Глава пятая За столицу Венгрии

Глава пятая

За столицу Венгрии

Осень 1944 года застала нас снова на Украине. Корпус, отведенный с фронта на переформировку, стоял в районе Равы-Русской. В состав его входили все те же 68-я гвардейская, 99-я и 316-я стрелковые дивизии, изрядно поредевшие в тяжелых боях на львовском направлении и под Сандомиром. Мы принимали пополнение, получали новую технику, занимались боевой подготовкой. Части располагались в лесах. Там были срочно созданы лагеря, оборудованы учебные поля и стрельбища. Днем и ночью на них шла напряженная боевая подготовка. Каждый час использовался с предельной нагрузкой. Спланированные штабами занятия строго контролировались и проводились в любую погоду, в любое время суток. Срыв хотя бы одного из них считался чрезвычайным происшествием. Командиры понимали, что предоставленную нам передышку надо как можно эффективнее использовать для подготовки войск к предстоящим боям. А о том, что они не за горами, свидетельствовала обстановка на фронтах. К этому времени немецко-фашистские захватчики были почти полностью изгнаны с территории нашей Родины. Боевые действия шли теперь за рубежами страны. Красная Армия освободила значительную часть Польши, Румынию и Болгарию. Однако гитлеровцы продолжали отчаянно сопротивляться. Проведя ряд тотальных мобилизаций, Гитлер бросил на советско-германский фронт, оставшийся по-прежнему главным фронтом второй мировой войны, новые контингент войск. В их задачу входило любой ценой задержать наше наступление, не допустить прихода Красной Армии в саму Германию.

В те сентябрьские дни штаб корпуса, как всегда, работал напряженно. Мы контролировали ход боевой подготовки в соединениях, готовили и проводили полковые тактические учения с боевой стрельбой, сборы специалистов, командно-штабные тренировки и командирские занятия. Части находились в постоянной боевой готовности, нередко поднимались по тревоге. От людей требовалась высочайшая бдительность. В окрестных лесах продолжали прятаться остатки разбитых банд украинских националистов, и нам нередко приходилось помогать местным властям в их ликвидации. Как раз в тот период мне снова довелось встретиться с И. С. Грушецким, первым секретарем Львовского обкома КП(б)У. Он иногда приезжал в Раву-Русскую и по старой памяти заглядывал в наш штаб.

К началу октября мы в основном закончили прием пополнения, укомплектовали части, полностью снабдили их штатной боевой техникой. Было завершено слаживание рот и батальонов. Началось сколачивание полков. Со дня на день ждали приказа выступать. Ни у кого не было сомнения в том, что корпус вернется на 1-й Украинский фронт, в составе которого мы воевали довольно долго. Однако произошло непредвиденное.

Мне хорошо запомнился день 8 октября. Утром мы с начальником оперативного отдела подполковником И. М. Видиборцем занимались привычной работой: наносили на карту обстановку на участке 1-го Украинского. Внезапно в комнату вошел генерал М. Ф. Григорович. Увлеченные делом, мы не сразу заметили его. Комкор поздоровался и, склонившись над картой, сказал:

— Та-ак… Польша, значит, Первый Украинский… Придется вам отныне забыть о нем.

Мы посмотрели на генерала с недоумением.

— Да-да, — подтвердил Михаил Фролович. — Теперь нам предстоит заняться изучением обстановки в Венгрии.

— Почему? — спросили мы в один голос.

— Только что звонил командующий армией и приказал завтра же вечером начать погрузку в эшелоны. Корпус перебрасывается на новое операционное направление и входит в состав Второго Украинского фронта…

Сообщение было совершенно неожиданным.

— Что молчите? — улыбнулся Григорович. — Пойдемте ко мне, распределим войска по эшелонам. Надо как можно скорее подготовить боевой приказ, Сергей Александрович. Путь ведь предстоит неблизкий: через Украину, Румынию — в Венгрию. Пока же я отдам командирам дивизий устные распоряжения.

Мы с Видиборцем молча встали из-за стола, взяли необходимые документы и пошли за комкором.

Штаб сразу же приступил к детальной разработке и планированию длительного переезда войск по железной дороге. Работа эта очень трудоемка. Требуется учесть сотни «мелочей», порой совершенно от нас не зависящих: пропускную способность отдельных участков дороги, пункты остановок для пополнения продовольствия, фуража и воды, меры маскировки, зенитного прикрытия… Уже к исходу дня все дивизии и отдельные части получили боевой приказ и пришли в движение, а наутро и штаб корпуса, прибыв на станцию Рава-Русская, начал погрузку в эшелон.

Поздно вечером поезд отошел от платформы и стал набирать скорость. В вагоне топилась печь-времянка и было тепло. Мерно постукивали колеса, но я долго не мог уснуть. Вспомнились почему-то первые месяцы войны, товарищи, с которыми тогда пришлось побывать в отчаянных переделках на Крымском фронте. В то время я был начальником штаба 361-го полка 156-й стрелковой дивизии.

Поезд продолжал стремительно мчаться по Прикарпатью. Была глубокая ночь. Печка накалилась так, что стало душно. Все вокруг спали. И только я продолжал беспокойно ворочаться, а память возвращала меня почему-то к Перекопу, к упорным боям с немцами, имевшими пятикратное преимущество в живой силе и артиллерии и абсолютное — в танках и авиации. С тяжелыми боями пришлось отходить из Крыма через Армянск, Ишунь, Феодосию, Керчь. Тогда как раз я был награжден первым орденом Красного Знамени. Потом была тяжелая оборона на Дону, отступление на Северный Кавказ, бои на туапсинском и абинском направлениях… Трудное, очень трудное время…

Постепенно картины прошлого в сознании стали тускнеть, смещаться, и я уснул под стук колес настороженным, неглубоким сном.

