Предисловие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Предисловие

Отгремели последние залпы Великой Отечественной войны — самой кровопролитной и тяжелой из всех войн, которые знало человечество.

Вскоре был опубликован приказ Верховного Главнокомандующего, в котором говорилось: «В ознаменование Победы над Германией в Великой Отечественной войне назначаю на 24 июня 1945 года в Москве на Красной площади парад войск действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона — Парад Победы…».

Каждый фронт, в том числе и наш — 3-й Украинский, приступил к формированию сводных полков. Большой радостью для меня и моих боевых товарищей было узнать, что и мы вошли в число немногих избранных, кто пройдет торжественным маршем через Красную площадь в тот исторический для нашей Родины день.

Из Сомбателя — места сбора сводного полка 3-го Украинского фронта — по дорогам Венгрии нас везут специальным поездом в Москву. Веспрем, Варполота, Секешфехервар… Следы войны повсюду. Особенно пострадал Будапешт. Но трудолюбивые венгры уже приводят в порядок свою красавицу столицу.

В нашей памяти еще свежи подробности боев под Будапештом. Казаки, летчики, перебивая друг друга, рассказывают боевые эпизоды. Сколько раз мы сходились здесь в смертельных схватках с врагом. Я думаю об этом, и мне кажется, что благодарный венгерский народ навсегда сохранит в памяти богатырскую поступь русских солдат, принесших ему и народам Европы спасение от фашизма. Непоколебимыми в бою, внимательными и добрыми к простым жителям сел и городов — такими узнала наших солдат Европа.

Дорога способствует общению. Легче и веселее жить на свете, когда у тебя есть друзья, с которыми можно поделиться радостями, поведать о невзгодах.

В соседнем вагоне ехали казаки Донского кавалерийского корпуса. Мы близко познакомились с командиром 12-й Донской кавалерийской дивизии, участником гражданской и Великой Отечественной войн генералом Григоровичем, с первых дней войны находившимся на фронте. Григорович интересно рассказывал о кавалерии, об удивительной приверженности кавалеристов к своему древнему роду войск.

— Как-то в начале войны, — рассказывал он, — одного командира эскадрона назначили командиром вновь формируемого стрелкового батальона. Он пришел ко мне и заявил: «Я приказ выполню, но по прибытии к месту службы на первой же осине повешусь». Пришлось напомнить ему о вещах более важных… Впрочем, он неплохо командовал батальоном, а затем при благоприятных условиях мы его вернули в кавалерию.

Командиром нашего батальона летчиков был генерал-майор авиации Буряк — начальник штаба 10-го штурмового авиационного корпуса.

Буряк всем нравился: умные голубые глаза, пухлые губы, широкое скуластое лицо, светлое в улыбке, всегда излучало доброту. Для всех он находил доброе слово, рядом с ним как-то было уютно и тепло.

Генерал Буряк много раз бывал на переднем крае, управляя авиацией на поле боя. В пути мы о многом переговорили. Он поделился с нами своими впечатлениями о воздушных боях, которые мы проводили. Нам было интересно знать его мнение.

Чем ближе поезд продвигался к границе нашей Родины, тем реже и реже слышались голоса. Каждому хотелось остаться наедине со своими мыслями. Люди истосковались по Родине, по родным и близким, по городам и селам детства и юности. В дни тяжелых испытаний у нас была великая цель и некогда было давать волю чувствам. И только теперь люди стали по-настоящему осознавать, как им не хватало отчего дома, когда шла война.

В поезде совсем тихо. Настала долгожданная минута: мы подъезжаем к советской границе. …И вдруг тишину нарушает песня «Широка страна моя родная…». Все дружно подхватывают: «…много в ней лесов, полей и рек». Из нашего вагона она переносится в другие.

Герой Советского Союза командир эскадрильи из группы Витрука капитан Борис Пестров с волнением спрашивает меня:

— Коля, это наши или не наши люди? Что-то головные уборы у них непохожи на русские.

Петя Якубовский небрежно бросает:

— Боря, надо знать географию: это Закарпатье, которое населяют гуцулы, русины.

Поезд, замедляя ход, останавливается. Мы выскакиваем из вагонов на перрон и попадаем в объятия дорогих соотечественников.

Мы были молоды и обнимали встречающих нас, как своих родителей, с легким сердцем, с чувством исполненного долга. Время пролетело незаметно…

И снова дорога. Мы долго не могли заснуть, делясь впечатлениями о первой встрече на родной земле. Рано утром мы снова у окон: смотрим и не можем насмотреться на родные поля. Мелькают города и села. Сколько жизней отдано за их освобождение! Сколько крови впитала в себя земля Советская! И как бы в память о погибших всюду островками горят в зелени трав красные огоньки. Кто-то сказал: «Здесь были сильные бои в сорок четвертом, много полегло нашего брата в этой долине».

Вот огоньки превращаются в огромные красные пятна полевых цветов.

— Маки! — почти одновременно вырвалось у многих.

— Да, эта земля обильно полита кровью, — говорит усатый казак. — Вот она и вышла на поверхность земли яркими красными цветами.

Природа в эту весну щедро одарила землю влагой, но буйная зелень трав, полей и лесов не могла скрыть всех ужасов войны: всюду видны траншеи, черные руины домов, вокзалов.

…Сколько испытала ты, родная земля? Миллионы тонн тротила рвали твое тело! Миллиарды осколков бомб и снарядов впились в твои недра, миллионы траншей, окопов, дзотов, рвов и убежищ избороздили вдоль и поперек твои поля. Еще многие годы они будут напоминать об этой тяжелой войне.

Поезд уносит нас все дальше и дальше. Все реже остановки. Но повсюду люди спешат к нашему поезду, чтобы выразить чувства признательности сыновьям-победителям.

