Глава 3 Бурная жизнь Ники

Глава 3

Бурная жизнь Ники

«В течение нескольких лет и по сей день я упорно питаю надежду, что мой сын Конрад Николсон Хилтон-младший остепенится и всерьез примется за работу, решив выбрать свою дорогу в жизни, займется каким-нибудь выгодным делом и станет полезным гражданином этой страны», – писал Конрад Хилтон в своем завещании в 1955 году. Завещание предусматривало, что в случае смерти Конрада Ники получит трастовый фонд в размере 500 тысяч долларов – но с одним условием: «В мои намерения не входит, чтобы предусмотренные в моем завещании деньги были использованы понапрасну или на экстравагантный образ жизни; моя цель и глубокое желание, чтобы мой вышеупомянутый сын вел себя и устроил свою жизнь таким образом, чтобы он мог, по своему выбору, использовать к полному своему удовлетворению деньги, оставленные для него в моем завещании. В связи с этим я предоставляю моим поверенным полную свободу действий в отношении дохода по процентам, использования всех доходов и капитала Трастового Фонда, созданного в моем Завещании для Конрада Николсона Хилтона-младшего». Другими словами, если бы Ники не оправдал ожиданий своего отца, доверенные лица могли принять решение задержать выдачу ему денег из фонда или вообще не позволить ему пользоваться им.

Даже после смерти Конрад оставлял за собой право решать, живет ли Ники в полную силу своих способностей.

В 1956-м Ники был назначен вице-президентом, ответственным за гостиницы в корпорации «Хилтон», то есть ему поручалось управление тремя отелями Хилтона, находящимися рядом с аэропортами, – в Сан-Франциско, Новом Орлеане и в Эль-Пасо.

Всегда стремящийся к расширению своей огромной империи, Конрад предвидел, что в связи с бурным развитием авиапутешествий возрастет потребность в гостинице, где можно было бы остановиться на одну-две ночи. Он начал вкладывать большие средства в объекты недвижимости, расположенные вблизи аэропортов, которые многие считали недорогими мотелями, а не роскошными гостиницами. Однако Конраду претило название «мотель», потому что оно подразумевало услуги низкого качества, – и предпочитал ему слово «инн», то есть гостиница. Начавшись с «Хилтон Инн» в аэропорту Сан-Франциско, дело стало чрезвычайно успешным. Хотя эти гостиницы были не такими роскошными, как другие отели Хилтона, корпорация «Хилтон» уделяла их развитию огромное внимание.

Обрадованный тем, что отец наконец-то увидел в нем лучшее и доверил ему управление гостиницами, Ники серьезно отнесся к назначению.

– Думаю, это назначение очень помогло ему поверить в себя, – сказал Уайат Монтгомери, работавший помощником Ники в отделении гостиниц Лос-Анджелеса. – В нем проявились деловое чутье и профессиональная хватка, свойственная Хилтонам. Но он действительно слишком много пил. Он пытался убедить всех, что это не мешает ему работать, но должен откровенно сказать, что довольно часто он практически был не в состоянии заниматься делами.

– Когда Конрад улетел в Монако, чтобы представлять президента Эйзенхауэра на свадьбе Грейс Келли и принца Ренье, Ники воспользовался отсутствием отца и фактически забросил работу, – вспоминал Уайат Монтгомери. – Он был молод, хорош собою и холост. Ведь его отец играл в гольф с самим президентом Соединенных Штатов… Думаю, он считал, что имеет право бездельничать.

Вот как вспоминала первое время своего знакомства с Ники актриса Кэрол Уэллс Дохени:

– Это было в Беверли-Хиллз в ресторане «Ла Рю», присутствовали Боб Нил, актер Питер Доуфорд и отельер Генри Кроун, который поддерживал Конрада с самого начала его деятельности и помогал ему добиться успеха. Ники был очень красивым и живым парнем, и, помню, я тогда подумала: «Отличная добыча». Он умел жить. Я знала про его репутацию победителя женщин, и я решила: «Ладно, я беру это. Я определенно это беру». Еще я слышала, что его семья… тревожилась о репутации отелей «Хилтон»… и поэтому следила за ним.

Уайан Монгомери вспоминает один день в январе 1957-го, когда Мэрилин Хилтон без предупреждения пришла к Ники в его офис, объяснив, что оказалась в магазине рядом с офисом и решила пригласить Ники на ланч. Служащим было странно видеть, что члены семьи следили за ним. Когда Уайат сказал Мэрилин, что лучше ей было сначала позвонить, она посмотрела на него как на ненормального: «Да вы знаете, кто я такая?» Разумеется, не только он, но и все в офисе ее знали. Мэрилин, не поднимая взгляда, натянула перчатки. «Я подожду здесь, пока вы приведете моего зятя», – сказала она повелительно. И уселась в маленьком зале ожидания, а Монтгомери поспешил в кабинет Ники.

Уайат постучал в дверь, ответа не было. Поскольку он точно знал, что Ники в кабинете, он позвонил ему по отводной трубке. Наконец Ники снял трубку. «К вам пришла миссис Баррон Хилтон», – сообщил ему Уайат. «О нет! – с ужасом воскликнул Ники. – Что она здесь делает?»

