Глава семнадцатая На рубеже веков
Глава семнадцатая
На рубеже веков
Недавние февральские события, всколыхнувшие страну, постепенно теряли остроту. Каждый день приносил что-то новое, складывая, как из кусочков мозаики, полную картину жизни. В середине мая великий князь вместе с преображенцами – в лагере, на учениях. Погода еще прохладная, и он простудился – болит горло. Все это действует на него «удручающим образом». Надо бы улучшить в полку показатели по стрельбе: командир недоволен результатами не только подчиненных, но и собственными. В дневнике он признается: «…я совершенно неспособен на всякую технику». Что ж тут поделаешь – это довольно часто встречается при гуманитарном складе ума. Для того чтобы немного успокоиться, Константин Константинович «начал читать книгу Григоревского о Черногории на случай, если меня послали бы в эту страну».
Пока же он, кроме непосредственных обязанностей «отца-командира», занимается в свободные часы любимым делом – пишет стихи.
Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.
И если вслед за огорченьем
Нам улыбнется счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем,
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?
Упоминание в дневнике о Черногории было не случайным. В начале июля великий князь получил предписание отправиться в эту страну. Перед поездкой он посетил императора, и они поговорили с полчаса. «Говорили и о славянстве: он вспомнил, что есть у Пушкина стих об этом, и я поспешил привести этот стих наизусть: „Славянские ручьи сольются в русском море, Оно ль иссякнется?“»
И вот Константин Константинович отправляется в дорогу. Путь на пароходе долог и утомителен, и чтобы как-то скрасить время, великий князь читает все, что удалось достать о Черногории – этой «необыкновенной, своеобразной, особенно привлекательной» стране. Вторая часть поездки оказалась более интересной и комфортной, чем первая. К нашему путешественнику присоединяются дочь черногорского князя Анна с мужем, принцем Баттенбергом, и князь Петр Карагеоргиевич с двумя сыновьями – Георгием и Александром, 11 и 10 лет…
Утром 9 июля пароход вошел в гавань Рагузы (Дубровника). Погода стояла прекрасная, хорошо были видны прибрежные горы и скалы. У великого князя от восхищения сразу же «стихи завертелись в голове…» Неудивительно: перед ним расстилалось море, голубое, как сапфир, замкнутое высокими горами. А в глубине залива, как казалось, прямо под облаками, простиралась Черногория. Красота необыкновенная! Расстраивало лишь одно обстоятельство:
Обидно вспомнить, что наш импер[атор] Александр I письмом владыке Петру II принудил его отдать Котор Австрии!!
Вот австрийцы и портили общее впечатление, в целом прекрасное. Но надо ведь пройти вдоль караула, отделаться любезными фразами от австрийского начальства, и… поскорее в коляску!
На козлах дорогого гостя уже дожидались два черногорца в живописной одежде. Коляска поднимается по отвесной высочайшей стене, по которой каким-то чудом проложена дорога. Вот путники поднимаются на вершину, откуда Которский залив кажется бирюзовым озером.
Наконец показалась граница. Русского великого князя встречает Мирко, второй сын князя – двадцатилетний статный красавец с прекрасным лицом. Они знакомы уже несколько лет, и оба чувствуют взаимную симпатию. Рядом с Мирко несколько русских дипломатов и два молодца черногорца, назначенные состоять при высоком госте.
Снова пустились в путь, теперь Константин Константинович сидит рядом с Мирко, и они весело, сердечно беседуют. Дорога начинает постепенно спускаться – изгибами и извилинами. Вот показалась равнина Цетинье. Тут и там видны маленькие, скромные каменные строения. Но великому князю очень нравится эта простота, здесь «все по сердцу, всех бы обнять, всем бы закричать, что мы родные братья!»
Вдруг раздаются пушечные выстрелы, в воздухе плывет звон колоколов. Все ближе княжеский дворец, уже виден у дверей и сам князь Николай. Выпрыгнув из коляски, Константин Константинович заключает его в объятия, передает поклон от русского царя. Николай ведет дорогого гостя мимо почетного караула, и тот громко приветствует бравых молодцов: «Помогай все Бог, юнаци!» И тут же снимает шапку, увидев на балконе княгиню Милену.
Вскоре радушный хозяин и гость идут в монастырь, где находится рака владыки Петра I[5]. Митрополит встречает их с крестом и святой водою, начинается молебен… Константин Константинович невольно ловит себя на мысли: он чувствует себя здесь совсем как дома. Словно оказался в семейном кругу. Хорошо-то как…
Наконец его ведут в отведенные апартаменты – напротив дворца, в доме Мирко. «Маленькие, уютные комнаты. В 8 обед во дворце. Просто, незатейливо, радушно. Гуляем в лунную ночь с князем по саду».