И вот на горизонте в лучах восходящего солнца появляется Киев — столица многострадальной Украины. Некоторым из нас довелось сражаться здесь, нашлись люди, которые в 1941 году обороняли столицу Украины, и те, кто освобождал Киев в ноябрьские дни 1943 года.

Поезд остановился в Дарнице. Из-за Днепра видны киевские кручи, на которых расположился город, совсем недавно содрогавшийся от взрывов бомб, снарядов. Мертвыми развалинами темнеют следы войны.

Было погожее весеннее утро, деревья шумели свежей листвой, радуя нас зеленокудрыми нарядами. Особенно красивы каштаны — причудливые пирамиды цветущих султанок.

Нам хотелось побывать в Киеве, но времени было мало, и кто-то из ребят предложил осмотреть Дарницу.

Дарница — типичное украинское село, разрушенное войной. Пройдя несколько метров, мы оказались у места, огражденного колючей проволокой. Местные жители сообщили, что здесь размещался концентрационный лагерь смерти.

Дальше мы не пошли. Помрачнев, возвратились к вокзалу и группой подошли к ребятам из корпуса генерал-майора Горшкова. Статный полковник рассказывал, как брали Киев.

…Еще в конце сентября 1943 года Николай Федорович Ватутин от имени Военного Совета фронта обратился ко всему личному составу с волнующими словами:

«В час, когда мы стоим у Днепра, к нам обращены взоры всей страны, всего народа. Нас ждут советские люди на западном берегу великого Днепра. Поднимем же свои славные знамена на том берегу седого Днепра, над родным Киевом!»

Бои шли очень тяжелые, земля гремела от взрывов. Но расширить плацдарм южнее Киева не удалось. Пришлось перегруппировать силы на Лютежский плацдарм, где шла подготовка под девизом: «Освободим Киев к 26-й годовщине Великой Октябрьской революции».

К рассвету 6 ноября столица Украины была полностью освобождена от фашистской нечисти.

Воинов встретили улицы, заваленные кучами кирпича, стекла, досками, расплавившимся металлом. Город был истерзан фашистами. Всюду обгоревшие дома, руины. Крещатик превращен в кладбище зданий. Мрачную картину дополняли уныло стоящие обгоревшие деревья. Верно говорят: деревья умирают стоя. Они, подобно нашим людям, не склонили головы, стояли, как часовые на посту, до последнего вздоха.

— Завидя нас, — продолжал полковник, — из подвалов, руин выходили люди-скелеты, обтянутые кожей землистого цвета. Но глаза их светились неописуемой радостью. Они рассказывали о себе, о зверствах гитлеровских оккупантов. Сколько горя вынесли на своих плечах советские люди в эти страшные годы оккупации! Этого нельзя ничем измерить, нельзя забыть…

И снова поезд мчит нас вперед… Конотоп, Бахмач, Брянск, Брянские леса — памятник славы партизанскому движению. И опять воспоминаниям нет конца… Но жизнь берет свое. Как никогда, щедрым кажется весеннее солнце. Иногда прямо в чистом поле или в лесу поезд останавливается, и мы, словно шаловливые мальчишки, ватагой выскакиваем из вагонов. Ведь всего несколько лет назад мы вот так же бегали, гоняли голубей, купались, ловили рыбу, мечтали о будущем…

Самые прекрасные годы юношества отняла война. На нас легла ответственность по защите Родины от фашизма. И сейчас, глядя на нас, старшие прощали нам наши шалости. Машинист понимающе улыбался, если мы задерживали поезд на несколько минут, и, увеличив скорость, к очередной станции входил в график.

Поезд приближался к столице нашей Родины — Москве.

Москва… Какая она? Ведь большинство из нас знали ее только по рассказам, по фильмам, по литературе. Невольно вспоминаются строки Пушкина:

Москва, Москва, как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!..

Поезд останавливается. Киевский вокзал, перрон, привокзальная площадь до предела заполнены людьми, и мы растворяемся в людской массе.

Объятия москвичей. Слезы! Слезы радости! Их не стыдятся те, кто видел смерть… Ликует огромная страна, встречая победителей.

Паровозный гудок долго не мог собрать всех в вагоны: москвичи не отпускали нас. Наконец прибыли в Болшево, где должен разместиться наш сводный полк. И там — теплые встречи. Те же ликующие лица людей. Сознание того, что Москва совсем рядом, доставляет еще большую радость.

Нам объявили правила поведения, порядок подготовки к параду, режим дня. Было разрешено навестить родных, друзей, знакомых, осмотреть столицу.

Москва нас ошеломила. Во многих столицах мы побывали, но такого большого города еще не видели.

Вечерняя столица сияла морем огней, и мы ходили до поздней ночи, любуясь ею. Вечером не было видно последствий войны, но спустя несколько дней мы обнаружили и здесь ее дыхание.

…Шло время, подготовка к Параду Победы велась полным ходом. Ежедневные строевые занятия по 8—10 часов изматывали нас и, конечно, были не по душе. После фронтовой «вольницы» эти порядки нам казались очень строгими.

Но когда успехи стали заметными, нагрузку уменьшили до шести часов. А порой занимались только до обеда. Появились выходные дни. Усталость меньше одолевала нас, и поэтому все оставшееся от занятий время мы проводили в Москве. Ходили по музеям, театрам, особенно часто посещали Большой театр, слушали оперы, смотрели балет и с еще большим удовольствием бродили по московским улицам, находя на каждой улице «старину» — творения рук наших русских умельцев и зодчих далеких времен.

Так шли день за днем в труде и отдыхе. И вот наступил долгожданный день.

Парад Победы был назначен на 10 часов утра. Нас разбудили рано. В 8 часов мы были уже в Москве. С утра моросил мелкий дождь, который вскоре усилился, да так, что мы промокли до ниточки.

