Предисловие

Предисловие

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Интерпретация названия этой книги, данная переводчиком — «Следуя за Трэйном» — не является, однако, столь однозначной. Следует помнить о целой серии композиций, в которых слово Chasing, chased (погоня, гонка, охота — англ.) означает способ исполнения в период бибопа. И далее («Chasin’ The Bird» Паркера, «Chasin’ The Train» Колтрэйна). Кроме того, в конце 40-х — начале 50-х годов слово the chase было синонимом так называемых теноровых поединков — сражений двух или более тенористов, обычно в рамках джемсейшн.[1]

Честное слово, мне хочется извиниться перед читателем за качество этого перевода: перевод безнадежно сырой, и тем, кто возьмется доводить его до ума, — вооружившись подлинниками, тремя-четырьмя словарями, парой справочников, — предстоит немало работы. Мне это не позволили три причины: недостаточное знание языка, недостаточное знание музыки и специфики американского и вообще джазового слэнга и, наконец, недостаток времени. К тому же друзья-музыканты слишком долго, уже второй десяток лет, ждали книгу о Колтрэйне, и нельзя было дальше испытывать их терпение.

Армстронг — Эллингтон — Паркер — Колтрэйн. Четыре человека, по музыке и биографиям которых можно узнать почти все самое необходимое о джазе. Гении? Это, видимо, вопрос терминологии. Это — дети своей среды, своей эпохи, ничто человеческое им не было чуждо и их музыке — тоже. Четыре человека, музыка которых во многом определила уровень и направление музыкального мышления большинства остальных музыкантов джаза… И сам человек — автор-исполнитель, — вся среда, его породившая, отношение этого человека ко всему, что он знал, и весь предыдущий музыкальный опыт породившей его среды — все это есть в их музыке, а книги о них дают возможность понять умом то, что давно уже воспринято эмоционально.

Бессмертие этих четырех можно считать просто естественным продолжением того, что они сделали при жизни.

Конечно, ошибались те молодые музыканты, которые 10 лет назад считали, что раз Джон Колтрэйн был по времени последним из этой четверки, а музыкальные монологи его были наиболее сложны, с него и нужно начинать познание джаза, а все остальное, якобы, им перечеркнуто. Но, как и любой из людей, Колтрэйн не универсален. К тому же многое из музыки Колтрэйна для малоподготовленного слушателя попросту остается шарадой до тех пор, пока он не прослушает и не ощутит музыки еще десятков и десятков музыкантов, работавших начиная с 30-х годов и далее. И вообще, как бы ни были велики заслуги этих ладей, неизвестно, чего они смогли бы добиться без тысяч и тысяч музыкантов, работавших в том же жанре повсюду вокруг.

Так читайте же эту книгу о Трэйне, каким бы слабым ни был перевод, слушайте музыку; и если музыка не отпустит вас, — а учиться играть ее уже поздно, — возьмите словари, достаньте статьи и книги — и переводите, несмотря на неуверенное знание языка. И вы, возможно, временами даже почувствуете себя в обществе тех людей, которые так уверенно отразили в своем творчестве и демократизацию и интернационализацию музыкального искусства нашего времени, и настроения людей вокруг себя, и ваши тоже.

Профессиональные переводчики, видимо, еще не скоро займутся этим. Кстати, не рассчитывайте разбогатеть на этих переводах. Джаз и в этом отношении остается некоммерческим видом искусства. Если он иногда и приносит, наконец, немалые доходы своим музыкантам, то уж наверняка забирает у них всю жизнь, а часто и сокращает ее. По-видимому, другим он быть неспособен.

М. Грахов

Труд букмейкера[2] важен, хотя  всегда остается в тени. Но в данном случае я чувствую необходимость в определенной аннотации к цифровому изданию. Впервые книга попала мне в руки в далеких 80-х, в эпоху самиздата. Это была машинописная копия в любительском (со слов самого переводчика) переводе. Копия была читабельная, но отнюдь не идеальная, поскольку мне достался третий — четвертый оттиск так называемой копирки, специальной бумаги, закладываемой между чистыми листами. Весь этот бутерброд закладывался в печатную машинку, после чего начинался собственно процесс печати. Ударять по клавишам приходилось довольно сильно, иначе на выходе прочитывалось совсем мало экземпляров. Копировальные устройства в то время уже теоретически существовали. Но по понятным причинам простые граждане к ним не имели абсолютно никакого доступа. Более того, печатная машинка также приравнивалась к множительной технике, и для владения ей по закону требовалось специальное разрешение.

