Император и патриарх

Император и патриарх

Большинство стран мира предпочитают парламентскую форму правления, когда народ выбирает своих представителей для управления государством. Но у народа чаще всего нет ни умения, ни желания участвовать в государственном строительстве, и его выборные, получив власть, используют ее во благо группы людей, от которых зависят.

Иная природа власти у самодержавного царя, основанная на воплощении народного идеала подвижника Церкви. Царь не зависит ни от воли большинства, ни от группы людей, а только от рождения и верности православию. Он, по слову старца Псковского монастыря Филофея, является «браздодержателем св. Божиих престол».

Как и на монаха, на монарха возлагается подвиг отречения от собственной воли, вся его жизнь должна быть подчинена выражению православного миросозерцания, недоверию к человеческим силам, действующим без благодати свыше. Все русские цари, по возложении на них короны и вручении скипетра и державы, читали молитву, которая выражала суть их будущего правления:

«Господи Боже отцов и Царю царствующих, сотворивый вся словом Твоим и Премудростью Твоею устроивый человека, да управляет мир в преподобии и правде! Ты избрал мя еси царя и судию людем Твоим. Исповедую неизследимое Твое о мне смотрение и благодаря Величеству Твоему поклоняюся. Ты же, Владыко и Господи мой, настави мя в деле на неже послал мя еси, вразуми и управи мя в великом служении сем. Да будет со мной приседящая Престолу Твоему Премудрость. Поели ю с небес святых Твоих, да уразумею, что есть угодно пред очима Твоима, и что есть право в Заповедях Твоих. Буди сердце мое в руку Твоею, еже вся устроити к пользе врученных мне людей и ко славе Твоей, яко да и в день суда Твоего непостидно воздам Тебе слово милостью и щедротами Единороднаго Сына Твоего, с Ним же благословен еси со пресвятым и благим и животворящим Твоим Духом во веки веков, аминь».

И если тиран (абсолютный монарх) ни перед Богом, ни перед народом не дает отчета за свои деяния, то самодержавный православный царь обязан быть слугой религиозно-нравственного понимания жизни. Ни единоличная, ни коллективная воля подданных Российской империи не имела права ограничить власть русского монарха. «Возложенное на меня в Кремле Московском бремя власти, — заверил император Николай II, — я буду нести сам и уверен, что русский народ поможет мне. Во власти я отдам отчет перед Богом».

Убийство императора Александра II, террористические акты против императоров Александра III и Николая II были подготовлены исключительно атеистами, людьми, которые через убийство царя стремились покончить с православным государством.

Часть образованного населения России, все более с времен императора Петра I терявшая православное миросозерцание и отделявшаяся от народа, в начале XX века развернула словесную войну против императора и, следовательно, против монархической формы правления. Не только газеты были полны хулы на самодержца, но и при высочайшем дворе многие вынашивали мысль об изменении государственного строя. И если среди «высшего света», презиравшего русский язык и русское платье, и находились преданные царю люди, они не смели сказать слово в защиту государя — стыдились сойти за ретроградов. Лишь часть народа, главным образом простолюдины и духовенство, оставалась верными слугами Божиего избранника и не считала для себя зазорным прилюдно заступиться за него. 1/14 мая 1905 года в Нью-Йоркском соборе, в годовщину Священного коронования императора Николая II, архиепископ Алеутский и Северо-Американский Тихон произнес слово, в котором предостерег русских людей от лукавого искушения собственные грехи переложить на плечи самодержца, переиначить на европейский лад государственное устройство России:

— Сегодня мы, возлюбленные соотечественники, вспоминаем Священное коронование государя нашего, и в сей день почитаю уместным побеседовать с вами о самодержавной власти, коя присуща русским царям.

Нам, живущим вдали от Родины, в земле чуждей, среди людей мало, а то и совсем незнающих нашей страны и ее установлений, весьма часто приходится слышать нарекание, осуждение и осмеяние родных и дорогих нам учреждений. Такому нападению особенно подвергается самодержавие, одна из основ русского государства. Многим оно здесь представляется каким-то «пугалом», восточным деспотизмом, тиранией, азиатщиной, ему приписывают все неудачи, недочеты и нестроения Русской земли: Россия-де всегда будет колоссом на глиняных ногах, пока не заведет у себя западной конституции, правового порядка, учредительного собрания. С голоса таких порицателей и доморощенные политики стали последнее время кричать в России: «Долой самодержавие!»

