Ежов, Эйхе, Хрущев и другие: 1937

Ежов, Эйхе, Хрущев и другие: 1937

Вовлечение сотрудников НКВД в убийство Кирова был воспринято как свидетельство политической подрывной деятельности и разложения этого учреждения.

В результате Ягода был уволен из руководства органов. Николай Иванович Ежов, глава комиссии партийного контроля, казался подходящим кандидатом на его место. Ежов имел опыт проведения чисток в партии и олицетворял в своем лице безусловную готовность выполнять все поставленные перед ним задачи. В ходе расследования убийства Кирова Ежов собрал все документы и свидетельства, доказывавшие причастность Зиновьева и Каменева. Он позаботился о том, чтобы было начато дальнейшее расследование в отношении действительных и потенциальных врагов государства. Этот человек был, по словам его современников, фанатиком, не знавшим границ при выполнении своих заданий. Таким образом, в 30-е годы, т. е. перед лицом набирающего силу фашизма, контактов между фашистами и троцкистами и влиянием сторонников Троцкого на развитие в СССР, потенциальные опасности воспринимались партийным руководством в высшей степени серьезно. В частности, это касалось участившихся сообщений об организациях сопротивления и планах переворота в армии. После ставшей теперь очевидной измены Ягоды Ежов казался тем человеком, кто был в состоянии справиться со всем тем, что накопилось с тех пор в эшелонах власти.

Не боявшийся никаких авторитетов Ежов, казалось, был тем человеком, кто был в состоянии решить проблемы, связанные с этой ситуацией.

Но в сентябре 1936 года получивший должность народного комиссара внутренних дел Николай Иванович Ежов был вынужден бороться не только с проблемами со здоровьем. В партии он сделал блестящую карьеру: в 1929 году начав работу в качестве заместителя главы исполнительной власти в народном комиссариате сельского хозяйства, он привлек к себе внимание своим участием в коллективизации сельского хозяйства. Год спустя он уже работал в отделе кадров ЦК ВКП(б), а в 1933 году за свое рвение был назначен председателем Центральной комиссии по партийным чисткам. В 1934 году он был уже не просто одним из членов ЦК. Его преданность так понравилась партийному руководству, что во время лечения Ежова в Вене Сталин был всерьез обеспокоен его здоровьем. Как выяснилось позже, имелись гораздо более веские основания беспокоиться о слабостях этого человека и возникших в результате этого проблем. В феврале 1935 года Ежов стал секретарем ЦК и председателем Комиссии партийного контроля, а 25 сентября 1936 года Сталин предложил поставить этого человека на место Ягоды, так как тот, выполняя свои обязанности в течение четырех лет, не только отстал в развитии, но и допустил серьезные недосмотры. Так начался период, которая в более поздней истории получит поверхностное название «ежовщины».

Отправной точкой для дальнейшего развития событий стало постановление Политбюро ЦК от 02 июля 1937 года «Об антисоветских элементах». Оно информировало секретарей партийных организаций в союзных республиках и регионах:

«Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, – являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности.

ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников, с тем чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.

ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке».

В этих условиях было трудно разобраться, кого к какой категории отнести.

В своей «Краткой хронике “Большого террора”» Охотин и Рогинский указали четыре этапа с разными основными акцентами при преследовании фактически или якобы враждебно настроенных групп. В период между октябрем 1936 года и февралем 1937 года прошла реструктуризация органов прокуратуры и чистка партии от потенциально оппозиционных элементов. В период с марта по июнь 1937 года работа следственных органов была сконцентрирована на поиске «двойных агентов» и агентов иностранных разведок, чистке в элите партии и планировании массовых репрессий против социальной базы потенциальных агрессоров. В период между июлем 1937 года и октябрем 1938 года были проведены массовые репрессии против кулаков, националистов, членов семьи изменников родины, против военно-фашистского заговора в Красной армии и против вредительства в сельском хозяйстве и других отраслях. С начавшейся в ноябре 1938 года и продлившейся до 1939 года «бериевской оттепелью» массовые репрессии были прекращены, большинство установленных Ежовым внесудебных «инстанций» были свернуты. В последующие месяцы прошло массовое освобождение заключенных. В то же время многие назначенные Ежовым лица были сняты со своих должностей в министерстве внутренних дел и привлечены к ответственности за нарушение социалистических законов. Но тот факт, что все это проходило при информированности, молчаливом согласии и поддержке партии и руководства и что все члены Политбюро были вовлечены в этот процесс, не был озвучен и осужден.

