Лед и соляра

Ночью в доме становится холодно, мы с Женей прижимаемся друг к другу, сохраняя остатки тепла. Я как всегда просыпаюсь последним. Хозяйка уже вовсю растапливает печь. Мы завтракаем чаем с пресными булочками, которые здесь пекут в каждом доме.

Я спрашиваю Сепера, есть ли у него карта, но тот отрицательно качает головой. Через полчаса старший из детишек приволакивает из школы атлас 1998 года на монгольском языке. По специализированной карте “популяции диких зверей Монголии” хозяин объясняет нам, как через пятнадцатикилометровое ущелье пробраться на столичную трассу. Я благодарю Сепера и его жену за гостеприимство. Уверен, что наше появление – очень важное событие для этой семьи. Сепер записывает на бумажке свой адрес на случай, если нам придется вернуться. Мы тепло прощаемся, и вся семья выходит из дома, чтобы проводить нас.

Несколько часов мы волочимся в направлении ущелья, пока не останавливаем старый уазик. Вообще уазики – самый популярный вид транспорта в монгольской степи, так же часто здесь встречаются только старые советские мотоциклы. В нашей машине нет задних сидений. Мы плюхаемся на пол и отсчитываем своими задницами каждую колдобину на пути. Машина везет нас к главной трассе, которая оказывается обычной грунтовкой. На ней нет никаких указателей. Без помощи местных никогда не сообразишь, что дорога эта ведет в столицу Монголии. Возле нее нас и высаживают.

От безысходности мы проходим еще километров десять. Степь очень быстро учит внимательности. Сначала мне кажется, что мы в ней абсолютно одни на десятки километров, но, часами вглядываясь в горные склоны, я вдруг начинаю замечать табуны и мелкие, как песчинки, юрты в ложбинах.

В очередном уазике, который нас настигает, решительно нет места, но мы жестами уговариваем водителя позволить нам вжаться в багажник. Кроме нас в машине копошатся еще семь человек. Совсем скоро наши пути разойдутся. Водитель едет на юг, а нам на восток. Мизансцена прощания разворачивается на вершине перевала. Один из пассажиров легкомысленно приоткрывает дверь, и порывом ветра ее чуть не вырывает с корнем.

Я включаю плеер, потому что разговаривать с Женей бессмысленно – шум стихии заглушает слова. Мы скользим по льду уже больше трех часов в надежде найти место для привала. Вокруг нет ничего, что можно было бы использовать как укрытие, только лысые вершины гор. Шарф, закрывающий лицо от ветра, превращается в сплошной бессмысленный кусок льда.

Сейчас, вспоминая этот день, я могу сказать, что это было самое суровое испытание из всех, что мне приходилось переживать. Я буквально чувствовал, как мои желудок и печень дрожат от холода. У нас были все шансы превратиться в ледяные мумии, прямо как в статьях о неудачных походах на Эверест.

Вдруг из-за перевала выезжает спасительная колонна из четырех грузовиков. Когда один из них останавливается рядом со мной, я, не сказав ни слова, лезу внутрь и закрываю за собой дверь. Мне очень холодно что-то говорить.

В очередной долине мы пробиваем колесо. Решаем не тратить времени посреди пустыни и дотянуть двадцать километров до ближайшего кафе. Я сотни раз ездил с дальнобойщиками и хорошо представляю, что такое взаимопомощь на дороге. Но то, как это происходит в Монголии, меня искренне поражает. В замене колеса на моей машине участвует каждый член бригады. Все шесть мужиков! Кто-то работает домкратом, кто-то крутит гайки, кто-то на подхвате таскает инструмент. При этом колоритные дальнобойщики шутят и подкалывают друг друга, несмотря на холод и дикий ветер. Как только колесо занимает свое место, мы решаем пообедать.

Ассортимент придорожного кафе невероятно узок. В него входят всего два блюда: лапша с кониной и пельмени с кониной. Я беру пельмени. Пять штук – порция на человека. Пельмени готовятся на наших глазах, пока мы пьем соленый чай с маслом.

После обеда всей колонной отправляемся в путь. Я теряю дар речи от панорамы за окном: перед нами открывается вид на снежные вершины, охраняющие покой бескрайних степей. Иногда дорога приобретает зеленый или фиолетовый оттенок благодаря горным породам, которые залегают неглубоко под поверхностью земли. Марсоход Curiosity можно было с тем же успехом отправить сюда – фотографии этой части Монголии было бы трудно отличить от марсианских. Разве что если бы в кадр попал какой-нибудь уазик.

На краю пустыни Гоби в одной из наших машин камнем пробивает бак. Стоит отметить, что до ближайшей заправки остается не меньше двухсот километров. Когда я вижу лужу соляры под днищем, я понимаю, что нам крышка. Из бака хлещет топливо, водители потихоньку выползают из кабин, разминаются, шутят и подкалывают друг друга. На то, чтобы залатать дыру, уходит два часа. Я наблюдаю за тем, как мощный монгол по кличке Медведь голыми руками на лютом морозе замазывает пробоину смолой, и мой мозг начинает покрываться инеем.

Монголы – невероятно морозостойкий народ. Позже мне не раз придется наблюдать, как в холод они, занимаясь своими обычными делами на открытом воздухе, порхают, словно бабочки среди лепестков, и кажется, что на улице даже приятно. Но чужеземцу вроде меня стоит только выйти наружу, чтобы моментально отморозить себе полтуловища.

В два часа ночи мы наконец добираемся до места ночлега. Забытая даже самыми терпеливыми монгольскими богами гостиница в какой-то сказочной дыре широко раскрывает свои двери. Точнее, они там просто не закрываются. Мы снимаем комнату с четырьмя кроватями. Хозяин приволакивает обогреватель, который едва пердит. Мужики разбиваются по парам, и через минуту комната наполняется казарменным храпом. Никого не волнует минусовая температура гостиничного номера – мы просто до смерти устали, дайте нам поспать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.