1898–й год
1898–й год
1/13 января 1898. Четверг.
С девяти часов Литургия, в соборнем совершении которой участвовало нас трое и четыре японских священника. Проповедь говорил о. Павел Сато. После Литургии обычные поздравления; обед у отцов Сергия и Андроника с кандидатами и другими, говорящими по–русски. Поздравления русских: о. Глебова, Янжула и Чагина, князя Лобанова с супругой. С четырех часов «Симбокквай» в женской школе, с угощением, речами Надежды Такахаси и учениц, «кото» Евфимии Ито и учениц ее.
Сущность речей была — радость прибытия новых миссионеров и приветствие им.
Георгий Мацуно, катихизатор в Хацивоодзи, был; говорил:
— В Обуци просят проповеди.
— Так как в Хацивоодзи теперь новых слушателей нет, то отправьтесь в Обуци и преподайте там учение желающим, но для этого нужно жить там месяц или больше беспрерывно; редкие же посещения бесполезны; а по дальности расстояния (семь ри) часто посещать трудно.
Петр Мисима, катихизатор в Оота, вечером был, — на перепутье в Атами, к больному из Оота, слушателю христианского учения; говорил, что «в Оонума и окрестностях нужен проповедник». Пусть, при досуге, проповедует там.
2/14 января 1898. Пятница.
В шесть часов прозвонил колокольчик встать, и начались обычные занятия по школам, а у нас с Павлом Накаи по исправлению перевода Нового Завета. Только мешали сегодня: во–первых, Петр Мисима привел своего знакомого и слушателя веры в Оота — богатого купца, бывшего «сизоку» (в войне против Сайго потерявшего палец), у которого вчера на станции железной дороги мазурик вытащил сто ен; подарил ему книжек и иконку, ибо очень близок к крещению; во–вторых, некто Александр Филлипович Rowers с супругой Прасковьей Николаевной, родом из Гижиги; оба юные, воспитанные в Владивостоке, заводящие торговое рыбное дело от своей компании в Кобе; едущие по делу рыбному в Хакодате; проезжая чрез Токио и имея несколько часов до отхода чугунки, заехали с чемоданами сюда; показана им Миссия о. Андроником, угощены обедом и отправлены на станцию к трем часам.
Была, в четыре с половиною часа, с новогодним визитом посланница Елисавета Алексеевна Розен, за себя и мужа, который очень был занят и болен простудой.
С шести часов в Семинарии был «Симбокквай», по случаю приезда отцов Сергия и Андроника. Почти до девяти мы втроем просидели там в столовой. Вяло тянулись речи, — наполовину по японскому звучанию, патриотические, наполовину религиозные; было и пение, светское и духовное, — то и другое плохое. Оживили несколько шарады с подарками по жребиям; жребий «необходимое на заре» — выдается мыло; жребий «принадлежность лицемера» — выдается «раппа» (труба)…
3/15 января 1898. Суббота.
Утром в шесть часов — к Обедне, потом обычные занятия.
В двенадцать часов у отцов архимандрита и Андроника собрались к обеду господа Накаи, Хорие, Исикава и прочие — переводчики и редакторы церковных изданий.
Вечером за всенощной на левом клиросе так зарознили, что я позвал в алтарь Дмитрия Константиновича Львовского и велел ему отправить туда Алексея Обара, после чего до конца службы пели отлично; регент левого хора, Иннокентий Кису, — и малоспособный, и лентяй.
О. Андроник сегодня начал изучение японского языка с учителем; первою учебною книгою служит молитвослов (сёокитоосё), учителя диакона Стефана Кугимия.
4/16 января 1898. Воскресенье.
Проливной дождь, когда звонили к Обедне, оттого христиан в Церкви, кроме учащихся, совсем мало было.
После Обедни о. Фаддей Осозава зашел и говорил, что исповедал и приобщил святых тайн больного при смерти Павла Оои (Кенторо); болен тифом, и врачи говорят, что жизнь в опасности. Жена у него сошла с ума, и он взял наложницу, от которой имеет уже двух детей, — старшего крещенного; приобщаться поэтому ему не следовало в обыкновенном состоянии; но смертная опасность извиняет допущение к таинству. О. Фаддей говорит, что приносил покаяние он так искренно, что от слез и плача почти не мог говорить. Сказано о. Фаддею, что если Оои выздоровеет, то тем не менее должен подлежать отлучению от Святого Причастия еще по крайней мере на семь лет. Собственно, оказать снисхождение ему и можно бы: жена в неизлечимом умопомешательстве; но пример его послужил бы к соблазну других, тем более, что он такое заметное лицо, известное на всю Японию.
Отцы архимандрит Сергий и Андроник и сегодня разделили хлеб–соль с гостями: о. Алексеем Савабе, диаконом Павлом Такахаси, иподиаконами, регентами и прочими. Потом в библиотеке выбрали книги, необходимые для первоначальных занятий здесь. —
Вечером обычные занятия.
5/17 января 1898. Понедельник.
Из Одавара христианин Михаил Кометани был; увидел я его в канцелярии:
— Не имеет ли что сказать мне? — спрашиваю.
— Как же; говорить о Церкви.
— Пожалуйте ко мне. — Привел его к себе, усадил. Начинает:
— Христиане никак не могут примириться с о. Петром, а еще больше удаляются от него, потому что он христиан ненавидит, злословит, к ним не идет…
— Несколько раз был у меня о. Петр по поводу своей размолвки с христианами и никогда не хулил христиан, не выражал к ним ненависти, а только печалился.
— Нет, он ненавидит нас. — И так далее. Видя, что чем дальше в лес, тем больше дров, я перестал говорить о сем предмете.
[Пропуск в оригинале]
7/19 января 1898. Среда.
В три часа назначена была свадьба катихизатора в Хондзё Иоанна Ямагуци с Юнией Моки, молодой христианкой из того же прихода; но собравшиеся в Собор христиане и родные приобщали их до пяти часов; в первый раз такая неаккуратность в сем деле; какая причина, еще не знаю.