То, что были допущены серьезные ошибки и даже в центральных областях имели место серьезные нарушения закона и административные преступления, и тогда, и сейчас используется как антикоммунистический аргумент.

31 июля 1937 года нарком внутренних дел СССР издал приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Приказ определял контингенты, подлежащие репрессии: бывшие кулаки, оставшиеся в деревне или осевшие в городах, бывшие члены социалистических партий, священство, «бывшие белые» и т. д., а также «уголовники», т. е. люди, ранее судимые по общеуголовным статьям УК… Кроме того, речь шла обо всех, кто участвовал в восстаниях или фашистских, террористических и других группах.

Члены антисоветских партий, бывшие офицеры белогвардейской армии, царские жандармы и сотрудники тюремной системы, а также бандиты и реэмигранты, были поставлены на учет вместе с зарегистрированными следственными органами участниками фашистских, диверсионных и шпионских групп.

Репрессиям подверглись также те, кто уже находился в заключении, расследование относительно которых было завершено, но судебное разбирательство еще не прошло. На учет ставились наиболее активные антисоветские элементы среди бывших кулаков, бандитов, нарушителей, участников сект и прихожан церквей, а также всех других групп, кто вел активную антисоветскую деятельность. Кроме того, сюда относились преступники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты, уголовники-рецидивисты, похитители скота) и криминальные элементы, которые вели в лагерях уголовную деятельность. К первой категории принадлежали самые враждебно настроенные из перечисленных элементов. Они подлежали немедленному аресту и после изучения их дела «тройкой» расстрелу. Вторая категория включала все остальные, менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежали аресту и по решению «тройки» получали от 8 до 10 лет лагерей или тюрьмы.

Приказ № 00447 устанавливал количественные «лимиты» по первой (расстрел) и второй (заключение в лагерь) категориям для каждого региона СССР, а также фиксировал персональный состав «троек»: председатель – местный начальник НКВД, члены – местные прокурор и первый секретарь областного, краевого или республиканского комитета ВКП(б).

То, что на Украине существовали «тройки», стало известно из личных документов Станислава Косиора. Об этом, а также о том, какое участие принял в этом Косиор, можно узнать из его слов на XIII съезде Коммунистической партии Украины в мае 1937. На нем он сообщил о полном распаде областного и городского управления партии в Киеве. Но что произошло после отставки Косиора? И почему имя Хрущева не упоминается ни здесь, ни в прилагаемых данных Московской тройки? Что он должен был делать, стало известно не в последнюю очередь из его собственных воспоминаний. По воспоминаниям Н. С. Хрущева, «Каганович говорил, что Косиор… как организатор слаб, поэтому допускал распущенность и ослабление руководства». То, что Никита Сергеевич Хрущев, будучи первым секретарем Московской партийной организации, вместе с главой администрации Московского управления НКВД Реденсом и заместителем прокурора Московской участвовал в работе Московской тройки, ясно из его записки к Сталину от 10 июля 1937. В этом документе было указано, что на учет поставлены 7959 кулаков (в Москве!) и 33 346 преступников, 6500 из числа которых были отнесены Хрущевым к первой и 26 936 ко второй категориям. Таким образом, количество расстрелянных было даже на 1500 человек больше продиктованного Ежовым лимита! Однако в ежовском списке Московской тройки стоят имена Реденса, Маслова и Волкова. На основе своего исследования Балаян приходит к выводу, что Н. С. Хрущев в качестве первого секретаря областного и Московского горкома партии с 1936 по 1937 год и в качестве первого секретаря ЦК Коммунистической партии Украины 1938 года дал свое личное согласие на арест значительного числа партийных и советских рабочих. В архивах КГБ сохранились документы, доказывающие участие Хрущева в массовых репрессиях в Московской области и на Украине. Только за 1936-1937 годы по его указу были репрессированы 55 741 человек. За время начавшегося в 1938 году пребывания Хрущева в должности это число на Украине составило 106 119 человек.

