5

5

Звонит Илья, просит помощи: авария, сломал ноги на мотосыклете. У нас деняг скудно: посеяли двадцать пять гектар помидор, арендовали ишо земли, посеяли двадцать пять гектар луку. Степан пожалел, выручил, послал ему пять тысяч долларов.

Вскоре пошли слухи, что у Илье бывают каки?-то необычные виденье. Марфа стала мне рассказывать.

– Да прекрати, что, Илюшку не знаешь? Вруша, да и всё.

Время шло, новости всё боле и боле о нём идут. Что такоя, где он берёт? Всё предсказывает, ста?ро и будуща, некоторы новости действительно интересны. Мы стали сумлеваться, Степану рассказал, Степан тоже задумался.

Потом звонит, говорит, что переезжает к нам. Мы им посеяли бакчи, нашли домик, Марка уговорил Иону и Степана, чтобы смирились[187], упросил, чтобы молились вместе. У Степана построили временную моленну из досок, стали молиться. Нас стало шесть семей, Марка замолитовал, мы его попросили, чтобы был временным наставником.

У нас помидоры, лук росли хоро?ши, у Степана также.

Тут приехали Илья с Устиной, мы их устроили. Я вижу, что он молчит, стал спрашивать у него:

– Что молчишь? Рассказывай, каки? у тебя виденье.

Молчит. Допытываю – молчит. Я увёл его ото всех, стал допытывать – молчит. Тогда я решил заклять его:

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, сознайся, правды или врёшь.

Он заплакал и говорит:

– Да, ето всё правды.

– А что молчишь?

– Ждал твоего заклятья.

– Дак етого нельзя!

– Для добра можно.

– И хто к тебе приходит?

– Георгий Победоносец.

– И сколь время как уже приходит?

– Ишо мы жили на острове. Но когда жили в Ново-Берлине, не стал приходить, сказал, что «чичас будете жить беззаконно, не могу приходить. Ты возмёшь Устину Ануфриеву, тогда вернусь к тебе. На отца можешь надеяться, Степан хороший дядя, но слабый духом. За тобой все пойдут, но потом все бросют. Жизни остаётся мало. Во всех страна?х пойдут непорядки». – «Но что делать? Можем жить в миру». – «Но будет очень чижало. Уйти в горы или в леса – будет намного легче, но нихто не выдюжит». – «А что делать?» – «Поститься и молиться и молиться». – «Какой нонче будет урожай?» – «Урожай будет очень хороший, но вы не сдадите, всё останется на пашне, будет кризис».

Добавил:

– Ты сумлеваешься?

– Да.

– Я тебе скажу коя-что, что толькя ты один знаешь. Ты когда был в ребятах, начал курить. Ты не курил по-настоящему, не умел. Однажды вы стояли возле клуба кина, ты попросил у Григория сигарету, он тебе ответил: «Курить не умешь, толькя табак переводишь». Ты его спросил: «А как курют?» Он набрал дыму и вдохнул в себя: «Вот так». Он дал тебе сигарету, ты набрал дыму, вдохнул в себя, у тебя голова закружилась, и ты без памяти упал. За ето тебе двадцать лет правила. Потом стал жить развратно, менял девушек часто, ни одне тансы не оставлял. Но ты страдал и плакал и Бога просил, чтобы тебя за ето наказал и напасти послал. Вот поетому така? твоя жизнь. И когда жили в Чили, ты учил, к тебе пристала девушка югославка по фамилии Солхансик, ты маме изменил, а ето за всё Петрово тебе покаяние. Нельзя тебе стоять наставником, толькя можешь помогать и учить.

Думаю: правды, ети грехи никто не знат, окро?ме меня.

– Но как ты всё ето знашь?

– Я всё про всех знаю.

Я заплакал и говорю ему:

– Но за что ето именно нам такоя явление?

– За то, что всё терпите. Ишо придётся немало перетерпеть.

– Да каки? же чудеса? Господь давно отвернулся от нас.

