ВЕЛИКИЙ САННЫЙ ПУТЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВЕЛИКИЙ САННЫЙ ПУТЬ

Еще в самом начале исследований гренландских эскимосов Расмуссен стал думать о том, чтобы расширить географический ареал своих научных изысканий, включив в него канадскую Арктику и север Аляски, где также живут эскимосы. Свои мысли по этому вопросу он высказал в статье «Предложение о датской этнографической экспедиции к центральным эскимосам», опубликованной в 1909 г. в журнале Географического общества Дании. Расмуссен писал: «Экспедиция под официальным названием „Датская этнографическая экспедиция к центральным эскимосам“ могла бы отплыть из Копенгагена на своем собственном судне летом 1910 или 1911 года. Экспедиционное судно, о котором я думаю, должно быть того же типа, что „Йоа“, которая с большим успехом работала в этих районах. По пути вперед экспедиционное судно посетило бы западную Гренландию, чтобы погрузить сани, собак и меховую одежду. Отсюда судно прошло бы через Гудзонов пролив и попыталось бы найти удобную зимнюю гавань. Из такой штаб – квартиры удобно было бы совершать санные поездки по острову Баффина и вокруг его северозападного побережья. На следующее лето судно двинулось бы дальше к югу и нашло бы новую зимнюю стоянку вблизи залива Честерфилд, хотя лично я предпочел бы совершить этот путь вдоль побережья. Южная штаб – квартира была бы базой для изучения континентальных эскимосов на Баррен – Граундс».

Дальше Расмуссен, так же детально характеризуя и обосновывая предполагаемый маршрут экспедиции, писал о своем намерении совершить длительную поездку на санях по арктическому побережью Северной Америки. Но ни в 1910, ни в 1911 г., ни во многие последующие годы шхуна с такой экспедицией не отходила от берегов Дании. Снаряжение экспедиции требовало таких средств, какие не могла предоставить станция Туле. Не было денег и у самого Расмуссена, а датское правительство отвечало отказом на его многочисленные просьбы помочь ему организовать экспедицию. Поэтому Расмуссен длительное время ограничивался менее дорогостоящими экспедициями в пределах Гренландии.

К началу 20х годов XX в. цены на меха значительно поднялись. Соответственно увеличился торговый оборот станции Туле, и тогда Расмуссен, пользуясь удобным моментом, снова обратился к комитету, руководившему станцией Туле, и к правительству Дании с новым планом комплексной и многолетней Пятой экспедиции Туле. Расмуссен ставил перед этой экспедицией различные цели, но важнейшей среди них было изучение эскимосов канадского севера и Аляски, их антропологии, археологии, этнографии и особенно фольклора. Второй по важности задачей Расмуссен считал картографические работы, так как многие земли, через которые намечался маршрут, были или вовсе не известны, или нанесены на карту лишь приблизительно. Программа экспедиции включала регулярные метеорологические наблюдения в штаб – квартире экспедиции и во время отдельных поездок, геологические, зоологические и ботанические исследования и сбор соответствующих коллекций. Таким образом, экспедиция должна была быть понастоящему комплексной этнографогеографобиологической. Кроме всего этого она ставила перед собой цель – наладить контакты и способствовать сотрудничеству датских арктических исследователей с американскими и канадскими. На этот раз датское правительство приняло план экспедиции и согласилось дать около трети необходимых для ее осуществления средств. Остальные деньги предоставил комитет, руководивший станцией Туле. В научный персонал экспедиции кроме самого Расмуссена вошли: уже упоминавшийся нами Петер Фрейхен в качестве картографа и натуралиста, Кай Биркет – Смит – географ и этнограф, Теркел Матиассен – картограф и археолог, Хельге Бангстед, в его обязанности входило помогать ученым, Якоб Ольсен, гренландец – переводчик и Педер Педерсен – капитан экспедиционного судна «Секонген» («Морской король»). Позднее, уже в 1923 г., к ним присоединился кинооператор Лео Хансен. В состав экспедиции были также включены шесть полярных эскимосов: три мужчины и три женщины. В их обязанности входило охотиться, чинить одежду, готовить пищу.

Экспедиция началась неудачно. Шведское судно «Беле», на котором плыли Матиассен и Биркет – Смит с большей частью научного снаряжения, у берегов западной Гренландии налетело на подводные камни и затонуло. Все пассажиры и экипаж спаслись, но значительная часть снаряжения, и в том числе приборы для метеонаблюдений, погибла. Пришлось срочно заказывать новое снаряжение, но не все необходимое удалось получить. Вскоре случилось еще одно несчастье. Трое из завербованных для работы в экспедиции эскимосов заболели тяжелой формой гриппа. Надо было нанять новых людей.

Поэтому экспедиция покинула берега Гренландии не летом, как намечалось, а в начале осени. 7 сентября 1921 г. «Секонген» вышел из гавани и взял курс к американскому континенту. Десять дней спустя, с трудом пройдя через разводья во льдах, судно остановилось у небольшого безлюдного островка. Можно было предполагать, что он находится где – то на северозападе Гудзонова залива, но его точное местоположение удалось определить только позднее. Остров выглядел очень привлекательно. От самого берега начиналась уютная долина, по которой текли два прозрачных ручья. Вдали виднелось небольшое озеро. С трех сторон долину окружали скалы. На берегу было много следов медведей, оленей, лисиц, а в маленькой бухте то и дело высовывались из воды черные блестящие головы моржей и тюленей. Место казалось подходящим для устройства базы экспедиции. Остров решили назвать Датским.

