Такое время?
Такое время?
Когда-то, а впрочем, не так уж давно, блистательные И.Ильф и Е.Петров высмеяли индийского мудреца, приехавшего в Советский Союз искать смысл жизни. И нашедшего — что выразилось в распевании им примитивных пионерских песенок. Притча эта и тогда звучала не просто забавной аллегорией: за улыбкой сатириков не трудно было угадать оставшийся, в общем-то, без ответа фундаментальный вопрос нашего бытия. В нынешние же дни она если и вызовет улыбку, то никак уж не в связи с ее сутью: потому что сегодня все больше и больше людей спрашивают себя — кто я, что меня окружает, зачем я здесь?
Ответы, достаточные, по крайней мере, для самого вопрошающего, могут звучать традиционно. Ну, например — я, имярек, сын своих родителей, меня окружает враждебный (…дружественный, безразличный ко мне) мир мне подобных (…отличных от меня), и я здесь для того, чтобы сделать десять миллионов долларов (…написать роман, найти решение квадратуры круга, прожить незаметно и никому не мешая). Подставьте что-то из этого ряда, и попадание будет достаточно точным.
А для кого-то они лежат далеко за пределами привычных нам представлений.
— Человечество приближается к порогу всеобщего прозрения: скоро мы все узнаем о себе, — утверждают люди, склонные к мистическому образу мышления…
— Да чего там, прозрение — время такое! — возражают им материалисты.
И объясняют:
— Вот Россия, к примеру: пал поглотивший жизни нескольких поколений режим, исчез вместе с порожденными им ритуальными аксессуарами и заменившими естественный процесс мышления догмами. Ушло с ним и некое подобие благополучного существования — вместе с чувством относительной уверенности в завтрашнем дне. И тогда, объясняют они, сознание людей в попытке заполнить создавшийся вакуум, убежать от мерзости окружающих реалий, обратилось к религии, к мистике. Человеку всегда была необходима вера в нечто глобальное и роковое, от него самого мало зависящее. Реализация партийной доктрины в каждой отдельно взятой человеческой душе как раз и была таким абсолютом… А теперь — возникла пустота. Ну, и…
Так, или примерно так говорят люди практического, земного склада ума.
Возможно. Но как быть, в этом случае, с нашими Штатами? Да и, вообще, с Западом, где вот уже многие годы нет у людей особой причины к поиску некоего универсального оправдания мизерабельности и мгновенности собственного существования? Зачем, скажем, американскому жителю искать способ отвлечь себя от обыденной жизни, от ее более чем благоприятных обстоятельств — благоприятных, ну, хотя бы сравнительно с переживаемыми сегодня тем же россиянином?
Да и религия в Америке традиционна — сколько существует страна. Но вот нашествие восточных философий, давших посыл не только возникшим следом мистическим учениям и культам, но и самому образу жизни многих американцев, проявилось в последние годы настолько повсеместно, что остается спросить себя — должны же быть для этого специальные основания?
Обо всем этом мы и говорили с Любой Петровой, — за что спасибо доктору Сергею Шагиняну, это он привел к нам в редакцию Любу, известную в России (а теперь и здесь, в Америке) специалистку в этой области…
Впрочем, в какой именно — лучше всего расскажет она сама.
Лечить «этим»…
— О себе рассказывать всегда не просто… — медленно и негромко заговорила Люба. — По образованию я инженер-физик. Парапсихологией занимаюсь последние 15 лет. Сначала было просто хобби: мне казалось интересным открыть в себе необычные способности — происходил как бы процесс их осознания. Потом началось исследование собственных способностей. Это довольно продолжительный эксперимент — внутри себя и в то же время эксперимент между собой и окружающим миром. И когда я поняла, что есть возможность лечить этим — начала лечить.
Люба не стала словами пояснять, что она называет «этим» — только коротко взглянула на меня, как бы проверяя, понимает ли ее собеседник, о чем идет речь. И продолжила — так же неторопливо и тихо. Настолько тихо, что я вынужден был придвинуть вплотную к ней изогнутую пружинную ножку-подставку, держащую микрофон.