Мы не можем разубедить всех тех, которые желают обольщаться, у которых очи не видят и уши не слышат; но на нас, живущих за границею и из этого далека любящих родную землю, лежит особый долг просветить, ознакомить здешних честных мыслителей с тем, что такое на самом деле самодержавие в России.

Власть самодержавная означает то, что власть эта не зависит от другой человеческой власти, не почерпается от нее, не ограничивается ею, а в себе самой носит источник бытия и силы своей. Такою и должна быть царская власть. Ибо для чего существует она? Евреи просили себе у пророка Самуила царя для того, чтобы он судил и защищал их (1 Цар. 8, 5–6). И псалмопевец Давид молился о сыне своем Соломоне: Боже, суд Твой цареви даждь и правду Твою сыну цареву судити людем Твоим в правде; судит нищим людским и спасет сыны убогих и смирит клеветника; избави нища от сильна и убога, ему же не бе помощника (Пс. 71, 1–2, 4, 12). Значит, царская власть должна стоять на страже права и справедливости, защищая от насилия подданных и особенно сирых и убогих, у которых нет других помощников и защиты. А для этого она и должна быть самодержавна, неограниченна и независима ни от сильных, ни от богатых. Иначе она не могла бы выполнить своего назначения, так как ей приходилось бы постоянно трепетать за свою участь и, чтобы не быть низвергнутою, угождать богатым, сильным и влиятельным, служить правде, как понимают ее эти последние, творить суд человеческий, а не Божий.

Такая самодержавная царская власть и есть в нашем Отечестве, которое пришло к ней путем долгих мучений от внутренних междоусобиц князей и от тяжкого рабства под гнетом иноверных врагов. Царь в России владеет силой и свободой действий в такой мере, какая только возможна для человека. Ничто и никто не стесняет его: ни притязания партий, ни выгоды одного какого-нибудь сословия в ущерб другим. Он стоит неизмеримо выше всех партий, всех званий и состояний. Он беспристрастен, нелицеприятен, чужд искательства, угодничества и корыстных побуждений, ни в чем этом он не нуждается, ибо стоит на высоте недосягаемой и в величии его никто ничего не может ни прибавить, ни убавить. «Не от рук подданных своих угождения приемлет, а, напротив, сам дает им плоды»; не о своих интересах заботится, а о благе народа, о том, чтобы «вся устроити к пользе врученных ему людей и к славе Божией». Ему одинаково дороги права и интересы всех подданных, и каждый из них имеет в нем защитника и покровителя. Царь есть «батюшка» для народа, как трогательно называет его сам народ. Самодержавие и основано на чувстве отеческой любви к народу, и любовь эта устраняет всякую тень деспотизма, порабощения, своекорыстного обладания, что теперь иные стараются набросить на русское самодержавие. Да и как не стыдно говорить о деспотизме царской власти, когда носители ее — возьмем ближайших к нам государей — великого царя-освободителя Александра II, мудрого и праведного Александра III, кроткого и доброго Николая II — составляют предмет удивления и восхищения благомыслящих людей даже и вне России! Не странно ли говорить о тирании царской власти, когда «с молоком матери» всасывает русский человек любовь к царю своему, когда потом любовь эту он воспитывает в себе до восторженного благоговения, когда к царю своему он проявляет полное повиновение и преданность, когда разные смутьяны даже обманывают его и подбивают на бунты именем царя, когда за царя он всегда готов и умереть? Нет, деспотов и тиранов боятся и трепещут, но не любят.

Но говорят, и в последнее время особенно часто, что царская власть в России только по идее самодержавна, а на самом деле самодержавными являются органы ее — чиновники-бюрократы, которые всем правят — и правят плохо, которые создают средостение между царем и народом, — голос и нужды народа не доходят до царя («до Бога высоко и до царя далеко»). Народ больше знает свои нужды, чем чиновники и царь, лучше понимает свое благо и пользу, и посему самому народу и надлежит ведать все это и управлять, как и делается это в других государствах.