Через минуту дверь кабинета распахнулась, и оттуда вышла взъерошенная женщина, на ходу приглаживая изящными наманикюренными пальчиками растрепанные волосы. «Я пригляделся и не поверил своим глазам, – рассказывал Монтгомери. – Это была Натали Вуд». Натали еще в детстве снялась в кинофильме «Чудо с 34-й улицы» и приобрела широкую известность после картины «Бунтарь без идеала», главную роль в которой играл Джеймс Дин. К 1957-му эту девятнадцатилетнюю красавицу с глазами олененка знали все и каждый. «Я понятия не имел, что он с ней встречается!» – продолжал Монтгомери. Не сказав ни слова, Натали промчалась мимо ошеломленной Мэрилин. Когда девушка исчезла, она спросила у Монтгомери: «Это, случайно, не Натали Вуд?» Тот пожал плечами: «Вроде как похожа».

На самом деле Ники, завидный тридцатидвухлетний холостяк, встречался одновременно и с Натали Вуд, и с Джоан Коллинз.

Джоан Коллинз приехала в 1954-м из Великобритании в Голливуд, где стала ответом студии «XX век Фокс» на Элизабет Тейлор. Она сразу приступила к съемкам в картинах «Девушка в розовом платье» и «Противоположный пол», и критики поспешили отметить ее притягательную внешность. Джоан была поразительно похожа на бывшую жену Ники, и ее долго называли «дешевой заменой Элизабет Тейлор», что ее очень огорчало. На самом деле она была очень хороша – яркая, темпераментная, поразительно уверенная в себе молодая женщина. Задолго до сексуальной революции она была известна своей сексуальностью, красотой и язвительным умом.

Ники нашел в Джоан родственную душу – она тоже обожала спортивные авто, шампанское, посещение ночных клубов и следующие за ними жаркие плотские утехи. Если Джоан звонила Ники в офис и требовала свидания, он бросал все и мчался к ней. «Я трачу на нее массу времени, – говорил он Монтгомери. – Но она того стоит».

В мае 1957-го Ники попросил Монгомери послать Джоан цветы на ее день рождения. Девушке исполнилось двадцать четыре года. Уайат выбрал роскошный букет и надписал на карточке имя Ники. Ники просидел у телефона весь день, дожидаясь ее благодарности за букет и приглашения на день рождения. Каждые полчаса он выскакивал из своего кабинета и засыпал Монтгомери вопросами: «Она звонила?», «А какой букет ты ей послал?», «Это были красивые цветы?», «Так почему она не звонит?». Но Джоан так ему и не позвонила. В конце рабочего дня Ники попросил Монтгомери соединить его с Джоан.

– Она взяла трубку и сразу стала выговаривать ему, что он не позвонил ей и не поздравил с днем рождения, – вспоминал Монтгомери. – «Но, Джоан, я послал тебе цветы!» – оправдывался Ники. И я не успел отъединиться, как услышал: «Ты представляешь, Николас, сколько людей прислали мне цветы! Мне некогда читать карточки. У меня и без того полно дел!» Положив трубку, Ники вышел к секретарю, улыбаясь и покачивая головой. «Что за бестия! Она просто бесподобна!» Но ему это нравилось, с ней было весело и интересно…

Никогда не забуду, как однажды она пришла к нему в офис. Я работал за своим столом. Джоан высокомерно взглянула на меня, молча проследовала в его кабинет и захлопнула за собой дверь. Через час она появилась, с высоко поднятой головой, плечи развернуты, груди выпирают из узкого черного платья. И снова прошла мимо, не обронив ни слова. Но, видимо, уверенная, что я смотрю ей вслед, она не оборачиваясь сказала на своем четком английском: «Наслаждайся видом. Жаль, это не будет вечно».

Об обаянии Ники говорит и тот факт, что даже его первая жена Элизабет Тейлор, которая когда-то жаловалась на его жестокое обращение, не исключила его из своей жизни. Время от времени они встречались в доме доктора Ли Сейджела и его жены Норин Нэш, особенно после ее брака с Майклом Уилдингом, до и после брака с Майком Тоддом и перед браком с Эдди Фишером, то есть с 1957 по 1959-й.

– Они приходили к нам и, сидя за столом, так мило ворковали, – вспоминала Норин Нэш. – В их отношениях все еще чувствовались нежность и любовь. Сильных чувств не было, хотя их брак оказался неудачным. Но между ними существовала несомненная духовная близость. Если вы знали Ники, то понимали, что в нем было нечто интригующее, что притягивало к нему.

Огромное значение Ники придавал своим отношениям с матерью. «Я люблю всех своих сыновей, – сказала Мэри Нику на дне рождения одного из своих внуков. – Но мы с тобой не такие, как они. У нас есть свои маленькие недостатки, верно? И, пожалуй, именно это и составляет наше отличие от остальных».

По словам свидетеля этого разговора, Ники растерянно посмотрел на мать, будто не зная, как отреагировать на ее признание. У них редко бывали такие откровенные разговоры. Возможно, день рождения внука вызвал у Мэри грусть и некоторую зависть. У нее была тяжелая жизнь; она прекрасно понимала Ники. Он так и не нашел что ей ответить.