О. Алексей Савабе был; просил квартирные для прихода Ёцуя, в то же время говорил, что приход этот, лучший из его приходов, опускается, ибо Иоанн Като, считающийся ныне катихизатором сего прихода, молод и слаб для него.
— Я вам давно велел поместить в этом приходе Фому Исида, лучшего из ваших катихизаторов, живущего теперь в загоне у вас, на окраине города; отчего же вы не слушаетесь?
— Христиане в Иоцуя говорили, чтобы оставить там Като.
— Вы должны руководить христианами, а не слушаться их в сем деле; и зачем же вы слушаетесь христиан, а не слушаетесь меня? — И так далее. Он уверял сначала со смехом, потом как будто собираясь плакать, что не слушается меня. Но ничего путного из всяких разговоров с такими людьми не выходит; пусть себе служат, насколько позволяет им их своенравие; могли бы работать на все пять талантов; коли четыре в землю зарывают, не слушаясь никаких резонов, — их дело; можно терпеть их за службу хоть на один, ибо лучших людей нет.
8/20 января 1898. Четверг.
В час пополудни была свадьба смотрителя «Сингакко» Иоанна Сенума, кандидата богословия, с Еленой Ямада, воспитанницей и потом учительницей нашей женской школы. Но в Собор, на богослужение бракосочетания, из женской школы пришли для пения только ученицы второго и третьего класса, и то потому сии присланы были, что я вчера просил Анну Кванно прислать певчих; больше — ни учительниц, ни старших учениц, ни младших. И никого из женской школы не было. Это — протест женской школы против неодобрительного поведения Елены Ямада; больших проступков за ней нет, девушка она честная, в смысле девственности (иначе и не то было бы!), но кокетка порядочная, — к счастью, единственная в сем роде между христианками; многие за нее сватались (я знаю восемь человек; некоторым она прямо отказывала, иных водила за нос и потом отказывала, особенно возмутителен последний ее поступок с братом учительницы Надежды Такахаси, Григорием, переводчиком у русского морского агента; совсем дала обещание выйти за него; долго была с Надеждой — точно родная сестра; и вдруг, когда посватался Иоанн Сенума, отказала. Извиняют ей даже и это, но зачем солгала при сем? «Родители не позволяют, — отец говорит, что я должна выйти за приемыша в дом», — и так далее. И вознегодовали все, и правы! Очень жаль, что все это так!
9/21 января 1898. Пятница.
Игнатий Мацумото, два года бесплодно проживший в Курури, своем родном городе (где обещал успехи), перемещается в Омигава, где был Яков Томизава, воспитанник Семинарии, немало лет без всякого плода состоявший катихизатором и, к счастью, недавно освободивший Миссию от непроизводительных расходов на него. — Был, чтобы получить благословение на перемещение (заранее условленное у нас с о. Фаддеем), принес в подарок сушеные «каки» от своей матери, предложил купить у него две русские книги, приобретенные им где–то в лавке за пятьдесят сен, — получил за все это от меня три ены; завтра придет, чтобы попрощаться и взять брошюрки для перевода с русского на японский во благо Церкви.
Илья Накагава, катихизатор в Каннари и прочих, прибывший с разрешения своего священника сюда на свадьбу сестры своей жены, Юнии Моки с Иоанном Ямагуци; был; чтобы попросить прибавку к содержанию. Но получает пятнадцать ен; прибавил я только одну ену, и пятьдесят сен на квартиру; больше — было бы в обиду всем прочим катихизаторам, а всем прибавить нельзя.
10/22 января 1898. Суббота.
Заштатный священник о. Оно из Оосака пишет в частном письме секретарю Сергию Нумабе, что Церковь там совсем пришла в упадок; на праздник Рождества Христова в Церкви было не более двадцати человек. — Священник Сергий Судзуки, значит, не годится для Оосака, и его непременно нужно убрать оттуда; недаром христиане давно уже просят переменить его; совершенный ребенок он, совсем неспособный к управлению церковию; «никакого совета и никакого руководства от него по церковным делам», как выражаются христиане, хотя он отличный проповедник с кафедры. Но кого туда? Мучительный вопрос! Совсем нет людей для поставления во священники…
Мирон Сео, гувернер семинаристов, сегодня приходит и заявляет:
— Иоанн Момосе выходит из Семинарии.
— Он поступает в приемыши, и ему нужно научиться «дзицугёо» (практическому занятию, или ремеслу).
— Ладно! — ответил я.
И что мог ответить иначе? И отец, и сын бессовестно надувают; отец просил шесть лет тому назад принять сына в Семинарию и дал письменное свидетельство, что вполне отдает его на служение Церкви; сын, поступив дрянным, крайне хилым, сопляком, был воспитан и взращен за счет Церкви; молоком отпаивал я его годами, ибо был он такой худой и мозглявый. Мои заботы увенчались успехом: юноша вышел крепкий и здоровый; в будущем году кончил был курс; учился порядочно, вел себя хорошо; и наперед радовался я, что вот выйдет хороший слушатель Церкви. Но и отец, и родные, как видно, обрадовались, что церковные хлеба возымели чаянное действие — и прощай все честные обещания! Украли сына, украли у себя доброе имя, пресекли, быть может, себе путь ко спасению! Но неправ и сын; он в летах; он мог возразить и настоять, чтобы честно было поступлено относительно его. Куда! Та же мякина, ветром воздымается с поля Христова! Сотвори, Господи, милость, чтобы не унесена была она мирским дуновением в ад!
Но вот тут и находи служителей Церкви! Самая последняя дрянь ползет в наши школы; и лишь только из этой дряни начинает возникать, под влиянием христианских попечений, что–нибудь надежное, как его и украдут.
А можно ли защититься против этой бессовестности? Никак! Деньги за воспитание потребовать? Скажут «хе» и, отвернувшись, зальются хохотом. Жаловаться? Одному Богу только! Ему и жалуюсь.
11/23 января 1898. Воскресенье.
