С. С. Гейченко Фамильная легенда рода Пушкиных

С. С. Гейченко

Фамильная легенда рода Пушкиных

Было это в лето 5541 от сотворения мира, в городе Иерусалиме. Иисуса Назореева – известного возмутителя народного спокойствия и двух разбойников, разъяренная толпа, в сопровождении группы солдат, привела на гору, чтобы совершить над преступниками жестокую казнь – распятие на крестах. По окончании казни на месте ее встал караул из четырех воинов. Они были направлены сюда по распоряжению командующего гарнизоном римского правителя Иудеи Понтия Пилата.

Гарнизон тогда состоял из солдат, набранных во многих завоеванных царствах и провинциях великой Римской империи. И случилось так, что среди солдат оказались: один грек, другой римлянин, третий грузин и четвертый скиф. Когда распинали Иисуса, солдаты содрали с него одежды и решили разделить их поровну между собой, а богатый тканый, расшитый золотом и серебром хитон, который иудеи подарили ему, когда он торжественно входил в Иерусалим, решили разрезать и разыграть, бросив жребий – пусть, мол, судьба решит, кому что от парчи достанется. И каждому достался кусок дорогой ризы. И стали ризы эти чудотворными. Все, что бы ни делал обладавший ризой, все делалось во благе и отлично: яблоню или грушу посадил – обязательно вырастет и многие вкусные плоды давать будет, дом построил – лучше тому дому ни у кого на многие версты не будет, женился – племя расплодится и его будет, как песку морского, и все будут жить ладно и в благоденствии, песни новые сложил – они как молитвы – и красивы, и торжественны, и всегда к месту, и все их любить будут…

Отслужили те солдаты службу римскую и возвратились на свои родины, к своим домам, и привезли ризы каждый к дому своему. И были те ризы чудодейственны и спасали людей от огня, от меча, от лиха разного. И были ризы бережно хранимы и передавались из рода в род первенствующему сыну. И была та риза издревле и в роде Пушкиных, и хранилась риза сия в дубовом сундучке, на котором было набито изображение креста и «недреманного ока». И было так многие столетия, пока не пришло время и не досталась риза сия от того неведомого скифа опальному русскому боярину Александру Сергеевичу Пушкину, проживавшему в лето 7332–7334 в Михайловской губе, недалече от бывшего псковского града Воронича.

А кто сделал тот сундучок – в коем под «недреманным оком» во кресте лежала святая мощь, о том теперь никому неведомо. Только когда Александр Сергеевич умер, то по распоряжению жены его Натальи Николаевны и доброго друга его Василия Андреевича Жуковского был изображен такой же крест и «недреманное око» на надгробном пушкинском белом камне, на котором они и ныне, и каждый, приходящий на поклоненье в Святогорье, видит сии святые знаки. А где сейчас сама риза – это тайна, которая раскроется в последних строках писания сего.

Только где-то за великое множество лет не побывала риза сия! Была она во всех краях великой отчизны нашей – Керчи и Киеве, Новгороде и Пскове, Москве, Суздале и Смоленске, Рязани и Волге, Печорах и Изборске, Порхове и Болдине, Санкт-Петербурге и на Ворониче, что на Сороти, ибо были в разное время и повсюду первенцы в славном роде Пушкиных – и воины, и писцы, и мученики, и изуграфы, и общеправедные люди, и бунтовщики, и прочая, и прочая. Только становилась эта риза все меньше и меньше и стала совсем как «воздух», сущей, но еле предметной.

Когда Пушкин умирал, он попросил свою супруженицу явить ему последнюю великую милость – положить ризу на смертельную его рану. Что жена и свершила со всем смирением и молитвенностью.

А когда положили прах Пушкина в гроб, то положили вместе и ризу. И теперь она лежит в святогорской земле. И будет лежать до окончания веков. А сердце Пушкина всегда живо и бьется громко.

Уходящую ризу ту видел я, писец повести сей, когда камни мавзолея и гробницы Пушкина чинил летом 1953 года. А как бьется сердце Пушкина, то слышит всякий человек, приходящий в это святое место, по хотению сердца своего и имеющий уши чистые, жаждущие истины и звуков сладких, жаждущих любви и милосердия.