…Восемнадцать дней длилась дорога. За это время мы как следует обжили свои платформы и теплушки, чувствовали себя в них как дома. В подразделениях были организованы занятия. Люди изучали оружие, уставы и наставления, знакомились с предстоящим театром военных действий. Мы провели на картах штабную тренировку. Немало времени уделялось политической учебе. Личному составу регулярно сообщались сводки Совинформбюро, разъяснялось положение на фронтах. Особое внимание мы обращали на обстановку в Венгрии.

После выхода Болгарии, Румынии и Финляндии из фашистского блока в нем из европейских стран осталась лишь одна Венгрия, четверть века находившаяся под фашистским режимом диктатора М. Хорти. Три с лишним года венгерские части участвовали в войне против СССР. Экономика страны была полностью подчинена интересам гитлеровской Германии. Разумеется, народ оказывал сопротивление фашистам. По инициативе венгерских коммунистов были созданы группы Сопротивления, которые стали наносить по врагу посильные удары.

Хорти тайно предложил главам правительств США и Англии заключить перемирие. Те порекомендовали ему обратиться к Советскому Союзу, войска которого уже пересекли венгерскую границу. 1 октября в Москву прибыла венгерская миссия с полномочиями подписать перемирие, если СССР согласится на «участие американцев и англичан в оккупации Венгрии» и на «свободный отход немецких войск».

Узнав о намерениях Хорти, Гитлер приказал усилить контроль над венгерскими военными учреждениями и войсками. В район Будапешта были переброшены крупные танковые силы немцев. Хорти дали понять, что любое антигерманское выступление будет подавлено самым жестоким образом, и он не стал противоречить своим хозяевам.

* * *

В начале октября линия боевого соприкосновения войск 2-го Украинского фронта с врагом составляла 800 километров и проходила от перевала Прислоп в Карпатах до Дуная (восточнее Белграда), образуя два огромных выступа: первый — в северной части Трансильвании — вдавался в нашу сторону; второй — в западных районах Румынии — в сторону немцев, упираясь вершиной в юго-восточный участок границы Венгрии. Отсюда и было решено нанести основной удар. Ставка приказала войскам 2-го Украинского фронта при содействии наступавшего правее, к северо-востоку от водораздела Карпатского хребта, 4-го Украинского фронта разгромить противостоящие силы противника и вывести Венгрию из войны.

6 октября началась Дебреценская операция войск теперь уже нашего, 2-го Украинского фронта. Находясь в пути, мы все время следили за ее ходом, пытаясь угадать, где и когда могут ввести в сражение наш корпус. Но участвовать в этой операции нам не пришлось. Она закончилась 23 октября 1944 года. Были освобождены северная часть Трансильвании и все левобережье Тиссы. Войска продвинулись на 130–275 километров и вышли на линию Чоп, Сольнок, Байя. Был захвачен крупный плацдарм, простирающийся от Альпара на Тиссе до Байи на Дунае.

Успех Дебреценской операции заставил венгерскую делегацию в Москве быть более сговорчивой и принять предварительные условия соглашения о перемирии, предложенные нами. Главным в нем было то, что Венгрия, оставаясь суверенным государством, должна порвать с фашистской Германией и объявить ей войну. Только в этом случае Советский Союз давал согласие помочь венграм. 16 октября гитлеровское командование отстранило Хорти от власти, заменив его главарем венгерских фашистов Салаши, который отдал приказ армии продолжать борьбу против советских войск.

* * *

На рассвете 28 октября наш штаб прибыл наконец к месту назначения и разместился в венгерском местечке Мезёхедьеш. В окрестных селах, хуторах и рощах сосредоточивались и части корпуса.

В Мезёхедьеше штаб корпуса сразу же развернул работу по встрече и размещению прибывающих соединений, по организации управления, связи, боевого обеспечения, по подготовке техники и войск к наступлению. Особое значение приобретало налаживание материально-технического снабжения с новых баз и складов. Однако основные усилия мы сосредоточили на сборе данных об обстановке, чтобы к моменту получения боевой задачи штаб располагал всеми необходимыми сведениями о противнике, своих войсках и местности. Все это было нужно командиру для принятия решения. Через штаб 46-й армии мы получили последние сведения о группировке гитлеровцев и их действиях, установили контакт со штабами некоторых дивизий на переднем крае, провели инженерную разведку отдельных маршрутов и переправ на вероятных путях выдвижения корпуса. Мы спешили, потому что были уверены: здесь нам задерживаться не придется. Обстановка на фронте требовала незамедлительного ввода в бой свежих сил.

Рано утром 29 октября у меня в комнате раздался требовательный телефонный звонок. Я услышал голос комкора.

— Зайди ко мне, Сергей Александрович, — попросил Григорович, и по его тону я понял: что-то произошло.

Быстро одевшись, я направился в соседний домик, где обосновался комкор. Михаил Фролович уже ждал. Тут же был и начальник политотдела полковник Орлов.

— Нас вызывает командующий фронтом, — сказал генерал Григорович. — Хочет лично познакомиться. Его интересует боеспособность наших дивизий, их обеспеченность, политико-моральное состояние личного состава. Подготовьте необходимые справки. Выезжаем через два часа.

Мы условились, какие документы взять с собой, и я ушел их готовить. Точно в назначенное время два «виллиса» выехали из Мезёхедьеша в направлении Арада, восточнее которого в лесу располагался штаб 2-го Украинского фронта. Мы с Григоровичем ехали в первой машине, полковник Орлов с одним из работников политотдела — во второй.

Стоял ясный осенний день. С деревьев тихо падали желтые листья, прихваченные первыми заморозками. По сторонам от дороги то и дело встречались неубранные кукурузные поля и виноградники. На изрытой воронками земле чернели остовы разбитых пушек и обгоревших танков со свастикой. Все говорило о том, что здесь совсем недавно прошла война, оставив после себя разорение и запустение.