Целый день дождь; в Обедне было совсем мало, хотя мы служили ее большим собором; и почти беспримерный случай — проповеди не было. Вчера вечером Петр Исигаме приносил мне для просмотра свою приготовленную проповедь, но на неделю Закхея, а она будет лишь в следующее воскресенье. К сожалению, во время чтения вошел иподиакон Моисей Кавамура и заметил, что проповедь не на завтрашнее Евангелие; Исигаме ошибся в расчете недель. Если б не Кавамура, то проповедь сегодня сказана была бы, хотя и не на чтенное Евангелие; и кто бы взял во внимание несообразность? Ныне же, благодаря неуместной аккуратности одного и неаккуратности другого, Церковь осталась без проповеди. Оно бы и не беда, но этой Церкви подражают другие, — пожалуй, и везде станут небречь проповедью в Церкви, — ныне же пока этого нет. Потому Петру Исигаме, явившемуся после Обедни с извинением, сделан выговор с замечанием, чтобы вперед такой неаккуратности не случалось.
Ныне день рождения о. архимандрита Сергия, о чем он упомянул за обедом. Кажется, и он, и о. Андроник будут именно теми хозяевами и господами дела, которых так долго ожидал.
[Пропуск в оригинале]
…он, при своих талантах, как можно скорей овладел письменным японско–китайским языком и вышел на писательскую арену здесь — в защиту истинной христианской веры и в проповедь и распространение ее. Като и прочие сего рода писатели–атеисты ныне блядословят с апломбом; пусть о. Сергий станет против них и заградит им уста… Словом, надежд на будущее много, нужно поскорей добыть высокой учености наставника японско–китайского языка о. Сергию; с о. Романом Циба, с которым он читает Служебник, ему положительно нечего делать.
15/21 января 1898. Четверг.
Моисей Касай, катихизатор в Акуцу, пишет, что христиане Акуцуку справляли десятилетие своей Церкви: сотворили молитву (и о. Тит был там), говорили много хороших речей, угостились, чем Бог послал: по слышанным речам он начертывает, как началась и развивалась Церковь; первым христианином, потерпевшим много гонений от язычников, был Иноуе (так настойчиво ныне просящий принять дочь его в Женскую школу); другие христиане тоже немало потерпели неприятностей, но благодать Божия помогла им стоять крепко, и они, наконец, приобрели уважение от окружающих язычников, и так далее. Все это так, и очень хорошо; но как же эти самые христиане, по словам Моисея Касай, оказываются совершенными невеждами в вероучении? Скверная черта у катихизатора, коли он старается обругать своих предшественников, несмотря на видимые заслуги их.
Даниил Хироока, катихизатора в Токусима, пишет прежалостное письмо: отец чуть жив, жена лежит, сам болен; как тут выключить его из катихизаторов, когда добрый человек посовестится и собаку больную выбросить со двора? Ровно ничего не делает для Церкви, без всяких предварительных заслуг — а содержание получает; написал я было о. Павлу Косуги: «пусть–де Даниил ищет другой службы» — и вот ответ. Поди тут разбирай, что должен делать: и церковных денег, идущих именно на проповедь, жаль, и страдающего человека жаль. Э, на бедных и сирых Господь, наверное, поможет! Пусть Даниил останется катихизатором.
16/28 января 1898. Пятница.
Из «Иннай», в Акита, просят непременно послать им для проповеди Илью Накагава. К счастью, сей еще здесь. Сегодня я призвал его и советовался, что он, откровенно, по душе, находит более сообразным с волею Божией: оставить (на время) свою Церковь и идти для основания (если Бог поможет) новой, или наоборот? Он, не долго думая, ответил, что находит более желательным идти. На этом и порешили. Пусть сосед его, катихизатор в Вакаяма, Ефрем Ямазаки позавидует его христианам в Каннари, Эбидзима и Ивагасаки, — Илья же отправится в Иннай и будет там все время, пока селянам есть совсем свободное время слушать проповедь; в продолжение сего он может преподать желающим все вероучение и, если в результате окажутся желающие крещения, призвать священника преподать оное; так и будет — Богу изволяющему — положено основание новой Церкви, о которой уже будет попечение на следующем Соборе.
Из Оцу Судзуки и Николай Гундзи прислали прошение (согласно моему внушению при недавнем свидании с Судзуки), чтобы Гундзи, пока окончательно выздоровеет, был назначен помощником проповеди Иоанна Судзуки, что даст ему возможность и лечиться родным воздухом, и быть полезным Церкви, ибо не настолько болен, чтобы не мог проповедовать. В ответ послано содержание Гундзи на второй месяц.
17/29 января 1898. Суббота.
Послано письмо о. Иову Мидзуяма, в ведении которого состоит Илья Накагава, чтобы он опустил Илью в Иннай, а также, чтобы написал Ефрему Ямазаки заведовать временно приходом Ильи. Письмо о сем Ефрему от меня вложено в пакет к о. Иову, чтобы он переслал вместе с своим письмом ему; ибо писано о. Иову вообще, что сделаны вышеозначенные распоряжения касательно Ильи и «Иннай» в предположении, что о. Иов не найдет ничего против сего; если же бы, сверх чаяния, у о. Иова нашлись очень серьезные препятствия к тому, то распоряжения могут быть и отменены.
О. Павел Савабе принес прочитанные им, как цензором, тетради Емильяна Хигуци — толкование на Послание к Коринфянам — лекции в Семинарии, приготовленные для печати. И раскритиковал же о. Павел их! На двух тетрадях налеплено больше сотни бумажек. Кстати случился здесь и Емильян, я позвал его, чтобы о. Павел лично объяснил ему свои замечания. Как ни скромно говорил о. Павел, но критика для ученого профессора выходила очень тяжелая, а сердиться он не мог, ибо очень уж справедлива. Я сам следил за замечаниями и дивился только мягкости о. Павла и дерзости Емильяна, хотевшего пуститься в печать с таким несообразным сочинением. Обещался он исправить.
