крэмьер.

Проигнорировать подтекст этой книги невозможно. От Маргарет Моррис мы знаем, что в «Осени» представлен почти точный отчет об их романе с Голсуорси; страстная любовь Марка Леннана к замужней женщине в «Лете» напоминает другие произведения Голсуорси, где отражен его роман с Адой. У Олив Крэмьер много общего с героинями Голсуорси, которые несчастливы в браке, – с Одри Ноуэл из «Патриция» и еще больше – с Ирэн Форсайт. В романе «Темный цветок» есть сцена, очень похожая на эпизод романа «В петле», где Сомс молит Ирэн о любви, а она отвечает: «Вы можете преследовать меня до смерти. Я не вернусь». Роберт Крэмьер умоляет Олив любить его: «Сжалься! Люби меня хоть немного!» – на что она отвечает: «Сжалься? Разве я могу заставить себя любить? Этого от сотворения мира не мог никто». В этих женщинах есть некоторая жестокость, не вызывающая симпатий, и все же Голсуорси считает их, а не несчастных мужей страдающими и обиженными.

Мы имеем полное основание считать, что в Сильвии Голсуорси – может быть, сам того не сознавая – изобразил Аду через пятнадцать лет после их первой очень эмоциональной встречи. Супружескую жизнь Марка Голсуорси описывает как «брак вполне счастливый – нежный, не слишком пылкий, особенной духовной близостью не отмеченный, – его работа, по правде сказать, оставалась от нее так же далека...». Позднее он говорит о Сильвии: «Откуда знал этот юноша (Оливер Дромор), что Сильвии непонятна будет его необузданная страсть?»

Но никогда на протяжении всей своей увлеченности – увлеченности мужчины среднего возраста юной девушкой – Голсуорси не имел иллюзий относительно того, что это его новое чувство может быть сравнимо с испытанным пятнадцать лет назад к Олив Крэмьер – Аде, любви, о которой он постоянно вспоминает. «Здесь жила она (Олив. – К. Д.), вот этот дом, эти окна, мимо которых он ходил, украдкой поглядывая на них с такой тоской и болью».

Развязка наступила в последнюю неделю января: 26 числа Голсуорси поехали в Литтлхэмптон. «Мы оба чувствуем себя ужасно», – писал он в своем дневнике, а на следующий день продолжал: «Проклятая «Мимолетная греза»!» Должно быть, там Джон наконец рассказал Аде о своих чувствах к Маргарет, умолял ее понять, что они никоим образом не вытесняют его любви к ней.

Ада старалась вести себя, по ее мнению, подобающим образом: быть благородной и отказаться от «собственнических инстинктов». Она ответила на письмо Маргарет: «Вы не должны чувствовать себя несчастной, наоборот, очень счастливой. Первая любовь в Вашем возрасте – может ли быть что-нибудь более святое! И Вы не должны думать обо мне – я довольна. Просто я сейчас очень слаба физически, и это производит тяжелое впечатление, но в душе я ощущаю силу и доброжелательность». И далее она заканчивает письмо: «Этот мир не такое уж плохое место – Вы это поймете. Все должно быть и будет хорошо».

И хотя нет сомнений в том, что Ада писала то, что думала, но эта «физическая слабость», которая так огорчала Джона, ставила предел продолжению его дружбы с Маргарет. Он начал понимать, что их отношения могут развиваться только за счет здоровья и счастья Ады. Еще раньше, пригласив Маргарет с матерью на чай на Аддисон-роуд, Голсуорси в последнюю минуту отменяют приглашение. «А. теперь не в состоянии разговаривать или видеть кого-нибудь, да и я сам несколько обезумел и не хочу, чтобы именно сейчас настал последний шанс изменить что-либо», – писал Голсуорси Маргарет. Но такого шанса у них не было. В романе «Темный цветок» он описывает отчаяние человека, которому нужно сделать выбор:

«Неужели не может Сильвия позволить ему сохранить и ее любовь, и любовь девушки? Неужели она не может вынести это? Говорит, что может, но ее лицо, ее глаза и голос выдают обман; при каждом ее слове сердце его сжимается от жалости».

Похоже, что Немезида, преследовавшая Аду в детстве, вновь настигла ее: она была для матери нежеланным ребенком, ее не любили в детстве и юности, затем последовал брак без любви с Артуром Голсуорси. И вот теперь Джон, единственный, кому она доверяла, человек, давший ей защиту и определенное положение, тоже собирается ее отвергнуть?

Роман в «Темном цветке» завершается точно так же, как это произошло в жизни между Джоном и Адой: Джон в один вечер принимает решение увезти Аду за границу и таким образом самому бежать от соблазна любви к Маргарет Моррис. После премьеры «Простака», 30 января, на которой он был без Ады и после которой он не зашел за кулисы, чтобы увидеться с Маргарет, он послал ей коротенькую записку:

«Маргарет!