Конечно, у царской власти есть свои органы, и органы эти, как человеческие, не чужды недостатков, несовершенств и возбуждают против себя подчас и справедливые нарекания. Но спросим: где же это не бывает? Пусть нам укажет такую блаженную страну! Мы вот живем в государстве, где народ сам управляет и сам выбирает своих чиновников. А всегда ли они на высоте? И разве здесь не бывает крупных злоупотреблений? Говорят, что при царской власти таких злоупотреблений больше, потому что при ней остается широкое поле для бюрократии, которая захватила теперь в свои руки все бразды правления. На бюрократию теперь особенно нападают, хотя горький исторический опыт и показывает, что порицатели бюрократии, как скоро получают власть в свои руки, превращаются в тех же бюрократов, иногда даже и горших. Но ведь бюрократия к существу самодержавной власти не относится, и царь, помимо ее, входит в непосредственное соприкосновение с народом, выслушивает голос народный по вопросам государственного благоустройства, принимает депутации даже от «страйкеров»[18] (что не всегда бывает и в республиках) и в неустанном попечении о благе и улучшении государства «привлекает достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предположений».

А что касается любезного для иных народоправительства, то это одно заблуждение, будто сам народ правит государством. Предполагается, что весь народ в народных собраниях вырабатывает законы и избирает должностных лиц, но это только так по теории и возможно было бы в самом маленьком государстве, состоящем из одного небольшого города. А на деле не так. Народные массы, угнетаемые заботами о средствах к жизни и незнакомые с высшими целями государственными, не пользуются своим «самодержавием», а права свои передают нескольким излюбленным людям, выборным. Как производятся выборы, какие средства практикуются, чтобы попасть в число избранных, нет нужды говорить вам, сами видали здесь. Итак, народ не правит, а правят выборные, и так как избраны они не всем народом, а частью его (большинством?), партией, то и, управляя, они выражают не волю всего народа, а лишь своей партии (а иногда даже чисто свою волю, так как забывают даже и об обещаниях, которые они расточали перед выборами) и заботятся о благе и интересах своей партии, а к противной относятся деспотически, всячески ее утесняя и оттирая от власти.

И вот такой несовершенный строй некоторые и желают ввести в нашем государстве, часто потому только, что он есть у других народов, более нас образованных. Забывают, однако, что каждый народ имеет свои особенности и свою историю и что может быть хорошо для одного, для другого оказывается непригодным. Прочны и действительны только те учреждения, корни которых глубоко утвердились в прошедшем известного народа и возникли из свойства его духа. Правовой порядок (конституция, парламентаризм) имеет такие корни у некоторых западных народов, а у нас в России из недр народного духа возникло самодержавие, и оно наиболее сродно ему. С этим необходимо считаться всякому, и производить опыты по перемене государственного строя — дело далеко не шуточное: оно может поколебать самые основы государства вместо того, чтобы помочь делу и исправить некоторые недочеты. Имеяй уши слышати, да слышит!

Мы же, братья, будем молить Господа, дабы Он и на далее сохранил для России царя самодержавного и даровал ему разум и силу судить людей в правде и державу Российскую в тишине и без печали сохранит.

Конечно, люди, привыкшие во всем винить других, забывая о собственной вине, с чувством превосходства над монархистами спрашивали: а если на троне «плохой» царь? Если царь совершил «плохой поступок»? Разве мало подобного в русской истории? Так что же, молчать прикажете? Но подобные вопросы рождаются только в голове безбожника, материалиста, которому невозможно ответить из-за непонимания им православного миросозерцания. Истинно же верующие люди, по слову пушкинского летописца Пимена:

…Своих царей великих поминают

За их труды, за славу, за добро —

А за грехи, за темные деянья

Спасителя смиренно умоляют.

И если у правителя, «выбранного народом», может не оказаться наставника, то у самодержца на небе есть Бог, а на земле — Церковь и патриарх. Вплоть до уничтожения патриаршества императором Петром I Церковь и государство равноправно сотрудничали друг с другом. И хоть были случаи, как, например, в царствование Иоанна ГУ, когда государственная власть не брезговала даже убийством непокорного духовенства, но ни один царь не помышлял главенствовать над Церковью. Он был ответствен за благосостояние страны, в патриархе же видели учителя благочестия, кроткого в правде, обличительного к непослушным. И были они равновелики.