— Сначала это была диагностика, какая-то предварительная биоэнергетическая коррекция…
— Поясните, пожалуйста, — попросил я ее, — как следует понимать этот термин?
— Когда передо мною находится человек, — говорила Люба, — я получаю некий пакет информации о нем, о состоянии его органов, о состоянии нервной системы, о его психологическом наполнении. И происходит нечто, позволяющее делать некие состояния менее опасными.
— А как это происходит? — воспользовался я паузой в рассказе Любы.
Некий… Нечто… Действительно, каким путем может поступать информация, если нет приборов и вообще нет физического контакта с объектом исследования? Непроизвольно, само собой, не требуя от принимающего ее специальных усилий? Или он должен соответствующим образом «настроиться» на получение неких специфических сигналов — скажем, как радиоприемник: «включить» в себе какие-то и как-то направленные рецепторы, чтобы воспринять эту информацию?
Не стану утверждать, что все услышанное мною казалось бесспорным — но то, что говорила моя собеседница, вполне ложилось в определенную систему, поверив в которую становилось возможным объяснить многое, что не укладывается в рамки традиционных представлений об окружающем нас мире.
— Знаете, когда во мне открылось это, оно носило спонтанный, не зависящий от моей воли, характер, оно присутствовало в каждой минуте моей жизни. И спустя какое-то время я поняла, что безумно устаю. Вот тогда я волевые усилия направила на то, чтобы это состояние включалось лишь по мере необходимости — когда идет прямое взаимодействие с человеком, у которого есть проблемы.
— Я все же не понял: вы эту информацию воспринимаете непосредственно мозгом — или какими-то другими рецепторами, которые потом передают ее мозгу для осмысления?
— Это довольно широкий интуитивный канал — но это и мозг, безусловно. Идет поток информации, включая телепатическую. Это действительно, как телепатия: «Я знаю, что это так!». Приходит мысль, что все именно так, как я ощущаю, что вот именно в этой области человеческого организма присутствует проблема. Ну, и так далее…
— То есть вы принимаете информацию напрямую от данного человека в результате бестелесного контакта с ним — и нет некоего посредника, передатчика этой информации?
— Не совсем так. Я принимаю… я беру информацию из так называемого общего информационного поля. Говорю я это достаточно уверенно, поскольку занимаюсь физикой и проблемами так называемой психофизики, где сейчас учеными и даже целыми их коллективами ведутся серьезные исследования.
Уже наработан целый пакет-тезаурус, который позволяет выстроить некую модель — ибо в нашем мире все поддается моделированию. Безусловно, модель носит условный характер — как и, кстати говоря, все прочие, используемые в технических науках. Но она позволяет, по крайней мере, в каких-то конкретных терминах рассказывать о том, как, возможно, это происходит.
— То есть это построение в известной степени догадочно — оно не базируется на конкретных цифрах, конкретных параметрах того или иного явления?
— Нет, это не столько догадочно… Даже можно сказать — уже не догадочно, это уже исследуется на очень широкой базе. В том числе, на классической медицинской базе. Словом, это уже не догадка. Но пока это и не стало частью академической науки. Есть представления, которые, в общем, были достаточно широко развиты еще в древних учениях, рассматривавших наш мир как единую органичную систему.
Мир, можно сказать, — тот же самый организм, каким являемся мы сами. И работа этого организма контролируется или, скажем так, фиксируется некоей субстанцией, которая знает обо всем, о каждой составляющей его клетке.
Ведь действительно: клетки эпизодически умирают, старея, на их место нарождаются новые; так какой механизм удерживает данный орган в той же форме, в той же функции? Медицина на этот вопрос не может ответить. То же самое происходит в макромире. Остается допустить, что существует некая среда, в которой содержится вся информация, необходимая для воспроизведения данного организма. Профессор Вернадский для обозначения этой среды ввел в свое время понятие «ноосфера».
— Информация о сегодняшнем состоянии клетки, — перебил я рассказ Любы, — или информация с какими-то программами ее существования во времени, ее будущего развития?