Ехать пришлось на малой скорости. Навстречу двигались колонны автомашин с горючим, боеприпасами, шли обозы. Это подтягивались вторые эшелоны и тылы войск, уже далеко продвинувшихся вперед на запад, по правому берегу Тиссы. В воздухе несколько раз появлялись большие группы самолетов, идущих на бомбежку противника.

«Виллис» подпрыгивал на ухабистой дороге. Мы молчали, поглощенные каждый своими мыслями.

— О чем думаешь, Сергей Александрович? — нарушил молчание Григорович. — Небось о встрече с командующим?

— Угадали, Михаил Фролович.

— Волнуешься?

— Пытаюсь представить, как он нас встретит, о чем спросит, какую задачу поставит. Не каждый же день на доклад к маршалу попадаем.

— Значит, робеешь, — засмеялся комкор и, понизив голос, доверительно признался: — А знаешь, я тоже. Не то чтобы робею, а волнуюсь, хоть и работал с большим начальством. Должен был бы привыкнуть, ан нет… Наверное, так и нужно. Помню, еще командиром батальона был, вызывает командир полка по какому-нибудь вопросу, идешь к нему и знаешь, что в твоем хозяйстве все в порядке, а все равно беспокоишься. Без волнения нам, военным, никак нельзя. Будешь равнодушным, порядка не жди…

Я не мог не согласиться с Григоровичем. Только человек, душой болеющий за порученное дело, может по-настоящему наладить его.

— Нет, не может быть солдат равнодушным, — продолжал Михаил Фролович. Видно, наш разговор задел в душе его что-то сокровенное, давно выношенное. — Солдат всегда в дороге, всегда в тревоге. Он за страну в ответе. — Григорович снова улыбнулся и стал теребить щеточку своих усов.

Прибыли мы в штаб фронта уже после полудня. Полковник Орлов сразу же пошел на доклад к члену Военного совета, а мы с комкором — к командующему.

2-м Украинским фронтом в то время, как известно, командовал Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский. Он принял нас сразу же. Не без волнения переступили мы порог его особняка.

Малиновский шумно поднялся навстречу, поздоровался, пожимая нам руки. Был он высок и плечист. Глаза маршала смотрели пристально и очень доброжелательно. Усевшись рядом, Родион Яковлевич спросил, как доехали. На круглом его лице то и дело появлялась теплая улыбка. Видно, у него было хорошее настроение. И это вполне понятно. Войска фронта успешно завершили Дебреценскую операцию и готовились к наступлению на Будапешт.

Командующий фронтом выслушал доклад Григоровича не перебивая, потом поинтересовался укомплектованностью корпуса людьми, их настроением. Спрашивая, он смотрел на собеседника чуть прищуренным взглядом и очень внимательно выслушивал ответ.

— Обстановка в Венгрии сейчас сложная, — сказал Р. Я. Малиновский. — После смещения Хорти образовано новое правительство из представителей фашистской организации «Скрещенные стрелы», которое не собирается складывать оружия. Поэтому нам придется иметь дело не только с немецко-фашистскими войсками, но и с венгерской армией, оставшейся в подчинении гитлеровцев и их прислужников — салашистов.

Родион Яковлевич кратко изложил нам постановление Государственного Комитета Обороны от 2,7 октября 1944 года, в котором подчеркивалось, что Красная Армия пришла в Венгрию не завоевательницей, а освободительницей народа от немецко-фашистского гнета.

— По этому вопросу есть воззвание Военного совета фронта, — отметил маршал. — В нем разъясняется сущность постановления Государственного Комитета Обороны. Вы ознакомьтесь с ним и всю работу по воспитанию воинов ведите в духе этих документов.

В конце беседы Р. Я. Малиновский сказал:

— Завтра, самое позднее послезавтра, вы получите приказ о включении корпуса в состав сорок шестой армии. Боевую задачу на наступление поставит командарм генерал Шлемин. Бои ожидаются трудные, на легкую победу не рассчитывайте. Фашисты будут драться с упорством обреченных.

— Войска корпуса готовы выполнить любой приказ Родины! — сказал генерал Григорович.

— Не сомневаюсь в этом, — ответил Малиновский и попросил зайти к начальнику штаба фронта генералу М. В. Захарову, чтобы доложить ему о состоянии корпуса более подробно. Затем он тепло попрощался с нами, пожелав успехов в предстоящих боях.

* * *

Во второй половине дня 29 октября войска левого крыла фронта перешли в наступление на Будапешт. Они прорвали немецкую оборону в междуречье Тиссы и Дуная и успешно продвигались вперед. К вечеру мы получили из штаба фронта приказ. Корпус выводился из резерва и включался в состав 46-й армии, которой предназначалась главная роль в овладении столицей Венгрии — Будапештом.

На следующий день командир корпуса, я, начальник политотдела, начальники оперативного и разведывательного отделов, командующий артиллерией корпуса, начальник связи и корпусной инженер были вызваны в штаб 46-й армии. Генерал И. Т. Шлемин в присутствии члена Военного совета и начальника штаба поставил корпусу задачу: за два ночных перехода сосредоточиться в районе юго-западнее города Чонград, после этого 68-ю гвардейскую стрелковую дивизию передать в оперативное подчинение командиру 4-го гвардейского механизированного корпуса, а остальным соединениям двигаться за действующими впереди механизированными частями, к десяти часам утра 2 ноября занять рубеж Сабадсаллаш, Шольт и в последующем наступать вдоль восточного берега Дуная в направлении на Будапешт.

Генерал Шлемин предупредил, что корпусу предстоит совершить форсированный марш в условиях открытых флангов. В ходе его передовым частям придется вести бои с разрозненными группами противника, оставшимися в тылах наших войск.