На следующий день начали разгрузку «Секонгена». Грузы таскали Расмуссен, Биркет – Смит, Матиассен. Им помогала команда судна. Эскимосы, только переболевшие вирусным гриппом, были очень слабы и присматривали за собаками. Сразу после разгрузки начали строить дом. Он получился не таким комфортабельным, как хотел Расмуссен, потому что строительные материалы, предназначенные для сооружения зимнего жилища, погибли при аварии «Беле», и строить пришлось из леса, из которого первоначально предполагали построить склад. Дом вышел неказистым с виду, но прочным и довольно теплым. Его назвали «раздувальным мехом», так как вскоре на острове начались сильные ветры.

В октябре пришла зима. Снег одел Датский остров белой пеленой, и вода у берегов замерзла. Но дальше от берега сохранялись большие полыньи, так как погода была сравнительно теплой, 6–7° ниже нуля. В ноябре температура упала до 30–40°. Но в доме было не очень холодно, потому что его почти весь занесло снегом. К концу ноября море вокруг Датского острова покрылось прочным ледяным панцирем. Пора было отправляться на поиски местных жителей. В эту поездку Расмуссен взял с собой Фрейхена и Насайтсордлуарсука, по прозвищу Боцман. Вместе с ними он двинулся на северозапад, сначала до острова Ванситарт, затем вдоль его северного берега, пересек югозападную оконечность полуострова Мелвилл и снова оказался на морском льду в заливе Хавеланд. Расмуссен немного опередил своих спутников, исправлявших небольшую поломку саней. Был полдень. Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, окрашивало все вокруг в красные тона; было ясно. Стоял сильный мороз. Расмуссен на минуту повернулся спиной к обжигающему ветру, чтобы согреть лицо, и вдруг услышал какой – то отчетливый звук, похожий на выстрел. Он посмотрел назад, думая, что это товарищи подают ему сигнал подождать, но их сани быстро двигались вперед. Значит, не они стреляли. «Тогда я поглядел вперед, – пишет Расмуссен. – В трехчетырех километрах впереди какая – то черная черта прорезала белое однообразие льда, покрывавшего залив. Может быть, это новая трещина, еще не запорошенная снегом? Скорее бинокль! И тут я разглядел целый ряд саней, запряженных собаками; они остановились, чтобы наблюдать за нами, приближающимися с юга. Вот от саней отделился человек и пустился бегом по льду наперерез моему пути.

Я знал, что мне предстоит одна из великих минут моей жизни. Эти люди были целью моего путешествия и что бы ни означали – дружбу или вражду – как выстрелы, время от времени производимые кучкой людей, так и гарпун в руках человека, бегущего остановить меня, – нетерпение мое было так велико, что я оказался не в силах сдержать обещание, которое мы, товарищи, дали друг другу, – обещание, что опередивший должен подождать отставших, чтобы мы все вместе пережили первую встречу.

Не раздумывая больше ни минуты, я вскочил на сани и подал собакам сигнал, указав им на человека, бежавшего по льду. Собаки сразу отнеслись к нему как к убегающей дичи и быстро рванули вперед. А когда, наконец, добежали до него, совсем одичали – все в нем было для них чужим: и запах его, и одежда, и удивительные его прыжки, чтобы не попасться в зубы двенадцати раскрытых пастей.

– Стой смирно! – крикнул я и, широким прыжком перемахнув с саней к собакам, обнял эскимоса. Собаки разом остановились, увидав это изъявление дружбы, и смиренно попрятались за сани.

Меня как молнией пронизала догадка, что человек понял выкрикнутые мною слова. Он был высокого роста и хорошего сложения; лицо и длинные волосы заиндевели, крупные белые зубы сверкали во рту. Он улыбался и ловил воздух, запыхавшись от бега и волнения. Так, чуть не кувырком, встретился я впервые с новыми людьми».

Эскимоса звали Папик – Маховое перо. Вместе с ним Расмуссен пошел к каравану саней. Спутники Папика двинулись навстречу, а женщины остались у саней. Они непринужденно лежали на снегу, под лучами солнца, будто мороза и не было. Несколько женщин кормили грудью полуголых детей. Хотя сам Расмуссен был привычен к жизни в северных широтах, он поразился закаленности своих новых знакомых. Это были акилинермиут, люди «из страны за большим морем», как их называют гренландцы. Многое в них казалось Расмуссену странным и необычным: и покрой одежды, и форма обуви, но все эти различия выглядели второстепенными по сравнению с главной общностью – языком. Расмуссен знал и раньше, что канадские эскимосы говорят на том же самом языке, что и гренландские, но никогда ему и в голову не приходило, что языковые различия между теми и другими столь незначительны. Он мог говорить со своими новыми знакомыми без всяких затруднений, и сразу между ними установилась связь, как будто они не только что встретились, а были давними друзьями. Всюду раздавались смех, восклицания, шутки. Эскимосы решили устроить импровизированный лагерь и провести в нем остаток дня и ночь, чтобы вволю поговорить и отметить встречу с чужеземцами. Расмуссену тоже хотелось подольше поговорить со своими новыми знакомыми, посмотреть, как они живут. «Ведь встреча с неизвестным племенем подобна путешествию по незнакомой стране, где надо быть готовым к неожиданностям». Даже в такой прозаической и привычной для Расмуссена вещи, как постройка снежной хижины, он увидел много нового для себя, познакомился с более совершенной техникой постройки, чем та, которую он многократно наблюдал у полярных эскимосов. За три четверти часа выросли три больших куполообразных жилища из снега, в горшках на жировых лампах растопили снег и сварили оленье мясо. У Расмуссена и его спутников на нартах было мороженое моржовое мясо, но хозяева не разрешили его готовить: в доме, где варится оленье мясо, не принято готовить моржовое – таков обычай канадских эскимосов – охотников на оленей. Нарушение этого запрета, по их убеждению, сурово карается могущественными духами, хозяевами животных. После еды эскимосы рассказали Расмуссену, что недалеко от Датского острова (эскимосы, конечно, называли его иначе) есть много стойбищ, в которых живут люди племен айвилик, иглулик и нетсилик, а около залива Репалс живет белый, у него окрестные жители покупают чай, муку, ружья и боеприпасы в обмен на песцовые шкурки.