Если Люба ответит утвердительно на последнюю часть моего вопроса, думал я, задавая его, то становится понятной вера в возможность предсказаний. Действительно, раз есть программа, значит, заглянув в ее завершающие звенья, можно знать будущее не только данного объекта, но предвидеть развитие данного его состояния или происходящего с ним в настоящий момент события. Только — как вычислить эту программу, как заглянуть в хранящее ее информационное поле? И еще — Кто или Что стоит за всем этим? Должен же был кто-то в самом начале составить эти программы!..
— …Там содержится все, что мы можем сейчас о себе сказать, как кодированная информация — о прошлом, о теперешнем. И там, действительно, содержится информация о будущем, — как бы отвечая не заданному мною вслух вопросу, заговорила Люба. — То же и о системах — клеток, организмов. И поскольку есть некая информационная среда, где можно получить любой вид информации, необходимой по данному заболеванию, — мой собственный канал, если это нужно, настраивается на выбор и получение необходимой в каждом случае информации.
Как правило, это происходит телепатически, но если нужно — это может быть и визуализация, типа голограммы, которая позволяет видеть и форму, и цвет, и энергетические потоки, и чисто физиологические… Можно видеть, как протекают импульсы по нервным волокнам. Словом, все, что нужно знать по поводу данного человека, который подвергается исследованию…
Видеть, как протекают импульсы… Вчера, в нашей первой беседе, Люба говорила о мире, пронизанном потоками энергий — изученных нами и тех, чья природа пока неизвестна: мы можем отмечать лишь проявление этих видов энергии.
Ну, хорошо. Существуют приборы: включил, настроил — и любуйся, как на экране осциллографа бегут, переливаясь, красочные линии, описывающие электрические или магнитные поля. Но здесь, выходит, человек запросто обходится без подобного прибора… Как это может быть?
— Но все же — откуда поступает сама информация?.. — продолжал любопытствовать я.
— Из информационного поля, где действительно кроется вся информация — и о данном пациенте, в частности, — снова заговорила Люба. — Так что это не обязательно работа при непосредственном контакте с больным — она может быть дистанционной. Причем, опыты и эксперименты в области физики позволяют сказать, что природа энергии информационного поля — не электромагнитная и не гравитационная. И это не поле слабых или сильных взаимодействий, на атомарном или молекулярном уровне… Это совсем другое поле.
Обычные экраны, которые защищают, например, от электромагнетизма, при данном виде взаимодействия оказываются проницаемыми. То есть фактически нет естественной среды, которая служила бы преградой волнам этого поля — но ее и быть не может, потому что в данном случае речь идет о некоем свойстве материи, некоем фундаментальном свойстве окружающего мира, которое мы только начинаем познавать.
Конечно, если допустить, что такое поле существует, думал я, слушая Любу, и что в нем кроются ответы на все вопросы — заданные человеком, или те, которые он еще только готовится задать — становится объяснимым не только феномен пророчества. И не то ли же самое поле приносит озарение, когда человек совершает открытие, существенно опережающее свое время? Да и многое другое, что нам представляется сегодня загадочным и необъяснимым: ну, например, — гений Шекспира, Гете, Рахманинова…
— Существует предположение, — продолжил я вслух, — что люди талантливые имеют определенный доступ к этому полю. В английском языке есть термин «ченнэлинг» — его можно перевести как использование некоего «канала» для общения с глобальной кладовой Знания. Иными словами, творчество как бы черпается из информационного поля, где все открытия уже существуют в завершенном виде, где вся музыка, которой еще только предстоит быть услышанной человеком, уже создана, и все, что когда-нибудь выйдет из-под пера литератора — уже написано. Вы говорите именно об этом?
— У человека с развитыми интуитивными способностями возникает некая резонансная особенность — физики это называют возможностью частотного расширения — и он попадает как резонанс в область, где находится как раз этот вид энергии, этот вид творчества, свойственный ему. Или — этот уровень знаний — процесс их восприятия, умение их сформулировать тоже есть творчество. Кстати говоря, достоверно известно, что многие открытия, даже почти все, сделаны не в момент самой напряженной работы, а, например, во сне — когда этот интуитивный канал наиболее плотно соединяется через подсознание человека с его сознанием.