– Да, час чижёло время, Господь ненавидит чародейство, пьянство, блуд, а чичас ето в моде и с каждым днём разрастается. На последнея время Бог пошлёт чудеса, но нихто им верить не будет, потому что бес уже творит чудеса. И столь их много, что народ привык.

– А вот разныя несчастные случаи в разных страна?х?

– Ето казнь Божия за беззаконие. Сам подумай, до чего дошли: уже стали совокупляться муж с мужем, женчина с женчиной, все ети неизлечимыя болезни – всё ето казнь Божия. Но их достигнут, станут излечать, но Господь пошлёт ишо чижале болезнь. Но народ чичас никому не верит, потому что всё ложь.

– Но и как мне быть теперь?

– Много молиться, а за остальноя – зависит от тебя. Можешь сделать много добра, но не знаю, выдюжишь, нет. Знаю, но не могу говорить.

Тогда я сказал:

– За Бога душу отдам.

Он:

– Так нельзя говорить.

– Но тогда буду помогать тебе.

– Одно прошу, сам знашь, я не речистой, не могу в народе говорить. Но буду тебе извещать, а ты всем разъясняй, но знай, что мало хто поверит, и ето нам принесёт большие проблемы, но надо всё перетерпеть.

– Согласен.

На самом деле: какого Илюшку знаю, совсем не Илюшка. Тот вообче был балантряс, а тут тихий, кроткий, угодительный, набожный.

Я за ето дело взялся искренно, стал всё рассказывать, что он мне говорит. Моя семья поверила, Степанова семья тоже, Марк, Иона услыхали – стали смеяться:

– Нашёлся святой! Что мы, Илюшку не знам?

Я стал Илье говорить, он отвечает:

– Ето толькя начин всех проблем, а что делать? Надо молчать, доложны знать толькя хто верит, дойдёт до того, что все поверят, и будут большие соборы, дойдёт до российских монастырей, толькя тогда поверят. Но вы не выдюжите.

Мы со Степаном божимся, что выдюжим. Он молчит. Мы две семьи собрались, решили, что будем молчать и молиться. С тех пор стали молчать. Он мне рассказывал – я разъяснял. Все мы ходили потупленны, в заботе[188], вопросов у нас было много, и он нас поражал на все вопросы[189]. Мы стали собираться кажду неделю и решать, что делать дальше, он нам подсказывал, хто двоямыслит. Было так, что ничто не утаишь. Спрашиваем за всякие несправедливости – как? Коля, Иона, Игнатий, разны наставники…

– Оне сами себе зарабатывают, оставьте их на спокое.

– Все говорят, мы в миру жить не хочем. Куда нам?

– Вам три пути: одна на Анды в горы, втора? в Боливию в леса, третью – в Россию в тайгу. Сама чижёла – ето Россия, сама лёгка – ето Боливия, на Андах в Аргентине всё занято, и вы доложны сами выбрать. Я не имею права в ето дело вмешиваться, толькя должен подучать, как и где поступать, и наказывать.

Бывало так: станешь рассказывать како?-нибудь житие, поучение, он остановит и тихо, подробно расскажет всё житие етого святого. Мы удивлялись: откуду он знат Святоя Писание, он совсем безграмотный? Мы спрашивали – он рассказыват:

– С каждым днём будут больше напастяв, засухи, ветры?, голод, разврат, войны, землетрясение, болезни, все мы доживём до третяй мировой войны, но мало хто из нас останется в живых. Он выйдет из Риму скоро, но когда – не говорят. А как разные секты исцеляют, чудеса творят, всё ето бесо?вско, всё чародеи. А как весь мир в заблуждении, чичас пришло время – спасай да спаси свою душу, и со всёго мира есть добрыя люди, что спасутся.

– А как наши староверы?

– Мало хто спасётся, все закон попрали. Но а как есть люди молются, добро творят, а сами несправедливы, им царьство здесь на земли, на тем свете нет ничего, толькя мука вечная. А покаются – спасутся.