На следующий день Расмуссен, Фрейхен и Боцман отправились к этому белому. Вскоре они увидели мрачное, неприглядное строение, окруженное целой колонией снежных хижин. Это был самый северный пост Компании Гудзонова залива. Она обладала монопольным правом торговли с эскимосами и индейцами канадского севера. На лай собак из двери вышел высокий старик в морской фуражке и белой песцовой шубе. Он сердечно приветствовал гостей и провел их в дом. Расмуссен рассказал кто они и зачем приехали. Старик в свою очередь отрекомендовался капитаном Джорджем Кливлендом, бывшим китобоем, в конце прошлого века потерпевшим крушение у здешних берегов и так и не вернувшимся на родину. Теперь он был торговым агентом Компании Гудзонова залива. Старый капитан оказался прекрасным поваром, и скоро стол ломился под тяжестью сочных ростбифов с гарниром из овощей, привезенных из далекой Калифорнии. Жизнь Кливленда была полна приключений. О них он рассказывал с большим юмором, который не смогли погасить многочисленные невзгоды, выпавшие на долю старого пионера. Много рассказал Кливленд и об условиях жизни в арктической Канаде, что очень пригодилось впоследствии Расмуссену и его товарищам. А вечером старый капитан показал гостям старинные танцы китоловов, которым он в совершенстве обучил эскимосов. На ночь Расмуссен, Фрейхен и Насайтсордлуарсук не остались в доме, а пошли в снежные хижины эскимосов, чтобы немного остыть и прийти в себя после жары и плясок. К тому же, живя у эскимосов, а не отдельно, легче сблизиться с ними, завоевать их доверие и узнать все необходимое. Это были принципы полевой работы Расмуссена, которые он выработал исходя из предшествующего опыта. Он так писал о них в книге «Духовная культура эскимосов иглулик», опубликованной в 1929 г., в трудах Пятой экспедиции Туле:

«До того, как я мог приступить к работе, для меня было необходимо прежде всего завоевать полное доверие эскимосов, которыми я занимался. А этого можно было добиться, только разделяя их повседневную жизнь, живя точно в тех же условиях, что и они. Мне это удавалось, потому что я мог говорить на их языке, знал их соплеменников в Гренландии, был знаком с их идеями и образом мышления. И создавая портрет примитивной культуры, одной из моих главных целей было – воспроизвести собственные взгляды эскимосов на их жизнь и их проблемы, представить их мысли, выраженные так, как они сами их выражают. Это часто было столь же важно для меня, как выявление новых черт в духовной жизни и религии».

За несколько дней жизни с эскимосами около торгового поста Расмуссен завел несколько интересных знакомств. Особенно полезным из них оказалось одно – с седобородым стариком по имени Ивалуардьюк. Он оказался «географом» племени иглулик, замечательно знавшим страну и ее обитателей на протяжении многих сотен километров от Честерфилда на берегу Гудзонова залива и до далекого Понд – Инлет на севере Баффиновой Земли. Когда Расмуссен дал Ивалуардьюку карандаш и бумагу, тот начертил береговую линию от залива Репалс до Понд – Инлет. Пропорции, правда, были нарушены, но очертания берегов он воспроизвел достаточно точно. Эта картасхема очень помогла Расмуссену и его коллегам в их картографической работе, так как позволила привязать к местности около сотни эскимосских назвапий бухт, озер, гор и других географических объектов. Без этого было бы очень трудно выяснять у эскимосов особенности тех или иных местностей, узнавать наилучший маршрут до какого – то пункта, потому что английские названия, данные за сто лет до этого Парри и Ляйоном, иглуликам ничего не говорили и не соответствовали их собственным наименованиям этих мест. Надо сказать, что географические познания Ивалуардьюка не представлялись чем – то совершенно необыкновенным у эскимосов. Известно, что в XIX в. эскимосы неоднократно составляли по просьбе европейских полярных путешественников чертежи различных, довольно обширных районов Арктики. Так, в 1821 г. женщина из племени иглулик, к которому принадлежал и Ивалуардьюк, сделала для английского мореплавателя В. Парри чертеж земли, у берегов которой тот зимовал. Это был полуостров Мелвилл, соединенный перешейком Рей с материком и отделенный узким проливом от Баффиновой Земли. Пользуясь этим чертежом, экспедиция Парри достигла пролива, разделявшего материк и Баффинову Землю.

Так было доказано, что эта земля не часть материка, а остров. Маленький островок у входа в пролив Парри назвал Иглулик в честь эскимоски.

Несколько лет спустя эскимосы составили чертеж залива Бутия для Джона Росса, искавшего Северозападный проход. В 1850–1851 гг. гренландский эскимос Калихеруа нарисовал для Э. Оммани, капитана судна «Асистанс», участвовавшего в поисках пропавшей экспедиции Джона Франклина, подробную схему северозападной части побережья Гренландии от пролива Смита до мыса Йорк. На этой схеме показаны и по – эскимосски названы мысы, острова, горы, ледники. Эскимосскими чертежами пользовались и многие другие исследователи американской арктики: МакКлинток, Ляйон, Холл. Было немало случаев, когда ранее составленные европейцами карты пришлось исправлять по эскимосским чертежам. Но пожалуй, никто из известных эскимосских «картографов» не отражал, на своих чертежах столь обширные пространства, как Ивалуардьюк.

