Глава 14. О пирах и забавах камчатских
Глава 14. О пирах и забавах камчатских
Пиры у них бывают, когда один острог соседей вздумает потчивать, особливо когда где бывает свадьба или великий какой промысел, а препровождаются наибольше в объедении, в пляске и пении.
В таких случаях хозяева гостей потчивают большими чашами опанги столь довольно, что их рвет по нескольку раз.
Иногда употребляют для веселья и мухомор, известный оный гриб, которым у нас обыкновенно мух морят. Мочат его в кипрейном сусле и пьют оное сусло или и сухие грибы, свернув трубкою, целиком глотают, который способ в большем употреблении.
Первый и обыкновенный знак, по чему усмотреть можно человека, что его мухомор разнимает, дергание членов, которое по прошествии часа или меньше последует, потом пьяные, как в огневой, бредят, и представляются им различные привидения, страшные или веселые, по разности темпераментов: чего ради иные скачут, иные пляшут, иные плачут и в великом ужасе находятся, иным скважины большими дверями и ложка воды морем кажутся.
Но сие о тех разуметь должно, которые чрез меру его употребляют, а которые немного, те чувствуют в себе чрезвычайную легкость, веселье, отвагу и бодрость так, как сказывают о турках, когда они опия наедаются.
Сие примечания достойно, что все, кои мухомор едали, единогласно утверждают, что какие они сумасбродства тогда ни делают, все делают по приказу мухоморову, который ими повелевает невидимо.
Но все действия их столь им вредны, что если бы за ними не было присмотра, то редкий бы оставался вживе. Я о проказах камчатских, каковы они делают, не упомяну, ибо сам их не видывал, и камчадалы сказывают о том неохотно, но может быть, что у них дальних и не бывает, для того что они в него въелись или что не употребляют чрез меру.
Что ж касается до казаков, которые оный едали, то сообщу я некоторые сумасбродства, которые я отчасти сам видел, а отчасти слышал от самых тех, кои их делали, или от других людей, коим не верить нельзя.
Денщику подполковника Мерлина, который был на Камчатке для следствия и розыска, мухомор приказал удавиться, с таким представлением, что все ему дивиться будут. И сие действительно бы учинилось, если бы не сберегли его товарищи.
Другому из тамошних жителей показались ад и ужасная огненная пропасть, в которую надлежало быть низверженным: чего ради по приказу мухомора принужден он был пасть на колени и исповедовать грехи свои, сколько мог вспомнить.
Товарищи его, которых в ясачной избе, где пьяный приносил покаяние, было весьма много, слушали того с великим удовольствием, а ему казалось, что он втайне пред Богом кается о грехах своих. По сей причине подвержен он был нарочитому посмеянию, ибо между тем сказывал то, о чем не всякому знать надлежало.
Некоторый служивый едал, сказывают, мухомор умеренно, когда ему в дальний путь идти надлежало, и таким образом переходил он знатное расстояние без всякого устатка, наконец, наевшись его допьяна, раздавил себе яйца и умер.
Бывший у меня в толмачах большерецкий казачий сын, опоенный мухомором в незнании, разрезал было себе брюхо по приказу мухоморову, отчего насилу его избавить успели, ибо уже в самом замахе руку ему удержали.
Камчадалы и сидячие коряки едят мухомор и тогда, когда убить кого намереваются. Впрочем, у сидячих коряков мухомор в такой чести, что пьяному не дают мочиться на пол, но подставляют посуду и мочу его выпивают, от чего также бесятся, как и те, кои гриб ели: ибо они мухомор получают у камчадалов, а в их сторонах не родится. Умеренное употребление – четыре гриба или меньше, а для пьянства едят до десяти грибов.
Женский пол как не объедается, так не употребляет и мухомора, чего ради все веселье их состоит в разговорах, в пляске и пении.
Пляска, которую мне случилось видеть, происходила таким образом: две бабы, которым плясать надлежало, постлали на полу посреди юрты рогожку и стали одна против другой на коленях, имея в руках по повесму тоншича, и сперва начали поводить плечами и взмахивать руками, припевая в такт тихим голосом, потом час от часу большие телодвижения представляли и громче пели и до тех пор не перестали, пока и из голосу вышли, и из силы выбились.
Мне казалось оное действие странным, диким и противным, но камчадалы смотрели с крайним удовольствием. Таким образом, природные забавы сильны произвесть во всяком некоторое движение, хотя бы другим казались и странными.
Другие роды пляски сообщим мы из описания господина Стеллера, который упоминает о них пространно и обстоятельно, так как и о некоторых песнях их, которые у него и на ноты положены.
Первый род пляски, пишет он, вообще употребителен у курильцев на Лопатке, также и у всех камчадалов, кои морских зверей на байдарах ловят. Оная пляска принята из давних лет от курильцев дальних островов и почитается за пляску мореходов. Казаки называют оную хаюшки, а плясать – хаюшки сказывать, которое происходит от камчатского слова хаюшкукинг. Южные камчадалы называют оную ирскина, а курильцы – римзег.
Сей род пляски состоит в том: десять человек мужчин и женщин, холостых и женатых, становятся в круг в лучшем своем платье, ходят кругом тихо, поднимая одну ногу за другой в такт, один за другим говорит слова так, что когда половина выговорит последние слова, то другая говорит первые, подобно как бы кто стихи по стопам читал.
Употребляемые при том слова все принадлежат до их промысла, и камчадалы хотя их и говорят при пляске, однако большей части не разумеют, ибо иные слова у них курильские. Они их не поют, но выговаривают одним голосом, как, например:
Типсаинку фравантаг ткеани тифрорпа.
(Отчаль байдару, стреляй близко берега.)