«Архиерейская власть во дни[19], а царская — в вещах мира сего, — говорил царь Алексей Михайлович. — В вещах же духовных архиерей великий выше царя, и каждый человек православный должен быть в послушании патриарху, потому что он отец наш в вере православной и ему вверена Православная Церковь».

Борис Годунов, отказываясь от престола, говорил святому патриарху Иову, что достойнее было бы «промышляти и правити государством тебе, государю моему, Святейшему патриарху, а с тобой боярам».

Искатели русского престола в Смутное время пытались опереться на авторитет главы Церкви. «Меня патриарх Иов благословил на царство», — лгал Лжедмитрий. Когда же москвичи под влиянием бояр присягнули инословному польскому королевичу Владиславу, святой патриарх Ермоген отверг его кандидатуру, пригрозив боярам: «А будет в вашем умысле нарушение православной христианской веры, то не буди на вам милость Божия и будьте прокляты от всего Вселенского Собора». Церковь во главе со святыми патриархами Иовом и Ермогеном в Смутное время спасла политическую независимость государства и, объединив русских людей, прогнала иноземцев, а на царский престол посадила православного князя из Дома Романовых.

Император Николай II внимательно изучал историю своих предков и учился на их ошибках, подражал в добрых делах. Он, почти не имевший друзей среди аристократии, по примеру императора Павла I пытался сблизиться с народом, которого не знало и сторонилось высшее общество. И, как когда-то неугодный иноземной и отечественной знати Павел I, был во всеуслышание оклеветан. Не желавшие и не умевшие служить Отечеству лидеры демократических партий обвинили лично его в трагедии Ходынки, спаивании народа, Цусиме и Мукдене, беспорядках 1905 года, войне с Германией. Немцы же, куда лучше знавшие Россию, чем русские вельможи, были рады неожиданным многочисленным союзникам в государстве, которое задумали покорить, и снабжали их «духовной пищей», подобно пасквилю «Николай II. Разоблачения». (4-е изд. Берлин, 1914, на русском языке).

— Воистину, Русь царем сильна, и с ним не боится врагов она! — воскликнул в начале мировой войны владыка Тихон. — Отстоит царя Россия, отстоит Россию царь.

Но Россия не желала отстаивать царя — ослабла в ней православная вера. Не только кадеты, эсеры, социал-демократы и прочие, созданные на европейский манер партии, но даже все командующие фронтами совершили неслыханное со времен убийства императора Павла I предательство — потребовали отречения государя. И хоть многие из них почитали себя за православных, никто не счел нужным посоветоваться с духовенством, позабыли, что для снятия царского сана, как и для оставления монашества, необходимо церковное постановление. (Даже когда в декабре 1825 года надо было присягать императору Николаю I после ошибочной присяги великому князю Константину Павловичу, митрополит Филарет предварительно снял первую присягу.)

Члены Временного правительства в своей гордыне уверовали, что их желания — единственный путь к спасению России, и готовы были для достижения своих целей натравить соотечественников друг на друга.

2 марта 1917 года император записал в дневнике:

«Утром пришел Рузский[20] и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко[21]. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется соц. — дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отрешение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев[22] всем главнокомандующим. К 2?ч пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков[23] и Шульгин[24], с кот. я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!»

Император Николай II сложил с себя верховную власть и, минуя сына, наследника Алексея, благословил на российский престол брата, великого князя Михаила Александровича, который на следующий день отказался от восприятия верховной власти до «всенародного голосования». Образованное общество подобное беззаконие восприняло как закон. С самодержавной монархией и православным государством в России было покончено.

Самодержавная монархия — это преемство власти по указанию Промысла Божиего, независимо от человеческого усмотрения. Император Петр I отменил принцип престолонаследия православного государства, установив волю человека на преемство верховной власти. Император Павел I восстановил.

В статье № 37 «Основных законов о престолонаследии» записано: «При действии правил, выше изображенных, о порядке наследия престола, лицу, имеющему на оный право, предоставляется свобода отрещись от этого права в таких обстоятельствах, когда за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании престола». И далее, в статье № 38: «Отречение таковое, когда оно будет обнародовано и обращено в закон, признается потом уже невозвратным».