Великий князь, по его собственному признанию, в Черногории «утопает в блаженстве». Конечно, здесь прекрасная природа, но главное – не это. «Народ нам родной, православный, слышна речь, близкая к родной…» А еще в местных жителях он замечает благородную простоту и достоинство. Гуляя как-то «дивной ночью» с Мирко, он узнает, что тот хочет служить в России. Это Константина Константиновича очень радует, и он пишет: «Если бы у нас в полку!»
Высокий гость полон самых радужных впечатлений, в Черногории ему нравится буквально все. На этот раз он даже не спешит с отъездом в Россию, как это бывает с ним всегда во время дальних путешествий.
Но вот подошел день расставания. Прощаться с Черногорским княжеским семейством было очень жалко, ведь великого князя принимали и проводили как родного. Такое не забывается. И впечатления от всего увиденного, встречи с милыми сердцу людьми переплавляются со временем в поэтические строки. Не пройдет и месяца после возвращения домой, как Константин Константинович напишет стихотворение «Черногории». После одного из семейных праздников император похвалит его и позволит послать на память князю Николаю. Правда, с одной оговоркой: царь не пожелал, чтобы «оно было напечатано, покуда жив нынешний император австрийский».
Константин Константинович был в разные годы жизни во многих странах: в Германии, Греции, Италии, Испании, Франции, Египте… Довелось ему посетить и другие континенты – Америку, Африку. Везде он находил что-то новое, интересное, о чем свидетельствуют многочисленные дневниковые записи, стихи. Но дальние поездки никогда не вытесняли в его душе интереса к России, стремления увидеть, познать все новые уголки родной страны. Поэтому свободное время великий князь проводил не только в принадлежавших его семье загородных дворцах, расположенных в пригородах Санкт-Петербурга, которые он, несомненно, очень любил. При первой же возможности отправлялся путешествовать по старинным русским городам, ехал на Валаам, на Соловецкие острова, в Оптину пустынь и за Уральский хребет – в Сибирь, на Дальний Восток.
С детства великий князь, столичный житель, любил проводить время в деревне, на приволье. Пребывание на природе вдохновляло его на создание новых стихов, давало душевные силы, умиротворяло. Еще в детстве он очень любил отдыхать летом в Крыму, в отцовском имении Ореанда. Недалеко от него – знаменитая Ливадия, куда год за годом приезжала на лето царская семья и куда он мальчишкой частенько ездил играть с кузенами. Но в августе 1881 года в Ореанде случился большой пожар и от красивейшего имения остались одни лишь руины. Побывав здесь взрослым человеком, в начале XX века, Константин Константинович с грустью почувствовал, как его охватили воспоминания далекого уже детства:
Я посетил родное пепелище —
Разрушенный родительский очаг,
Моей минувшей юности жилище,
Где каждый мне напоминает шаг
О днях, когда, душой светлей и чище,
Вкусив впервые высшее из благ,
Поэзии святого вдохновенья
Я пережил блаженные мгновенья.
Тогда еще был цел наш милый дом.
Широкий сад разросся благовонный
Средь диких скал на берегу морском;
Под портиком фонтан неугомонный
Во мраморный стремился водоем,
Прохладой в зной лаская полуденный,
И виноград, виясь между колонн,
Как занавескою, скрывал балкон.
А ныне я брожу среди развалин:
Обрушился балкон; фонтан разбит;
Обломками пол каменный завален;
Цветы пробились между звонких плит;
Глицинией, беспомощно печален,
Зарос колонн развенчанный гранит;
И мирт, и лавр, и кипарис угрюмый
Вечнозеленою объяты думой.
Побеги роз мне преградили путь…
Нахлынули гурьбой воспоминанья
И тихой грустью взволновали грудь.
Но этот край так полн очарованья,
И суждено природе здесь вдохнуть
Так много прелести в свои созданья,
Что перед этой дивною красой
Смирился я плененною душой.
И все же ему хотелось уединения, трудно достижимого в столице. Стремился приобщить к деревенской жизни великий князь и своих детей. В начале лета 1901 года, размышляя о том, как лучше организовать семейный отдых, Константин Константинович пригласил в Мраморный дворец как раз приехавшего в столицу знакомого – калужского губернатора А. А. Офросимова, чья семья состояла в дальнем родстве с Пушкиными: один из братьев Павлищевых был женат на родной сестре поэта Ольге Сергеевне, а другой – на тетке А. А. Офросимова. Великий князь подробно расспрашивал гостя о привлекшем его внимание сельском уголке – селе Прыски, приютившемся на левом берегу реки Жиздры, недалеко от знаменитой Оптиной пустыни.