— Части корпуса имеют большой боевой опыт, — сказал командарм. — Так что я на вас надеюсь…

Для выработки решения нам отвели три часа. Надо было тщательно продумать организацию марша, вопросы управления, взаимодействия. Припоминаю, с какой нагрузкой и увлечением работали мы в те часы.

Успешно справиться с подготовкой справки для доклада комкору нам помогли заблаговременно проведенная разведка противника и местности, а также тесный контакт с управлением 46-й армии и входившими в ее состав дивизиями.

Начальник оперативного отдела подполковник И. М. Видиборец предложил на период наступления выслать в штаб 4-го гвардейского механизированного корпуса оперативную группу, а чтобы повысить темп продвижения своих частей, личный состав стрелковых подразделений посадить на автомашины и повозки. Я поддержал его, и генерал М. Ф. Григорович одобрил эти предложения.

По соседству с нами в другой комнате находилась группа командира 4-го гвардейского мехкорпуса генерала В. И. Жданова. Мы обменивались мнениями, предложениями, детально отрабатывали все вопросы взаимодействия.

Решение было выработано. Мы с Михаилом Фроловичей еще раз уточнили некоторые вопросы организации марша, управления, бесперебойной работы тыла и пошли к командарму.

Генерал И. Т. Шлемин посмотрел на часы. До назначенного срока оставалось 10 минут.

— Досрочно, товарищ Григорович? — сказал он, улыбаясь. — Слушаю вас.

Решение командира корпуса сводилось в основном к следующему: в течение ночи на 2 ноября совершить 80-километровый форсированный марш по двум маршрутам; с целью захвата исходного рубежа для наступления от каждой дивизии выслать передовые отряды в составе дивизиона САУ-76 с пехотой-десантом и батальона пехоты на автомашинах; командиры дивизий обязаны постоянно поддерживать тесное взаимодействие с частями первого эшелона, организовывать разведку и боевое охранение.

Командующий утвердил решение без изменений.

— Теперь все будет зависеть от вашей организованности и дисциплины, — сказал он, обращаясь к командиру корпуса. — Главное, чтобы ваши части не отставали от бригад четвертого гвардейского механизированного. Не забудьте, что вам предстоит развить их успех при овладении Пештом с ходу.

Начальник штаба армии генерал-майор М. Я. Бирман проинформировал, как будет организована связь штаба армии со штабом корпуса, и поставил задачу по разведке противника.

Генерал-лейтенант Шлемин задал нам еще несколько вопросов, поинтересовался, все ли ясно, и, прощаясь, сказал:

— Теперь, товарищи, встречаться будем на поле боя.

Начали готовиться к маршу. Операторы во главе с неутомимым Видиборцем в короткие сроки довели задачи до командиров дивизий и полков, контролировали выполнение распоряжений штаба, помогали готовить войска к боевым действиям. Начальник связи подполковник Ф. А. Зорин (А. Ф. Шацкий убыл из корпуса на должность командира полка связи 6-й армии) и командир корпусного батальона связи майор Н. М. Готовченко приложили немало усилий, чтобы экипажи радиостанций смогли обеспечить довольно устойчивую связь с дивизиями и частями корпусного подчинения, с соседями. Много пришлось потрудиться и корпусному инженеру подполковнику Н. А. Перельштейну вместе со своими подчиненными, чтобы организовать переправу войск через Тиссу.

В политотделе корпуса состоялось совещание политработников соединений и частей. Полковник А. А. Орлов рассказал собравшимся о постановлении Государственного Комитета Обороны от 27 октября 1944 года, зачитал воззвание Военного совета 2-го Украинского фронта. Он обратил внимание собравшихся на большое значение этих документов и предложил как можно быстрее довести их содержание до всего личного состава.

В войсках проводились беседы о великой освободительной миссии Красной Армии, о Венгрии, революционных традициях ее народа. Активное участие в этой работе приняли дивизионные многотиражные газеты.

* * *

Будапештская операция началась 29 октября 1944 года нанесением удара с юга. Войска левого крыла 2-го Украинского фронта, сломив сопротивление противника, стали быстро продвигаться к венгерской столице. 1 ноября к наступлению был подключен 4-й мехкорпус, с которым мы должны были тесно взаимодействовать. На его машины была посажена пехота 68-й гвардейской дивизии. Две другие наши дивизии двинулись следом, выслав вперед усиленные отряды-дивизионы самоходных установок с десантами, сопровождаемые пушечными батареями артполков.

Погода испортилась. Пошли дожди. Проселочные дороги развезло. Вдобавок еще маршрут наш пролегал по заболоченной местности. По полям, казалось, невозможно было пройти. Однако марш совершался довольно организованно.

Штаб корпуса перемещался за 99-й стрелковой дивизией. Управление войсками отвечало особенностям боевых действий и было организовано так: в штабе 4-го гвардейского механизированного корпуса находилась наша оперативная группа во главе с начальником разведки подполковником С. М. Дащуком, которая каждые два часа по радио докладывала о действиях противника и своих войск. В передовых отрядах дивизий тоже были офицеры штаба, регулярно сообщавшие о продвижении этих подразделений и обо всем замеченном в пути. На маршрутах движения офицеры-направленцы штаба корпуса контролировали прохождение частями рубежей регулирования.

За двое с половиной суток части прошли форсированным маршем 185 километров. Личный состав стрелковых батальонов передвигался на повозках и трофейных машинах, поэтому наша пехота не отставала от боевых порядков 4-го мехкорпуса, который во взаимодействии с 68-й гвардейской дивизией продолжал продвижение вперед. Противник, понеся большие потери, отошел на остров Чепель за реку Чепели Дунааг (Шорокшарский Дунай) и частично на рубеж Вечеш, Такшонь. Передний край проходил по линии водосточного канала, ширина которого была 7, а глубина до 2,5 метра, и далее на запад по высотам. Здесь были отрыты траншеи полного профиля, оборудованы площадки для пулеметов, создана хорошо развитая система инженерных заграждений. Сплошь установленные минные поля опоясывали проволочные заграждения, большая часть которых находилась под током высокого напряжения.