— А еще есть теория, — перевел я разговор в несколько иную плоскость, — согласно которой тот или иной человек как бы запрограммирован на какое-либо свершение: его появление на свет сопровождается определенным заданием — именно он должен сделать именно это открытие… Как вы относитесь к подобной идее?
— Мы сейчас касаемся очень серьезных, я бы сказала, основополагающих во всех отношениях вещей — в том числе и философских…
— Вы хотите сказать, что не следует этого делать?..
— Наоборот, очень хорошо, что мы говорим об этом. Мое ощущение: все мы находимся в этом мире под воздействием мировых законов — в частности, закона эволюции… в частности — закона гармонии. Все мы появились в этом мире в лучах, в потоках любви, творчества. Причем, эволюцию можно рассматривать как все больший и больший контакт, или даже соединение со Всевышним. Поэтому развитие человечества безусловно находится в недрах законов эволюции. И если попытаться математическими средствами описать закон распределения, то это будет вот такая линия…
Люба, наклонившись над низким столиком, вокруг которого мы сидели, провела пальцем по его полированной поверхности. — И когда человечество готово для получения новых знаний — то, действительно, приходит Разум, приходит Человек, который является проводником этих знаний.
Люба с особым нажимом произнесла — «Разум», «Человек», как будто понимала под этими словами гораздо большее, нежели они значили бы в обиходной беседе.
— На этой кривой он является точкой, которая как бы вводит нас в новую фазу, приносит эти знания в среду человечества, в цивилизацию. Поэтому в известной степени все предопределено, безусловно. Но есть еще некая дельта-окрестность, которая варьируется какими-то частностями. Например, мы присутствуем внутри цивилизации, которая еще не готова принять то или иное открытие — рано.
Или — наоборот: пришло время для решения той или иной задачи — но само решение пока не приходит. Это вовсе не означает, что данное открытие вообще не произойдет, что данная задача не имеет решения: это означает только некое смещение по шкале времени — раньше или позже.
С точки зрения земных наших ощущений и мер, это могут быть годы — и для нас это много. Допустим, плюс-минус тридцать лет… Но с точки зрения жизни Вселенной — это мгновение. Что и означает: есть так называемая дельта-окрестность, допускающая колебания во времени и даже в вариантах совершения данного события.
Прими решение
— То есть можно считать, что обстоятельство, определяемое философским термином «свобода выбора», как раз и определяется масштабами этой дельта-окрестности, оставаясь при этом в ее пределах? Скажем, человек свободен выбрать то или иное решение проблемы, ту дорогу или другую, и пусть они нигде не пересекутся, но конечный пункт у них все равно предопределенный…
— Именно! Что такое «свобода выбора»? Свобода выбора есть «болтание» в рамках этой окрестности, не больше. Да так и по судьбе бывает у человека — то же самое…
Здесь я не удержался и привел — как мне казалось, кстати — забавную притчу. Рискну повторить ее для читателя. Рассказывают, как истово верующий сидел во время наводнения на крыше своего дома и ждал помощи от Всевышнего….Мимо него трижды проплывал челнок с соседями, которые звали его с собой, но он оставался на крыше, повторяя, что Бог, в которого он так верит, не оставит его в беде и спасет. Человек утонул — и предстал пред очи Всевышнего. «Что же Ты не помог мне, — стал укорять он Бога, — ведь я так верил в Твою помощь!» — «Я и пытался — я трижды посылал тебе лодку!» — ответил ему Господь.
— Иными словами — человек в этой ситуации имел возможность поступить так или иначе — у него был собственный выбор при остальных заданных извне и не зависящих от него обстоятельствах, не так ли? Но как это вписывается в обсуждаемую нами концепцию? — спросил я Любу после того, как мы отсмеялись над поучительной байкой. — И какая сила задает внешние, называемые нами объективными, обстоятельства?
— Знаете, для меня это было достаточно большой внутренней работой — потому что религиозная конструкция, описывающая какие-то первые знания о Всевышнем, мне всегда казалась примитивной, упрощенной, уплощенной. Мне всегда чего-то в ней не хватало. Я не скажу, что сейчас во мне это абсолютно познано, абсолютно определено — но по крайне мере на сегодняшний день я нашла в себе этот ответ, это созвучие на слово «Всевышний». И, как это ни странно, началом внутреннего процесса понимания стали книги по буддизму.