Несмотря на дождь, все улицы Москвы, ведущие к Красной площади, были заполнены жителями столицы и Подмосковья, приезжими, командированными. Люди сияющими улыбками приветствовали проходящие колонны фронтовиков.

И вот участники Парада Победы — представители всех фронтов, протянувшихся от Белого моря до берегов Адриатики, — сосредоточиваются на Красной площади.

Красная площадь! Я думал о том, сколько она помнит событий. Отсюда в 1918 году Владимир Ильич Ленин своими пламенными речами напутствовал красноармейцев и красногвардейцев, отправляющихся на фронт. Здесь они давали клятву верности — отстоять дело революции.

С Красной площади в ноябре 1941 года участники ноябрьского парада уходили на фронт, где решалась судьба страны.

По традиции, на Красной площади проходили парады войск, демонстрации трудящихся. Но древняя площадь никогда не была свидетельницей такого триумфального события в честь героических свершений советского народа и его армии, как Парад Победы.

Право открывать парад было предоставлено Карельскому фронту. Наш 3-й Украинский фронт был замыкающим. Войска заходили на свои места, выстраиваясь шеренгами, ротами, полками. В первой шеренге стояли воины, внесшие наибольший вклад в общее дело победы. Такого количества наград ни до, ни после я нигде не видел. Вот они, славные сыны Отечества, готовые продемонстрировать сейчас мощь и непобедимость Советской Армии!

Полные нетерпения, мы считали минуты, приближающие нас к началу парада.

И вот эта минута настала…

Вначале раздались редкие, а потом все более частые и громкие аплодисменты: это аплодировали близстоящие представители партийных и советских организаций, трудящиеся Москвы. Они первыми, находясь на гостевых трибунах, увидели руководителей партии и правительства.

Овации постепенно стихают. Минутная стрелка часов Спасской башни подходит к десяти и словно замедляет свой ход, подчеркивая важность события. В этот момент со стороны Исторического музея на гнедом коне появляется командующий Парадом Победы — Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Мы много слышали о нем, знали по газетам, по лентам кинохроники. Стоящие рядом с нами казаки откровенно любуются осанкой всадника: Рокоссовский не по годам молод и статен.

Бой кремлевских курантов. Сколько раз мы слушали их серебряный перезвон? С первыми ударами из Спасских ворот на белом коне выехал принимающий парад Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Звучат мощные, торжественные звуки бессмертной мелодии Глинки «Славься!».

С каждым ударом кремлевских курантов Жуков приближается все ближе и ближе. Он ниже Рокоссовского, но более плотен, в седле держится так же спокойно и уверенно.

Мы следим за обоими всадниками. Вот они один — от Исторического музея, другой — от Спасских ворот, слегка убыстряя ход, направляются навстречу друг другу.

На Красной площади звучат четкие слова рапорта командующего парадом дважды Героя Советского Союза Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского.

Затем начался объезд войск.

Объезжая войска, оба всадника останавливались перед каждым фронтом, здороваясь и поздравляя участников с Парадом Победы. После этого Жуков направился к Мавзолею. Фанфаристы исполнили «Слушайте все».

После речи по команде поднялись боевые знамена войск, под которыми был завершен разгром врага. Мужественные, опаленные войной лица победителей, новые мундиры, на которых сверкали боевые ордена, — все это создавало волнующую и незабываемую картину. Поэт Семен Кирсанов так сказал об этом:

 …Пусть победители пройдут

по нашим светлым площадям!

Те, что прошли по минам — там,

да прошагают ныне тут.

 …И вот двинулись войска Карельского фронта — защитники Севера, Заполярного круга. Впереди сводного полка идет Маршал Советского Союза К. А. Мерецков.

Вслед за северянами, чеканя шаг, идут славные защитники города Ленина. Полк ведет Маршал Советского Союза Л. А. Говоров — крупный военный специалист, талантливый полководец.

Один за другим твердым шагом проходят те, кто стоял насмерть под Москвой и Сталинградом, кто громил немцев под Орлом и Курском, кто освобождал Украину и Белоруссию.

Триумфальное шествие захватило всех участников, и зрителей, передалось на близлежащие улицы и площади. Народное ликование достигло наивысшего накала, когда проходили воины 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, разгромившие фашистского зверя в его собственном логове, своевременно оказавшие помощь восставшей Праге. Сводный полк 1-го Украинского фронта возглавлял дважды Герой Советского Союза маршал И. С. Конев — выдающийся военачальник, смелый и решительный человек.

…Настал долгожданный момент и для нашего 3-го Украинского фронта. Его боевой путь прошел от берегов Волги до подножия Австрийских Альп. В составе сводного полка шли те, кто громил немцев под Сталинградом, на Дону, в Донбассе, освобождал Харьков, Запорожье, Одессу, Кишинев. Войска фронта участвовали в освобождении от фашистского ига народов Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии. Во главе полка — Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин, пользовавшийся большим авторитетом и уважением в войсках.

Подходим до рубежа, где по команде Толбухина равняемся направо, и наши взоры устремляются на трибуну. Каждый хочет поближе рассмотреть партийных и государственных деятелей, военачальников. Однако о равнении не забываем. Это святая святых для участников парада. Надо было пройти всего 200 метров, с частотой 110 шагов в минуту. А наши сердца при этом бились еще чаще.

На трибунах тепло встречали представителей всех фронтов, участвующих в Параде Победы. Особый восторг охватил всех, когда специальная рота в составе 200 лучших бойцов — участников войны — под бой барабанов бросила к подножию Мавзолея В. И. Ленина 200 знамен разгромленных частей и соединений немецко-фашистской армии.