Однако этот этап был далек от завершения. В 1938-1940 годы число репрессированных поднялось до 167 565 человек. Усиление репрессивных мер было оправдано НКВД тем фактом, что контрреволюционная деятельность особенно возросла в связи с приходом Хрущева на пост первого секретаря компартии Украины. Этот человек вошел в историю, заявив на XX съезде об участии Сталина в «чудовищных фальсификациях», которые послужили причиной для гибели «многих тысяч честных, ни в чем не повинных коммунистов», таких как «Косиор, Чубарь, Постышев, Косарев» и другие. Это непостижимо, если иметь в виду, что с целью своей выгоды Хрущев после отставки Косиора внес значительный вклад в его ликвидацию. Это человек использовал совершенные им преступления для того, чтобы прийти к власти. Таким же образом он продолжил «чистки» в рядах Красной армии. Сыромятников пишет: «Во второй половине 1956 года из ЦК КПСС руководству КГБ поступила команда представить в Бюро Президиума ЦК КПСС все следственные дела на лиц, арест которых в разное время санкционировали члены Политбюро, а позднее – Президиума ЦК… Липовых дел, где было засвечено имя Хрущева, было много, в 1956 году они были отобраны далеко не все, поэтому их поиск и изъятие отдельных документов заняли не один год».

Очевидно, что разные люди использовали эти события прежде всего для того, чтобы сделать себе карьеру. Поэтому спор по вопросу о том, действительно ли такая угроза существовала, делалось ли это по приказу Сталина, жертвами которого стали Ягода и Ежов, или основой для этого служили интриги амбициозных и циничных сотрудников, представляет особый интерес. Без сомнения, можно исходить из того, что со стороны находившегося за рубежом Троцкого и его последователей в стране предпринимались неоднократные попытки помешать развитию СССР любыми средствами. Параллельно этому свою деятельность вели группы, чье политическое влияние ослабевало по мере успехов индустриализации. В конечном счете нельзя упускать из виду, что даже в органах безопасности еще до отставки Ягоды были заметны тенденции к самостоятельной работе. Присвоение особенных полномочий при отслеживании контрреволюционных преступлений было первоначально связано с высокими претензиями на личную неприкосновенность тех, кому эта задача была поручена. Требованиям борьбы с «умным террором» соответствовали далеко не все, в том числе и среди высших чиновников. Как начался этот процесс, становится ясно из сообщения наркома по военной промышленности Ванникова Б.Л., который сам стал жертвой такого рода клеветнической кампании в 1941 году. Он видел, как в главном управлении по вопросам артиллерии была начата кампания против директора, которым были «недовольны». Один из сотрудников получил указание сфабриковать «факты уголовной деятельности» и передать их следственным органам.

Так как Центральный Комитет был проинформирован об этом, Сталин мог принимать в этом участие. Но требование Ванникова предъявлять обвинения против руководящих кадров военных предприятий только после перепроверки Советом народных комиссаров распространялось только на заводы, производившие артиллерийские орудия.

Все чаще риск ответственности вытеснялся слепым следованием дисциплине, опережающим послушанием и циничным карьеризмом.

И наконец, нельзя упускать из виду, что лица, которые несли ответственность за принятие политических решений на самом высоком уровне, должны были порой принимать решения, не имея возможности оценить всю имеющуюся информацию заранее, поддавшись искушению просто использовать свое служебное положение. Все это стало основой для сложившейся ситуации. Именно по этой причине остается без ответа вопрос, имелись ли планы переворота, связанные с ними соглашения с троцкистскими и иностранными организациями и конкретные действия по его реализации.

Учитывая фальсификацию источников, ответ на этот вопрос скорее всего можно будет найти, если поставить под сомнение истинность пунктов обвинения судопроизводства того времени. Фактические цели начатого после 1936 года процесса чисток не могли быть достигнуты: лидеры партии должны были создать бюрократический аппарат власти, имеющий постоянно увеличивающееся и в конечном счете решающее влияние на экономическое и социально-политическое развитие. Его сотрудники не были готовы и не хотели уступать свои позиции в руководящих органах Советов и промышленности. Попытки центрального органа подорвать неограниченную власть первых секретарей в республиках и областях на новых выборах не удались, потому что местные органы сосредоточили в своих руках все нити системы взаимных зависимостей. Факт доминирующего влияния секретарей обкома партии на решения ЦК становится очевидным. В тесном сотрудничестве с лояльными сотрудниками НКВД было сделано все, чтобы закрепить эту позицию.