4 ноября, преодолевая упорное сопротивление немцев, главные силы двух наших дивизий вышли к южным окраинам Пешта на рубеж Илле, Такшонь на фронте 24 километра. Третья же дивизия, прикрывая левый фланг корпуса, по мере продвижения его к венгерской столице растянула свои боевые порядки по восточному берегу Чепели Дунааг от Такшонь до Ташш по фронту до 40 километров.

Гитлеровцы стремились любой ценой приостановить наступление наших войск, ввели в бой резервы. На внешний обвод обороны Будапешта вышли части 1-й венгерской и 1-й немецкой танковых дивизий, мехдивизия «Фельдхернхале» и батальон парашютного полка. Чуть позже в полосе 46-й армии, в том числе и нашего корпуса, появились 22-я кавдивизия СС, сформированная в Будапеште из венгерских немцев, и танковый корпус в составе четырех дивизий гитлеровцев. Завязались ожесточенные бои. Заметных успехов они нам не принесли. Не имея средств усиления, мы не смогли надежно подавить огневую систему противника и прорвать его оборону. Не сумели продвинуться дальше обводного канала и механизированные корпуса. Таким образом, овладеть городом с ходу, как это предусматривалось планом операции, 46-й армии, точно так же как и другим объединениям, не удалось. На то были, разумеется, свои причины, объективно изложенные в донесении представителя Ставки Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко от 24 ноября 1944 года. Прежде всего войска фронта действовали распыленно на трех направлениях — мишкольском, эгерском и хатванском, что не позволило нам создать значительного перевеса сил над противником на каком-либо одном из них. Были недооценены возможности и способности гитлеровцев к быстрому маневру. Ведь относительно небольшой район Будапешта обороняло свыше четверти миллиона вражеских солдат и офицеров. Поставленные в тяжелое положение, они сопротивлялись отчаянно. К тому же нельзя забывать, что войска фронта, наступая непрерывно 112 дней, были сильно измотаны. Шли обильные дожди, дороги развезло, и двигаться по ним было тяжело. Тылы отстали от войск, что также не способствовало успеху наступления. Войска фронта были остановлены, и им пришлось в течение трех с половиной месяцев вести тяжелейшие бои за столицу Венгрии.

Рано утром 5 ноября мне позвонил начальник штаба 46-й армии генерал М. Я. Бирман.

— Есть решение командующего, — сказал он. — Вам предстоит сменить части четвертого мехкорпуса на рубеже Илле, южная окраина Вечеш, Такшонь и далее на юг по восточному берегу реки Чепели Дунааг до Ташш, где организовать жесткую оборону. Смену закончить завтра к семи утра.

Выполнить эту задачу оказалось не так-то просто. Противник все время вел сильный огонь по нашим войскам и неоднократно контратаковал. Не успела, например, 99-я дивизия занять оборону на широком фронте и хоть немного закрепиться, как сразу же была вынуждена отражать одну за другой две контратаки превосходящих сил танков и пехоты гитлеровцев. Такая же картина сложилась и на участке 68-й гвардейской дивизии. Особенно ожесточенные бои ей пришлось вести в день 27-й годовщины Великого Октября. Фашисты атаковали дивизию с двух направлений: со станции Ракоцилигет на юг и из поселка Дунахарасти на Такшонь. Завязались упорные боевые действия, длившиеся несколько часов.

Утром 8 ноября из 68-й гвардейской дивизии вернулся полковник А. А. Орлов, находившийся там почти двое суток. Он был полон впечатлений и взволнованно рассказывал нам о подвигах воинов.

Взвод ПТР под командованием лейтенанта А. Я. Бабина прикрывал левый фланг своего батальона на окраине Такшонь. Когда немцы приблизились к селу, воины, подпустив их поближе, открыли меткий огонь. Почти сразу же два вражеских бронетранспортера были подбиты из противотанковых ружей. Однако гитлеровцы, имея превосходство в силах, продолжали продвигаться вперед и отрезали взвод от батальона. Бабину и его подчиненным пришлось драться в окружении. Они заняли круговую оборону и, продолжая вести организованный огонь, отбили три атаки противника. Когда немцы откатились в очередной раз, Бабин решил воспользоваться этим моментом. Он поднял бойцов, и те стремительным ударом прорвали кольцо окружения. Взвод внезапно оказался у гитлеровцев в тылу, и те, боясь быть зажатыми с двух сторон, отступили на исходные позиции.

Не менее дерзко и изобретательно действовали красноармейцы другого батальона того же 202-го гвардейского полка. Группа немецких автоматчиков просочилась здесь в тыл одной из рот. Укрывшись за разбитым зданием, гитлеровцы поджидали подкрепления с явным намерением атаковать наши позиции. Их заметил возвращавшийся в свое подразделение писарь-каптенармус ефрейтор М. В. Марков. Боец не растерялся. Ничем не выдавая себя, он по-пластунски добрался до ближайших окопов. В них занимало оборону отделение старшего сержанта П. Джершмаева. Посоветовавшись, решили поступить так: Марков отползает в сторону и открывает по немцам огонь, отвлекая их внимание на себя, а Джершмаев тем временем обходит со своими бойцами противника и атакует его во фланг. Застигнутые врасплох гитлеровцы бросились бежать. Двадцать из них было уничтожено, пятеро попали в плен.

Генерал М. Ф. Григорович посоветовал начальнику политотдела издать листовки о героических делах взвода лейтенанта Бабина и отделения старшего сержанта Джершмаева, отметив также мужественный поступок ефрейтора Маркова. Такие листовки были напечатаны на следующий же день и разосланы по подразделениям. Популяризации подвигов, передаче боевого опыта у нас всегда придавалось большое значение. Делалось это очень оперативно.