О. Павел Савабе спрашивал, если ему служить здесь, то где стоять? Я ответил, что «после о. архимандрита Сергия, пред о. Андроником, ибо хотя и есть правило имеющим ученые степени иереям стоять выше не имеющих, но здесь исключение; я уже говорил о. Андронику, что о. Савабе будет стоять выше его»…
После всенощной о. Семен Юкава приходил изъяснить:
— Общество «Дзикиу» («самосодержания» — церковного, основанного самим о. Семеном) покупает дом, в котором я ныне имею квартиру (на которую выдает ему Миссия шесть с половиною ен в месяц).
— Поздравляю! Вот, значит, общество и достигло в некоторой степени своей цели: теперь квартира у вас будет своя — церковная, и Миссия освободится от платы за нее.
— К–ха, к–ха! Не так. Обществу нужно собрать две тысячи, чтобы обнаружить деятельность в пользу Церкви; теперь же у него только триста ен, за которые и покупается этот дом.
— Но он будет церковным; стало быть, его употребление под квартиру священника — самое прямое его назначение.
— Но он может быть употреблен и под квартиру кого–либо другого за плату в пользу «Дзикиу–квайся»; только мне в таком случае пришлось бы искать другую квартиру и расходоваться на переборку; так не лучше ли мне оставаться на сей квартире, как бы в чужом доме, и получать две уплаты за нее, тоже шесть с половиною ен, что ныне идут от Миссии?
— Господь с вами, получайте! Только не распространяйтесь об этом в разговоре с другими, чтобы не послужило это соблазном для других…
18/30 января 1898. Воскресенье.
Проговорили мы сегодня втроем — о. архимандрит Сергий, о. Андроник и я — почти полдня: за обедом, с двенадцати часов, потом у меня за чаем и на прогулке до шести часов. Я расспрашивал их, как состоялось их определение в Миссию; оказалось, что о. Сергию в Грецию совсем не писали, как я просил Победоносцева, и не спрашивали его согласия, а приехал он в Россию случайно, и тут в Синоде Саблер сказал ему, что желательно его в Японию. Он принял предложение и отрекомендовал еще о. Андроника, которого прямо и назначили по его указанию. Видно, что Промысл Божий все строил. Да будет же благодарение Господу, и да соделает Он в них истинных делателей нивы Его здесь!
19/31 января 1898. Понедельник.
Расчетный день, унесший почти ровно три тысячи ен, — такая ныне дороговизна на все!
Для о. архимандрита Сергия наняли учителя японского языка, кончившего курс в Университете по литературному факультету, чтобы учил о. Сергия правильному японскому словосочинению.
20 января/1 февраля 1898. Вторник.
Был из Хакодате Евграф Кураока (рожденный и возращенный на миссийских хлебах, ибо сын миссийского дворника в Хакодате, и учился здесь в Семинарии, пока взяли в солдаты), и уж он–то честил Хакодатскую Церковь! «Дошла она до последней степени упадка; о. Петр — невозможный из подлецов, ибо–де с плутом Симода утаил для себя две рыбные ловли, добытые на Сахалине; никто не ходит в Церковь из–за него», и так далее. Я молча слушал. Отчитавши Церковь, он начал отпевать Иосифа Окудани, служившего там учителем церковного пения и ушедшего с церковной службы именно из–за Евграфа, как сам же Евграф и говорит. Потребовал Евграф, чтобы Окудани ввел четырехголосное пение в Церкви. «Не могу», — говорил Окудани. «Можешь, только по скромности так говоришь», — твердил ему Евграф, и своим преследованием и ругательствами довел того до бегства с церковной службы. Слышал я об этом отчасти и прежде, но ныне Евграф сам все это выложил предо мною в собственно личном долго длившемся и весьма самодовольном рассказе, — Что ему ответить было? Что он негодяй? К стене горох! Одно религиозное воспитание сдерживает его, иначе давно уже вышел бы из сего человека кандидат на тюремную стипендию. Такого грубого и злого японца редко можно встретить. Все бы ему ругать и в прах разбивать!.. Хотел он еще и дальше что–то злословить, но я, налив ему стакан чаю и поставив коробку бисквитов, молча ушел в другую комнату и занялся чтением…
Между тем этот Евграф прибыл сюда главное затем, чтобы жениться на воспитаннице нашей Женской школы Матроне Хиротате, которую когда–то маленькой, почти голой от бедности, девчонкой я взял в Сендае для воспитания здесь, и воспитывалась она на полном церковном содержании, кончила курс в прошлом году и ныне состоит учительницей в школе. Жаль эту кроткую девушку отдавать такому грубому человеку, но сговорился он уже и с матерью ее, и с ней: все и они в полном согласии на то, — я ничего другого сделать не могу, как дать благословение. Дал еще сегодня и двадцать ен на платье невесте; в будущее воскресенье будет венчание, и да пошлет им Господь счастье, смягчив сего грубого человека скромностью его юной сопутницы жизни!
21 января/2 февраля 1898. Среда.
О. Тит Комацу, из Уцуномия, спрашивает, можно ли повенчать свадьбу в мясопустное воскресенье, двадцатого февраля? Молодой христианин из Хоккайдо ныне там выбрал невесту–язычницу; ее готовят к принятию христианства, и раньше трудно приготовить, оставить же свадьбу до после Пасхи нельзя — ему нужно спешить к своему делу в Хоккайдо.
Отвечаю: «Нельзя, ибо с вечера сего воскресенья уже начинается пост; пусть устроят бракосочетание в один из дозволенных Церковью до сего воскресенья».
Ученик Семинарии второго класса, Лука Ватанабе, отправлен, по болезни, домой.
22 января/3 февраля 1898. Четверг.
Положительно нечем отметить день, кроме того, что все идет своим порядком: у меня — монотонное дело — поверка одинаковости перевода по всему Новому Завету; дошли до слова «вера»; у о. архимандрита Сергия занятия с новым учителем — «бунгакуси», кажется, очень удачно найденным; у о. Андроника занятия по языку с диаконом Кугимия и прилежное заучивание слов. Из Церквей замечательных писем нет.
23 января/4 февраля 1898. Пятница.
То же, что вчера. Отметить разве замечание Павла Накаи (во время нашего стакана чая на середине занятого времени), что против Иоанна Сенума возбуждается все более и более негодовательных речей.