Ему очень хотелось провести лето с близкими и родными людьми в этом овеянном легендами месте. Еще в XV веке в Оптиной был основан Свято-Введенский монастырь. До XVIII века материальное его состояние оставалось тяжелым, но впоследствии обстановка изменилась. Со всех сторон России сюда стали поступать многочисленные пожертвования; монахи монастыря приобрели угодья, мельницу, обустроили каменные здания. В 1821 году в монастыре был основан скит. Тогда же вокруг него было запрещено рубить лес, «дабы навсегда он был закрытым». В скиту селились «пустынники» – люди, проведшие многие годы в совершенном уединении. Из разных концов огромной страны к монастырю потянулись страждущие такой жизни. Постепенно Оптина пустынь стала одним из духовных центров России.
С Оптиной пустынью связаны многие великие произведения русской литературы. Здесь происходит действие повести Л. Н. Толстого «Отец Сергий». Ф. М. Достоевский приехал в Оптину пустынь сразу после тяжелой личной драмы – смерти сына в 1877 году. Он прожил в скиту недолго, но многие впечатления этой поездки отразились в романе «Братья Карамазовы». Прототипом старца Зосимы стал реальный старец – Амвросий, живший в то время в скиту. У Толстого же с Оптиной пустынью образовалась особая связь: его родная сестра М. Н. Толстая была настоятельницей основанного Амвросием женского монастыря. Останавливался в этих местах и Н. В. Гоголь…
Наконец договоренность о проживании в имении великокняжеской семьи была достигнута, и Константин Константинович вместе с домочадцами отправился в путь. Здесь он с женой и детьми провел полтора летних месяца.
Владельцем имения Прыски был выпускник Александровского лицея, петрашевец Н. С. Кашкин. Великому князю удалось переговорить с ним о многом. Особенно же его поразила одна история о прошлом Оптиной пустыни. Согласно старинной легенде, в середине XV века в этих местах, в дремучих лесах, промышляла шайка разбойников, которую возглавлял атаман Опта. Но, видимо, наступил момент, когда ему стало стыдно за свою неправедную жизнь, Опта раскаялся и удалился на отшельническое поселение. Именно в его честь и стал называться Оптиной пустынью возникший здесь впоследствии монастырь.
Но как знать, раскаялись ли все подручные знаменитого когда-то атамана? Возможно, кого-то из них и не устроила жизнь праведника, и разбойничий дух продолжал витать над святым местом, сея смуту в душах потомков. По крайней мере, именно здесь с приехавшим отдохнуть на природе великим князем Константином Константиновичем едва не случилось большое несчастье. В один из дней, когда, казалось бы, вокруг царил мир и покой, калужский губернатор получил экстренное сообщение. Исправник доложил ему, что услышал от священника, будто на исповеди один из паломников, «человек издалека, расслабленный умом и физически», признался, что собирается убить великого князя.
Губернатор тут же рассказал об услышанном Константину Константиновичу и предложил установить за домом, где отдыхала его семья, круглосуточное наблюдение. Внимательно выслушав А. А. Офросимова, великий князь тяжело вздохнул и сказал: «Александр Александрович, я вам вполне доверяю – поступайте, как найдете нужным. Я доволен, что тот паломник по вашей доброте не пострадал и был отпущен с миром, но мне глубоко прискорбно, что все это вышло из сказанного на духу. – И, помолчав, добавил: – Как мог священник выдать сказанное ему на исповеди?»
Как человек глубоко верующий, он был не столько напуган грозившей ему опасностью, которая могла обернуться гибелью, сколько потрясен нарушением тайны исповеди. Настоящей бедой он считал именно это.
Во всем остальном, кроме этого неприятного случая, жизнь в Прысках протекала мирно, спокойно. Но все же великому князю хотелось иметь в российской глубинке собственный дом – большой, красивый, добротный. Найти подходящее имение он поручил своему управляющему П. Е. Кеппену. После многих поисков и переговоров с хозяевами внимание Кеппена привлекла усадьба Осташёво Волоколамского уезда Московской губернии. Она тоже имела свою нелегкую историю: в начале XIX века принадлежала Н. Н. Муравьеву, три сына которого стали декабристами.