Акт об отречении никогда не был, да и не мог быть «обращен в закон», так как нарушал «Основные законы о престолонаследии». Императору дозволяется передать свою власть лишь «лицу, имеющему на оный право», то есть сыну Алексею, который, в свою очередь, может отречься лишь по достижении совершеннолетия в 16 лет, а до этого управление государством должно перейти к ближайшему к наследию престола из совершеннолетних. Кроме того, отречение возможно только в том случае, если «за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании престола». А затруднение появилось, так как великий князь Михаил Александрович согласился занять престол лишь в том случае, если на то будет благоволение Учредительного собрания.

Итак, отречение не состоялось, император Николай II, послушный воле Божией, обязан был и далее нести подвиг монаршей власти. Но не было в России духовного учителя — патриарха, который бы, подобно святым молитвенникам Иову и Ермогену, смог поддержать власть Божиего помазанника. А было лишь безбожное Временное правительство, распорядившееся арестовать царскую семью.

«Кругом измена и трусость, и обман!»

«По улицам гарцевали нижние чины конвоя его величества, надушенные, напомаженные, с красными бантами, все моментально забывшие то исключительное положение, которое они занимали при дворе, ту ласку и внимание, которые им оказывали их величества».

Татьяна Мальник

«Где были придворные? Офицеры? Представители аристократии? Ведь Царское[25] ими было полно? Спасали они свои шкуры, хлопотали об украинских паспортах, ехали к Скоропадскому».

Г. К. Лукомский

«Когда государь проходил мимо собравшихся в вестибюле офицеров, никто его не приветствовал. Первый сделал это государь. Только тогда все отдали ему привет».

А. А. Волков

Одурманенные большевистской пропагандой солдаты тоже предали своего государя. При взятии Зимнего дворца его портрет, с выколотыми глазами и вставленной в рот папироской, выставили у одной из наружных стен.

Святейший Синод постановил поминать в церквах вместо имени царя и его семьи «благоверное Временное правительство». Правда, диаконы, ссылаясь на непривычку к нововведению, иногда возглашали «многие лета» «благовременному правительству».

Нет ничего случайного в нашем мире, и еще в 1904 году, празднуя день рождения государя, владыка Тихон предрек: — Да не покажется странным, братие, что в радостный день рождения государя мы ведем речь о скорбях и страданиях его. Оправдание сему можно находить и в том, что рождение государя падает на день, когда Православная Церковь воспоминает Многострадального Иова. Конечно, такое совпадение, может быть, кажется для иных случайным. Но для взора верующего человека нет ничего случайного, и тем более в таком важном событии, как рождение властелинов, которых воздвигает Сам Господь потребных во время (Сир. 10, 4). Посему не случайно, а скорее таинственно совпадение рождения нашего государя с днем памяти Многострадального Иова.

Когда император томился в заключении в Тобольске — как Многострадальный Иов, чье тело сатана поразил проказою лютою, от подошвы ноги его по самое темя (Иов, 2, 7) и сидел он в пепле вне селения, с черепицею в руках, чтобы скоблить себя ею, — опомнившиеся русские люди избрали главу духовной власти, в надежде, что он станет их покровителем и защитником, как некогда православный государь. Царская семья находилась в полной изоляции, и избранный в новые смутные времена патриарх не имел возможности поддержать покинутого народом императора. Только просфору и благословение передал Святейший Тихон Многострадальному Николаю II через Тобольского епископа Ермогена…

6/19 июля 1918 года газета «Известия ВЦИК» объявила, что накануне — 5/18 июля 1918 года — под председательством Свердлова состоялось заседание ВЦИК, одобрившее расстрел Николая Романова в Екатеринбурге 3/16 июля. Газета при этом, по решению того же ВЦИК, трусливо налгала: жена и дети бывшего императора живы-здоровы и отправлены в безопасное место.