— За что?
— Что женился на Елене Ямада.
— Да чем же он виноват? Он полюбил ее, посватался, она согласилась, он взял законным браком, — что тут дурного?
— Если бы в лавке вещь, сторгованную одним, взял другой, то хорошо ли это?
— Не хорошо; впрочем, не со стороны берущего, а со стороны отдающих. Но брак — не покупка сапог или платья; брак имеет значение не только на всю жизнь, но и на вечность, — на детей, дальнейшее потомство — в века; как же можно тут мешать свободному выбору? — И так далее, — резоны понятные и высказанные, пока выпит был стакан чая; но мне странным показалось, что даже Накаи смотрит на брак, как на покупку платья…
24 января/5 февраля 1898. Суббота.
Катихизатор в Маебаси, Александр Кураока, прибывший на имеющую быть завтра здесь свадьбу своего брата Евграфа, рассказывал про Церковь в Маебаси, что — в цветущем состоянии; новых слушателей только трое, но христиане все блюдут веру, охладевших (будто бы) нет; о. Морита каждое воскресенье служит Обедню; христиан бывает человек шестьдесят; Павел Оонума, учитель пения, занимается и проповедью, жена его Лукина (хорошая воспитанница нашей Женской школы) очень помогает мужу по Церкви — и в пении, и в женских собраниях, и в обращении с христианами. Протестанты, сравнительно с нашей Церковью, совсем слабы там, несмотря на то, что и иностранные миссионеры там, и школу завели. Католиков почти совсем не видно; у них, быть может, до десятка христиан всего.
25 января/6 февраля 1898.
Воскресенье мытаря и фарисея.
До Литургии было крещение пяти взрослых, слушавших учение у Иоанна Катаока. О. Фаддей засвидетельствовал, что приготовлены они отлично. Значит, Катаока, почти уже исключенный из катихизаторов за бездеятельность, когда был в провинции, за глазами, может хорошо служить Церкви, если за ним присматривать. Вероятно, то же можно сказать о большей части наших катихизаторов, рассеянных по Японии и пребывающих без призора, а потому почти совсем бесплодных (ибо какой же призор со стороны слабых японских священников, самих нуждающихся в призоре не меньше катихизаторов?!).
После Литургии была у меня, между другими, из Уцуномия жена умершего часовщика Якова Нагасава, с ребенком на руках, родившимся уже после смерти мужа, в сопровождении шестнадцатилетней дочери — старшей из детей, которых всего семеро; торговлю часами она не опустила; кроме детей, пять человек у нее часовых мастеров и приказчиков; при всем том женщина, видимо, благочестивая, обыкшей рукой творящая крестное знамение; «сегодня была на настоящей церковной службе», — выразилась она о Литургии, за которой не опустила приобщить своего ребенка. О Церкви в Уцуномия не скрыла, что в упадке.
В три часа было в Соборе бракосочетание Евграфа Кураока с Матроной Хиротате; пел полный хор, ибо невеста — учительница и лучшая доселе из дискантов в хоре; он — когда–то ученик Семинарии; народу в Церкви — христиан и язычников — полсобора; хорошо, если бы на другие службы собиралось столько же.
Вечером Иоанн Сенума, инспектор Семинарии, вернулся из свадебного путешествия с своей супругой Еленой, бывшей Ямада.
26 января/7 февраля 1898. Понедельник.
Иоанн Катаока отправился в деревню на проповедь; говорил: «Обещал это некоему Судзуки (в Кисарадзу), человеку влюбленному в свою местность». О. Фаддей представил и просил о сем. Пусть. Но едва ли из Катаока за глазами будет что–либо путное.
Николай Абе, катихизатор в городе, поселился опять здесь, в школе, на хлеба; просил вчера прибавки содержания, — не хватает–де и на добрую пищу; лицо его, похудевшее после того, как он вышел после прошлых каникул на проповедь, возбудило жалость; и я сказал, чтобы, если о. Фаддей, его священник, не находит к тому препятствий, поселился он здесь и питался, получая восемь ен своего катихизаторской) жалованья. О. Фаддей препятствий не нашел.
Какая–то Mrs Macdonald, — 4 Tsukiji, Tokio, — просит позволения для каких–то двух ladies–путешественниц осмотреть нашу Церковь и школы. Отвечено: милости просим с часу до пяти в какой угодно день.
27 января/8 февраля 1898. Вторник.
Иоанн Ямагуци, катихизатор из Хондзё, в Токио, приходил просить на квартиру, — христиане–де не в состоянии платить; обязан я прибавку на столько, сколько они не в состоянии. Жаловался он также, что христиане обязались давать ему ежемесячно от себя сорок сен, но вот уже пять месяцев не дают ни сена; возместил я ему неоплаченное христианами. Жаль бедных катихизаторов! И без того скудно их содержание, а тут и из этого тянут! И пусть бы не могли христиане! «Могут», — говорит он.
Вечером я приостановил занятия с Накаем по исправлению перевода Нового Завета, чтобы справить отчеты в Россию.
28 января/9 февраля 1898. Среда.
С трех утра до половины одиннадцатого ночи — исключительное дело — перевод расписок и переложение японских цен на русские.
29 января/10 февраля 1898. Четверг.
То же занятие. — Выпал большой снег, так что вид из окон сделался совсем русским. — Вечером была всенощная, по случаю завтрашнего японского праздника «Киген–сецу».
30 января/11 февраля 1898. Пятница.
С восьми часов Литургия, после которой благодарственный молебен с о. архимандритом Сергием во главе, читавшим Евангелие по–японски. Я, боясь простуды, сидел дома за отчетами.
После обеда был Павел Наканиси, из Вакканай в Хоккайдо, — лучший из тамошних христиан; говорил, что наша Церковь, состоящая из семнадцати домов, стоит крепко; катихизатор трудится; у протестантов — почти нет ничего; у католиков — совсем ничего. Наканиси получил позволение разрабатывать каменный уголь в горе, шести ри от Вакканай.
31 января/12 февраля 1898. Суббота.