Ивалуардьюк при более близком знакомстве оказался большим знатоком не только географии, но и преданий племени иглуликов. Сначала он, правда, был сдержан и не хотел рассказывать чужеземцам чтонибудь серьезное, ограничиваясь сказками о животных и песнями. Тогда Расмуссен стал сам рассказывать Ивалуардьюку и другим, слушавшим его, эскимосам мифы и легенды гренландских эскимосов. Все были поражены, что белый и к тому же приехавший из дальней страны знает сказания, известные людям из племени иглулик с детства, потому что гренландский и североканадский эскимосский фольклор во многом совпадают. Лед сдержанности был растоплен, и Ивалуардьюк стал одним из лучших рассказчиков. Расмуссен даже взял его с собой, когда вместе со своими коллегами уехал от капитана Кливленда и вернулся на Датский остров. Некоторые из рассказов Ивалуардьюка повествовали о древней истории жителей берегов Гудзонова залива и Гудзонова пролива.

«Говорят, – рассказывал Ивалуардьюк, – что когда – то в этих местах жил могущественный народ – туниты. Они строили жилища из камня и ребер китов. Туниты были искусны в морской охоте. Загарпунивая моржа, они дергали гарпун за линь с такой силой, что морж ломал себе хребет. А вытащив моржа на лед, привязывали к нему ремень и волокли домой по льду с такой легкостью, будто это был не морж, а маленький тюлень. Когда они уставали, им навстречу из селения выходили женщины, и охотники сразу забывали об усталости, потому что они были большими женолюбами.

Туниты были сильными людьми, но наших предков было больше, и они изгнали тунитов из прибрежных селений. С горя один из них, уходя, так ударил в скалу своим гарпуном, что камни взлетели в небо как маленькие льдинки».

Слушая это предание, Расмуссен еще не знал, что оно имеет под собой фактическую основу, что многочисленные каменные руины, которые он сам, Биркет – Смит и Матиассен встречали во многих местах на побережье неподалеку от Датского острова, действительно принадлежали не непосредственным предкам нынешних жителей этих мест – иглуликам и айвиликам, а людям несколько иной культуры, так называемым эскимосам туле.

Как выяснилось уже много времени спустя после этой экспедиции в результате океанографических исследований, примерно в XVII и начале XVIII в., опускание уровня моря у берегов центрального сектора канадской Арктики отрезало китам доступ в этот район. Местные пищевые ресурсы значительно сократились и стали недостаточны для многочисленного эскимосского населения, жившего на побережье. Ему пришлось покинуть большие постоянные селения, состоявшие из полуземлянок с остовом из китовых костей, и начать вести более подвижный образ жизни в поисках охотничьей добычи. Многие группы людей в это время совсем покинули побережье, переселились в глубь тундр и перешли к охоте на оленей– карибу и рыболовству, полностью отказавшись от морской охоты. Это так называемые эскимосыкарибу или оленные эскимосы, изучению которых члены Пятой экспедиции Туле уделили большое внимание, ибо ошибочно, как теперь стало ясно, считали, что культура эскимосов – сухопутных охотников более древняя, чем культура их сородичей, занимающихся морской охотой. Но, несмотря на эту ошибку, именно работы Пятой экспедиции Туле положили начало изучению древней истории американских эскимосов, выявив большую пластичность их культуры.

Поездка в Репалс – Бей, встречи на обратном пути с эскимосами различных племен много дали Расмуссену и для разработки методики сбора материалов о верованиях эскимосов. Люди, с готовностью рассказывавшие предания и легенды, сразу замолкали, как только Расмуссен спрашивал их, во что они верят, какие магические обряды совершают, какие запреты соблюдают и почему. И такая сдержанность была не случайной. Хотя миссионеры, за исключением нескольких кратковременных визитов, еще не проникли в этот отдаленный район, новые знакомые Расмуссена уже слышали об этих проповедниках христианского вероучения, столь сурово клеймивших эскимосские верования, искоренявших их старинные обычаи. Что касается торговцев и китобоев, то если они случайно и попадали на шаманские священнодействия, они презрительно пожимали плечами, отпускали язвительные реплики. Поэтому понятно, что эскимосам, с которыми встречался Расмуссен, не хотелось допускать его в мир своих верований и запретов. И как ни симпатичен им был Расмуссен, он был для них чужой. Для того чтобы завоевать полное доверие этих людей, оказалось мало охотиться вместе с ними, вместе есть, спать в одних снежных хижинах. Расмуссен понял, что необходимо полностью поставить себя на место этих людей, не руководить ими, не поправлять их, а показывать, что ты хочешь учиться у них, для чего и приехал из далекой страны. Необходимо было также завести друзей среди старейших людей племени, остальное придет само собой. Ивалуардьюк – старый и уважаемый человек, но он не шаман, не знаток религии, которая особенно интересовала Расмуссена. С таким знатоком ему удалось познакомиться немного позднее.

Вернувшись в штаб – квартиру экспедиции, Расмуссен составил план дальнейших исследований. Согласно ему, в первый год работы Биркет – Смит и Ольсен будут заниматься изучением эскимосов – карибу, а Матиассен и Фрейхен сначала поедут на север, чтобы нанести на карту неизвестные районы Баффиновой Земли и изучить живущих там эскимосов. Весной они займутся раскопками древних селений у залива Репалс. Сам Расмуссен решил начать работы с окрестностей штаб – квартиры, а затем присоединиться к Биркет – Смиту и Ольсену, Участвовавших в экспедиции полярных эскимосов разделили между отдельными партиями. Но прежде чем отправить в путь исследовательские отряды, надо было запасти мясо для экспедиционных собак, которые потребляли его в гораздо больших количествах, чем люди. Местные эскимосы сказали Расмуссену, что у мыса Элизабет, что находится на восточном побережье полуострова Мелвилл, много моржей, и Расмуссен отправился туда в сопровождении нескольких эскимосовохотников.