10 ноября на рассвете я выехал из села Оча, где находился штаб корпуса, на командный пункт 99-й стрелковой дивизии. Мне довольно часто приходилось выезжать на КП и НП командиров соединений и частей. Это было необходимо, только так можно было самому наблюдать ход боевых действий, лучше оценивать обстановку, своевременно принимать меры для точного выполнения приказов командира корпуса и вышестоящих начальников, поддерживать твердое управление войсками.

Генерала А. А. Сараева в штабе я не застал. Он был на своем наблюдательном пункте. Начальник штаба дивизии полковник Г. С. Половик подробно доложил обстановку, в которой действовали части, сообщил, какие он дал указания по организации разведки и управления. После этого мы с начальником разведки дивизии поехали на НП. Немцы вели методичный обстрел наших боевых порядков. Снаряды проносились над нами и рвались где-то в тылу, за огневыми позициями артиллерии.

НП командира дивизии располагался на окраине небольшого хутора около каменного дома со снесенной крышей. Саперы хорошо оборудовали несколько блиндажей. Один из них занимал командир дивизии. Мы оставили машину в роще и пешком пошли к НП.

— Хорошо, что ты приехал, Сергей Александрович, — обрадовался Сараев. — Не поможешь ли чем? Маловато у нас артиллерии.

Обещать я, к сожалению, ничего не мог, потому что артиллерии и в корпусе было мало. Мы получили на усиление всего лишь один истребительно-противотанковый полк и пушечную бригаду, что было явно недостаточно при том широком фронте, который занимал корпус.

— Ты же знаешь, — продолжал Сараев, — участок-то у дивизии какой? А сколько танкоопасных направлений! Разве их прикроешь только своими силами? Немцы постоянно контратакуют танками.

Мы вышли из блиндажа и стали просматривать в бинокль боевой порядок 197-го стрелкового полка, который оборонял небольшой поселок Дьяль и станцию Дьяльпуста.

Из блиндажа выбежал сержант.

— Товарищ генерал, — обратился он к Сараеву, — вас срочно просит к телефону подполковник Ергин.

Я немного знал командира 197-го полка. Павел Иванович Ергин был волевым и мужественным человеком, не раз показавшим себя искусным организатором боя. Командир полка доложил, что немцы сосредоточивают на своем переднем крае танки и пехоту, и попросил, чтобы наша артиллерия открыла огонь по скоплениям гитлеровцев.

— Готовятся к контратаке, — заметил генерал Сараев и отдал приказание командующему артиллерией открыть огонь по сосредоточению танков и пехоты противника.

Через некоторое время немцы начали ответный артиллерийско-минометный обстрел левого фланга полка, а три их пехотных батальона при поддержке танков и бронетранспортеров двинулись в атаку в направлении станции Дьяльпуста. Начался упорный бой. В течение последних дней полку пришлось неоднократно отражать сильные контратаки врага, самому наносить удары, чтобы вернуть утраченные позиции. И эти бои, проходившие с переменным успехом, основательно измотали личный состав. В ротах были значительные потери. Да и противотанковых средств в полку не хватало. Несмотря на это, батальоны держались стойко. Танки и бронетранспортеры противника уничтожались огнем орудий, стоявших в боевых порядках пехоты, противотанковых ружей и самоходных артиллерийских установок.

С НП командира дивизии мы увидели, как одна из наших самоходок смело вступила в единоборство с «тигром». Меткий выстрел — снаряд угодил в башню вражеского танка, ее заклинило. «Тигр» пошел на таран. Но тут на помощь товарищам подоспел расчет второй самоходной установки. Выстрелом в упор артиллеристам удалось пробить боковую броню «тигра» и поджечь его.

Через некоторое время гитлеровцы ввели в бой еще один батальон пехоты и несколько танков. Полк нес значительные потери, и Сараев решил отвести его на более выгодный рубеж. Подполковник Ергин мастерски осуществил этот маневр и, оставив прикрытие, быстро вывел батальон из-под удара. Вскоре полк закрепился на новом участке.

Еще в начале вражеской контратаки я позвонил командиру корпуса, который находился в то время в 68-й гвардейской, доложил ему обстановку и попросил, чтобы соседи помогли 99-й дивизии. Григорович выслушал меня, помолчал и со вздохом ответил:

— Передайте Сараеву, что сосед ничем помочь не сможет. Его правофланговый полк только что атакован крупными силами немцев, часть подразделений отходит на южный берег обводного канала. Примите все меры к тому, чтобы приостановить продвижение противника, не пропустить его через обводной канал.

Я сообщил командиру дивизии о своем разговоре с генералом Григоровичем. Посоветовавшись, мы решили сосредоточить огонь всей артиллерии дивизии по контратакующим подразделениям противника, а для наращивания сопротивления на участке 197-го полка ввести в бой батальон из второго эшелона дивизии, который быстро выдвинулся вперед и занял оборону по обводному каналу. Артиллерия открыла сильный огонь. Немцы некоторое время, неся потери, еще продвигались, затем откатились назад. Наступление гитлеровцев было, таким образом, приостановлено. Все их дальнейшие попытки форсировать канал были безуспешными.

В штаб я возвратился вечером. Григорович только что прибыл из 68-й гвардейской дивизии. Мы долго сидели над картой, анализировали обстановку.

— Сегодняшние бои, — сказал Михаил Фролович, подытоживая наш разговор, — дорого обошлись фашистам. Потери они понесли большие и вряд ли в ближайшие дни смогут предпринять новые контратаки.