Днем был из Саппоро Александр Абе, младший брат умершего бывшего катихизатора Якова Саваде; приходил вместе с сыном последнего, Павлом, ныне катихизатором в Коодзимаци. Александр — очень усердный христианин, о чем я слышал и прежде, когда он жил в Сиробеси и просил туда проповедника. Ныне он перешел в Саппоро и там открыл свое кузнечное производство; ревностно помогает там и Церкви; недавно Церковь в Саппоро выписала гробный покров, а ныне еще заказала Андрею Аменомия выносной крест; на то и другое издержано пятьдесят ен, и половина сей суммы — пожертвование Александра. С ними приходил Яков Насукава, здешний христианин, живущий в Синагава, чиновник по званию, тоже усердный верующий; недавно в Синагава окрещено одно семейство, им наученное христианству; И он очень занят мыслью основать Церковь в Синагава; я снабдил его книгами.
Всенощную служил сегодня о. Андроник — первая его служба на японском языке, очень тщательно приготовленная им: почти нигде никакой ошибки в произношении, только очень скоро говорил и читал, что со временем исправится, и голос слабый, вероятно, не достигающий и половины собора; должно быть, тоже исправится. По всему видно, что человек сей — великая надежда Японской Церкви. Помоги Бог ему!
1/13 февраля 1898. Воскресенье сына.
После Обедни Матвей Нива, бывший катихизатор, привел учителя математики из Эцинго, на вид невзрачного старика, но сделавшего какие–то математические изобретения, одобренные Министерством просвещения, предлагающим ему якобы прямо за оные степень «хакасе» (магистра нации); но он не желает этой награды, а хочет только популяризации своего изобретения, для напечатания которого и живет ныне в Токио. Учится у Якова Тоохей вере, которую намерен распространять между учениками, а оных у него, по словам Матфея Нива, шесть тысяч. Может, во всем этом велеречии и есть что–либо путное. Дал учителю Катехизис; обещал, по усвоении им его, дать и другие книги.
Дал много книг тоже зашедшему от Обедни вчерашнему посетителю Александру Абе; у этого, вероятно, не будут бесполезны.
В два часа было в Соборе венчание катихизатора Ильи Яманоуци с Марией Фукуда, девушкой из города, внучкой престарелой бабушки, сиротой. Благослови их Бог!
Пред вечерней были русские посетители — служащие на пароходе Добровольного флота «Воронеж», ныне в Иокохаме, зафрахтованном для доставки угля на наши военные суда в Порт–Артур. Некоторые из них потом были на всенощной.
2/14 февраля 1898. Понедельник.
Праздник Сретения Господня.
На Литургии в Соборе были какие–то русские; должно быть, с парохода «Воронеж». Не поспели к ней, но после просили о. Андроника отслужить им молебен в Соборе люди из команды «Воронежа».
После Литургии были у меня «гиюу» — старосты Церкви Канеда; двенадцать их вновь избрано; десять было налицо. Я угостил их чаем в классной внизу; жаловались, что Церковь в упадке; спрашивали, нет ли средств поднять ее? О. архимандрит Сергий обещался посетить в сопровождении старост каждого в его округе всех христиан прихода Канеда, всего около восьмидесяти домов; старосты уверяют, что это оживит христиан. Дай Бог!
Mr. Macdonald с другой американкой были: показал им Церковь, школы и библиотеку.
Петру Исикава толковал составить окружное письмо к священникам, катихизаторам и всем христианам, чтобы доставили сведения о начале своих Церквей и всем интересном в них для предполагаемой книги истории Православной Церкви в Японии, имеющей появиться, если Бог поможет, к концу сего столетия.
3/15 февраля 1898. Вторник.
Илья Сато из Одавара пишет, что о. Петр Кано вновь раздражил христиан по поводу погребения сестры Михаила Кометани: добивался, чтобы сам Кометани просил его погребать, отказываясь на зов посланцев его. Если это правда, что о. Петр глуп и зол, и нельзя защитить его от нападок христиан, — и не знаю я, что с ним делать? Куда его? И кого в Одавара? Вразуми и помоги, Господи!
4/16 февраля 1898. Среда.
Из «Нагано–кен Такай–гоори Хотака мура» два язычника просятся в школу; «желают–де потом и распространять христианскую веру». Послано письмо их к Титу Накасима, катихизатору в Нагано, а им написано, что до поступления в школу они должны сделаться христианами, и приложен адрес катихизатора.
Игнатию Мацумото, ныне катихизатору в Омигава, недавно дано пять избранных религиозных брошюр для перевода. Просит лучших.
Японская привередливость! Написано, — пусть переводит это; брошюры весьма назидательные.
Был с визитом капитан парохода Добровольного флота «Воронеж» Константин Иванович Шишмарев и привез огромный ржаной хлеб в подарок, — мол, «русская пища на чужбине — редкость». Верно!
5/17 февраля 1898. Четверг.
Писанье отчета. Рассылка содержания служащим. — Из Одавара был христианин (крещенный мною двадцать три года тому назад) — не из очень немирных, но тоже не одобряет о. Петра за бездеятельность, враждебность к людям и прочее. Недавний отказ о. Петра идти к Кометани отпеть сестру без письменной просьбы его подлил масла в огонь вражды к нему христиан.
6/18 февраля 1898. Пятница.
Счеты и отчеты: пасмурная погода; домашние разговоры, из которых, между прочим, явствует, что о. Сергий обладает отличными способностями к изучению японских знаков; уже свободно читает служебник на японском.
7/19 февраля 1898. Суббота.
Рано утром получена была телеграмма из Асикага: «Опасный больной, скорей священника». Так как о. Тит, которому подведомо Асикага, в путешествии по Церквям, — и где его искать, — то немедленно отправлен отсюда о. Роман Циба, который, по прибытии, дал телеграмму: «Никакого опасного больного нет; просят разрешения на браковенчание». Странное обстоятельство: обман или недоразумение? Во всяком случае, так как здесь известно было заранее, что в Асикага свадьба затевается, то разрешение послано.