Был конец февраля 1922 г. Позади был день пути в сильный мороз. Наступила тихая звездная ночь. Расмуссен и его спутники собирались остановиться на ночлег и строить для этого снежную хижину. Внезапно из темноты вынырнули длинные сани, запряженные пятнадцатью белыми собаками. В санях было шесть человек. Они так неслись, что слышался свист рассекаемого воздуха. Увидев Расмуссена и его спутников, с саней спрыгнул небольшой человек с длинной обледеневшей бородой и подбежал к ним. Его живые, пытливые глаза остановились на Расмуссене. Он протянул ему руку по обычаю белых и приветствовал звучным «кьянгнамик» – благодарение приходящим гостям. Это был Ауа – шаман племени айвиликов. Он заметил, что собаки Расмуссена устали, и пригласил его на свои сани. Собаки понеслись, и вскоре на берегу небольшого озера показались снежные хижины. Из их окон, затянутых пленками из тонких выделанных тюленьих кишок, струился теплый красноватый свет. Община Ауа жила в пяти куполообразных хижинах, соединенных проделанными в снегу переходами. Расмуссен впервые увидел такой жилой комплекс, в котором семьи могли ходить друг к другу в гости, не выходя на мороз. Внутри спальные лежанки были застланы мягкими оленьими шкурами. И хозяева и гости удобно устроились на них. Но все были возбуждены встречей: спать не хотелось, и Ауа по просьбе Расмуссена стал рассказывать ему о могущественной морской хозяйке, правящей морем и его обитателями, о духах скал и гор, о полетах шаманов на небо. Оживленно жестикулируя, он говорил: «Жила – была некогда девушка, не желавшая выходить. замуж. Жила она с отцом и отвергала всех мужчин, к ней приходивших. Но раз, когда отец был на охоте, явился к ней в стойбище буревестник в образе человеческом и похитил девушку, Отец горевалгоревал о потере дочери, потом отправился в путь, нашел ее как раз в тот день, когда буревестник охотился, и повез домой в каяке. Но буревестник заметил беглецов, нагнал их и, так как отец не хотел отдавать дочь, поднял бурю, от которой каяк готов был опрокинуться. Тогда отец испугался и бросил дочь за борт буревестнику. Но она уцепилась за верхний край борта и грозила перевернуть каяк; тогда отец отрубил ей верхние суставы пальцев. Когда они упали в море, оттуда вынырнули тюлени и окружили каяк, и так как она продолжала держаться за борт обрубками пальцев, отец отрубил ей суставы по самую ладонь. На этот раз она не могла больше держаться и пошла ко дну, где стала великим духом, владычицей всех зверей морских». «Когда люди грешат, – продолжал Ауа, – их грехи, как грязь, запутываются в волосах морской хозяйки. Она тогда сердится на людей и не дает им моржей и тюленей. И приходится шаману спускаться на дно и просить хозяйку не обижать людей». Все слушали с напряженным вниманием и даже не заметили, как одна за другой погасли лампы, в которых выгорел весь тюлений жир. Женщины застыли на лежанках, совсем забыв о своей обязанности– время от времени подкладывать жир в плошки с фитилями. Еще бы, шаман приподнял край завесы, скрывающей неведомую страну, которую знают только посвященные в тайны духов.

Полмесяца провел Расмуссен в стойбище Ауа, днем охотясь за морским зверем, а вечерами слушая и записывая рассказы старого шамана и его жены Оруло о могущественных сверхъестественных силах, правящих жизнью людей и животных, о полетах шаманов на небо, песни и сказки. За эти две недели гостям и хозяевам удалось поймать только одного моржа, а в середине февраля, когда в стойбище приехали возвратившиеся из поездки на Баффинову Землю Фрейхен и Матиассен, Расмуссен вместе с ними вернулся на Датский остров. Но где – то добыть мясо все таки надо было: и на корм собакам, и про запас для запланированной на весну поездки на югозапад, на БарренГраундс к эскимосам – карибу.