После прохождения по Красной площади наш сводный полк направился на вокзал. Напряжение постепенно спадало, уступая место чувству волнующей радости пережитого события.

В людском потоке мы дошли до привокзальной площади. И везде одна и та же картина: радостные лица, объятия, улыбки, смех и приглашения. Восторженно встретило нас и Болшево.

В окружении друзей мы шли к общежитию. Вдруг, словно из-под земли, перед нами появилась маленькая старушка. И прямо к Жоре Сивкову, грудь которого помимо Золотой Звезды была в обилии украшена орденами и медалями.

— Касатик, кто же ты такой? — взволнованно заговорила старушка. — Иконостас, истинный господь, иконостас… Касатик мой! Дай я на тебя помолюсь.

Жора покраснел, смутился, не зная как вести себя. Это был, пожалуй, единственный случай в его полной событиями жизни, когда он растерялся и не зная что делать: то ли стоять и слушать старушку, то ли обойти ее. Он боялся обидеть бабусю, но в то же время не без оснований опасался острых на язык товарищей, которые неминуемо станут потом рассказывать с добавлением различных красноречивых деталей, как Жора позировал в роли «святого». И тут вперед выскочил наш полковой весельчак Петя Якубовский.

— Бабуся, какой же он святой, какой же иконостас? — весело гаркнул он. — У него же креста нет! Посмотри, бабуся, вот у меня крест, помолись лучше на меня… А, бабуся?

И Петя, обняв, расцеловал старушку под дружный взрыв смеха, вызвав румянец на ее обветренных щеках. В хорошем настроении, с шутками и смехом добрались мы до своего общежития.

Позже состоялся праздничный обед, за которым шел большой сердечный разговор. Все, что мы видели и пережили на войне, промелькнуло в нашей памяти кадр за кадром…

Перед нашими глазами прошли и первые дни войны, трудные дороги отступлений. Многие за время войны побывали на разных фронтах. Вспоминали дороги Смоленщины, Подмосковья, волжскую твердыню, Малую землю, Керчь, Севастополь и Одессу, Воронеж и Киев, Ленинград и Минск, Варшаву и Прагу, Будапешт, Вену.

Вспоминали и о тех, кто не дошел до светлого праздника — Дня Победы, — Евтодиенко, Краснов, Филиппов, Горбунов, Жахбазян, Липатов и другие, чьи имена золотыми буквами вписаны в книгу павших за правое дело.

Вечером заместитель командира батальона по политчасти вручил мне пригласительный билет в Кремль на прием, назначенный в честь участников Парада Победы.

Надо ли описывать состояние, в котором я тогда находился? Радости моей не было предела. Я оказался в числе немногих приглашенных. Приятная весть заставила нас тщательно готовиться к торжеству. Мы гладились, чистились, в который раз проверяли мундиры, придирчиво осматривали себя в зеркале. До позднего часа не могли заснуть от возбуждения.

На следующий день мы прибыли на Красную площадь. Кажется, вся Москва стеклась сюда, невозможно было пройти. Участники вчерашнего Парада Победы были в центре внимания. Воинов окружали плотным кольцом, расспрашивали о войне, кто и где отличился, за какие ратные дела получены награды. Мы очень смущались бурным проявлением добрых, ласковых чувств москвичей. Мы не привыкли к такому вниманию.

Наши командиры чаще журили нас, чем хвалили. Как правило, всегда строго говорили о недостатках, а о хорошем, добром умалчивали. Не знаю, чем это объяснялось. Возможно, боялись нас испортить похвалой.

В окружении москвичей подходим к Спасским воротам. При входе в Кремль нас тщательно, придирчиво осмотрели, проверили документы. Это повторилось несколько раз до самого Большого Кремлевского дворца, что, однако, не мешало нам осматривать Кремль внутри, любуясь гармонией архитектурного ансамбля.

Московский Кремль — это летопись нашей Родины. Мне, в частности, вспомнилось, что в 1709 году, когда вся Москва торжественно праздновала победу в Полтавской битве, Петр I также устраивал в Грановитой палате прием в честь особо отличившихся в ней русских воинов.

А сегодня на кремлевской земле, где все напоминает о героической борьбе русского народа, участники Парада Победы.

 И каждый камень Твой…

Заветное преданье поколений.

 Вспомнились невольно слова Лермонтова, когда мы вошли в Большой Кремлевский дворец. Взгляд быстро скользит с одного предмета на другой, отмечая красоту стен, узорчатых полов, люстр, излучающих свет… Все хочется осмотреть, впитать в себя, запомнить. Стояли как завороженные…

Минут за 15 до начала мы были уже у своих мест, с нетерпением ожидая открытия торжественной церемонии. Прошел слух, что будет выступать Сталин. И все-таки, когда зазвучал его голос, для многих это было неожиданностью. Сталин находился в Георгиевском зале, но речь его транслировалась по всем залам, где были гости. Мы внимательно вслушивались в размеренно звучащие слова, и перед нашими глазами вновь вставали картины только что пережитой тяжелой войны. Закончил Сталин свою речь проникновенными словами в адрес великого русского народа, сплотившего на отпор врагу все национальности нашей Родины, воздав должное его мужеству, бескорыстию, доброте, духовному богатству, которыми он всегда щедро делился с другими народами.

Постепенно выпитое вино и праздничное настроение придали нам смелости. Мы попросили Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского и генерала В. А. Судеца провести нас в Георгиевский зал. Здесь мы издали увидели Сталина в необычной праздничной обстановке.

Было уже далеко за полночь, когда участники приема стали расходиться. Мы прошли Спасские ворота и оказались на Красной площади. К нашему удивлению, освещенная прожекторами площадь была, как и днем, полностью запружена народом. Никому не хотелось спать в эту праздничную ночь. Однако нам пора было возвращаться на свою базу. На завтра был назначен выезд в свои части.

