Зырянский починок

Александру Александровичу Горчакову,

Игорю Николаевичу Томилову

Эта лесная деревенька приютилась в дальнем лесном уголке в Юго-Западной части Никольского района. Знаток этих мест педагог и краевед Иван Макарович Парфенов писал, что Зырянский починок возник после отмены крепостного права и после столыпинских реформ. Название починка явно этнического происхождения. Зыряне – это одна из народностей Коми в давние времена. Почему переселенцы покинули свой благодатный край и приехали сюда? Не сразу разгадал эту загадку. У них в Коми, в тайге-парме было много зверя и птицы. Наряду с куницей обитал ценный пушной зверек соболь с искрящимся красивым мехом, водились росомахи и рыси, хори и горностаи, сохатые и бурые медведи. В многочисленных реках и речках в изобилии обитали лососевые рыбы: семга, нельма, сиг, омуль, голец и другие. Встречался даже сибирский красавец таймень.

Зыряне занимались промыслом пушных и других зверей, добывали пушнину и дичь, ловили рыбу. Тем и жили. Но Коми суровый край. На северо-востоке вечная мерзлота, зимой – лютые морозы. Природные условия Севера не позволяли по-настоящему заниматься сельским хозяйством, выращивать хлеб, который всему голова. Привыкшие к просторам северных лесов переселенцы и не помышляли об украинских черноземах или тепле Крыма. Им бы поближе к лесу, да чтоб хлебушко рос: ржаной мучки смолоть, да мучки овсяной – блины хозяйкам испечь, толоконца приготовить да крупки. И выбрали они наш не столь и дальний край. Гонцов снарядили. Встретились они не только с тогдашним начальством, но и с местным людом. Расспросили посланцы о местах здешних, что и как, да не помешают ли кому, ежели жить приедут. Понравились зырянам русские мужики, простые да приветливые.

Приезжайте, говорят, наших суземов всем хватит, только и у нас мох, да ох!

Приглянулось визитерам одно веселое высокое местечко недалеко от речки Каменухи. Сюда и приехали покамест первые поселенцы Пешаковы Дмитрий Михайлович да Тихон. Позднее и другие явились. Поначалу около речки Каменухи времянки, что тебе охотничьи избы-зимницы, поставили. И в них было спасенье от непогоды, осеннего промозглого дождя и холода. Осенью на суходолах мужики лес рубили. А были те места рядом, за Каменухой. Деревья на суходолах крепкие, ядреные, а еще кремнисты и звонки. С весны за настоящее строительство взялись. Наперед знали, что вкалывать, гнуть спины придется – не на обжитое место ехали. С утра до вечера стучали топоры. Делали все на совесть, надежно, надолго и красиво. Жить собирались. В бревнах вынимали пазы, куда закладывали мох при сборке сруба. Мох обладает отличными теплоизоляционными свойствами.

Уставали плотники, порой и рубаха от пота приставала к телу, но отдыхали и снова брались за топоры. Кончали работу мужики и, когда возвращались, оглядывались на растущие день ото дня срубы домов. И теплее становилось на душе, приходили вдохновение, уверенность в своих силах, в осуществлении задуманного. Так и возникала новая лесная деревенька. Построили мужики почти одни пятистенки. Для такого дома сотни полторы хлыстов надо. В каждом из пятистенков была зимница, где семья могла жить зимой, и горница для летнего проживания. А наверху через весь дом мезонин. Двор не велик. Отдельно стояли амбары. Кстати, они были также необходимым атрибутом каждого хозяйства. В них хранилось зерно. И не зря говаривали: «Есть в амбаре – будет и в кармане». Добротные и ладно выстроенные дома виднелись издали. Они были красивы не только с улицы, но и внутри. Матицы украшены калевкой, своего рода деревянным узорочьем. Косяки поставлены не прямо, как это обычно делается сейчас, а на «усик» – на косых. Рамы сделаны в шпунт. Вы знаете, что такое изба из дерева? Дерево – отличный, даже сейчас ничем незаменимый строительный материал. Его теплоизоляционные свойства в 4–5 раз лучше, чем у кирпича. В деревянном доме особый микроклимат, приближенный к природе: всегда чистый, сухой и свежий воздух, благодаря тому, что дерево «дышит». Главенствовала в избе печь. Она служила для приготовления пищи, в ней хозяйки пекли подовый хлеб, предварительно заметая помелом (оно делалось из веток сосны) золу и мелкие угольки в загнету. В печи сушили грибы, приготовляли «пареницу» из галахи (брюквы), запаривали бруснику. Печь была и хорошим средством для излечения простудных заболеваний, радикулитов, ревматизма. Лежа зимой на печи, старики грели старые кости, вспоминали жизнь свою, дети, под завывание ветра в трубе, слушали бабушкины сказки. В такой избе было удобно жить. А за окнами дома, от самого крыльца была живая природа, а не окружающая среда. Тогда и понятия такого не знали.