Всё ето слушашь, и мурашики по телу бегают. Хорошо, я-то много чего читал и много чего рассказывал, но так подробно и с такой уверенностью рассказывать – ето шкуру подирает.

– Но а как евреи, ведь род избранный, а Христа распинали?

– Оне невинны, оне обмануты.

– Хто их обманул?

– Сам дьявол, и много раз. Сколь раз оне поклонялись идолам, оне давно ето всё поняли, и из них многи спасутся.

– Почему?

– Потому что твёрды в вере, а Бог ето любит.

– Когда мы доложны удалиться от мира?

– Чем ни раньше, лучше. С каждым годом будет чижалея, думайте сами.

Мы от правды задумались.

Урожай вырос хорошай, помидоры как насыпано, лук крупный, бакча хоро?ша. Мы собрались съездить на Анды. Поехали Илья, Степан и я, на Степановым пикапе. Заехали от Барилоче, до Корковадо всё занято, нам не нравится, поездили-поездили, вернулись ни с чем. Он:

– Думайте хороше?нь, нонче фабрика закроется, что тогда, в Боливию? Решайте сами.

– Но ты всё-таки помоги, помолись и попроси именно куда.

– Хорошо, я постараюсь.

Через три дня извещает:

– Место нам благословлёно в Боливии, зона Рурренабаке, Сан-Буенавентура, но вы не выдюжите.

– Но как так не выдюжим?

– Очень просто. Нашнут сумлеваться, заповеди не сохранять, благодать Божия отойдёт, и всё полетит книзу.

– Дак зачем же тогда ты? Ежлив будем смотреть за всем, етого не может получиться.

– Придёт время, сами увидите: все разбегутся.

Мы со Степаном божимся:

– Пускай все разбегутся, но мы выдюжим.

Мы со Степаном ето часто рассуждали, я ему говорю:

– Степан, я-то жил всяко-разно и намучился, мне час хоть куда, мы привыкши, а ты жил всегда на месте, чичас живёшь хорошо, всё есть, толькя жить и жить, всё бросишь, идёшь на нищету, и Бог знат, как придётся. Подумай хороше?нь. Нам-то что, не надо привыкать, по готовой пути идём. Потом ты не один, у тебя дети, как оне повернут?

Степан слушать не хотел:

– Ради Бога душу не пожалею, всё отдам, пускай пойду в нищи, ничто не пожалею, и на мучения пойду, толькя бы Богу угодить.

– Ну, смотри сам.

Стали с Марфой рассуждать, говорим:

– Мы-то что, стали да ушли, мы привыкши, а Степан с Александрой? А вдруг что не получись, будем вечно худые и навсегда на нас останется пятно, не дай Бог что случись.

Стали говорить Илье, он ответил:

– Дядя Степана я не могу оставить, он верит искренно, Александра также, дети принесут проблему, но будем бороться. Ты, мама, тоже принесёшь проблему, у тебя дух не твёрдый, Андриян принесёт проблему, баба принесёт проблему.

– Но прежде время не надо говорить. А Естебан как?

– Етот парнишко совсем невинный, и надо его крестить без сумненья.

Забыл описать. Когда жили в Ново-Берлине, Марфа принесла сына, 9 апреля 1999 года, назвали Иларион. Чичас 2001-й год, Марфа ходит беременна. Илья наказыват:

– Идём на иноческое житие, хорошо бы взяли на себя чистоту телесною.

Мы с Марфой согласились, стали спать отдельно. Правило каждый нёс про себя хто сколь мог, я на себя накладывал всё боле и боле, также и пост.

В Уругвае узнали, что Марка у нас наставником, сообчили ему, что не может, так как в Уругвае он помощник наставника. Марка нас всех собрал и отказался от наставника, стали решать, кого выбрать. Илья всё знал и сказал:

– Иона будет лезти на наставника, так пускай и берётся за ето дело и отвечает за всё. Вам всё равно с ними не жить.

Стали решать, кого выбрать наставником. Иона заявил, что Степану нельзя стоять наставником, так как он свёл дочь в ро?дстве, на меня тоже указал надмёком, чуть не сказал, что масон. Марка говорит:

– Но раз так, Иона, ставай сам.