Прощай, Болшево!

Прощай, любимая Москва с приветливым гостеприимным народом!

Прощай, сказочный Кремль, Красная площадь!

Впрочем, с Москвой не расстаются, Москву не забывают. Она навсегда остается в сердцах тех, кто побывал в ней хотя бы один раз…

Когда мы возвратились в часть с Парада Победы, друзья, как можно было ожидать, засыпали нас вопросами. Мы добросовестно отвечали, но ответить на все, конечно, не смогли. Каждый из нас все чаще подумывал о своей дальнейшей судьбе. Все чувствовали и понимали, что, пока была война, цель и интересы были одни, но вот она окончилась, и людей потянуло к мирным делам, к созидательному труду. Что делать? Кем быть?

Однажды кто-то приехал из штаба воздушной армии и доверительно сообщил: «Братцы, скоро будет война с Японией, формируются части».

О. Смирнов, В. Калашонок, П. Якубовский, я и другие спешно сочинили рапорта об отправке нас на восток.

Проходили дни. Мы настойчиво требовали удовлетворить нашу просьбу. Командир дивизии не выдержал, собрал нас и сказал:

— Сидите спокойно, там обойдутся и без вас. Во-первых, там находятся дальневосточники, дайте им возможность повоевать; во-вторых, кое-кого перебросили с запада. Надеюсь, справятся и без нас…

И действительно, через несколько дней было объявлено о начале боевых действий, а вскоре о разгроме Квантунской армии и капитуляции Японии. Так закончилась вторая мировая война.

«Теперь, — думали мы, — Родине не потребуется большая армия, а рабочие руки нужны».

Настала пора принимать какие-то определенные решения. Молодые, горячие, привыкшие действовать немедленно, мы были полны энергии, которая требовала выхода. Но настоящего применения своим силам мы не находили. Тренировочные полеты, которыми все в основном занимались, были для нас чем-то вроде развлечения.

Вскоре началась демобилизация. Первым эшелоном были отправлены девушки. Наши славные боевые подруги, прошедшие с нами фронтовые дороги и мужественно разделявшие все невзгоды и тяготы войны. Им было нелегко. Они обслуживали самолеты, укладывали парашюты, подвешивали тяжелые бомбы, оказывали медицинскую помощь и делали многое другое. Но никогда не сетовали на свою судьбу, не жаловались на трудности и всегда окружали нас такой заботой, такой лаской, что мы подчас забывали о войне, о недавних тяжелых боях, чувствуя себя так, словно перенеслись ненадолго в полузабытый нами домашний уют.

Прощание всегда тягостно, а с нашими девушками расставаться было особенно тяжело, несмотря на то что наши сердца, казалось бы, привыкли и к более горьким, безвозвратным потерям боевых друзей.

Потом отправили первую партию мужчин. День за днем наши ряды все более таяли. После лечения — проводы Бориса Кислякова. Вскоре демобилизовался Вася Гриценюк. Те, которые остались в строю, тоже поговаривали о демобилизации.

Как-то вечером ко мне заехал мой бывший однополчанин по 164-му истребительному авиационному полку Толя Мартынов. Его полк стоял под Бухарестом. Собрались летчики нашей эскадрильи: Витя Кирилюк, Вася Калашонок. К нам на огонек зашли ребята из других эскадрилий. Пошел ставший обычным разговор о том, что же делать дальше. Толя Мартынов, человек обстоятельный, рассудительный, всегда все раскладывал по полочкам… Вот и на этот раз он решительно отрубил:

— Война окончена, наша армия выполнила свою освободительную миссию на западе и на востоке. Сейчас наше место на производстве, в народном хозяйстве…

— Что собираешься делать-то в народном хозяйстве? — спросил Витя Кирилюк.

— Как что? — даже удивился Толя Мартынов. — Буду выращивать цитрусовые…

Ему, конечно, проще. Перед войной Толя закончил сельскохозяйственный техникум. Правда, и я до войны четыре года работал токарем и слесарем, чем втайне гордился. Но с тех пор как познал воздушную стихию, не мог себе представить, как это можно расстаться с самолетом.

Многие же из нас вообще не имели мирных профессий.

Прямо со школьной скамьи они попали в аэроклуб, авиашколу, а потом — на фронт.

Горячий спор затянулся далеко за полночь. Наиболее нетерпеливые высказывались за немедленную демобилизацию, другие — против, третьи, в том числе и я, считали, что надо поехать посмотреть, что делается в стране, а потом уж окончательно решить, где находиться — в строю или в народном хозяйстве. К этому времени и командование определит, кому из нас где быть.

Через несколько дней я обратился к командиру полка с просьбой о предоставлении мне очередного отпуска. Не хотелось ему меня отпускать: видимо, рассчитывал опираться на нас в первые месяцы командования, но и для отказа не было никаких оснований.

Прежде всего я намеревался поехать к родителям. Но чувство к любимой девушке взяло верх. Кто помнит себя в таком возрасте, знает, что это такое. С годами, когда сам станешь отцом, поймешь, как ждут родители своих детей, как глубока материнская ласка и отцовская мужская любовь. Но тогда, повинуясь зову своего сердца, я очутился не у родителей, а у любимой девушки, которая работала в Элисте. Путь туда лежал через Астрахань, где я жил до войны, а теперь там жили моя сестра Паня с мужем и дочкой. Я был рад встрече с родными, друзьями и знакомыми, с местами, где все напоминало мои ранние годы. Вот наша мазанка, которую мы с мамой строили своими руками. В 1944 году родители переехали на родину в Саратовскую область. А в мазанке стала жить сестра со своей семьей.