В 1903 году, летом, Константин Константинович впервые приехал в Осташево, чтобы оценить лично, стоит ли покупать имение. 24 июля в его дневнике появляется запись:
Местность скромная, поля, лесок, песчаная местность. Красив подъезд к дому… Дом большой, каменный, с колоннами… Славные уютные комнаты, вид с террасы прелестный – цветник, за ним спускающаяся к реке лужайка, на ней между берегами и домом пруд с заросшим деревьями островком. Напротив дома, за рекой на правом берегу церковь, очень живописная. Вправо от дома, на высоком берегу тянется тенистый парк.
Словом, ему здесь понравилось. Приглянулось Осташево и Елизавете Маврикиевне, детям. К тому же хозяин имения, Г. К. Ушков, уверил, что со временем его можно сделать доходным. Константин Константинович купил усадьбу и тут же начал перестройку барского дома. После ремонта сюда завезли новую мебель, произведения искусства, рояль, бильярд. Семья стала обживаться в новом доме, радуясь тишине и покою. Но не забыли и о местных крестьянах – было начато строительство школы для их детей.
Огорчало лишь одно – имение так и осталось убыточным, несмотря даже на смену управляющего. Впрочем, особо Константин Константинович по этому поводу не переживал – ведь здесь очень нравилось отдыхать всем членам семьи. Особое раздолье – для детей. Об этом свидетельствуют строки из дневника:
Олег и Игорь так полюбили Осташево, так втянулись в деревенскую жизнь и привязались к сельским жителям, что отъезд отсюда для них горе.
Для самого же великого князя имение стало настоящим приютом отдохновенья, где он мог отвлечься от столичной суеты, законов, которые диктовал нелюбимый им высший свет. А потом вновь погрузиться в творчество, без которого не мыслил существования. Неудивительно, что именно здесь, в Осташево, родились в минуту вдохновенья чудесные поэтические строки:
Люблю тебя, приют уединенный!
Старинный дом над тихою рекой
И бело-розовый, в нем отраженный,
Напротив сельский храм над крутизной.
Сад незатейливый, но благовонный,
Над цветом липы пчел гудящий рой;
И перед домом луг с двумя прудами,
И островки с густыми тополями.
Люблю забраться в лес, поглубже в тень;
Там, после солнцем залитого сада,
Засушным летом, в яркий знойный день
И тишина, и сумрак, и прохлада…
Люблю присесть на мхом обросший пень:
Среди зеленой тьмы что за отрада,
Когда в глаза сверкнет из-за дерев
Река, зеркальной гладью заблестев!
Под ельника мохнатыми ветвями
Таинственный суровый полумрак.
Ковер опавшей хвои под ногами;
Она мягка и заглушает шаг.
А дальше манит белыми стволами
К себе веселый светлый березняк
С кудрявою, сквозистою листвою
И сочною росистою травою.
Схожу в овраг. Оттуда вверх ведет
Ступенями тропа на холм лесистый;
Над нею старых елей мрачный свод
Навис, непроницаемый, ветвистый,
И потайной пробился в чаще ход.
Там аромат обдаст меня смолистый.
В густой тени алеет мухомор
И белый гриб украдкой дразнит взор.
Другой овраг. Вот мост желтеет новый.
С него взберусь опять на холм другой,
И прихожу, минуя бор сосновый,
К отвесному обрыву над рекой.
Мне видны здесь: отлив ее свинцовый,
Далекий бег и заворот крутой,
Простор, и гладь, и ширь, и зелень луга
Прибрежного напротив полукруга.
А вдалеке на берегу наш дом
С колоннами, классическим фронтоном,
Широкой лестницей перед крыльцом,
Двумя рядами окон и балконом.
Смеркается. Малиновым огнем
Река горит под алым небосклоном.
Уж огонек между колонн в окне
Из комнаты моей сияет мне.
Домой, где ждет пленительный, любимый
За письменным столом вседневный труд!
Домой, где мир царит невозмутимый,
Где тишина, и отдых, и уют!
Лишь маятник стучит неутомимый,
Твердя, что слишком скоро дни бегут…
О, как душа полна благодаренья
Судьбе за благодать уединенья!
Но желанное уединенье – нечастый подарок. Константину Константиновичу вновь и вновь приходится с головой окунаться в дела, решать разнообразные проблемы, встречаться со многими людьми. Принадлежность к императорской семье, высокое положение в обществе отнюдь не освобождают его от каждодневных обязанностей. А на рубеже веков их у него становится еще больше, чем прежде. Судьба переворачивает очередную страницу жизни великого князя. Начинается новая увлекательная глава, открывающая широкие горизонты. Хотя пролог к ней был совсем не веселый…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.