Мы все говорим:

– Ставай.

Он с радости стал, потом Илья говорит:

– Он думает, что это простоя дело, – ошибается.

Фабрика открыла, мы стали собирать помидоры и сдавать, но фабрика плохо принимала. Помидор как накатано, в средним ето восемьдесят тонн с гектара, мы все силы ложили, чтобы сдать больше помидор, но фабрика тормозила в транспорте. Мы нашли транспорт, фабрика не приняла, приняла только столь, сколь народ был должен, и фабрику закрыли. Мы толькя что покрыли долг, и все помидоры осталися на пашне, лук – мешок по доллару – нихто не хотел. Илья говорит:

– Лучше не будет, чичас будут выборы пресидента, выберут Антонио де ла Руа и сделают ему подрыв, пойдут грабить магазины, и будет опасно.

Вообче в Аргентине стало опасно, везде идёт грабёж. Илья говорит:

– Чичас урожай, надо купить винограду, сквасить вина для причастия.

Я ему стал говорить:

– Илья, ето дело епископов, мы не можем ето делать.

– Не заботьтесь, нам его освятят святыя.

– Но тогда дело другоя.

Привезли хорошего винограду, заквасили, когда стал прозрачный, профильтровали. Илья попросил кадило и воду богоявленску, и без нас освятили.

У нас Степан уже выбранной наставник, Естебана огласили, чичас будет знамя Естебану. Пришло время, стали крестить, я стал крёстным, Степан крестил. Когда окрестили, Илья стал спрашивать:

– Андроник, что видел?

Он отвечает:

– Когда в третяй раз погрузили, вижу, что с меня кожа слезла.

– Илья, почему мы не видели?

– Надо больше молиться.

– Но сколь?

– Не заботься, скоро увидишь.

Я уже молился две тысячи пятьсот поклонов земных, ето занимало семь часов, и ничего, всё зависит от псикологии, вот почему иноки столь молются, всё значит убеждение, и всё ето делается с радостью.

Мы стали собираться уезжать, Марк с Ионой вижут, что-то не то. Правды, мы перед ними были выключенны, оне ето замечали и стали допытывать. Степан с Александрой рассказали, пошла суматоха, передали в Уругвай, там Коля сбесился, кричит:

– Ето вся работа Данилова!

Нас собрал Илья и сказал:

– Ну вот, я вам говорил, вы сами себе принесёте проблем, вам было говорёно молчать, а вы рассказали. Чичас народ такой – открой всё, толькя проблем настроишь. Надо довести до конса, толькя тогда будет польза.

Стали говорить Степану:

– Оставайся.

Он ни в каки? не соглашается:

– Мы не отстанем от вас, я же вам сказал: за Бога душу положу.

Илья:

– Но знай, что вас отлучут, но ихно отлучение – сами на себя.

Степан плачет, прошшатся, Александра также. Узнали Евдокея, Степанида, ропот пошёл ишо выше, Илья говорит:

– Подождите, все страны? узнают, и дойдёт до большого дела, всё ето зависит от вас, многи из вас всё бросют.

Когда Ларионовски жили в Аргентине, Васильяв шурин Анфилофьев Самсон решил переехать в Аргентину. У его была в США своя типография, он печатал книги старообрядческия. Набрал на ауксионе тракторов, разной техники и послал в контейнерах в Аргентину вместе с книгами, оне пришли в Аргентину, но таможня поняла, что ето бизнес, наложила на Самсона невыносимой налог, он не смог заплатить. Таможня открыла суд, и в консы консах всю технику решили продать на ауксионе. Ето нам рассказал всё Илья.

– А книги лежат пылятся, их доложны вот-вот сожечь, меня просют святые, чтобы мы их выручили.

Илья поехали со Степаном на пикапе в Буенос-Айрес в склады таможни, нашли, где лежат книги, приплатились привратникам и привезли полный пикап, там ишо осталось. Тимофею сообчили, он последни забрал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.