Сколь дики помянутые пляски, столь странен крик, при том происходящий, однако они столько от того забавы имеют, что ежели плясать начнут, то до тех пор не перестанут, пока не запыхаются и не обессилеют. Великая честь тому, кто всех перепляшет.
Иногда они беспрестанно пляшут часов по 12 и по 15, с вечера до самого утра, и ни один в юрте не остается, кто бы ни пожелал тем забавляться; самые дряхлые старики не жалеют терять при том последней силы. Впрочем, ежели сию пляску снести с описанием американских плясок барона Лагондона[412] в Канаде, то сыщется между оными и сими великое сходство.
У женщин есть особливый танец: они становятся двумя рядами, женщина против женщины, и кладут обе руки на брюхо и, поднимаясь на носках, поводят плечами, не шевеля руками и не сходя со своего места.
Третий род пляски состоит в том, что все мужчины по разным углам прячутся, и, невзначай выскочив, сперва один, как бешеный, бьет в ладоши, после в груди, по бедрам, поднимает руки кверху и делает диковинные телодвижения; после того выбегают другой, третий и четвертый и представляют такие ж действия, а все кругом вертятся.
Четвертый род пляски, что они, стоя на коленях, как лягушки, в круг прыгают, плещая руками и представляя странные фигуры. И сия пляска одним человеком начинается, а другие из углов припрыгивают к нему после.
Камчадалы имеют еще старинные и как бы собственные свои танцы, которые от южных называются хаютеля, а от северных – кузелькинга.
Главнейший танец, когда девки и бабы садятся в круг, после одна встает и, запев песню, машет руками, а в руках на средних пальцах имеет тоншич, движет всеми членами столь проворно, что надивиться тому довольно нельзя, и кричит голосами различных зверей и птиц столь хитро, что в одном голосе три разные слышатся. Есть же у них и круговой танец, только и Стеллеру, и мне видеть его не случалось.
Что касается до пения, то можно сказать, что оное не неприятно: ибо в нем ничего дикого не примечается, как можно видеть из сообщенных ниже сего некоторых песен в нотах; но в материи песен нет никаких замыслов, токмо одни простые понятия о вещах, которые им странными кажутся, или смешными, или достойными удивления.
Во всякой почти песне употребляют слова «ганика» и «баюн», так же как казаки – «здунай», а якуты – «нага», которые, разделяя по членам, иногда сокращают, иногда продолжают, как того голос песни требует.
В любовных песнях изъявляют они склонность к своим любовникам, печаль, надежду и другие обстоятельства; а все песни сочиняют наибольше девки и бабы, которые имеют весьма чистые и приятные голоса. Из чего видеть можно, что сей народ имеет к музыке великую склонность, токмо то удивительно, что сей народ никакого инструмента не выдумал, кроме дудок дягильных, на которых, однако же, песен не может наигрывать.
Песня на подполковника Мерлина, майора Павлуцкого и студента крашенинникова
Майора коказол таалагек кирхул куэкарет тамбезен.
Ежели бы я был майорский повар, то б снял с огня котел с кушаньем.
Прапорщик коказол теелезик кисгарулилель кукарет там-я-бе-зе-н.
Ежели бы я был прапорщиков повар, то б всегда снимал котел в перчатках.
Павлоцка кеницег теелезик тикало галстугал кинингизик.
Ежели бы я был Павлуцкий, то бы повязался белым галстуком.
Павлоцка иваннель теелезик чачало чулкил кинингизик.
Ежели бы я был Павлуцкого Иван, то бы носил чулки красные.
Студенталь теелезик битель читеть киллизин.
Ежели бы я был студент, то б описал всех девок.
Студенталь кеницех теелезик ерагут киллизин.
Ежели бы я был студент, то бы описал быка-рыбу.
Студенталь теелезик битель адонот киллизин.
Ежели бы я был студент, то бы описал всех морских чаек.
Студенталь теелезик битель силлеги иирет тамбезен.
Ежели бы я был студент, то бы поснимал все орлиные гнезда.
Студенталь теелезик битель питгатец кавъечав киллизин.
Ежели бы я был студент, то бы описал горячие ключи.
Студенталь теелезик битель ензит киллизин.
Ежели бы я студент был, то б описал все горы.
Студенталь теелезик битель дечум кулец киллизин.
Ежели бы я студент был, то б описал всех птиц.
Студенталь теелезик иеницег игскуеигн енчубец киллизин.
Ежели бы я студент был, то б описал всех морских рыб.
Таким образом все их песни составлены, в которых упоминаются токмо некоторые действия или другие какие обстоятельства, без всякого склада.
Другая песня, называемая «аангич», сложена на голос морской утки, аангич называемой. И хотя подведенные слова с нотами несходны, однако камчадалы дополняют и исправляют оные прибавлением некиих, ничего не значащих слогов, которые при сем подчеркнутыми литерами означены.
1. Гнакоеде олосконга ворока а хитец знитес бине зотес комчул белоон.
2. Капанинача угарен бине зотес комчул беллон.
Весь смысл песни состоит в том: я потерял жену свою и душу, с печали пойду в лес, буду сдирать кору с дерева и есть, после того встану поутру, погоню утку аангич с земли на море и на все стороны поглядывать стану, не найду ли где любезного моего сердца.
Не последняя ж их забава – представлять других людей точно, как кто говорит, ходит, как что делает – словом, по всем приемам.
Как скоро кто на Камчатку приедет, то, во-первых, дают ему новое имя на своем языке, потом высматривают все его действия и при таких весельях представляют точно, а притом не забывают табак курить, сказывать сказки; и все такие веселья больше ночью, нежели днем у них бывают. Сверх того, есть у них и шуты, которые забавляют других своими проказами, но оные столь скверны, что и упоминать гнусно и непристойно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.