Простите меня, если сможете, за то, что я уезжаю, не повидавшись с Вами. Ни я, ни Вы не сможем построить свое счастье на чужих страданиях и болезни. Будьте храброй девочкой и думайте о лучших временах, которые, поверьте мне, настанут очень скоро. Напишите мне, если захотите».

Голсуорси уехали сначала в Париж, откуда Джон 1 февраля написал Маргарет, сообщая, что Ада «чувствует себя уже лучше; поэтому и Вы не грустите и не отчаивайтесь». Из Парижа они поехали на юг Франции и остановились в Грассе в «Гранд-отеле». Отсюда Ада с принужденной веселостью пишет Моттрэму: «Париж нам очень польстил: там множество интеллектуалов, которые наизусть цитируют отрывки из произведений Дж. Г. и, похоже, знакомы с его творчеством лучше, чем в Англии». Джон сообщает, что здоровье Ады постепенно улучшается, и вот она уже сама отправляет письмо Маргарет, предлагая той писать ей, «когда и что она захочет». «Но, – добавляет Джон, – я думаю, дух ее еще не окреп, поэтому не нужно писать все, что захочется». Они продолжают переписываться, хотя Джон просит Маргарет «сжечь эти листочки или сохранить их и вернуть их мне, когда мы увидимся». Совет, которого Маргарет, к счастью, не послушалась. Свои письма Джон отправлял poste restante[83] из Болье, и отсюда же он написал 18 февраля, что они с Маргарет должны оставить всякую надежду на продолжение их дружбы. Это письмо настолько трогательно, что его стоит привести здесь полностью:

«18 февраля 1912 г. Болье

Мое дорогое дитя!

В моих письмах я все время говорил «Ей лучше», «Ей лучше». Это неправда, но, пока у меня была надежда, я не хотел ввергать Вас в отчаяние. Если же быть честным до конца, ей не будет и не может быть лучше до тех пор, пока между нами все не будет кончено. Я наблюдаю это день за днем и ночь за ночью – такое горе и мученья, которых я никогда не видел и вряд ли вынесу, если увижу опять. И сделать можно только одно – мы должны порвать, и окончательно. Наша с нею совместная жизнь и наша любовь основаны на святом доверии; и Вы тоже слишком хорошая и дороги мне, чтобы не почувствовать, что мы не можем построить свое счастье на ее горе и отчаянии. Нам с Вами судьба оставила только скрытность и острую тоску, а я не думаю, что Вам, которая так дорога мне, подойдут одиночество и тайная жизнь. Лучше вообще ничего не иметь, лучше с корнем вырвать Ваши чувства ко мне. Вы скоро встретите лучшего человека, который сможет дать Вам более полную и радостную жизнь. Но если Вам доставит хоть маленькую радость узнать, что я любил Вас, как для меня все еще радостно сознавать, что и Вы испытывали ко мне подобное чувство, – что ж, эта любовь жива и будет жить вечно, даже когда мы оба сумеем подавить ее в себе. Итак, моя дорогая, моя бедняжка, мы должны проститься – проститься по-настоящему. И благослови Вас господь! Забудьте, забудьте и простите меня!»

Время, проведенное во Франции, должно быть, было периодом самых тяжелых испытаний в жизни Голсуорси. Ада болела и все еще страдала от его неверности. Она хотела предоставить Джону необходимую свободу; в то же время она переживала крах всех надежд и была обескуражена тем, что он, который, по ее убеждению, так отличался от других мужчин, мог желать такой свободы и близости другого человека. Насколько серьезно могли они обсуждать возникшую ситуацию? Или они переживали ее в ужасающем, болезненном молчании? В дневнике Джона есть намек на то, что они все же обсуждали свое будущее. 17 февраля он пишет: «Вопрос о нашем отъезде решен. Едем в Нью-Йорк, где будет поставлен «Простак», затем путешествуем, и в Англию вернемся в июне». А на следующий день он написал приведенное выше письмо. В его дневнике говорится: «Вчерашний день провел, лежа над морем на мысу Святого Жана. Это было прекрасно. Вечером были в Монте. Проиграли вместе 2 фунта».

Нетрудно представить себе тот день. Несомненно, лежа в траве над морем, он если и не написал, то тщательно обдумал то письмо; должно быть, он понял, что для того, чтобы в его жизни с Адой осталось хоть немного радости, ему необходимо раз и навсегда вычеркнуть Маргарет из своей жизни. Но его решение было значительно важнее, чем кажется на первый взгляд: его племянник Рудольф Саутер говорит, что после событий прошедших месяцев, которые Ада расценивала как непростительную измену их святому взаимному доверию, их брак продолжил свое существование, но уже полностью лишился интимной основы. Лежа под ярким южным солнцем, Джон решил отказаться от страстной любви Маргарет Моррис.

Это раз и навсегда принятое решение принесло одновременно облегчение и боль, и тот вечер в казино в Монте-Карло, когда они скромно проиграли два фунта, был желанной разрядкой от напряжения предыдущих недель. Так колесо рулетки очертило новый, менее счастливый круг в совместной жизни супругов Голсуорси.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.