Книга, как это часто бывает, куда-то пропала, и только спустя многие годы была случайно обнаружена. Полистав, я удостоверился, что книга обладает безусловной ценностью для любителей джаза. Поэтому возникло непреодолимое желание ей поделиться. Поиски электронной версии ни к чему не привели. Кроме скана крайне низкого качества в формате *.djvu. Поэтому было принято решение просканировать, оцифровать, вычитать и отредактировать экземпляр, когда-то доставшийся мне. 

Я взял на себя смелость по структурированию книги по главам и разделам, так как англоязычный оригинал так и не был найден ни в печатном, ни в электронном виде. Иллюстрации пришлось подбирать также по собственному усмотрению. Так что своеобразное самиздатское обаяние книги должно было сохранится даже в цифровом виде.

BoB Post — букмейкер.

***

«В мелодиях американских негров я нашел всё необходимое для создания большой и благородной музыки. Эти прекрасные и разнообразные темы рождены здешней почвой. Это народные песни Америки, и наши композиторы должны обратиться к ним. Все подлинно великие музыканты черпают из песен простых людей».

Антонин Дворжак

«Америке дано слишком мало прекрасного, чтобы этот мир избавился от печати грубой пышности, самим Богом оставленной на ней; дух человека в этом мире выражается скорее энергией и изобретательностью, чем красотой. И потому предопределено то, что негритянская народная песня — ритмический плач раба — стала теперь не просто единственной музыкой Америки, но и наиболее прекрасным порождением человеческой деятельности, возникшим по эту сторону морей. Ею пренебрегали, ее упорно не понимали и не принимали, но несмотря на это, она остается единственным духовным наследием всей нации и величайшим даром негритянского народа»

Уильям Дюбуа

ПОСВЯЩЕНИЕ

Всем музыкантам и любителям музыки, щедро отдающим ей свое время и знания — моя благодарность!

А особая:

— ФРЭНКЛИНУ БРОУЭРУ, который рассказал о детских годах Колтрэйна больше, чем я могу вспомнить о своих собственных,

— ПОЛУ ДЖЕФРИ, который прекрасно знает, что значит повесить инструмент себе на шею и играть каждый вечер, каждую ночь.

— ДЖЕРАЛЬДУ «СПАЙБИ» МАККИВЕРУ, посвященному в тайны долгих темных ночей Трэйна и некоторых поистине прекрасных дней.

— ДЖОНУ СИНЬОРЕЛЛИ — за неоценимую помощь в поисках истории саксофона и его создателя.

— РАШИДУ АЛИ, великолепно знающему это время.

— ЭЛЛИ И ЛЮСИ ГРАББС — за то, что они прекрасные люди. Их сыновьям ЭРЛУ и КАРЛУ за то, что они прекрасные музыканты.

— НЭЙМЕ КОЛТРЭЙН — просто за то, что она прекрасна сама по себе.

***

Путь Трэйна начинается здесь. В южной деревне, в безмятежных краях. Крупный человек с излучающим свет взглядом быстро вдет по улице; его плечи опущены, словно под тяжестью футляра с саксофоном, который он несет в правой руке. Он бросает быстрый взгляд на ручные часы, хмурится и увеличивает темп ходьбы, словно опаздывает на важную работу. Пока он движется по Бликер Стрит нью-йоркской Гринвич Виллидж, два плохо одетых человека устремляются в подъезд всего в нескольких шагах от «Виллидж Гейт», бесцельно болтая и передавая друг другу бутылку вина. Идущий человек и пьяницы одновременно замечают друг друга.

— Э-э-э, — говорит один из них, — тебе не кажется, что это…

— Нет, не кажется, — бормочет второй. — Ты дай лучше бутылку, а?

Крупный человек несколько секунд всматривается своими излучающими свет глазами в двух пьяниц; на лице его отражается страдание и огорчение. Он инстинктивно достает бумажник, вынимает оттуда деньги, затем вдавливает по бумажке в руки обоих. Пока крупный человек продолжает свой путь, направляясь к входу в «Виллидж Гейт», первый пьяница, глядя на деньги, зажатые в руке, поворачивается к товарищу и о горечью говорит:

— Эх ты… это ведь был Трэйн… дал мне десятку… а у меня был к нему миллион вопросов… о музыке…