Весенние игры птиц, курлыканье журавлей на болоте, щебет и хлопанье крылышками скворца на ветке у домика-дуплянки, серебристые росные травы, бархатистые шмели в черно-желтых одежках, перелетающие с цветка на цветок, мурлычащая трель козодоя – «ночной ласточки», волнами ходившие колосья ржи на поле – все это и была природа. И с ней было каждодневное общение. Да и сами жители починка были частичкой той самой живой природы.

Рубили лес для строительства, и все сучки, пеньки, корни, различный хлам складывали в кучи, а когда они насыхали, «катили валы» – сжигали порубочные остатки. И еще подсеки рубили. Так и отвоевывали у леса кулижку за кулижкой. Здесь и проложили первую борозду на будущем хлебном поле. Трудоемкая это работа, но сев по гарям давал приличный урожай зерновых и льна.

Обзавелись домами, зерновые посеяли и за скотинку взялись. В деревне она очень нужна. Завели буренок. Телята и овцы бродили по пастбищу, щипали зеленую травку. Без молока и мяса в деревне не проживешь. Соорудили маслобойку. Стали производить свое масло. Еще тогда, когда переселенцы жили во времянках, мужчины с трудом выкраивали время, чтобы в лес сбегать. С каждым разом забираясь все дальше и дальше, познавая охотничьи угодья. Не отставали и женщины, отыскивая ягодные поляны и грибные местечки.

Убедились люди, что не обманулись в своих надеждах. И стала для них земля Вологодская их второй родиной. И в здешних лесах водилось немало зверя и птицы. А если и не было царской рыбы – семги, то в омутках и травянистых плесах речки Юрманги бултыхались крупные, зубастые щуки, стаями ходила сорога, а на перекатах выскакивали из воды, блестя радужным оперением, стремительные хариусы.

Юрманга вливается в реку Лундонгу, еще более глубокую и богатую рыбой. Встретилась Лундонга с Кемой и дала начало тихоструйной красавице Унже – одному из притоков самой Волги.

В глухой деревеньке, лесной тем более, каждый мужчина должен быть мастером на все руки: плотником и столяром, слесарем и шорником. Уметь чинить обувь, подшивать дратвой валенки, плести лапти. Ремеслу этому обучали с детства. Славился мастерством в изготовлении поделок для крестьянского обихода Илья Дмитриевич Пешаков. Насадить ли топор, сладить санки крупорушку или сани, сделать ступицу к колесам или ручную меленку крупорушку – все мог умелец. Любое изделие, изготовленное мастером, от пасти на мышей до мельницы-крупорушки, хоть на выставку отправляй. Так любовно и красиво они были слажены. Все поделки гладко выструганы, подогнаны и прилажены, причем без единого гвоздя.

Все знали толк в деревьях, знали, для каких целей подойдет сосна – с учетом того, где она росла, на борчине или в болотистой низине, ель, липа, можжевельник, черемушник. Чаще всего приходилось иметь дело с березой, очень крепким деревом, без которого не сладить крестьянских саней и санок, не сделать топорища и многих других вещей. Никого не требовалось учить охотничьему ремеслу. Лесовать ходили многие. У каждого была своя промысловая тропа – путик. Держали собак, осенями постреливали белочек, ловили глухарей и рябчиков.

Не было лучше охотника-промысловика Николая Васильевича Тюпакова. Одно время он работал учителем начальной школы. Не берусь судить о его профессиональном мастерстве, а вот охотник он был от Бога. Потому и в тайгу потянуло. Мороз ли лютый, пурга кружит, снег валит, он с утра в лес, на свою ловчую тропу на лыжах катит.

– Куда ты, Николай Васильевич, в такую непогодь? – оклик нут соседи. А он только рукой махнет. Дни зимой короткие, а до зимовья далеко. А еще надо ловушки проверить. Где снег отряхнуть, приманку заменить, а подфартит, так и куничку снимет, хоря из капкана достанет.