Почти не нашлось в притихшей России людей, во всеуслышание осудивших казнь государя. «Не возбранять согрешающим есть только грех, — поучал святитель Филипп, митрополит Московский, — ибо если кто и живет законно, но прилепляется к беззаконным, тот бывает осужден от Бога, как соучастник в злых делах». Патриарх Московский и всея России Тихон не совершил этого греха. Узнав, как и другие москвичи, из газет о случившемся, он в тот же день созвал совещание Соборного Совета, на котором порешили безотлагательно совершить в церкви Епархиального дома, где заседал Совет, панихиду по убиенному императору. В протоколе совещания есть собственноручная приписка Святейшего: «Благословляю архипастырей и пастырей молиться о сем на местах». А два дня спустя, в праздник Явления Казанской иконы Божией Матери, патриарх служил литургию в Казанском соборе, находившемся по соседству с Кремлем, занятым ВЦИК, и в переполненном храме произнес проповедь, ставшую исторической:

— …Счастье, блаженство наше заключается в соблюдении нами Слова Божия, в воспитании в наших детях заветов Господних. Эту истину твердо помнили наши предки. Правда, и они, как все люди, отступали от учения Его, но умели искренно сознавать, что это грех, и умели в этом каяться. А вот мы, к скорби и стыду нашему, дожили до такого времени, когда явное нарушение заповедей Божиих уже не только не признается грехом, но оправдывается, как нечто законное. Так, на днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший государь Николай Александрович, по постановлению Уральского областного совета рабочих и солдатских депутатов, и высшее наше правительство — Исполнительный комитет — одобрило это и признало законным. Но наша христианская совесть, руководясь Словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его. Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего государя: беспристрастный суд над ним принадлежит истории, а он теперь предстоит перед нелицеприятным судом Божиим. Но мы знаем, что он, отрекаясь от престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней. Он мог бы после отречения найти себе безопасность и сравнительно спокойную жизнь за границей, но не сделал этого, желая страдать вместе с Россией. Он ничего не предпринял для улучшения своего положения, безропотно покорился судьбе… И вдруг он приговаривается к расстрелу где-то в глубине России, небольшой кучкой людей, не за какую-то вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот приводят в исполнение, и это деяние, уже после расстрела, одобряется высшей властью. Наша совесть примириться с этим не может, и мы должны во всеуслышание заявить об этом как христиане, как сыны Церкви. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть в уповании, что и к нам будут отнесены слова Спасителя нашего: Блаженны слышащие Слово Божие и хранящий е!

* * *

Опасаясь за жизнь своего архипастыря, Совет объединенных приходов Москвы организовал из безоружных горожан-добровольцев охрану патриарших покоев на Троицком подворье. Договорились, что в случае ареста патриарха надо будет суметь ударить в набат, и следом колокольный звон польется со всех московских церквей, созывая народ. И двинутся крестные ходы к Троицкому подворью, а оттуда к месту заключения Святейшего, и не разойдутся пасомые, пока не будет выпущен их пастырь.

Понимая, что, несмотря на все предосторожности, жизнь заступника Русской Церкви все равно находится в опасности, Соборный Совет в тайном заседании избрал несколько заместителей патриарха, которые один за другим, в зависимости от того, будут ли они находиться в тот момент на свободе, должны заменить владыку Тихона в случае его насильственной смерти. Депутация членов Собора сообщила об этом Божиему избраннику и посоветовала ему скрыться за границу, чтобы не повторить участь императора. «Бегство патриарха, — ответил, улыбаясь, святитель Тихон, — было бы на руку врагам Церкви. Пусть делают со мною все, что угодно».

21 августа/3 сентября в «Вечерних известиях Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов» была опубликована статья «К делу разоблачения английской и французской миссии», где была предпринята попытка привлечь Святейшего к судебной ответственности за «контрреволюцию»: «В этом деле замешан патриарх Тихон, который начальнику миссии Локкарту[26] обещал полное содействие. В случае переворота он обещал выступить к народу с особым словом, указав на англичан и французов, как на единственных спасителей России, и во всех церквах отслужить молебствие». На следующий день «Известия ВЦИК» подхватили клеветническое сообщение: «Патриарх Тихон чрезвычайно интересовался ходом заговора и, очевидно, не без волнения ждал его реализации».

Эти заявления стали началом очередной кампании преследования патриарха и могли иметь самые серьезные последствия, так как проходящие по этому делу официальные представители Великобритании, Франции и США были арестованы и обвинены в организации мятежей в Москве и Ярославле, подготовке ареста Советского правительства, покушении на председателя Совнаркома Ленина и убийстве председателя Петроградской ЧК Урицкого, а также в создании широкой шпионской сети.