Сами люди могли во время этой поездки охотиться на оленей и питаться их мясом, но собаки экспедиции были к нему непривычны, плохо им насыщались. Для них нужно было мясо морского зверя. И Расмуссену, вместо того чтобы заниматься научными исследованиями, пришлось снова ехать на охоту за моржами. На этот раз она оказалась успешной, и в конце марта Расмуссен отправился на БарренГраундс. Эти пустынные равнины к западу от Гудзонова залива служили прибежищем эскимосов – карибу, и во времена Расмуссена о них известно было только в самых общих чертах. С севера эту область ограждали льды полярного моря, с юга и югозапада – огромные лесные чащобы, с запада – тундры. Сюда проще всего было проникнуть с востока, с Гудзонова залива, но и здесь прибрежные воды 9-10 месяцев в году забиты льдом. До Расмуссена и Биркет – Смита лишь несколько белых побывали на землях эскимосов – карибу. В 70-х годах XVIII в. их пересек агент Компании Гудзонова залива С. Херн, искавший Меднорудную реку, о которой рассказывали индейцы. В конце прошлого столетия переход через Баррен Граундс совершил геолог Дж. Тиррел. Кроме того, у эскимосов – карибу побывали еще два монаха – Гасте и Теркетил, безуспешно пытавшиеся обратить их в христианство. Лишь за несколько лет до начала Пятой экспедиции Туле вблизи мест обитания оленных эскимосов появились фактории Компании Гудзонова залива, но Расмуссен и Биркет – Смит об этом не знали. Встретившись с Биркет – Смитом у озера Бейкер, куда последний приехал несколько раньше, чем Расмуссен, путешественники к началу июня добрались до падлермиутов – одного из племен эскимосов – карибу. Путь к ним был нелегок: то лил дождь – и тундра превращалась в месиво из торфа и снега, прорезанное многочисленными ручьями, то возвращался холод – и совсем позимнему крутила пурга, заметая палатку до крыши. И каково же было разочарование Раамуссена, когда, добравшись до падлермиутов, он увидел не незатронутых европейским влиянием эскимосов, как предполагал, а людей, к которым уже проникли фабричные изделия. На шее у многих висели части от часов: у одного крышка, у другого – циферблат, у третьего – пружинка, чтобы никому не было обидно. В одном из островерхих чумов, крытых оленьими шкурами, гремел граммофон. И Расмуссену показалось вначале, что он лет на сто опоздал посетить этих людей, которых собирался изучать вместе с Биркет – Смитом. Но овладевшее Расмуссеном разочарование прошло, когда он понял, насколько отличны падлермиуты от приморских жителей. Это были люди, не знавшие моря и морской охоты, а один из них даже спросил у Расмуссена, есть ли у тюленей рога, как у оленей. Это были воистину новые люди, какие еще не попадались на пути Расмуссена, и ему захотелось узнать, как они произошли, что они думают о жизни и смерти. Оказалось, что о последней они думают мало, потому что верят, «что все люди возрождаются, ибо душа бессмертна и всегда переходит из жизни в жизнь! Люди хорошие опять становятся людьми, а дурные возрождаются животными, таким образом населяется земля, ибо ничто, получившее жизнь однажды, никоим образом не может исчезнуть, перестать существовать». Пока Расмуссен изучал духовную культуру эскимосов – карибу, искал в ней сходство и различия с культурой приморских жителей, с одной стороны, и индейцев – с другой, Биркет – Смит занимался их материальной культурой: жилищем, орудиями охоты и рыбной ловли, одеждой и домашней утварью. Вместе с Расмуссеном они знакомились с приемами охоты падлермиутов на оленей. В конце июня сначала Биркет – Смит, а за ним и Расмуссен отправились в обратный путь. К середине сентября Расмуссен вернулся на Датский остров, где узнал, что Фрейхен и Матиассен хорошо поработали на Баффиновой Земле и что Матиассен снова отправился в путь, на этот раз раскапывать старые поселения эскимосовсадлермиут на острове Саутгемптон.

А Расмуссен остался на Датском острове. Прежде чем отправиться в дальний путь на запад, надо было еще многое сделать: разобрать коллекции, дождаться в штаб-квартире всех участников экспедиции и наметить план их дальнейших работ и самому подготовить снаряжение к дальнему путешествию.

Вокруг штаб – квартиры все было в желтых красках осени. «Арктическая осень вовсе не такое неприятное время года, как многие думают, – писал впоследствии Расмуссен. – Незаметно скользишь ей навстречу из живой страны лета, видишь природу, застывшую от холода, но и не думаешь со страхом о мраке, ждущем впереди, или о бурях и вьюгах, сквозь которые придется пробиваться. Напротив! Над всеми чувствами господствует чувство надежды, связанной с первым снегом, с первым льдом. Зима ведь не враг, она великая помощница, перекидывающая мосты через моря, прикрывающая голые камни гор и сглаживающая расселины…И как только санный путь сделает поездку возможной, тебя неудержимо тянет вдаль, рождаются новые планы, и ты только и ждешь с нетерпением, чтобы мороз покрепчал». Но разные дела и заботы руководителя Пятой экспедиции Туле помешали Расмуссену покинуть Датский остров с первым санным путем. Лишь в марте, когда южный ветер принес первое дыхание весны, Расмуссен попрощался с товарищами и начал свое путешествие к берегам Тихого океана. В дальний путь лучше отправляться «маленькой компанией» считал он и взял с собой только двух полярных эскимосов: Кавигарсуака по прозвищу Гага и его кузину Арнарулунгуак, которую все в экспедиции ласково называли Малышкой. Эти двое стали первыми эскимосами, которые посетили все племена своего народа, живущие вдоль арктических берегов Америки.

Впереди было много тысяч километров трудных дорог, и с собой взяли только самое необходимое: корм для собак, чай, кофе, сахар, муку, табак, швейные иглы, ножи и другие меновые товары, чтобы на них приобретать этнографические коллекции, а также одежду, ружья и боеприпасы. Санный путь был в прекрасном состоянии, и к середине апреля Расмуссен и его спутники доехали до зимнего стойбища эскимосовнетсилик, расположенного на льду залива Пелли. В разных стойбищах этих эскимосов: зимних, весенних и летних на полуострове Бутия, на озере Франклин и на острове КингВильям – Расмуссен оставался до начала ноября. Всюду он находил много интересного и нового: в способах охоты и рыбной ловли, в обычаях и верованиях. На острове КингВильям Расмуссен открыл и раскопал остатки древних жилищ из камня и торфа. Это означало, что эскимосы с культурой туле когда – то жили и здесь. А на полуострове Бутия Расмуссен, покупая амулеты, охраняющие своих хозяев от злых духов, чуть было не лишился всех волос на голове. Эскимосы решили, что у такого великого путешественника, как Расмуссен, должны быть могучие духипомощники, дающие ему силу, а проявляется она, по представлениям эскимосов, прежде всего в росте и обилии волос. И шаман племени предложил Расмуссену дать прядь своих волос каждому, кто продал ему амулет и тем самым лишился какихто духовпомощников. Расмуссен был в ужасе, потому что он купил у местных жителей больше двухсот амулетов: оленьих зубов, когтей ворона, полосок лососьей кожи и т. п. Кое – как ему удалось убедить шамана, что пряди волос надо отдавать только за самые ценные амулеты, а не за все.