По просекам и лесным дорожкам, по берегу речушки, по темным хвойникам петляла его широкая лыжня. Шел охотник и по следам на снегу, по «посорке» – сбитой с деревьев кухте (снежной нависи), оброненным хвоинкам и кусочкам коры узнавал, какой зверь живет и куда ушел. Много добывал зверьков охотник, но и на расплод оставлял, чтобы зверь не перевелся. Охотился круглый год. Летом промышлял кротов. За сезон отлавливал и сдавал государству до трех тысяч бархатистых шкурок. Больше его в районе никто не сдавал. Мягким золотом называлась в те времена пушнина. Она-то и давала стране валюту. Много валюты.

– Очень скоро никто не считал работящих, приветливых и гостеприимных переселенцев пришлыми. Жили они словно большой семьей, дружили с соседями из Куданги, – рассказывает житель этой деревни Александр Александрович Горчаков.

Быстро и незаметно, словно слова из песни («Ах, как годы летят!») проходили год за годом, складываясь в десятилетия. Урожаи только сначала на подсеках были подходящими. С тощих супесей да подзолов много не получишь. Нужен навоз, другие удобрения, а их где возьмешь? Только в благоприятные годы, когда в июне сеяли теплые дождички, хлеба были получше. А так, хотя и обращались зыряне с землицей, по-настоящему хлебным поле не стало. Лет тридцать назад вместе с коллегой-журналистом Вениамином Горчаковым по заданию редакции райгазеты «Авангард» посетили мы лесные деревеньки Куданги. Побывали в Веденихах и Баданках, Калинкине. Ночевали в каждой из них. Была первая половина сентября. Рожь уже выжали, кончали уборку овса. Проходили по полям, и они все еще источали духовитый, сладковатый запах поспевших хлебов. Из Калинкина пошли в Кудангу – хозяйственный центр колхоза. Вышли с утра, но не рано. Шли проселочной дорогой, любовались расцвеченными осенью лесами, живописными пейзажами. Каких только красок не было в листве осин, черемух, лип, берез и рябин! Поблекшие травы никли к земле. Но все еще летали паучки-путешественники на своих тенетах. Мы наслаждались задумчивой тишиной осени, ярким еще солнцем, дышали чистейшим воздухом. Иногда совсем близко, с ягодников, шумно взлетали бородатые глухари и рябчики.

По пути в Кудангу нам и встретился починок Зырянский. Пришли в него около обеда. Первое, что бросилось в глаза – хорошо сохранившиеся дома. Они удачно вписывались в окружающую природу.

Увидев нас, хозяева махали рукой в окно, приглашая зайти, а чаще всего выходили на улицу сами. Зашли к Пешаковым. Первым делом нам предложили пообедать. Хозяйка достала из печи чугун, поставила на шесток, налила варево в большое блюдо. Сразу же аппетитно запахло свежей капустой, свеклой, лучком, специями.

На второе было жаркое со свежей картошечкой. «Молочка топленого выпейте», – потчевала хозяйка. Молоко стояло в глиняной кринке. Сверху плавала коричневая пенка, молоко под ней было желтое и густое, с золотистыми звездочками жира. Конечно же, оно было очень вкусным. Немало и другой снеди стояло на столе. В том числе лесные деликатесы – грибочки со сметаной и моченая брусника-ягода. Обедали и вели разговор. «Жить-то бы у нас, робята, можно. Все свое и все под боком, только вот жизня-то коротка, как детская рубашонка. Сила уже не та стала!». «Что-то молодежи у вас не видно», – заметил мой товарищ. «Разбежались, разлетелись парни и девки по белу свету, – вздохнула женщина. – Летом приедут, помогут старикам на сенокосе, да велик ли отпуск-то? Они как журавушки перелетные. Прилетят, покурлычут, и поминай как звали. И старики уже уезжают. Пустеет деревня».

Была эта встреча в далеком семьдесят третьем. А что же в Зырянском сейчас, в теперешние дни? А то же самое, что и в других лесных деревеньках. Я уже упоминал, что уезжать люди начали давно, когда стали укрупнять колхозы.

Дольше всех жили две старушки: Нина Палкина и Екатерина. Дети их не забывали, приглашали поехать к ним в города, но они отказывались. Потом одну увезли в Курск, так она там мало и пожила – с тоски умерла. Уехала в Челябинск и Екатерина Лужинская. Детей у нее семеро. Ей за 90 перевалило. Долго живут люди, жизнь которых прошла в труде да на природе.

Погибла деревенька. Заросли лесом поля, луговины затянуло ивняком да мелколесьем. Ни крика петуха, ни ржанья лошадей, ни звона отбиваемых на лугах кос не услышишь. В знойные летние дни кругами ходят в небе сарычи и все канючат: «Пить, пить, пить»… Да серо-черные коршуны с высоты высматривают зайчат в травяных зарослях около бывших изб.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.