Я часто думал о своей Маше. Какая она стала? Когда я уходил в авиационную школу, она была школьницей, а теперь воспитывает шаловливых мальчишек и девчонок, какой совсем недавно была сама…

У сестры в эти дни было людно. Кто заходил посмотреть на служивого, а кто — спросить о родных, близких, не встречал ли их где случайно, не знаю ли, при каких обстоятельствах они погибли.

Все смешалось: радость встречи и горечь безвозвратных утрат. Особенно взволновала меня встреча с родными моего товарища Геннадия Домнина, который, немного не дожив до победы, погиб в Венгрии.

С Геной мы учились в одной школе. Это был подвижный, смышленый парнишка, всегда увлекающийся чем-нибудь. Путь его в авиацию был тернист. Сначала ой участвовал в боях в качестве стрелка-радиста. Потом, как смелого, талантливого бойца, его обучили летному искусству, и он воевал на прославленных штурмовиках. Мы не раз с ним встречались на земле и в воздухе в годы войны.

Навестили меня и мои сверстники с завода, те немногие, кто остался в живых:

— Коля, хватит отсиживаться дома, пошли на завод.

Я обрадовался приглашению, потому что сам собирался туда, да все отвлекали гости.

…На завод шли гурьбой. Чем ближе к нему, тем больше волнение. У проходной — первые встречи. Затем цех, где наше появление внесло оживление в привычный ритм. Люди изменились, повзрослели, постарели, появились незнакомые, но будто где-то виденные мной лица — мальчишки начальной школы. Цех, станки были те же, но и они состарились, подносились от непосильной натуги. На всем чувствовалась печать войны.

Ребята плотно обступили меня, но затем, опомнившись, посторонились и дали возможность подойти к людям, убеленным сединами, которые учили когда-то меня уму-разуму, тайнам профессионального мастерства, — П. Аверину, А. Абрамову, А. Шерстневу. Я бросился к ним, обнялись. Скупые мужские слезы появились на глазах.

Встреча взбудоражила всех. Пришли рабочие из других цехов. Решили встречу фронтовиков перенести в заводской клуб. Там мы отчитались, доложив о том, кто где был и что делал.

…Недолго гостил я в семье сестры. Попросив самолет По-2 в Госрыбтресте, направился в Элисту. На обратном пути в Астрахань чуть не случилось непоправимое: самолет подбросило, и Маша чуть не оказалась за бортом. С трудом удалось удержать ее. Только после этого я испугался так, что задрожали руки и ноги.

Через несколько дней мы с Машей отправились в мое родное село Белогорское. Мы ехали по Заволжью, где расположена большая часть территории Саратовской области.

Поезд все ближе и ближе подходит к Волге. Вот и железнодорожный мост. Сколько раз мне приходилось по реке проплывать под ним. Впереди Саратов, расположившийся в котловине, окруженной со всех сторон горами.

С вокзала мы поехали в областной комитет партии, где нас сразу провели в кабинет секретаря обкома П. Т. Комарова. Павел Тимофеевич оказался очень приветливым, внимательным, обаятельным человеком. Нам с Машей раньше не приходилось беседовать с крупными партийными работниками, и мы испытывали большое волнение. Однако благодаря умело поставленной Комаровым беседе чувство стеснения постепенно прошло, и мы разговорились. Павел Тимофеевич рассказал о своих детях, которые также служили в Советской Армии. Постепенно разговор от фронта перешел к тылу, как жилось и работалось в годы войны труженикам Саратовской области.

…Война властно позвала в строй защитников Отчизны самое молодое, здоровое, наиболее трудоспособное мужское население, оголив фабрики, заводы, колхозные и совхозные поля, но потребовала в то же время выпускать продукции и больше и быстрее.

На смену отцам, братьям, сыновьям пришли матери, деды, бабушки, младшие братья и сестры, дети. Война изменила все: жизнь, ритм труда, представление о возможном. Основным правилом для всех стало: если нужно, то, значит, должно быть сделано.

Каждый день приносил все больше трудностей. Сначала появились эвакуированные предприятия, которые надо было разместить в области, за ними — население западных областей. Сотни тысяч беженцев приютила, разместила и накормила Саратовщина.

С потерей части территории западных областей, в том числе и Донецкого бассейна, остро встал вопрос с топливом.

Ученые, геологи, разведчики недр были брошены на поиски газа. И вот настойчивый труд увенчался успехом. Группой ученых и геологов-разведчиков во главе с профессором Б. А. Можаровским и сотрудниками геологического треста во главе с И. И. Енгуразовым летом 1942 года в районе Елшанки, в 18 километрах от Саратова, был впервые получен газ.

В трудных условиях войны областной комитет партии не стал дожидаться, пока будут глубоко изучены пласты, сообщены точные данные. Обстановка требовала риска. Поэтому сразу была начата подготовительная работа по снабжению топливом Саратовской ГРЭС. Но газ надо как-то транспортировать, поэтому первым шагом было строительство газопровода Елшанка — Саратовская ГРЭС.

По современным масштабам протянуть газопровод на расстояние 18 километров — задача не такая уж сложная. Но в то время для этого потребовались большие усилия. Правительство определило срок ввода газопровода в действие к 1 ноября 1942 года. Областной комитет партии, руководители промышленных предприятий Саратова объявили стройку ударной.

28 октября 1942 года голубое пламя саратовского газа вспыхнуло в топках электростанции.

Напряженно трудились саратовцы и на других промышленных предприятиях. Только за первые шесть месяцев войны на заводы города пришло 25 тысяч женщин, девушек и юношей.

Люди работали не считаясь со временем: одну, две, три и больше смен подряд. Делали все возможное, а порой и невозможное.

За годы войны выпуск промышленной продукции возрос в несколько раз. Было построено и введено в строй более 40 новых промышленных предприятий.