К ноябрю в проливе Симпсон, что отделяет остров КингВильям от материка, и дальше на запад в заливе Королевы Мод установился прочный лед. Можно было отправляться дальше. И Расмуссену, и эскимосамнетсилик нелегко было навсегда порвать узы, скрепленные совместной жизнью, охотой, многочисленными беседами. Разлука была трогательной. А полмесяца спустя Расмуссен уже подъезжал к первому стойбищу охотников на мускусных быков, больше известных в научной литературе под именем медных эскимосов, так как они живут недалеко от устья реки Коппермайн. У них он оставался только два месяца, записывая главным образом песни, замечательными сочинителями и исполнителями которых показали себя его новые друзья.

К западу от Коппермайн и до устья Макензи во времена Расмуссена не было постоянного эскимосского населения; здесь можно было встретить только отдельных охотниковэскимосов или белых. Поэтому Расмуссен постарался как можно скорее проехать две с лишним тысячи километров, разделяющие устья этих двух рек. В середине апреля он был уже на берегах Макензи. То, что он здесь увидел, поразило его. Здешние эскимосы были втянуты в орбиту капиталистической торговли. Они охотились на песцов и лис, жили в таких же бревенчатых хижинах, как и белые охотники, пользовались керосиновыми лампами, разгуливали с фотоаппаратами, которыми они не умели как следует пользоваться.

Расмуссен не знал в то время, что эти люди не были исконными уроженцами северозападной Канады. Эскимосы, жившие здесь в прошлом, вымерли от болезней, занесенных американскими китобоями, зимовавшими с конца 80-х годов прошлого столетия у острова Хершел вблизи устья Макензи. Те же эскимосы, которых встретил Расмуссен, были в недалеком прошлом привезены китобоями из Аляски. Они должны были охотиться на оленей и снабжать мясом команды судов. Но в 1907 г. промысел китов в этом районе прекратился, а вскоре повысился спрос на пушнину, и бывшие наемные охотники на оленей не вернулись на Аляску, а осели вокруг устья Макензи и стали поставщиками мехов для открывшихся здесь постов Компании Гудзонова залива.

Расмуссену все же удалось пробудить у этих пришельцев с запада интерес к их старой культуре, и он смог собрать материал для монографии об эскимосах макензи. Фактически эта монография не о исконных уроженцах района, а прежде всего об аляскинских эскимосах племени нунамиут, так как именно в этом племени китобои вербовали себе охотников. Но это не сделало данные Расмуссена менее интересными, потому что до недавних лет, когда у нунамиутов побывал американский исследователь Н. Гебсер, эта этнографическая группа оставалось одной из наименее изученных на Аляске.

В начале мая Расмуссен выехал на Аляску и, проехав вдоль ее северного побережья, остановился на неделю у эскимосов мыса Барроу. В местной школе он рассказал всем собравшимся о своем путешествии, и, хотя он говорил на западногренландском диалекте, его все понимали без труда и слушали с огромным интересом. Здешняя молодежь училась в школе и тем не менее почти ничего не знала о своих соплеменниках из Канады и Гренландии.

Дальше путь Расмуссена лежал на юг вдоль западного побережья Аляски. Он двигался навстречу весне, и остававшийся за санями узкий след быстро расплывался и исчезал под лучами солнца, которое грело все сильнее. С санями пришлось расстаться, и дальше несли поклажу на себе или плыли на лодках. И настал день, когда Расмуссен, Гага и Малышка увидели, что путь окончен. Впереди расстилался город Коцебу. Оттуда на шхуне Расмуссен добрался до города Ном, откуда, спустя месяц, отплыл в Сиэтл, а затем на родину. К этому времени к себе домой вернулись и другие участники экспедиции.

Так закончилась Пятая экспедиция Туле. Во время нее Расмуссен исследовал все эскимосские племена (айвилик, иглулик, нетсилик, медные, макензи и многие другие), жившие в то время к востоку от Гудзонова залива до Берингова пролива на западе. Расмуссен установил, что все эти племена, имеющие единую духовную культуру и единый язык, представляют собой один народ, пожалуй, наиболее широко расселенный из малых народов земного шара. Глубоко проникнув в духовный мир американских эскимосов, он выяснил, что в основе представлений этого народа о жизни, об устройстве Вселенной лежала вера в могущественную безличную «силу», присутствующую во всем сущем и наказывающую людей, которые без нужды убивают животных. Таким образом, верой в силу освящалось сложившееся в результате многовекового опыта убеждение эскимосов о необходимости бережного, рачительного отношения к природной среде.

Расмуссен собрал уникальный материал по фольклору и обычаям эскимосских племен американского севера. После выхода в свет его книг, посвященных духовной культуре иглуликов и нетсиликов, известный французский исследователь Л. Леви – Брюль писал: «Эти сообщения от шаманов и певцов племен иглулик и нетсилик, раскрывающие их верования и духовную жизнь, являются уникальными документами среди результатов, достигнутых этнологией вплоть до сегодняшнего дня» (книга Леви – Брюля «Сверхъестественное и природа в первобытном мышлении», в которой содержится это высказывание, вышла в 1931 г.). Затем он продолжал: «Работы Расмуссена об эскимосах делают эпоху так же, как работы Спенсера и Гиллена о племенах Центральной Австралии».[2]

Труды Расмуссена о духовной культуре различных племен американских эскимосов, которые продолжали публиковаться и после его смерти и составили много томов, содержат богатейший материал для сравнительно этнографических и сравнительно фольклористических исследований и полностью сохраняют свою научную ценность до сегодняшнего дня.