Фома Михара, кончивший к прошлым каникулам курс в Семинарии и болевший дома, в Вакуя, доселе, явился выздоровевшим и готовым на службу. Пошлем его в Хамамацу. Если окажется действительно здоровым, то, вероятно, будет хорошим служителем Церкви: умен и развит, по нравственности — беззазорен. О Церкви в Вакуя говорил, что не в цветущем положении она. Катихизатор Ераст Миясина — «всем бы хорош, только не любит говорить». (Проповедник–то?)
[Пропуск в оригинале]
10/22 февраля 1898. Понедельник/
За ночь выпал снег. Целый день был сильный ветер с дождем.
Из Гундоо Павел Курибара был; говорил, что христиане там верно хранят христианство, но жаловался, что нет катихизатора расширить пределы Церкви; язычники же, желающие слушать учение, есть. Кстати, тут же случился и катихизатор, которому подчинено Гундо, Георгий Мацуро, вернувшийся из Каназава, по погребении своего отца, христианина, умершего на пятый день по его прибытии на известие о болезни отца; живет он все время в Хацивоодзи, изредка только и на самое короткое время посещая Гундоо. Наказывал я ему сегодня — на время, пока сельским жителям совершенно свободно слушать проповедь (а такого времени, то есть до начала сельских работ, теперь еще месяца два) поселиться в Гундо и оттуда повременно посещать Хацивоодзи, где теперь желающих слушать учение у него не имеется.
11/23 февраля 1898. Среда.
Построечный отчет с нескончаемыми счетами, пересчетами и проверками и все–таки неразрешенным недоумением — куда подевались сорок сен? — Окончание рассылки содержания. — По обычаю, с завтрашнего дня Масленский отдых учащимся. — Отцы Сергий и Андроник продолжают посещать христиан.
12/24 февраля 1898. Четверг.
Утром был из Хигата молодой христианин Лука Ватанабе; говорил, что «катихизатор Павел Оокава болен глазами ныне, вообще же трудится, христианами любим; но мало его для тех мест: Хигата, Казава и Вакуцу. В Хигата хорошо поместить Моисея Касай, отца и предков которого очень уважали и до сих пор уважают там». Об этом нужно подумать на Соборе. При речи о том, что у Оокава, кроме двух дочек здесь в школе, дома еще четверо детей, я стал убеждать Луку помогать ему и чтобы прочие христиане делали тоже; но он и договорить мне не дал: «Помогаем, — всякий, кто чем может, помогает; об этом нам и о. Борис всегда толкует»… Стало быть, мои письма к священникам, чтобы убеждали христиан помогать катихизаторам в содержании, не совсем тщетны.
О. Павел Косуги пишет, что хорошо поместить Игнатия Канан в Маругаме; он был там, нашел одного христианина и желающих слушать учение, которые очень просят его туда; в Инеда же, где ныне Канан не имеет ни одного слушателя, перевести Даниила Хироока; быть может, новый катихизатор, пришедший с новою ревностью, возбудит ревность; Даниил очень просится туда, равно как Игнатий — в Маругаме. Я ответил согласием и послал обоим деньги на дорогу.
Роман Фукуи из Маебаси пишет, что Исикава, сделавший, что мы вот посылаем катихизатора туда, сам едва ли воспользуется сим случаем ко спасению; его там давно уже нет; он в Токио, но здесь его не слышно и не видно.
Из деревни Уено, округа Накагоори, недалеко от Мито, пишет язычник: «Отец мой умер: он был вашей веры; как хоронить его по ней? Скорей известите». Письмецо его тотчас же послано к Фоме Оно, катихизатору Мито, чтобы поспешил в ту деревню, узнал имя умершего и помолился о нем, а также известил сюда, чтобы отпеть его, или же о. Титу (путешествующему ныне по Церквам), чтобы он отпел. Пишущий упоминает, что и сам желает последовать вере отца. Дай Бог, чтобы это совершилось во спасение его и дома!.. Так–то разбросаны наши христиане, точно овцы по дебрям! А что делать? И кого винить? Мы здесь впервой узнаем о существовании сей деревни в Накагоори; и по картам никак не могли найти ее, даже и не знаем, ближе ли она к Мито, или к Оцу, а что в этом захолустном селении жил наш христианин, кто ж знал это? Отчего он не дал вести о себе? И что это: холодность? Но как же он сыну успел внушить ревность к своей вере? Не исповедимы пути промышления Божия в людях!
О. Симеон Мии пишет, что тринадцатого числа освятил оконченный постройкою церковный дом в Нагоя, хвалит его умелое устройство и расположение; при освящении крестил двоих и исповедовал до тридцати христиан. Но, будучи там, получил внезапное извещение, что сын его, шестилетний Филарет, в дифтерите и при смерти. Поспешно вернувшись, нашел его в госпитале, где употреблены были все средства к его излечению, и с помощью Божиею не безуспешно; ныне он опять здоров. Но дифтерит продолжает губить детей в Кёото: третьего дня о. Семен похоронил там восьмилетнего мальчика.
13/25 февраля 1898. Пятница.
Отцы Сергий и Андроник, кроме ревностного изучения японского языка, каждый день после обеда посещают домы христиан прихода Канда, руководимые церковными старшинами (гиюу). Я все время занят отчетами.
14/26 февраля 1898. Суббота.
Все трое мы были в двенадцать часов у посланника Романа Романовича Розена на блинах, согласно приглашению его третьего дня, когда он был здесь с супругою и когда я, между прочим, показал им нашу ризницу с великолепным сосудом для святого мира и прочими прекрасными вещами.
Сделано, по обычаю, распределение службы на первую неделю: в шесть часов — Утреня, в десять часов — Часы или Литургия, в пять с половиною — вечерня.
За всенощной был и после нее о. Федором Мидзуно представлен мне христианин из Тоогане — единственный тамошний христианин, и тот перешедший из католиков.
15/27 февраля 1898. Воскресенье — сыропустное.