От рабочих не отставали труженики сельского хозяйства области. Хлеб был нужен фронту, населению области, которое увеличилось более чем на 30 процентов. В первый военный год государству было сдано 57,6 миллиона пудов хлеба. А всего за войну саратовцы отправили в закрома государства около 180 миллионов пудов зерна, тогда как в годы первой мировой войны в Саратовской губернии было собрано всего 56 миллионов пудов.

С приближением фашистских войск к Сталинграду областная партийная организация сосредоточила свое внимание на оказании помощи защитникам волжской твердыни.

Выпускаемая военная продукция по вновь построенной железной дороге направлялась в прифронтовую полосу под Сталинград. Строительство железной дороги Саратов — Сталинград — это еще одна яркая страница героического труда саратовцев.

На пополнение сражавшихся армий было отправлено 40 тысяч человек из отрядов народного ополчения Саратовской области. Саратовские госпитали сотнями тысяч возвращали в строй раненых воинов, из них около 80 тысяч было направлено на защиту Сталинграда.

Железнодорожники области принимали все меры, чтобы своевременно доставлять грузы фронту. Бессменно трудились на своем посту саратовские речники.

Близость фронта наложила отпечаток на трудовую деятельность фабрик и заводов. Саратов, Энгельс, Балашов и другие города области подвергались налету вражеской авиации. К прежним трудностям прибавилась постоянная смертельная опасность, однако люди находили в себе силы, чтобы мужественно переносить все тяготы жизни прифронтового города.

После разгрома врага сталинградцы нуждались в большой поддержке, и их соседи, земляки-саратовцы, первыми пришли им на помощь. Благодарные сталинградцы встречали эшелоны от саратовцев с плакатами: «Спасибо саратовцам за братскую помощь». А секретарь Сталинградского обкома Чуянов обратился к нашим землякам с приветствием.

— Во время боев мы все время ощущали помощь наших соседей-саратовцев, — сказал он. — Вы помогали нам тогда людскими резервами, оружием, боеприпасами. Сейчас вы первыми оказали нам помощь в нашей работе по восстановлению города.

В трудный для Родины час в Саратове родился патриотический почин под девизом «Все для фронта, все для победы». На свои или коллективные сбережения труженики области покупали самолеты, танки, орудия и вручали их воинам Красной Армии. Другие приобретали вещи, продукты питания и отправляли посылки на фронт. С какой душевной теплотой получали мы эти посылки, письма в треугольных конвертах. На одном из них, помню, было написано: «Лучшему бойцу по усмотрению командира», а внутри: «Бей ненавистных фашистов, мы в тылу сделаем все, чтобы вы не испытывали ни в чем нужды: ни в оружии, ни в продовольствии, ни в одежде».

Саратовский колхозник Ферапонт Головатый на личные сбережения купил самолет Як-1 и попросил вручить этот самолет своему земляку майору Борису Николаевичу Еремину, который с первых дней войны смело дрался с врагом.

Получая от своего земляка боевую машину, летчик дал клятву громить врага на земле и в воздухе. В первых же воздушных боях под Сталинградом от его метких очередей рухнули один за другим три гитлеровских самолета. Всего на двух подаренных Ферапонтом Головатым самолетах Еремин сбил 13 вражеских самолетов, совершив более 200 боевых вылетов.

Интересный факт, о котором я узнал немного позже: патриотический почин, который начали тамбовцы и саратовцы, стал известен за пределами нашей Родины. Там его расценивали по-разному.

Вот что, к примеру, писал Ф. П. Головатому шотландский врач из Эдинбурга: «Наши газеты опубликовали сообщение о вашем поступке, но я и мои знакомые не понимаем, что заставило вас отдать свой личный капитал для помощи правительству, и скажу вам искренне, мы не верим, что у вас будут последователи».

Как глубоко ошибался этот врач и его знакомые! Одна характерная деталь в его письме: «для помощи правительству». Она говорит о многом и, пожалуй, раскрывает сущность ведения войн при капитализме. Это правильно: войны там ведутся правительствами. Правительство изыскивает любые средства, чтобы заставить своих сограждан вести войну. Великая Отечественная война велась всем советским народом и являлась кровным делом каждого советского человека — вот этого-то и не понял врач из Шотландии.

Люди делились с бойцами Красной Армии всем, даже своей кровью. До войны в Саратовской области насчитывалось не более 300—400 доноров. Во время войны их стало около 30 тысяч, и сдали они более 70 тысяч литров крови.

Хорошо проявили себя саратовцы и на полях сражений. Каждый год мы узнаем новые подвиги, новые имена.

В первые часы войны капитан Анатолий Сергеевич Протасов на глазах своих однополчан сбил два вражеских самолета: один — огнем из пулемета, другой — таранным ударом, а сам погиб смертью героя. Кто же такой Анатолий Протасов? Поиски привели в поселок Кияжевка, что под Саратовом. Здесь Протасов родился, здесь же в 1924 году пятнадцатилетним юношей поступил в ФЗУ при Княжевских железнодорожных мастерских, где и работал после их окончания. В 19 лет он стал членом Коммунистической партии. Затем в числе двадцатипятитысячников Анатолий направляется в один из первых колхозов — «Пролетарский» под Пугачевом. Становится его председателем. Коммунисты избирают его своим вожаком. И вот новый призыв: комсомол берет шефство над Военно-Воздушным Флотом страны. Молодого коммуниста Анатолия Протасова принимают в Оренбургскую военную авиационную школу пилотов.

Напряженный труд, настойчивость и неутомимость в полетах выдвигают Протасова в число лучших летчиков части.

За мужество и отвагу, проявленные в боях с белофиннами, он награждается орденом Красной Звезды.

Великая Отечественная война застала капитана Протасова на западной границе, где он возглавлял эскадрилью пикирующих бомбардировщиков, первой в полку освоившую Пе-2.