Там было определено то, что для меня стало органичным в плане восприятия — как идея, как способ познания… там я увидела то, что для себя я могу назвать Всевышним. Это — Сверхсознание. Сверхразум. Это не какой-то вот конкретно воплощенный сверхчеловек, каким многие представляют себе Бога: человеком, который перешел в следующую ипостась. Это нечто, являющееся и основой, и наполнением, и моментом движения, моментом развития. Это нечто так же фундаментально, как материя.
Всегда, когда я рассуждаю на эту тему, у меня возникает ощущение, что нам не хватает терминов: просто не рождены те слова и не выкристаллизовались те понятия, которые были бы более созвучны, были бы более адекватны этому принципу — что такое Всевышний. Как матрешки вложены одна в Другую, так послойно и здесь — чем выше сознание, чем шире сознание, тем постижение этого слова Всевышний становится все более и более многогранным, все более и более обширным.
И на сегодняшний день я могу сказать, что для меня органично понимание Всевышнего как Сверхсознание. Как начало начал, как начало материи. Как сути, в которой существует все — в том числе и мы, и которая есть первопричина всего. А что касается божественного плана — о чем говорят религии — то, вообще, древние религии и, в частности, буддизм, учат, что поскольку наш мозг, определяющий наш разум, как и сами мы, сотворены именно из материи, и наша душа как бы одета в биомассу — то суть Всевышнего мы можем постичь не на самом высоком уровне, но только на подходе к ней. Мы как в луковице — в первом ее слое…
— А еще, — заметил я после некоторой паузы, — существует такая теория: то, что сегодня проявляется как развитие сверхчувственного восприятия — забытое, атавистическое качество человека. Когда-то человек таким был, но со временем утратил эти свойства. Подобная точка зрения довольно распространена и, кстати, имеет определенную поддержку в кругах материалистически настроенных ученых.
— Здесь опять же уместно вспомнить эзотериков — Блаватскую, например: они описывают много циклов в развитии человеческой популяции — так называемых рас. Нам предшествовала 4-я раса — атлантов. Мы — раса ариев. За нами следует 6-я по счету — и каждая раса вырабатывает какое-то свое индивидуальное качество. То, что грядет — безусловно не есть то, что было. Качества 6-й расы не будут повторять качества второй или третьей расы.
— Мой личный опыт, — продолжила Люба после недолгого молчания, — состоял в том, что у меня были хорошие результаты по оздоровлению людей. Но проходило какое-то время, и к человеку болезнь в той или иной степени возвращалась. А нередко начиналось что-то новое.
Скажем, страхи, которые испытывает ребенок, когда мать решает в начале беременности — быть ему или не быть, могут явиться основой астматических явлений человека. Понимаете — астма уже заложена как программа, потому что заложена программа страха… Страха перед этим миром, когда человек боится: ах — и зажим на выдохе! — образно показала это состояние Люба.
— Понимать ваши слова, видимо, следует так: материально это еще эмбрион, но его сознание, или назовем условно, его душа, уже достаточно зрела, чтобы…
Я запнулся, затрудняясь предположить, на что способно нарождающееся существо, но Люба сразу же перебила меня:
— Конечно, конечно, конечно, — быстро заговорила она, — уже вся его эмоциональная сфера включена, и она записывается как некая программа — сначала на клетках… Причем, память включается в момент соединения материнского и отцовского начал.
Откуда они прилетают?
— Вот вы упомянули уфологию — с чем же она имеет дело? Вы считаете, что «летающие тарелки» и другие неопознанные, как их называют ученые, объекты действительно существуют? И если так — что это: космические корабли — посланцы других цивилизаций? Или гости из других пространств и измерений, как утверждают некоторые исследователи — словом, материализующиеся пришельцы из неких параллельных миров?
— Я понимаю, о чем вы говорите. Нас, в общем-то, очень часто просят выразить свое отношение, произвести дифференциацию какого-то факта. Знаете, к уфологии примешивается столько фантазий людей! Сейчас это так модно — так принято, и даже престижно побывать на «летающей тарелке»!