Пред Литургией крещен один из Эцинго, из селения в трех ри от Симоямада, откуда Илья Танака катихизатор; новокрещенный Иоанн прибыл в Токио лечиться от глазной болезни, живет в соседней с Миссией глазной лечебнице Иноуе, стал ходить в Собор и слушать учение от о. Феодора Мидзуно и также от ближнего катихизатора Симеона Томии; по–видимому, нашел большое утешение в духовном свете, узренном его душою. Казался сегодня после крещения и приобщения святых тайн необыкновенно радостным; он — молодой человек, бывший школьный учитель; восприемным отцом его был отец Ильи Танака, уважаемый тамошний гражданин (член губернского правления), по делам ныне находящийся в Токио.
В пять с половиною часов были вечерня и Повечерие с прощанием в конце, предваренным от меня кратким поучением.
16/28 февраля 1898. Понедельник
первой седмицы Великого поста.
Церковные службы обычные; чтение внятное, пение прекрасное (хотя очень уж длинное: Великое повечерие продолжалось два с четвертью часа); но молящихся, кроме учеников и учениц, никого — ни из учащих, ни из городских христиан, что делало день очень грустным, так как сегодня последнее число месяца, и день расчетный, что мешало употребить промежуточное между церковными службами время на что–либо дельное, то день вышел чрезвычайно тягостным.
17 февраля/1 марта 1898. Вторник
второй седмицы Великого поста.
Судили о. Андронику отправиться после Пасхи — когда уже тепло будет — жить в Оосака, где он скорей может изучить японский язык, один находясь среди японцев; сам он желает этого. О. Сергий (архимандрит) поедет водворять его там; дорогой могут посетить Церкви.
18 февраля/2 марта 1898. Среда.
Обычные службы. За Обедней был русский — лейтенант Владимиров (Лев Львович); возвращается в Россию из Порт–Артура; зять Александра Александровича Колокольцева, известного адмирала.
19 февраля/3 марта 1898. Четверг.
Был христианин из Готемба, Конон Такеноуци; говорил, между прочим, что в одном ри от Готемба строится бумажная фабрика, на которой будут работать три тысячи человек, а со временем шесть тысяч; один из начальников фабрики наш христианин, прибывший откуда–то из другого места; один из строителей тоже наш хороший христианин, житель Готемба, служивший прежде по полиции, Иоанн Мория. Я послал сему последнему две иконки и книжку. Говорил еще Конон, что в Готемба живет аптекарем младший брат о. Петра Кано, Андрей, женатый на происходящей из той же местности, два ри от Готемба, и очень несчастливый своей женитьбой, — жена совсем нехорошего нрава; есть уже и ребенок у них. Нужно не допустить до развода по японскому обычаю.
Была одна несчастная христианка с малюткой сыном; муж служил прежде полицейским, но испортился поведением, и ныне неизвестно где; вызвал ее из Куроиси в Токио; прибыла она сюда и нигде не могла найти его; ныне — без средств и без возможности вернуться к родным в Куроиси; осталась бы где на месте здесь, но ребенок мешает; женщина, видимо, хорошая. Дал ей пять ен на дорогу.
Был с визитом американец–богач Thomas Walsh, знакомый по Хакодате тридцать шесть лет тому назад. Севастопольский герой — капитан «Посадника», флигель–адъютант Николай Алексеевич Берюлев, пикник его с офицерами на вулкане «Комагатаке», — в которой и я был приглашен, — Mr Walsh, тогда случившийся в Хакодате, также; ночлег в деревне Оно; приглашение «гейся» вечером и их танцы; мой уезд по сему поводу в Хакодате в глубокую темную ночь и прочее, — все это живо припомнилось при виде Вольша.
20 февраля/4 марта 1898. Пятница
Первой недели Великого поста.
О. Петр Кано пишет: муж и жена христиане, охладевши к вере, девятнадцать лет тому назад развелись, и муж женился на язычнице, жена вышла за язычника; в Церкви никогда не были и жили как язычники; но ныне жена язычника — христианка — больна при смерти и со слезами просит разрешить ее от грехов и приобщить святых тайн. Спрашивает о. Петр: «Можно ли?». Тотчас же отвечено, что в смертной опасности всякому искренно кающемуся, какие бы грехи ни были у него, преподаются таинства покаяния и приобщения святых таин. — Пишет в другом письме о. Петр Кано, что из немирных в Одавара четыре семьи помирились с ним, что катихизатор Илья Сато тайно на стороне врагов о. Петра, что он — о. Петр — прилежно проповедует и пять человек наученных им на днях будут крещены, что в Церкви на богослужении бывает человек сорок. Все это ладно. Но вместе пришло и со стороны врагов о. Петра прошение за коллективною печатью: пишут, что он не хотел пойти на погребение сестры Михаила Кометани без письменного приглашения от него, что поэтому вперед, если кто умрет у них, будут телеграфировать сюда о присылке священника для отпевания, и прочее.
О. Петр Кавано, из Янагава, пишет, что повенчал перед Масленой тамошнего катихизатора Виссариона Такахаси с некоей Аоки — девицей, бывшей протестанткой, учительницей в детском саду, обращенной Виссарионом в православие. Что же, мир да любовь! Нужно послать десять ен, обычную помощь катихизаторам на семейную жизнь. Больше — где же взять?
Пишет еще о. Кавано, что Симеон Оото, катихизатор в Карацу, такой же плохой, каким был Илья Яманоуци и так же негоден для Карацу, как был тот, поэтому водворить там Павла Сибанай; в Янагава–де и Виссариона Такахаси довольно; а Оото пусть проповедует по окрестностям Карацу. Ладно!
Стефана Камой о. Петр хвалит; недавно крестил у него семь человек, приготовленных им в Кокура и в Вакамацу.
О. Андрей Метоки, из Нагаока, пишет, что у него на праздник Рождества Христова при богослужении было, кроме христиан, человек тридцать язычников. Хорошо. Но пишет еще, что лежал больной грудью. Плохо.
Безымянный пишет из Мацусиро, что катихизатор там Игнатий Такаку дурно ведет себя. Невероятно; он живет у отца. Впрочем, письмо препровождено к о. Андрею для расследования.
21 февраля/5 марта 1898. Суббота
первой недели Великого поста.