В таких произведениях Расмуссена, как «Наблюдения над духовной культурой эскимосов – карибу», «Духовная культура медных эскимосов», «Эскимосы Макензи», «Эскимосы Аляски» и других, содержится много сведений о положении коренного населения американского севера в 20х годах нашего столетия и вообще об обстановке на канадском севере и Аляске в это время. Таким образом, и при изучении истории колонизации американского севера труды Пятой экспедиции Туле стали ценным источником.

До начала своего путешествия на запад вдоль арктических берегов Америки Расмуссен также, как мы видели выше, активно участвовал в исследованиях, проводившихся другими членами экспедиции. Было изучено и нанесено на карту расселение эскимосских племен и отдельных территориальных групп эскимосов, живущих к западу и к северу от Гудзонова залива. Среди этих племен были проведены лингвистические и антропологические исследования, правда, довольно ограниченные по своему объему и значимости. Собранные по этим темам материалы были опубликованы в таких работах, как «Антропологические наблюдения над центральными эскимосами» К. Биркет – Смита, «Скелетные остатки центральных эскимосов» К. ФишераМоллера, «Пятьсот эскимосских слов. Сравнительный словарь гренландских и центральноэскимосских диалектов» К. Биркет – Смита. Лингвистические исследования позволили сделать вывод, что такой языковой группы, как центральные эскимосы, нет, что это чисто географическое понятие, хотя и удобное для употребления в научной литературе.

Пятая экспедиция Туле в лице прежде всего Биркет – Смита, но при участии Расмуссена и других членов возглавлявшегося им научного коллектива глубоко и всесторонне изучала эскимосов – карибу, по существу открыв для науки эту своеобразную этнографическую группу, резко отличающуюся от остальных эскимосов своим уходом от моря и отказом от морской охоты. В двухтомном сочинении К. Биркет – Смита «Эскимосы – карибу. Материальная и духовная жизнь и культурное положение» детально описаны и проанализированы хозяйство этих эскимосов, их жилище, одежда, пища, обычаи и т. д. Исходя из примитивности культуры эскимосов – карибу, у которых отсутствуют многие предметы, знания и умения, присущие жителям побережья, Биркет – Смит сделал вывод, что культура эскимосов – карибу представляет собой остаток древнейшей эскимосской протокультуры, существовавшей до того, как ее создатели приспособились к жизни на арктическом побережье и стали охотниками на морского зверя. Мы уже отмечали, что эта теория оказалась ошибочной, но в свое время она сыграла заметную роль в изучении происхождения эскимосов и их культуры. Изучение хозяйства и материальной культуры эскимосов – карибу внесло также немалый вклад в разработку проблемы форм приспособления человека к экстремальным условиям обитания.

Пятая экспедиция Туле провела также значительные археологические работы на восточном берегу Гудзонова залива, на острове Саутгемптон и около Понд – Инлет на севере Баффиновой Земли. Были раскопаны десятки старых зимних жилищ из камня, торфа и китовых костей, собрана археологическая коллекция, включающая несколько тысяч предметов. На основе этих археологических исследований Т. Матиассен сделал вывод, что на территории, где в начале XX в. жили айвилики, иглулики, нетсилики, медные эскимосы и другие племена, раньше жили люди иной культуры. Эта исчезнувшая культура основывалась на охоте на китов, а не оленей – карибу и тюленей, люди обитали в постоянных жилищах, а не в снежных хижинах зимой и палатках летом; новая и старая культуры различались и многими орудиями труда и предметами утвари. Эта старая культура была той же культурой туле, которая была открыта Второй тулеской экспедицией на северозападе Гренландии. Матиассен высказал мнение, впоследствии подтвердившееся, что культура туле существовала тогда, когда уровень моря был выше и что когда – то все побережье американской Арктики было занято древними эскимосами с однородной тулеской культурой. До сих пор предположение Матиассена о том, что культура туле возникла на севере Аляски, а затем распространилась на восток до Гренландии, считается вероятным. Правы оказались члены Пятой экспедиции Туле и в том, что культура туле дольше всего, до начала XX в., сохранялась в почти неизменном виде на острове Саутгемптон, в остальных же местах она уже несколько веков назад сменилась эскимосской культурой нового облика, той, которую наблюдали и подробно описали Расмуссен, Биркет – Смит и Матиассен.

Не забыли члены экспедиции и о географических исследованиях и картографических работах, так же, как мы уже упоминали, входивших в планы полевых изысканий. Основными районами для физикогеографических исследований были Баффинова Земля и полуостров Мелвилл, а также остров Саутгемптон. У берегов Баффиновой Земли побывало немало морских экспедиций, но тем не менее внутренние районы этого большого острова, особенно его северной части, к 20-ым годам XX в. оставались еще неизученными. В 1922–1924 гг. Фрейхен и Матиассен совершили несколько маршрутов по Баффиновой Земле, нанеся на карту обширную область от восточных берегов полуострова Бродер на западе до линии, соединяющей мыс Джой, Милн – Инлет и Стинсби – Инлет на востоке. Кроме того, был нанесен на карту район, прилегающий к бухте Агго, на югозападе полуострова Бродер. На карту были также нанесены восточное побережье полуострова Мелвилл, северная часть острова Саутгемптон, берега залива Репалс. Было также составлено физикогеографическое и геологическое описание всех этих территорий, собраны материалы об их флоре и фауне. Об объеме работы Пятой экспедиции Туле по физической географии, зоогеографии, геоботанике и геологии можно судить уже по тому, что публикации трудов экспедиции по этим темам составили восемь книг.

В течение двух лет на Датском острове велись метеорологические наблюдения. Это было первое столь длительное исследование погодных условий в этом районе. К сожалению, изза трудной ледовой обстановки не удалось провести гидрографические и морские зоологические исследования.