* * *

11 ноября войска 46-й армии своим центром снова перешли в наступление. Мы же держали активную оборону, но недолго. Утром 16 ноября был получен приказ генерала И. Т. Шлемина. В нем требовалось, чтобы корпус силами правого фланга овладел селом Вечеш и к исходу следующего дня вышел на рубеж Ракокерестур, Андрашши, а 316-я стрелковая дивизия готовилась к форсированию реки Чепели Дунааг.

Прочитав приказ, Григорович задумался, заметно обеспокоенный.

— Да-а, — протянул он, — нелегкую задачу нам поставил командарм.

Генерал поднялся из-за стола и, как всегда, когда нервничал, стал ходить по комнате.

— Вызывайте-ка, Сергей Александрович, начальников отделов и служб, — распорядился он. — И насколько можно побыстрее…

Через несколько минут названные комкором офицеры штаба собрались у него в комнате. Григорович уже заметно успокоился. Он подошел к столу и, взяв карту, заговорил негромко и властно:

— Нам приказано…

Проинформировав собравшихся о полученной боевой задаче, комкор спросил, все ли ясно, и, отдав необходимые распоряжения, отпустил офицеров. Штаб начал подготовку данных для организации наступления на правом фланге корпуса. Все понимали, что наступать в таких условиях очень трудно. Корпус действовал на широком 65-километровом фронте. 99-я дивизия обороняла полосу протяженностью 10 километров, 68-я гвардейская — 15, а боевые порядки 316-й дивизии растянулись на все 40 километров от Такшонь до Ташш по восточному берегу реки Чепели Дунааг. Пришлось поломать голову над тем, как создать ударную группировку, откуда взять для нее силы и средства. Тем более что перед фронтом корпуса действовало значительное количество войск противника: две танковые и одна механизированная дивизии, а также кавалерийская дивизия СС, не считая кавдивизии венгров и батальона парашютного полка. Правда, все они были изрядно потрепаны, однако имели еще достаточно сил, чтобы отразить наступление наших частей.

На южной окраине Пешта, как я уже указывал, у гитлеровцев была хорошо подготовленная в инженерном отношении оборона с разветвленной сетью траншей и большим количеством огневых точек, которые располагались, как правило, в крепких каменных и железобетонных постройках. Основные узлы сопротивления гитлеровцы усилили артиллерией, танками, самоходными орудиями и бронемашинами. Железнодорожные пути давали возможность вражеским бронепоездам близко подходить к нашему переднему краю и вести интенсивный огонь.

Развитая сеть шоссейных дорог и крупные населенные пункты позволяли противнику быстро маневрировать резервами.

Чтобы взломать такую оборону, требовалось создать штурмовые группы, но для этого мы не имели нужного количества инженерных и огнеметных средств. Кроме того, корпусу недоставало артиллерии, минометов и самоходно-артиллерийских установок. Танков у нас не было вовсе. Растянувшиеся коммуникации 46-й армии затрудняли своевременный подвоз боеприпасов, снаряжения и продовольствия.

— Для артподготовки очень мало мин и снарядов, — доложил командующий артиллерией полковник С. И. Матыш. — Сможем произвести лишь очень короткий огневой налет по переднему краю обороны противника.

— А что нам скажет начальник артснабжения? — повернулся Григорович к находившемуся здесь же майору Г. Т. Бойченко.

— Боеприпасы подвозим, товарищ генерал, — ответил он, — но, сами понимаете, погода подводит, да и дороги все забиты. К тому же лимит свой мы уже исчерпали.

Мы, конечно, понимали, что Бойченко делает все возможное. Начальник артснабжения, сменивший четыре месяца тому назад ушедшего от нас на повышение подполковника Ф. Ф. Никитина, показал себя офицером очень энергичным, знающим, находчивым. И если он не смог ничего сделать, значит, возможности действительно не было. Однако помочь наступающим надо было все же любым способом.

— Вы уж постарайтесь, Григорий Тарасович, кое-что достать на армейских складах, — сказал Григорович и снова обратился к Матышу: — Надо как можно ближе подтянуть артиллерию к участку прорыва. Проследите за этим лично, Степан Иосифович. И пристрелку поточнее сделайте, чтобы не тратить зря снарядов.

— Там, где можно, сделаем полную топопривязку, Михаил Фролович. И все же больше, чем я уже сказал, дать огня не сможем.

Тщательно взвесив все «за» и «против», командир корпуса решил: после пятиминутного огневого налета 99-й и 68-й дивизиям перейти в наступление и овладеть селом Вечеш, а к исходу дня выйти на рубеж Ракокерестур, Андрашши; главный удар наносить смежными флангами; 316-й дивизии к исходу 20 ноября быть в готовности к форсированию реки Чепели Дунааг.

Это решение необходимо было быстро довести до командиров соединений. В дивизии выехали офицеры штаба, в том числе и наши операторы майор М. А. Дельцов и капитаны П. Я. Рогов и А. В. Вильчик. Они же должны были помочь штабам соединений в организации предстоящего боя.

17 ноября в три часа ночи (было еще совсем темно) после короткого артиллерийского налета два полка 99-й дивизии поднялись в атаку. Преодолевая упорное сопротивление противника, они овладели его первой и второй траншеями. К 8 часам утра 1-й стрелковый полк, которым по-прежнему командовал К. Г. Андриевский, ставший уже подполковником, достиг южной окраины Вечеша, а 206-й — южной окраины Андрашши. Однако здесь они были контратакованы вторыми эшелонами вражеских частей и подоспевшими резервами. Надо сказать прямо, что мы не учли всех возможностей противника, сумевшего так быстро сманеврировать. Да и система огня была недостаточно разведана. Под давлением превосходящих сил противника 1-й полк, понеся значительные потери, вынужден был отойти на исходные позиции.