Сегодня считается, что это была подпольная борьба против «культа личности». Но если обратиться к надежным статистическим источникам, станет ясно, что все далеко не так просто. Это становится очевидным, если проследить изменение числа насильно переселенных в период между 1932-м и 1940 годом кулаков и числа отбывающих наказание в период между 1934-м и 1940 годом в трудовых лагерях и колониях ГУЛАГа за совершение контрреволюционных и других особо опасных преступлений против государственной безопасности.

Число насильно переселенных кулаков в годы с 1934-го по 1937-й заметно снизилось. В 1934 году 1,4 % переселенных были снова выпущены на свободу. В 1938-м была достигнута высшая точка этого процесса. Хотя через год снова началась волна освобождений.

Но число насильственно переселенных в 1938 году было даже ниже, чем в предшествующие и последующие годы. В 1939 году по сравнению с 1938-м оно снова достигло 106,9 % и 113,7 % в 1940 году!

Этой тенденции не совсем соответствует статистика числа заключенных трудовых лагерей и колоний. Эти цифры показывают, что количество заключенных в 1935 году увеличилось по сравнению с предыдущим годом на 189 %. В последующие годы эта тенденция продолжилась. Характерной особенностью является увеличение числа заключенных в 1938 году. Тогда по сравнению с прошлым годом это число составило 157 %, а по сравнению с 1934 годом – 368,7 %! Разница между 1938-м, 1939-м (88,8 %) и 1940-м (88,2 %) была необъятной. Но по сравнению с 1934 годом 327,7 % или 325,3 % было по-прежнему значительно больше, чем в 1937 году (234,4 %). Бросается в глаза и наблюдаемое в 1938 году по сравнению с предыдущим годом изменение соотношения между исправительно-трудовыми лагерями (ИТЛ) и исправительно-трудовыми колониями (ИТК): до и после часть насильно переселенных в колонии по сравнению с числом заключенных в ГУЛАГе составила 31,4 % и 21,2 %. В 1938 году эта цифра увеличилась более чем в два раза – до 47 %.

Более заметным стало изменение числа лиц, которые получили приговор за совершение контрреволюционных преступлений. Опустившись за 1936 и 1937 годы до 12 %, это число увеличилось на 177 % в 1938 году, а в 1939 году по сравнению с 1937 годом оно поднялось уже в четыре раза. Доля осужденных за контрреволюционные преступления выросла до 34,5 %.

Эта тенденция определяется и подчеркивается не только количеством репрессированных, но и почти невообразимым ужесточением мер наказания в 1937-1938 годы. Особенно серьезным является изменение числа смертных приговоров.

По сравнению с сокращением вдвое числа приговоров к высшей мере наказания в предыдущем году в 1937 году с увеличением в 350 раз была достигнута кульминация, которая была повторена в следующем году. Этому в 1939 году был положен конец: число смертных приговоров сократилось до уровня предыдущих лет.

Ежовский «большой террор» сменился «бериевской оттепелью». Но доля осужденных за контрреволюционные преступления – более четырехсот тысяч – осталась в трудовых лагерях и колониях на уровне, который в 1939 году по воле Берии увеличился по сравнению с предыдущими годами более чем в два раза.

Г. М. Маленков в это время пользовался особенным доверием в качестве ответственного за кадровые вопросы главы Центрального Комитета ВКП(б) и одного из ближайших соратников Ежова не только благодаря информации, но и благодаря собственному влиянию. Но в августе 1938 года он передал Сталину записку, в которой утверждал, что Ежов и его ведомство виновны в уничтожении тысяч преданных партии коммунистов. Это было начало конца карьеры Н. И. Ежова: уже в том же месяце Л. П. Берия был назначен его новым заместителем. 23 ноября 1938 года Ежов написал прошение об отставке с поста народного комиссара внутренних дел, в котором признал себя ответственным за вредительскую деятельность «врагов народа», обманом проникших в НКВД. Через день его просьба была выполнена. 17 ноября 1938 года Совет народных комиссаров и ЦК ВКП(б) приняли постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», которое запрещало проведение любых массовых операций по аресту и депортации, а также инициированную по приказу НКВД деятельность «троек».