22 июня 1941 года полк был поднят по тревоге перед рассветом. Привели быстро в готовность самолеты. Вскоре услышали разрывы: это гитлеровцы бомбили железнодорожный мост. Затем появился немецкий самолет-разведчик. Он был сбит. Командование принимает решение: поднять самолеты в воздух для возможного отражения налета и нанесения удара по наземным войскам.

Капитан Протасов взлетел первым, за ним — другие летчики эскадрильи. Не успели еще после сбора лечь на боевой курс, как из-за леса появились подходящие на небольшой высоте вражеские стервятники, их было более пятидесяти. Летчики во главе с капитаном Протасовым смело атаковали самолеты противника недалеко от аэродрома.

Особенно активно действовало звено, возглавляемое капитаном Протасовым. На его долю выпало драться с группой в составе более 30 самолетов врага. Протасов бросается в атаку. Шквальная очередь поражает самолет противника.

Фашисты заволновались, не ожидая столь стремительных действий от советских пикировщиков, которые действовали как настоящие летчики-истребители. На Протасова стали наседать «мессеры». Он не обращает на них внимания, его главная цель — добраться до ведущего, расстроить боевой порядок и тем самым уменьшить урон, который они пытаются нанести аэродрому, с которого он только что взлетел и где находится еще много машин и, главное, люди, его боевые товарищи.

После очередной меткой очереди рухнул вражеский самолет, шарахнулись, как напуганная стая волков, другие самолеты, но силы неравные. Трассы вражеских снарядов все ближе и ближе к пикировщику. То в одном, то в другом месте возникает пламя. Мгновенно оценив обстановку, капитан Протасов поворачивает свой самолет и таранным лобовым ударом сбивает врага. Все члены экипажа нашли славную смерть над своим аэродромом в эти первые часы Великой Отечественной войны.

С самого начала войны имена земляков-саратовцев очень часто появлялись на страницах наших газет. Летчик Виктор Талалихин, генерал Панфилов, политрук Клочков… Эти имена стали известны всему миру.

Нам, авиаторам, памятен также подвиг Дмитрия Захаровича Тарасова, уроженца Чапаевского района Саратовской области. Его самолет при выполнении боевого задания был подбит огнем вражеской зенитной артиллерии, загорелся, пламя проникло в кабину, пилотировать становилось все тяжелее.

Тарасов дает команду покинуть всем самолет, выброситься на парашютах, но члены экипажа, не колеблясь, заявили, что остаются с командиром до конца. И Тарасов направил горящий бомбардировщик на скопление танков и бензозаправщиков врага. За этот подвиг Дмитрию Захаровичу Тарасову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Мы, авиаторы, хорошо помним имя славной женщины Раисы Ароновой, уроженки Саратова. Аронова воевала в полку ночных бомбардировщиков. За период войны выполнила более 900 боевых вылетов. За мужество, отвагу и героизм, проявленные в боях, она удостоена высокого звания Героя Советского Союза.

Имена саратовцев можно было услышать на каждом фронте, на земле и в воздухе, на западе и востоке. И всюду они дрались мужественно, с достоинством и честью.

Саратовцы прошли от берегов матушки-Волги до Берлина и там оставили свои надписи на рейхстаге. Родина высоко оценила их боевые подвиги. Более 280 земляков были удостоены высокого звания Героя Советского Союза. Десятки тысяч были отмечены правительственными наградами.

…После задушевной беседы в областном комитете партии мы на следующий день выехали в село Белогорское. Но, по существующим традициям, районный центр не принято обходить. Там нас встретил высокий, богатырского сложения человек — первый секретарь райкома Иван Матвеевич Елистратов.

Широкое русское лицо, располагающая приятная улыбка — он сразу пленил нас. После обычных дорожных расспросов Иван Матвеевич предложил:

— У нас сегодня большое торжество, вечером мы вручаем передовикам медали за трудовое отличие в годы Великой Отечественной войны. Хорошо бы вам встретиться с земляками — лучшими тружениками района, теми, кто в годы войны трудился на наших колхозных полях, и рассказать им о себе…

…И вот мы в помещении районного исполнительного комитета, где собрались активисты, знатные люди района. Даже при беглом взгляде можно заметить, что в подавляющем большинстве это женщины.

Сразу вспомнились слова Павла Тимофеевича Комарова, предупреждавшего меня: «Имей в виду: основная ударная сила — женщины». Но одно дело читать, слышать, а другое — видеть. И невольно подумалось: мы, мужчины, в неоплатном долгу перед этими незаметными героинями войны, столько вынесшими на своих хрупких плечах.

Мои мысли прервал Елистратов:

— Николай Михайлович, есть мнение у членов бюро, чтобы часть наград вручили вы. Готовьтесь подменить председателя райисполкома.

Я смутился:

— Не привык к этому…

— Что не привык?

— Не приходилось мне ни разу вручать награды. Сам получал, а вручать не приходилось.

— Ничего, — улыбнулся Елистратов, — научитесь…

Поборов смущение, исполнил приятную миссию. Торжественная часть завершилась теплой товарищеской беседой. Нашлись земляки, воевавшие под Сталинградом, под Харьковом и на Днепре, получившие тяжелые ранения и после госпиталей возвратившиеся к мирному  труду.

В разговор вмешался Иван Матвеевич Елистратов:

— Николай Михайлович мало говорит о себе, давайте послушаем его, где он воевал и за что удостоен высших отличий нашей Родины.

— Иван Матвеевич, давайте послушаем других, а я потом.

— Нет, — настаивал он, — с другими мы встречаемся почти ежедневно, а ты уезжаешь, и как знать, когда снова появишься…

Отказываясь, я в то же время собирался с мыслями. С чего же все начиналось?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.