Мы дружно рассмеялись, и Люба продолжила:
— Поэтому создается очень комплексная и сложная ситуация. Тот фактологический материал, которым мы сегодня располагаем, можно отчасти отнести к взаимодействию с внеземным разумом — это безусловно. Мир наполнен жизнью, в том числе и жизнью белковой, и потому можно считать наших гостей братьями по разуму. Но есть, видимо, жизнь и на какой-то другой основе — силикоидной, например. Явление это действительно существует, УФО появляются. А есть ситуации, когда, действительно, происходят взаимодействия параллельных миров — но это уже не совсем уфология в том смысле, как ее принято понимать.
Мир, в котором мы живем, значительно сложнее, чем мы можем себе представить. Поэтому относить все подобные явления исключительно к уфологическому направлению было бы не совсем корректно. Но это есть и это было — в одной из своих лекций я немного касаюсь исторического аспекта темы. Например, знания древних — мы сейчас только-только начинаем переваривать, или, скажем, как-то более серьезно к ним относиться — они в известной степени были нами получены, были привнесены извне… И как мы в нашей социальной среде действуем друг с другом, так взаимодействуют друг с другом и миры. И так же соединяются сознания, взаимодействуют и поддерживают друг друга.
Я знаю, что они нам оказывают очень большую помощь в коррекции экологической ситуации планеты, очень большую помощь в моментах чисто энергетических. Это так. Есть цивилизации технократические, другого порядка, другого уровня — и у них другие, свои задачи. Но есть цивилизации высокодуховные с точки зрения нашего понимания — вот они-то безусловно оказывают нам помощь. Хотя, знаете, как тот больной, который может получать помощь и все же не выздороветь — так и мы. Все зависит от самого больного… Нельзя уповать стопроцентно на помощь, которая нам дается — наша задача здесь, на Земле, правильно ее оценить и использовать.
Мы помолчали.
— Тогда не трудно допустить, — я опять вернулся к предмету, о котором мы недавно говорили, — что эти цивилизации и создают информационное поле, которым мы пользуемся, черпая из него новые знания, новую информацию, не так ли? А, может быть, оно едино для них и для нас — просто оно существует как данность всем цивилизациям, но у них больший к нему доступ, к более широким его зонам, и они лучше освоили пользование им? Было бы соблазнительно предположить, что знания, которые мы берем оттуда, инициированы высшими цивилизациями — представляете, какие возможности открываются перед человечеством, овладей оно надежным доступом к этому полю?
— Безусловно. Но эти знания имеют не только рожденный внутри цивилизаций план — это знания объективно существующие…
Теперь Люба начала по-настоящему торопиться — она и Сергей спешили к больному, у которого развился, как выразился доктор Шагинян, «пострадиационный некроз грудного участка спинного мозга» при лечении болезни Ходжкина. Больной оказался парализован — все тело ниже пояса утратило способность двигаться. Люба и Сергей уже провели с ним три сеанса — и болезнь стала отступать.
Сегодня им предстояло провести четвертый сеанс…
Ознакомившись с содержанием этой беседы, внимательный читатель заметит, что встреча наша с Любой Петровой состоялась, примерно, два года назад. Сейчас я спрашиваю себя: много ли времени было потребно, чтобы, поработав с магнитофонной лентой, придать ее содержанию вид, пригодный к публикации? Пусть даже с учетом обычной занятости, определяемой непременным выходом один раз в неделю нашей газеты. Пусть — с учетом необходимости прочитывания при этом множества приходящих в редакцию рукописей… Месяц? Два? Пожалуй. А тут — два года. Но ведь нашел же я время при всей газетной рутине на другие встречи и на другие тексты — общий объем которых, кстати, за эти же месяцы превысил многократно приведенные выше страницы.
И при том, что первый вариант этих заметок, действительно, был готов — ну, почти готов — где-то вскоре после нашей встречи, не могу я сегодня объяснить, что же останавливало меня от придания им вида, который кажется мне сегодня окончательным.
Хотя, может быть, только сегодня?
Январь 1997 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.