10 апреля 1939 года Ежов был арестован. Предлогом было обусловленное пьянством грубое пренебрежение своими должностными обязанностями. Но в ходе позже проведенного слушания были выявлены факты, показавшие мотивы действий этого человека в другом свете. Во время своего пребывания на курорте в Вене Ежов был завербован германской разведкой. Его шантажировал работавший в клинике, где лечился Ежов, некий «доктор Энглер», вынуждая его сотрудничать с немецкой разведкой. Этот факт заслуживает особого внимания, потому что Ежов отрицал все возможные обвинения, кроме сотрудничества с германской разведкой. Используя этот подход, мы понимаем, что в этом процессе приговор был вынесен на основе доказательств и предъявленных обвинений. В этом контексте К. Колонтаев поднимает вопрос о том, должно ли то, что произошло в 1937 году, рассматриваться как преследование старых большевиков или как чистка партийного аппарата от коррупции. Но он слишком легко приходит к выводу, что «основной удар был направлен против коррумпированного и разложившегося высшего и среднего слоя советского чиновничества, а также против тех лично честных, но некомпетентных функционеров, которые из-за своей некомпетентности тормозили или даже задерживали развитие вверенных им отраслей деятельности, но при этом упорно не желали покидать свои посты, ссылаясь на свои прошлые революционные заслуги (категория так называемых “старых большевиков”)».

Остается неясным, почему, если (по мнению Колонтаева) «подлинные политические противники Советского государства составляли среди обвиненных по политическим мотивам менее 10 %», остальные 90 % – «коррумпированных военных и гражданских чиновников» были осуждены «за разного рода мифические политические преступления».

Масштаб начатых в результате этих чисток и репрессий личных изменений стал понятен, когда Сталин на XVIII съезде сообщил: «В Центральном Комитете партии имеются данные, из которых видно, что за отчетный период партия сумела выдвинуть на руководящие посты по государственной и партийной линии более 500 тысяч молодых большевиков, партийных и примыкающих к партии, из них более 20 процентов женщин… На XVII съезде партии было представлено 1 874 488 членов партии. Если сравнить эти данные с данными о количестве членов партии, представленных на предыдущем, XVI съезде партии, то получится, что за период от XVI съезда партии до XVII съезда в партию прибыло 600 тысяч новых членов партии. Партия не могла не почувствовать, что такой массовый наплыв в партию в условиях 1930-1933 годов является нездоровым и нежелательным расширением ее состава. Партия знала, что в ее ряды идут не только честные и преданные, но и случайные люди, но и карьеристы, стремящиеся использовать знамя партии в своих личных целях».

Таким образом, началась новая волна чисток. В то же время было отмечено, что чистки проходили не без серьезных ошибок. «К сожалению, ошибок оказалось больше, чем можно было предположить… На настоящем, XVIII съезде представлено около 1600 тысяч членов партии, то есть на 270 тысяч членов партии меньше, чем на XVII съезде. Но в этом нет ничего плохого. Наоборот, это – к лучшему, ибо партия укрепляется тем, что очищает себя от скверны. Партия у нас теперь несколько меньше по количеству ее членов, но зато она лучше по качеству». С января 1939 г. по июнь 1941 г. 1 723 148 человек были приняты в партию в качестве кандидатов и 1 201 847 – в качестве членов партии. 1 января 1941 ВКП(б) насчитывала 3 872 465 членов и кандидатов.

Как правило, этот этап внутриполитического развития СССР сводится в основном к репрессиям. Но нельзя забывать и о том, что в эти годы произошли глубокие изменения в экономическом развитии. Это особенно очевидно на основании вступившего в силу повышения производительности промышленного развития.

Высказанная в годовом отчете на XVIII партийном съезде оценка, что с точки зрения объема промышленного производства советская промышленность стоит на первом месте в мире, может быть подвергнута сомнению. Но в течение всего пяти лет показатели работы отрасли выросли более чем в два раза! Это убедительно доказывает, что развивающийся в соответствии с социалистической плановой экономикой социалистический сектор однозначно превосходил капиталистическую экономику в темпах развития.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.