Профессор Н. Д. Кузнецов по поручению Церковного Собора тотчас связался с управлением Совета народных комиссаров и заявил, что «Святейший патриарх принадлежал и принадлежит к тем духовным лицам, которые никогда не смешивали религию и политику и в этом отношении высоко ставят свое архипастырское служение, возвышающееся над всякими партийными целями и всех призывающее к миру и любви и прекращению вражды». Кузнецов потребовал публикации постановления Собора о лживости обвинений против патриарха, который и о заговоре-то узнал впервые из советских газет.

Опровержение, конечно же, напечатано не было. Но травля патриарха стала более изощренной — допросы, обыски, перлюстрация писем. На Святейшего наложили контрибуцию в сто тысяч рублей, лишили продовольственного пайка.

Но чем тяжелее становилось патриарху, чем громче безбожие заявляло свои права на власть, тем теснее становилось в храмах, и шли туда уже не только простолюдины, но и вчера еще смеявшиеся над религией студенты, врачи, профессора. И нередко именно они добивались теперь во ВЦИКе разрешений служить в той или иной церкви патриарху Московскому и всея России, духовному врачевателю русского народа, человеку с добрым и кротким ангельским ликом.

Но было у владыки Тихона и другое лицо — твердое, светившееся глубоким пониманием жертвенного служения, той нечеловеческой ответственности, которую на него возложили вместе с белым клобуком патриарха Никона. Помнил он об этом и когда сочинял непримиримые со злом послания, и когда равно соглашался отпевать и «белых» и «красных», помнил, когда его пытались втянуть в политическую жизнь, требовали объявить себя врагом части своего народа, просили одобрить то или иное «движение». Вот характерный пример из воспоминаний русского эмигранта князя Григория Трубецкого:

«Летом 1918 года, покидая Москву, в которую мне уже не суждено было вернуться, я пошел к патриарху проститься. Он жил тогда еще на Троицком подворье. Меня провели в старый запущенный сад. Патриарх в простом подряснике и скромной скуфейке имел вид простого монаха. Это были короткие минуты его отдыха, и он, видимо, наслаждался солнечным днем и играл с котом Цыганом, который сопровождал его в прогулке. Мне совестно и жаль было нарушать его покой.

Я ехал на юг, в Добровольческую армию, рассчитывая увидеть всех, с кем связывалась надежда на освобождение России. Я просил разрешения святого патриарха передать от его имени, разумеется в полной тайне, благословение одному из таких лиц, но патриарх в самой деликатной и в то же время твердой форме сказал мне, что не считает возможным это сделать, ибо, оставаясь в России, он хочет не только наружно, но и по существу избегнуть упрека в каком-либо вмешательстве Церкви в политику».

Но и признавать Советскую власть владыка Тихон не спешил. За это в бесчисленных поношениях старец лживо обвинялся в подстрекательстве к «черносотенным погромам», в призывах к «контрреволюционным выступлениям» и даже…

«Первосвященник Тихон, — писал заместитель наркома JI. Троцкого И. И. Скворцов-Степанов, — вместе со всеми крупными собственниками уже предается сладостной надежде, как германские палачи призовут крестьян и рабочих к покаянию и как виселицами и расстрелами они приведут нашу страну к возрождению».

Тем, кто обвинял патриарха в злодействах против Советской власти и требовал его немедленной казни, надо было, вместо того чтобы панически страшиться популярности Святейшего Тихона в народе, проникнуться духом его посланий и молитв, в которых он призывал русский народ к прекращению братоубийственной гражданской войны, в которых осуждал террор, клевету, глумление над религией. Ведь тот же декрет об отделении Церкви от государства понимался властью и в столичных, и в губернских городах как сигнал к повсеместному уничтожению Церкви и ее служителей, к грабежу церковного имущества, которое создавалось, сохранялось и приумножалось многими поколениями предков. И разве мог смолчать патриарх, когда святые обители превращали в застенки, отовсюду удаляли эмблему христианства — крест, божественные лики завешивали тряпками с глупой фразой: «Религия — опиум для народа», осмеивали христианские праздники, оскверняли и уничтожали святые мощи, срывали с икон серебряные ризы, а со священных книг драгоценные переплеты? Нет, не мог смолчать…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.