Еще более сложной оказалась обстановка в полосе наступления 68-й гвардейской дивизии, которая наносила удар своим правым флангом в направлении станции Дьяльпуста. Не имея никаких средств усиления, кроме штатной артиллерии, располагавшей к тому же небольшим количеством боеприпасов, она не смогла подавить огневую систему и разрушить инженерные сооружения противника даже на его переднем крае. Поэтому действия соединения успеха не принесли.

Вечером 17 ноября меня вызвал к телефону генерал Бирман.

— Что там у вас? Туго? — спросил он.

Я подробно доложил начальнику штаба армии обстановку на участке правофланговых частей корпуса.

— Понимаю, что трудно, — заметил Бирман, помолчав, — но выполнять поставленную задачу все равно нужно. Таков приказ командарма.

Я попросил усилить корпус хотя бы артиллерией.

— Ничего выделить не сможем, — ответил генерал. — Обходитесь своими силами и средствами.

В течение нескольких последующих дней 99-я и 68-я гвардейская дивизии вели тяжелые бои. В один из этих дней 1-й батальон 202-го гвардейского стрелкового полка был почти окружен фашистами. Пока не замкнулось кольцо, командир батальона решил послать в штаб полка гвардии рядового Гилянова. Гитлеровцы заметили бойца, устроили засаду и захватили его в плен. На следующий день полк пошел в наступление и соединился с батальоном, который отразил все контратаки противника и удержал занимаемый рубеж. В подвале одного из домов, отбитых у немцев, было обнаружено тело красноармейца. Фашисты подвергли Гилянова зверским пыткам. Он умер, но ничего не сказал врагам. Похоронили гвардейца со всеми воинскими почестями на станции Такшонь. В последний путь его провожали боевые друзья и многие местные жители. Все выступавшие на коротком митинге клялись отомстить врагу за смерть товарища.

Механик-водитель самоходной установки А. М. Кусковецкий был участником тех боев. Вот что он рассказал в 1964 году, когда мы встретились с ним в Южной группе войск, где я служил первым заместителем командующего, а Кусковецкий был майором, начальником разведки полка:

— Изуверство гитлеровцев, их глумление над нашим товарищем сильно потрясли нас. Все рвались в бой. Помню, как командир стрелкового подразделения поднял бойцов в атаку. Воины ворвались на окраину поселка Дунахарасти. Их сразу же поддержали огнем экипажи артиллерийско-самоходных установок. Я старался как можно лучше управлять самоходкой, обеспечивая расчету ведение меткого огня. В этот день, мстя за смерть товарища, мы уничтожили пулемет и миномет противника…

Бои на южной окраине Пешта шли ожесточенные. Соединения корпуса сковали здесь значительные силы врага, лишив возможности перебросить их на другие направления.

* * *

Поскольку наступление на Будапешт с юго-востока было безуспешным, командующий 46-й армией решил начать подготовку к форсированию Дуная, а для этого было необходимо овладеть островом Чепель, чтобы в последующем нанести удар по городу с юго-запада. Выполнение задачи по захвату острова было возложено на 316-ю стрелковую дивизию полковника Л. И. Волошина, которая занимала оборону на широком фронте вдоль Чепели Дунааг и все это время вела усиленную разведку.

Удалось установить, что оборона противника очаговая, местами слабо развита в инженерном отношении и занята малыми силами. Поэтому Волошин решил форсировать Чепели Дунааг в двух местах, значительно удаленных друг от друга, где оборона гитлеровцев была наиболее слабой. Генерал М. Ф. Григорович одобрил решение комдива, и 21 ноября в 23.00 316-я стрелковая начала форсирование. Чтобы сохранить внезапность, сделано это было без артподготовки. Одновременно с пехотой на рыбацких лодках и плотах переправлялась артиллерия стрелковых полков. Гитлеровцы поздно обнаружили наш десант и огонь открыли лишь в самый последний момент, когда передовые отряды уже высаживались на противоположный берег. Плацдармы на острове Чепель были захвачены. Началась переправа главных сил дивизии.

К исходу следующего дня Л. И. Волошин донес, что овладел Сигетсентмиклошем в 12 километрах южнее Будапешта и совместно с частями 37-го стрелкового корпуса очищает южную часть острова.

1-я кавдивизия противника, оборонявшаяся в районе междуречья, была почти полностью уничтожена. Лишь отдельным группам мадьярских солдат удалось переправиться на западный берег Дуная. Для противника создалась реальная угроза прорыва наших войск к городу, и, чтобы не допустить этого, он перебросил на остров Чепель мех дивизию «Фельдхернхале». Стремясь восстановить утраченное положение в районе Сигетсентмиклош, Текель, гитлеровцы с утра 22 ноября предприняли ряд контратак силою до полка пехоты при поддержке 15 бронеединиц.

В это время на усиление корпуса прибыла 24-я истребительно-противотанковая бригада, орудия которой сразу же переправились на западный берег Чепели Дунааг. Это усилило наши части, и они, отбивая яростные контратаки противника, в течение трех дней медленно продвигались вперед, закрепляя захваченные позиции.

Так на острове Чепель был создан довольно широкий плацдарм, с которого предполагалось форсировать уже сам Дунай. Чтобы обезопасить западный участок с севера, где стояли немецкие части, саперы в короткий срок надежно прикрыли позиции инженерными заграждениями. У переднего края протяженностью 4 километра были поставлены малозаметные препятствия, в несколько рядов натянута колючая проволока и установлено более 4500 противотанковых и 3500 противопехотных мин. Кроме того, по заданию генерала М. Ф. Григоровича корпусной инженер Н. А. Перельштейн создал на этом направлении подвижной отряд заграждения. Сюда же мы вывели и противотанковый резерв корпуса. Средствами 12-й и 24-й истребительно-противотанковых бригад и двух самоходных артполков был создан мощный узел противотанковой обороны.

* * *

Данный текст является ознакомительным фрагментом.